Потом поспешила к выходу и, разведав ситуацию на лестничной клетке через глазок, дёрнула ручку. Тут же застыла как вкопанная, заметив себя в зеркале прихожей. Испуганные глаза, в руке пистолет…
Боже, вот дурёха! Не догадалась прихватить с собой сумку. Не идти же по улице так! Она огляделась. Куртка Калины одиноко болталась на вешалке. Девушка сорвала её с крючка и из-за любопытства поднесла к носу: запах зверя развеяться не успел. Накинув куртку, Соня спрятала пистолет во внутренний карман, прихватила ещё зажигалку, оказавшуюся кстати на полочке перед зеркалом, и вынырнула из волны прошлого.
Запретная игрушка приятно потягивала левую полу куртки. Соня вдруг почувствовала себя Бонни, о которой все в округе знают, как она хороша, смела и опасна. Воображение рисовало яркую картину расправы с обидчиком: красивым лаконичным жестом Соня достаёт оружие и упирает, не дрогнув ни одним нервом, в живот амбалу. Маленький кусок холодного металла в белых ручках длинноволосой Бонни заставляет дрожать огромную тушу, и все видят, как амбал отступает к машине, плевком сквозь зубы прикрывая свой позорный проигрыш…
Покурить! Немедленно покурить! Вот здесь за автобусной остановкой! Она поискала в кармане куртки зажигалку, удивилась её отсутствию и пошарила более тщательно. Сигареты на месте, а зажигалка и ключ исчезли. Палец нырнул в лунку порванной подкладки. Вот куда провалились мелкие предметы. Приподняв дно подкладки, Соня достала ключ, зажигалку и нащупала что-то ещё. Это была маленькая аккуратная серёжка с розоватым камушком. В поисках её близнеца пришлось обшарить все закоулки одежды, но тщетно. Украшение было без пары.
Покачав красивую вещь на ладошке, Соня поднесла её к глазам. Что же привлекло её внимание? На дужке запеклась крохотная капелька крови…
Визит к врачу, затянутый до последнего, откладывать было уже нельзя. Но и как идти, если расплата за грозящий ей диагноз так велика. Необходимо будет назвать фамилии всех партнеров, что не самое страшное в подобной ситуации. Информацию немедленно донесут до места учебы, сообщат родителям и до смерти “заколют” в инфекционном бараке.
Она не должна жить с таким пятном прошлого, это несправедливо, ведь она так молода! Можно же как-то вылечиться анонимно и избежать разглашения страшной тайны! Для этого у нее есть человек, который поймёт и пожалеет, как делал это раньше. И связи у него имеются, и деньги для него не проблема. Да и ему самому не захочется оказаться в списках партнеров. А если что…
Ольга набрала на диске телефона-автомата знакомый номер и поняла, как необходимо ей сочувствие взрослого человека. Пусть даже он поругает её, хотя и не за что, главное, помог бы в беде. Но рассуждения её прервались, и кровь в висках запульсировала от неожиданных суровых слов полковника:
– Я предупреждал тебя – не таскайся. Ты меня не слушала. Помочь тебе ничем не могу. Не вздумай вмешивать сюда мое имя. Я проверился. Со мной все в порядке. И не звони больше сюда. Ты ставишь меня в неловкое положение перед женой.
Пошли безнадёжные гудки.
Мать, которой пришлось всё рассказать, долго не могла избавиться от шока. Ольга легла в инфекционный барак, где провела взаперти сорок томительных дней. Каждые три часа в течение всего срока ей кололи вакцину, которая медленно регрессировала болезнь. Сможет ли Оленька забыть боль и стыд, которые испытала?
Время стирает остроты, а кроме того, прошлое очень часто разбивается о волнорезы проблем и событий настоящего.
***
Про дискотеки на какое-то время Соне пришлось забыть. Появляться на улице вечером тоже было страшно. Но и мириться с уединением девушке не хотелось. Пришлось вспомнить о старых знакомых.
И хотя дворовый мальчишка Вадим был каким-то не по моде мягким, добрым и вялым, а ещё безденежным и безмашинным, Соне с ним было легко и просто. Он не загружал своей влюблённостью, приторной и нудной, как другие, умел выслушать, посочувствовать и всегда к месту поострить и рассмешить. Перед ним не нужно было стараться выглядеть на все сто, потому что Соне и в голову не приходило пытаться его очаровать. Предложение Вадима отправиться в сауну понравилось девушке своей новизной и уединённым от лишних глаз характером. Она с радостью согласилась покинуть, наконец, своё заточение, тягостное после отъезда подруги, и предаться веселью.
Соню устраивала её независимость от каких-либо чувств к кавалеру – страх ли это или увлечённость. Купальника у неё не было, но и не такой важной вещью он являлся. Рядом с Вадимом стеснение сходило на нет, как перед близкой подругой. Соня разделась до трусиков. Дурачась и смеясь, нырнула в сверкающий овал бассейна и подняла каскад тёплых брызг. Она нарочно забила тонкими ножками по поверхности воды, словно приглашая её догнать. Вадим, охотно подыграв ей, прижал её животом к голубому мрамору, и она почувствовала ягодицами его выступающую плоть. Внезапно её зажгло не столько желание, сколько любопытство.
Мораль – всего лишь травля желаний. Зачем водить ритуальные хороводы вокруг спелого яблока, если так легко и приятно вкусить его наливную суть? Зачем создавать сложное из простого?
Нежное, немного застенчивое прикосновение холмика к Сониным упругим подушечкам не имело ничего общего с вероломным натиском могущественного естества человека-зверя, беззаконно царствующего на захваченной территории. Она прогнула спинку, подавшись назад, плотнее прижимаясь к интересующему предмету. Юркнула рукой под резинку плавок, и обняв пальцами твёрдый гладкий столбик, приятно убедилась, что её предположение по поводу размера поколебимы. Она с лёгкостью разрешила себе поддаться любопытству и искушению, и скользнула по тёплым волнам живота Вадима. Нижняя часть трусиков податливо съехала в сторону, открывая путь к девичьей тайне. Он помог ей не остановиться и приложил все старания, чтобы проникнуть вместе с ней в мир нежности и блаженства.
Она встретилась с ним, когда пожелала снова и дополнила свои знания новыми, благодаря его заботливым ласкам.
Ещё через несколько дней он признался Соне в любви, но её душа, переполненная восторгом от чрезмерной концентрации свободы, заглушала хрупкие романтические звуки. Она сразу лишила поддержки его чувства и без сожалений вычеркнула его из своей жизни.
Следующим был Сергей. Робкий, молчаливый, с телячьими глазами… Его родители, какие-то чины, или директора, или кто-то в этом роде, доверяя сыну новенькую машину и снабжая приличным капиталом, воспитывали таким образом в тихоне самостоятельность и уверенность. Благодаря немыслимо роскошной Соне, перед которой Сергей благоговел и терялся, не веря во внезапное счастье, доверие родителей оправдывалось “достойно”: отдых в ресторанах, парках, лучших ночных клубах и в тех местах, на которые хватало денег, причём в сопровождении всех Сониных подруг-москвичек. Хорошо заучив мамин наказ искать в жёны только полноценную девушку, то есть приятной внешности и высокого ума (для качественного продолжения рода), Сергей готовился сообщить маме о своём удачном выборе. Однако птичка, склевав добрую половину золотых зёрнышек и попользовавшись его мужским достоинством, в один прекрасный момент выпорхнула из рук и улетела. Следующим был…
Глава 8
Лукавый продрал глаза, не сразу разобрав, что звонят в дверь. Голова жутко болела, стучало в висках, в горле было сухо как в пустыне. Он вспомнил, как снял вчера проститутку, решившись вытащить немного деньжат из общей пачки, и как потом облажался, даже не приступив к делу.
Разве он виноват, что у него давно не было “тёлки”? Приличные на него не западают: подавай им прикид холёный! Избаловались совсем! А обделённые и даром не нужны.
Лукавый вспомнил насмешливый взгляд проститутки и внезапно налился злобой. В дверь продолжали звонить. Оторвавшись от подушки, он доковылял до двери.
– Скобель, тебе чего?
– Привет, Лукавый. Поехали в “Подкову”. Там ребята собрались.
– Чего такую рань?
– Почему рань? Два часа дня. Там тебя все ждут.
– Чего они хотят-то?
– Поговорить.
Серьёзный настрой гостя Лукавому не понравился. Он начал догадываться, какой разговор предстоит.
– Слушай, дай отоспаться-то. Я перепил вчера, похоже.
– А как же ребята? Они все там. Собрались, чтобы с тобой поговорить.
– Ладно, сейчас оденусь.
Он отыскал футболку, не стиранную вторую неделю, покачиваясь с похмелья, натянул на себя.
Мать Лукавого, обидевшись на нежелание сына вкалывать на дачном участке, уехала одна. И теперь в квартире был жуткий беспорядок, по углам валялись бутылки, чистой одежды не осталось.
В машине Лукавый нараспашку открыл окно, несмотря на холодный июль и подставил голову под свежую струю.
– Тормози, Скобель! Слышь, тормози!
– Что случилось?
– Пива хочу, не могу. Вот у палаточки.
Амбал вразвалочку пошёл к ларьку. Огрызнулся на продавщицу просто потому, что был не в духе и вдруг замер. Сверкая тонкими коленями из-под мини-юбки, свежая и светящаяся Соня спускалась по ступеням соседнего универмага. Лукавый поспешно сложил бутылки на сиденье прямо через окно и бросил водителю:
– Видишь тёлку? Подрули поближе.
Сам догнал девушку и пристроился рядом.
– Привет.
Испуг в глазах Сони взбодрил Лукавого.
– Поговорим?
– О чём? – она медленно попятилась.
– Да не бойся ты так. Калина просил кое-что передать.
– Что?
– В машине лежит. Пойдём, сейчас увидишь.
– А что это?
Девушка не трогалась с места.
– Письмо тебе. Длинное, на три страницы.
И амбал направился в сторону подъехавшей машины, кивком головы позвав Соню за собой.
Она неуверенно пошла следом.
– Скобель, дай мою барсетку. На заднем сиденье лежит.
Скобель уловил выразительный взгляд друга, стоявшего позади девушки, потянулся назад и дёрнул за ручку двери. Не успела Соня почувствовать подвоха, как Лукавый затолкал её в салон и забрался сам.
– Давай, Скобель, сначала ко мне!
– Лукавый…
– Да ненадолго! Заедем только!
Машина взвизгнула, развернулась.
– Сиди спокойно, – Лукавый раскрыл нож и продемонстрировал его перепуганной девушке. Соня притихла.
– Сейчас я оставлю тебя в своей квартире. Похозяйничай пока там. Посмотри телевизор, кофе выпей. Успокойся, зачем меня бояться, – он легонько провёл лезвием по её ноге, нырнув остриём под юбку.
– Я приеду, и мы поговорим. Лады? А то всё бегаешь, бегаешь от меня…
Лукавый, пыхтя перегаром, поддел бритвой прядь её волос, взял губами и потянул, злобно посмеиваясь над тем, как Соня морщится.
Соню втолкнули в незнакомую квартиру и заперли снаружи дверь. Шаги растворились в подъезде.
В квартире стоял знакомый запах. Запах страха…
Минуты две девушка прислушивалась к безлюдной тишине, а потом метнулась к выходу, тщетно пытаясь найти автоматические затворы. Видимо, дверь снаружи и изнутри запиралась ключом. Софью охватило отчаяние, подступили слёзы. Но плакать и медлить было нельзя. Она пробиралась по комнатам в надежде, что хоть что-нибудь натолкнёт её на нужное решение. Телефона в квартире не было. Кричать с балкона и звать на помощь бесполезно. Никто из жильцов и носа не покажет, наверняка зная Лукавого не с хорошей стороны. Им здесь ещё жить и жить.
“Спокойно, – диктовала себе Софья,– когда он вернётся, меня здесь уже не будет”.
Может быть окно?.. Но третий этаж – это так высоко!
Она огляделась. Окурки, пустые банки из-под пива, углы завалены грязным постельным бельём.
А что если…
Девушка забегала по комнатам в поисках простыней. Их нужно много! Собрала по углам, “вывернула” шкафы. Собранное перенесла поближе к окну и принялась связывать срывающимися пальцами в одно целое. Наступая ногами на один конец, изо всех сил тянула за другой, чтобы узлы получались как можно крепче. Затем она растянула своё “рукоделие” вдоль коридора и, убедившись, что длина самодельной лестницы всё ещё недостаточна, опять ринулась на поиски подходящих вещей. Угнетающий страх и стремительно сокращающееся время преследовали её, подгоняя.
Наконец, работа была закончена, и девушка наклонилась над карнизом, зрительно измеряя расстояние до земли. Соня нарочно выбрала окно с видом на пустырь, расположенное в торце дома. Она никого не напугает, и никто не помешает ей. Девушка перекинула один конец через отопительную трубу и завязала его тройным узлом. Другой конец бросила в окно. Ей показалось, что верёвка падала вниз слишком долго, и от этого защемило под ложечкой. Сейчас главное – не думать, надо действовать. Она обязательно спустится! Оборачиваться в тишину чужого логова гораздо страшнее.
Соня забралась на подоконник. От высоты слегка закружилась голова. Затем, развернувшись спиной к улице, ухватилась руками за простыню и изо всех сил потянула на себя. Узел на трубе держался крепко. Тогда она медленно стала опускать ногу в окно. Простыня натянулась сильней, и девушка замерла в нерешительности.
“Не выдержит, не выдержит, не выдержит”, – стучало в её голове.
Она взмокла. Почувствовав, что руки трясутся и слабеют, вернулась в прежнее более безопасное положение.
Она знала… Она всё это время знала, что не сможет одолеть страх перед высотой, но отчаянно сопротивлялась своей слабости и напрасно тешила себя самообманом. Минута пролетала за минутой, а Соня всё больше убеждалась в своей несостоятельности.
Она сползла на пол, уткнулась лицом в колени и разревелась.
Сколько прошло времени? Пять минут или пятнадцать?
Девушка вытерла слёзы. Заметив следы от своей обуви на подоконнике, сняла туфли и босиком вернулась в комнату. Оглядевшись, открыла узкую створку полупустого шкафа и протиснулась внутрь между вешалками.
Лукавый возвращался угрюмый. Со вчерашнего вечера его преследовали неудачи.
Пацаны были настроены серьёзно. Встретили сухо, разговаривали напряжённо и как-то заученно, видимо, без него обговаривали тему не раз. Просили денег. Мол, оба дела сделали исправно, а делёжки уже третий месяц ждут.
– Калина что сказал? Надо на время затаиться, – в который раз пытался объяснить Лукавый. – Деньги немалые. Начнёте сорить – обратите на себя внимание. Нужно всех убедить, что здесь орудовали залётные. А свои, мол, ни при чём.
Только те опять за своё:
– Живём хуже других, машина старая, да и та – одна на всех. Братва мы или не братва? И так половину Калина к рукам прибрал. Где остальное?
– Половина ушла в общак, сами же слышали! – надрывался Лукавый. – У всякой бригады есть общак. Мало ли на что понадобится, не скидываться же в обратку!
– Да Калина себе половину поди присвоил! И где твой бригадир? За решёткой? Сказал: внесёте и будете при делах. А на деле сидим без работы, пухнем с голода. Был Калина – были и идеи, а спарился – идеи рассыпались. Нет никакой бригады! Не надо и общака! А мы не рабы, чтобы бесплатно под криминал подставляться. И первое дело, и второе на ура прошло, комар, не то что менты, носа не подточит! Так что все деньги наши по праву!
– То, что внесли в общак – мало. Входишь – вносить надо, и выбываешь – тоже вносишь. Так везде делают, по понятиям живут, – толкнул речь Лукавый.
А те будто вату в уши натыкали, ничего слушать не желают. Лукавому всё хотелось думать, что они и дальше молчать будут и пока обойдутся карманными деньгами, которые раздал им на первое время Калина. Половину большей суммы он отдал Лукавому на присмотр, советовал повременить. Почему Лукавому? Лукавый был первым, кто завёлся с братом Мастера. Остальных уже подогнал он, Лукавый. Искал наделённых не умом, а силой и тупым бесстрашием.
И не то, чтобы Лукавому самому приспичило жить по понятиям. Просто прилично он потаскал уже из общей половины на свои нужды. Даже не знает, как такое получилось. Рука сама туда тянулась. Если разделить на обговорённые ранее доли, себе оставлять почти нечего. А он уже привык к пухленькой, будоражащей душу, пачке под рукой.
Хорошо бы самим дело организовать по плану прошлых разбоев. Но без Калины много трудностей и большой риск. Можно и без оружия, только вдруг коммерс попадётся непугливый к ножичку. Да и как выследить, кто, когда и куда с деньгами отправится? Выследишь, скажем, какую-нибудь газель, остановишь. А вдруг водила вовсе не за товаром едет, а куда-нибудь на дачу? Не ждать же, в самом деле, прямо у оптовых рынков, где народу больше, чем в метро. Калина про всё это многое знал и даже знал, какая будет сумма на руках. Там с крупными коммерсами у его брата дела были налажены. А ведь узнает Мастер, как Калина людей обувал по второму кругу, такой “общак” всем раздаст – мало не покажется!
И всё же самодовольство разрослось у Лукавого до размеров миллионерской гордости.
– Калина крутое дело обещал с большими баблами! А сам увяз как-то странно! Что это за бригадир, который в одного выгоду ищет? Что-то нечисто здесь. Не кинуть ли нас хотят? Давай деньги делить!
– Ладо, – согласился Лукавый, – одну половину разделю. А вторую я не прятал. С Калины спрашивайте.
Ехать хотели прямо сейчас. Насилу уговорил подождать, мол, сам привезёт вечером. Неудобняк было неполную пачку показывать. Скажут: нам не давал, а сам прикладывался. Договорились к девяти встретиться.
Вышел Лукавый на улицу, бросил унылый взгляд в сторону “шестёрки”, на которой катался чаще других на праве неписаного лидерства и запрыгнул на подножку трамвая.
Ключ в замке повернулся, и Соня в долю секунды нашла более удобное положение, расчётливо предположив, сколько времени ей придётся просидеть без движений. Лукавый вошёл в квартиру и опешил.
– Вот это да! Сбежала сучка! Прямо скалолазка какая-то!
Реплики удивления или досады были произнесены вполголоса, но каждое слово в ушах пленницы отозвалось пронзительным набатом. Казалось, что вот-вот лопнут перепонки.
Пошарив в полупустом холодильнике, Лукавый обнаружил съестное и, жуя, направился в комнату, где находился злосчастный шкаф с пленницей. Соня от страха даже зажмурилась и напрягла все мышцы. Страшно было представить, что амбалу достаточно лишь протянуть к дверце руку. Порой ей казалось, что до его слуха доносятся тяжёлые удары её сердца.
К несчастью девушки, Лукавый решил здесь обосноваться. Сунул руку под матрац, достал свёрток и принялся пересчитывать деньги. Первые минуты Соня была на грани помешательства от слишком близкой опасности. Потом понемногу успокоилась и даже начала привыкать к пугающему соседству.
Через некоторое время в дверь позвонили, и Соне представилась секундная передышка и возможность поменять позу.
– Мастер! – услышала она вопль удивления. – То есть… простите, я не знаю имени…
– Ничего страшного, – был ответ, – зови как знаешь. Так можно войти или не пригласишь?
– Да, да, входи…те… – засуетился Лукавый.
– А я вот знаю, как тебя зовут. Олег. Так?
– Так. Проходите… У меня, правда, не убрано.
Гость осмотрелся и прошел в комнату, где Лукавый недавно пересчитывал деньги. Сквозь замочную скважину Соне удалось слегка разглядеть пришедшего. Длинный чёрный плащ, начищенные до блеска ботинки, аккуратно приглаженные светлые волосы. Лица она не увидела: незнакомец стоял спиной. Лукавый, смущённый несвежей, скомканной на разобранном диване постелью, подсуетился и принёс гостю стул.
– Ты всё с мамой живёшь? – спросил тот, присаживаясь.
– Вы и это знаете? Она на даче.
– Пора уже свой угол иметь, с работой определиться. Только я не нравоучения пришёл читать. Ты всё это сам, должно быть, знаешь, взрослый мужчина как ни как.
– Я понял, что вы по делу. Только догадаться не могу, по какому.
В голосе Лукавого звучали нотки подобострастия и чувствовалась неуверенность.
– Грубо работаете.
– В каком …смысле… – Лукавый насторожился.
– Грязно и по-хамски. Думали, следы замели?
Лукавый растерянно молчал.
– Решили в гангстеров поиграть? – продолжал незваный гость. – Промышляете где придётся, как шакалы-одиночки. То там урвёте, то тут… Людей любить надо, а не обижать. Тогда и они тебя любить будут, уважать будут. От их добра и тебе перепадет. А вы? Одеты плохо, впятером на одной машине рулите. Гляди в чём ты ходишь!
– Ты… вы о чём?
– О чём,– передразнил Мастер, – а что ж сам глаза опускаешь? Знаю я всё. Как разбойничали на дорогах, моих людей грабили.
– Я не знал, что эти коммерсы – твои люди! – выпалил Лукавый и тут же осёкся.
– Я понял, что это всё Артёмины затеи. Мне хотел братишка досадить. Потом и на мою фабрику замахнулись?
– Какую фабрику?.. – как-то неуверенно спросил Лукавый.
– Будто не знаешь. На ту самую, где бухгалтера грохнули.
– Я ничего не знаю… – глаза Лукавого забегали.
– Ну полно тебе! Артём всё мне рассказал. Ждал, что за откровенность залог за него внесу. Только за подлость наказывать нужно, а не поощрять.
– Я ничего не знаю… – повторял амбал.
– Ты, видимо, просто забыл. Так давай напомню, как надоело вам мелкие заработки сшибать и как решили за крупное дело взяться. Кажется, бухгалтерша расчётом зарплаты на фабрике занималась? А грохнули её не в начале ли месяца? Вспоминаешь? Тогда рассказываю дальше. Поначалу всё казалось несложным. Можно бухгалтершу охмурить, Калина ведь у нас парень видный. Для него такое дело – не задача. А можно на крайний вариант и запугать. Она ведь ещё девчонка, и чувство страха ей не чуждо. К тому же и делать-то ей ничего не придётся: только дай расклад и сиди себе, разыгрывай потерпевшую. Это и соучастием-то не назовёшь. Под хорошим давлением на это не согласится или смелая, или дура. Только что-то там, видно, у Артёма не заклеилось. Девчонка попалась правильная, неподкупная. Недаром у неё отец – мент.
– Как мент? – тут Лукавый понял, что второй раз просчитался, и его губы нервно задрожали.
Мастер принял это во внимание, но виду не подал.
– Дальше сам расскажешь?
Лукавый молчал.
– Что ж ты? Урок не выучил? А дальше Артём почувствовал, что дело в тупик заходит, девчонка заподозрила неладное, и что засветился он зря, ничем не сотрёшь. А что же было дальше, Лукавый? Думаю, что со мной общаться гораздо приятней, чем со следователем.
– Я всё скажу, Мастер. Мы про мокрое дело и не задумывали. Так Калина повернул. Всё же как ни крути, а опасно. Девчонка всё равно кому-нибудь рассказала бы. А серьги Калина её хахалю подбросил. Только, Мастер, я на это не был согласен. Я не убивал! Я никогда и не видел ту бухгалтершу! Я не убивал! Перед Богом клянусь!
– Ты бога-то зря сюда вмешиваешь.
– Он, когда уходил, сказал: может быть не вернусь. А потом на краже в ларьке погорел. Как его угораздило, никак в толк не возьму. Пива что ли ночью захотелось?..
– Дурачок ты, Лукавый. Калина подставился, чтобы по краже пойти и по мокрому делу отрезанным ломтём стать. Пока там всё раскопают, пройдёт время, а Артём сидит. Искать-то убийцу на свободе будут.
– А-а-а…
– Понял он, что отец убитой всю милицию на ноги поднимет и город перевернёт. И кому-то совсем не поздоровится. А тут Калина отсидит своё спокойно годик, другой и опять на воле. Так вот, Лукавый, подхожу я к самому главному и буду краток. Такого беспредела я на своей земле не потерплю. Ты понял?
– Я всё понял, Мастер.
– А раз понял, собирай завтра своих лоботрясов и ко мне. Я вас куда-нибудь определю. Будете при деле.
Не ожидавший такого поворота Лукавый аж подскочил и из бледного сделался розовым.
– Я, Мастер… Я всегда тебя уважал! Да они просто обалдеют, когда узнают! Ты не пожалеешь! Я клянусь, не пожалеешь!
– Ты погоди клясться. Покажешься, каков на деле. Да, кстати. Деньги, что отобрали, завтра принесёшь.
– Мастер, у меня денег нет. Я не знаю, куда Артём…
Но тот оборвал его:
– Заметь, Олег, я с тобой играю по честным правилам, а не исподтишка и не используя свои возможности. Учись и ты честно играть.
– Понимаешь, Мастер, Калина оставил нам только половину денег. Она малость потратилась, но всё же цела. Про другую половину нам сказал так: чтобы стать полноценной братвой, нужно вносить в общак доли. Стало быть, в твой будто общак, Мастер…
– Олег, взрослый ты парень, а всё ещё наивный. Где ты видел, чтобы мои люди ездили на ржавых машинах и шакалили по дорогам? Или ты не слыхал о моих делах?
– Я слыхал…
– А деньги надо вернуть и потраченную сумму отработать.
– Да мы, Мастер, отработаем! Доволен останешься!
– Добро. Вот номерок моего человека. С ним я переговорю, он вас примет. Мастер поднялся, дав понять, что разговор закончен и повернулся к выходу. Соня от удивления открыла рот: незнакомец здорово походил на Артёма. Просто копия, только постарше. Черты лица, правда, были утончённей, манеры изысканней.
– Мастер… – как-то робко позвал Лукавый. – А как ты догадался про то, что это мы тех коммерсов…
– А тут и догадываться нечего. Чужие без наводчика в это дело не полезут. А найти того, кто даст хороший расклад, почти невозможно. Жены-то про коммерческие дела собственных мужей не всё знают. Значит, остаётся кто-то из наших. В тесных отношениях с предпринимателями многие. А у Калины давно настрой недружелюбный. Что с вами путался, слухи ходили. Да и ты не слишком осторожничал. По салонам гулял, всё новыми тачками любовался. Печатку себе на днях купил. Видишь, пацаны твои об этом не знают, а я знаю.
– Ну, Мастер, ты даёшь!
И тут Лукавого осенило. Не мог Мастер ничего от Калины узнать. Пока он во временном изоляторе, никого к нему не пустят. Гость, словно поймав его мысли, надменно улыбнулся, и в его красивых голубых глазах отразился просто-таки обезоруживающая гранитная уверенность.
– Да и не говорил мне Артём ничего. Я его даже не видел.
– Тогда как же… Как же ты про это…– Лукавый даже начал заикаться.
– Во-первых, фабрика на моей земле. Во-вторых, кража была чистой воды спектаклем, потому что там и подросток успел бы следы замести. И случилась она на следующий день после убийства. У меня сразу появилась версия, а ты, Лукавый, её подтвердил, что мне и нужно было.
– Так что, Мастер, приглашение своё назад заберёшь? – Лукавый опустил голову.
– Я словами никогда не разбрасываюсь. И тебе повторю: играй честно, научись различать, где у достоинств кончаются границы.
– Кто за границей?
– Будь здоров, Олег.
– Будь, Мастер!
Как только за гостем закрылась дверь, Лукавый плюхнулся на мятую постель, с удовольствием потянулся и призадумался. Ему не терпелось найти ребят и всё рассказать им, но останавливала неуверенность в том, что те не пожадничают деньгами. Может быть, сказать, что деньги он уже отдал? Точно, так он и сделает.
Долгие томительные минуты продолжали держать немую свидетельницу наедине с усталостью в заточении. К тому же её лихорадило от услышанного.
Находиться в душном, тесном шкафу становилось почти невыносимым. Соня практически не меняла своего положения уже второй час. Наверное, думала она, в гробу ощущения такие же. Только покойнику всё равно, а она ещё живая. Прислушиваясь к каждому шороху, издаваемому амбалом, девушка ждала, когда, наконец, он свой диван покинет. И когда терпения не осталось ни капли, лукавого одолел сон.
Как хорошо, что дверцы раскрылись без скрипа. Соня осторожно поставила на пол сначала одну ногу, затем другую, затратив на это целую вечность. Стиснула зубы от колющей боли в онемевших суставах и замерла, вслушиваясь в ритмичное похрапывание амбала. Бесшумно приблизившись к раскиданной на журнальном столике его одежде, она расчётливо обыскала карманы в поисках ключа от входной двери. О, великая удача! Он оказался там. Теперь несколько шагов, и она свободна. Медленно, шаг за шагом, не поддаваясь страстному желанию сорваться с места и бежать…
Внезапно храп прекратился, и девушка похолодела от страха, почувствовав на спине колючий взгляд. Больше Соня не выдержала. Она ринулась из комнаты, опрокидывая всё на своём пути. Почти сразу попала ключом в замочную скважину и под громкий возглас “какого чёрта!” пулей выскочила в подъезд. Ключ, ударившись о ступеньки, отрывистым звоном разрезал тишину…