– Чего я там не видел, – пробурчал он себе под нос. Он, конечно, подсмотрел, как она сняла одежду, осторожно потрогала ногой воду, решительно вошла в неё и поплыла. Дальше стало неинтересно. Стеречь её, вроде бы, тоже было не от кого. Ближайшие дома виднелись далеко на горизонте. После купания его разморило и клонило в сон. Лин лёг на траву и задремал.

Проснулся он от громкого крика Мари. Лин вскочил и увидел, что её, полуодетую, держат за плечи два дюжих мужика. Третий изучающе смотрел на неё.

– Откуда такая пташка к нам залетела? – поинтересовался он.

– Отпустите меня! – продолжала кричать Мари.

Лин рванулся напрямую через кусты. От неожиданности стоявший к нему спиной разбойник не успел ничего предпринять, и Лин, схватив его за горло, приставил нож:

– Тронете её – убью!

Растерявшись, двое других выпустили Мари, и Лин успел крикнуть ей:

– Беги!

В следующий миг разбойник стряхнул Лина с себя, и ударом пудового кулака отшвырнул на несколько шагов. Мари, вместо того, чтобы исчезнуть, кинулась к Лину. Он со стоном пытался подняться.

Старший разбойник, беззубый громила, подошёл к ним.

– Птичка-то, значит, не одна прилетела. Отойди-ка, девочка, мы поучим твоего кавалера вежливости.

Он поднял Лина в воздух, как пушинку, и, приложив ему кулаком, перекинул второму, второй добавил, а третий просто перебросил его через колено. Всё произошло в считанные секунды, и Лин уже лежал с разбитым в кровь лицом. Мари с диким воплем бросилась к нему.

– Вот и поговорили! – расхохотался один из мужиков.

Пока Мари вытирала кровь с лица Лина, беззубый прошелся вокруг кустов и вернулся со скрипкой.

– А что это у нас? – ехидно поинтересовался он. – Никак птичка-то певчая, да ещё и с золотыми пёрышками.

Остальные с интересом смотрели, как тот достает инструмент из футляра. Лин дёрнулся, но Мари не дала ему встать. Беззубый оглядел скрипку.

– Забирайте их, – сказал он двум другим. – Нам за них много дадут.

***

На постоялом дворе было шумно, грязно и многолюдно. С хохотом и гиканьем разбойники подтолкнули Лина прямо к очагу.

– Смотрите, кого мы вам привели! Настоящий музыкант! Сейчас он нам сыграет, – гоготали они. Старший грубо швырнул скрипку юноше и приказал:

– Играй!

Лин взял в руки инструмент, отчётливо понимая, что подписывает себе смертный приговор. Он бросил быстрый взгляд на Мари. Она могла бы успеть убежать, пока он играет. Но Мари никуда бежать не собиралась и смотрела на разбойников гневно и дерзко.

– Храбрая моя девочка! – с горькой нежностью подумал Лин. Он привычно проверил, верно ли настроены струны, взял смычок и заиграл.

В таверне тут же воцарилась тишина. Из самых тёмных углов поползли тени, собираясь на звук музыки, как мотыльки к огню. Мари села на пол у ног Лина и заворожённо смотрела на него. Во время игры он становился совершенно другим. Его несимпатичное лицо с резкими чертами разглаживалось, становилось одухотворённым. Длинные кудри струились по плечам и в отсветах пламени напоминали жидкое золото. Скрипка говорила человеческим голосом, плакала и жаловалась, надрывала сердце.

Девушка окинула взглядом окруживших музыканта людей. Их лица внезапно просветлели, на некоторых виднелись слёзы. Дремавший за столом пьяница вдруг обхватил голову руками и зарыдал:

– Ох, мамка моя…

На него шикнули и оттолкнули в угол, где он продолжал тихо всхлипывать. А Лин всё играл. Его лицо было сосредоточенным, суровым, прекрасным. Хозяйка таверны, необъятных размеров тётка, роняла слёзы прямо на грязный прилавок. Слепой старик, сидевший у двери, тоже беззвучно плакал. Казалось, даже пламя свечей трепещет в такт музыке.

Лин метнул острый взгляд на слушателей, и в его глазах зажглись озорные искорки. С лукавой улыбкой он закончил мелодию протяжной рвущей душу нотой, и вдруг перешёл на веселую плясовую. Минуты две спустя вся таверна, только что плакавшая, плясала. Не смогли усидеть на месте даже самые хмельные и мрачные, ноги сами пускались в пляс. Лин все ускорял темп, а когда от топота начали подпрыгивать кружки на столах, внезапно оборвал музыку. Все с хохотом повалились на лавки.

– Да, играешь ты лучше самого чёрта, – заключил беззубый бандит, и обратился к соратникам:

– Ну что, угостим музыканта?

Лина усадили за стол, поставили перед ним кружку пива, лепёшки, и оставили в покое. Он залпом выпил кружку, оторвал кусок лепёшки и замер. На улице раздался шум, который заставил его забыть про еду. В следующее мгновение в таверну ворвались солдаты короля. Лин медленно поднялся. Бежать было некуда. Хозяйка, та самая только что плакавшая под его музыку тётка, показала на него пальцем:

– Да-да, вот этот тощий…

Не было никаких допросов, разбирательств, обвинений. Солдаты просто связали Лина, затолкали в фургон и лошади тронулись. Мари, успевшая сбежать из таверны, пока разбойники отвернулись, кинулась следом.

– Стойте! Возьмите меня! – кричала она. – Я тоже музыкант! Стойте!

Возница остановился. Один солдат выглянул наружу. Ты музыкант? – расхохотался он. – Где же твой инструмент?

– А я пою! Он играет, а я пою! – крикнула Мари с яростью. – Хотите, спою?

– Да иди ты… – грязно выругался солдат. Он втащил её в повозку, и швырнул к ногам Лина.

– Зачем ты это сделала? – мрачно спросил музыкант.

– Я хочу быть рядом с тобой, Лин. Я не могу без тебя… – Мари чуть не плакала. – Прости меня, это я во всем виновата!

Он только вздохнул и дёрнулся от боли: руки его были туго связаны за спиной. Она села рядом с ним, погладила его по плечу. Лин даже не повернулся к ней. Мари попыталась ослабить верёвки, но не смогла. Тогда она прижалась к нему и горячо зашептала:

– Лин, я придумала. Я попрошу отвести нас к королю, и ты сыграешь ему. Ты – лучший музыкант! Вот увидишь, королю обязательно понравится твоя музыка. Он никогда не слышал такой!

Лин долго молчал, потом с трудом разлепил пересохшие губы:

– Дурочка маленькая! Король не выносит музыку и ненавидит музыкантов, глупо верить, что я смогу что-то изменить!

– Лин, я уверена, что ты сможешь, именно ты!

Он отвернулся и ничего не ответил. Повозка остановилась. Лин спохватился и успел прошептать:

– Мари! Забери медальон, он тебе ещё пригодится!

Глава 10

Лин стоял перед троном и видел взгляд короля. Он был уставшим и каким-то отрешённым. Мари всеми правдами и неправдами уговорила стражу провести их к королю, и теперь убеждала его послушать, как играет Лин.

Взгляд королевы был более живым, но и более страдающим.

Король равнодушно выслушал Мари и медленно, без всяких эмоций в голосе, произнёс:

– Пятнадцать лет назад бродячие музыканты украли мою единственную дочь. Я не желаю слышать более ни одного из них.

Лин судорожно сглотнул. Он заранее был уверен, что эта затея ни к чему хорошему не приведет, и все же на что-то надеялся.

– Пусть сыграет, – холодный голос принадлежал королеве.

– Ну что ж, пусть, – согласился король.

Когда музыка полилась под сводами высокого тронного зала, казалось, во всем замке воцарилась тишина. Замерло всё. Перестали чирикать канарейки в клетках, не ржали в конюшне кони. Давно забытые звуки струились по анфиладам комнат, перетекая из одной в другую, захватывая всё больше и больше пространства. Лин вложил в эту музыку всю свою душу, весь свой талант.

Первой заплакала королева. Второй не выдержала всегда стоявшая рядом с её троном кормилица потерянной принцессы, Флоренс.

– Доченька моя… – рыдала королева.

Король жестом оборвал игру Лина, и коротко приказал страже:

– Повесить.

***

Лин сидел на холодном, грязном полу тюремной камеры, и пытался отогнать тоскливые мысли, которые неумолимо лезли в голову. Вокруг валялись обломки его скрипки, глумливо растоптанной стражником. С оглушительной ясностью он понимал, что это последние его часы. Надежды нет, и помощи ждать неоткуда. В памяти стремительно сменяли друг друга картины детства, юности, и не за что было бы зацепиться воспоминаниями, если бы не Мари, яркий лучик света в его жизни. В ушах звучал её голос:

– Линушка, потерпи родненький! Я люблю тебя! Ты самый лучший музыкант, Лин…

– Мари… Моя любимая! – он впервые мысленно назвал её так и поразился красоте этих слов. Он отдал бы всё, лишь бы сейчас она была рядом. Ему отчаянно хотелось в последний раз обнять её, попросить прощения. Он так много не успел ей сказать!

– Милая моя, родная… – запоздалая нежность разрывала сердце. Нестерпимо жаль было каждой потерянной минуты, когда они были рядом, и в то же время бесконечно далеки.

Вот только повернуть время назад было нельзя, и ничего уже нельзя было исправить. Всё лучшее, что случилось в его жизни, уместилось в эти несколько счастливейших дней, когда они рука об руку шли через залитые солнцем поля.

***

Мари всю ночь просидела у стен тюрьмы. Она доревела до того, что когда утром Лина вывели к воротам, он не сразу её узнал.

– Лин! – она кинулась к решётке. – Лин!

Он сделал несколько шагов вперёд. Народ уже собирался на площади перед дворцом. В середине её стоял огромный помост с виселицей. Она невольно притягивала взоры. Лин усилием воли перевёл взгляд на заплаканное лицо Мари.

– Лин, ещё есть надежда, – она всхлипнула. – Они исполнят твоё последнее желание. Скажи, что ты хочешь им сыграть. И сыграй так, как не играл никогда в жизни. Пожалуйста! Я верю, что это растопит их сердца!

Лин улыбнулся и покачал головой:

– Мой инструмент разбит. Да и моё последнее желание совсем другое.

– Какое же?

– Поцеловать тебя!

Мари прижала ладони к вспыхнувшим щекам.

– Так поцелуй же! – ответила она и потянулась к нему. Но не успел он склониться к решётке, как его грубо оттащили, ворота открылись, солдаты приказали всем расступиться, и, окружённый стражей, Лин отправился умирать. В последний момент он успел взглянуть ей в глаза и попытался улыбнуться, но получилось криво. Он отвернулся, чтобы скрыть исказившееся лицо, и дальше шёл гордо и прямо. Шаг, ещё шаг, их осталось совсем немного. У него оставалось только право на последнее желание – попросить короля позаботиться о Мари.

Мари бежала за солдатами, бешено расталкивая смыкающуюся толпу. Наткнувшись на оцепление вокруг виселицы, она бросилась кругом и увидела, что король с королевой уже вышли на балкон замка. Лин тем временем уже поднялся на помост. Ждали только сигнала от короля. Король поднял руку.

– Музыкант, мы исполним твоё последнее желание. Говори!

Лин смотрел вокруг, и среди сотен лиц уставившихся на него, отчаянно искал в толпе Мари. Внезапно он услышал её крик. Она прорвалась к самому балкону и теперь стояла перед королём и королевой.

– Безумцы! Идиоты! – кричала она. – Вы ненавидите музыку, как будто это она отняла у вас дочь. Но разве музыка виновата в том, что не все люди, которые её исполняют – святы? Вы убиваете самого лучшего, самого талантливого музыканта, вы можете убить всех, но разве это вернёт вашу дочь? У вас нет души! Я ненавижу вас, ненавижу, ненавижу!

Мари кричала так, что затихла вся площадь.

– Ненавижу! – последний раз крикнула она, в отчаянии упала на колени и впилась ногтями в ладони. Король с отвращением наблюдал за этой сценой. Стража попыталась её оттащить, но она вырывалась как бешеная кошка.

– Повесить обоих, – равнодушно сказал король.

– Девчонку-то за что? – возмутилась кормилица Флоренс, и тихо добавила, – Анжелика сейчас была бы такая же…

Она схватила Мари, прижала к себе, обняла за плечи:

– Не плачь девочка, смирись. Король прав, музыканты люди ненадежные. Не плачь! Я возьму тебя к себе, будешь жить во дворце и мне помогать.

Мари вывернулась из её рук и с яростью посмотрела на женщину:

– Музыканты ненадежные? Да вы куда хуже их!

Король, уставший от этого зрелища, равнодушно махнул рукой и повернулся, чтобы уйти. Лину накинули на шею петлю. И вдруг гул толпы вновь перекрыл крик, на этот раз кормилицы Флоренс:

– Анжелика! Королева, это Анжелика, посмотрите, что у неё на шее!

Флоренс подтащила вырывающуюся Мари к королеве. Стоявшие на балконе столпились вокруг них и одновременно восхищенно ахнули: на груди девушки, выбившись из под ворота грубой мужицкой рубашки, сиял медальон в виде сердца с символом королевской фамилии. Тот самый, подаренный ею Лину, и им возвращённый.

– И родинка у неё такая же была, вот здесь, – радостно крикнула Флоренс.

Казалось, вокруг воцарилась мёртвая тишина. Крики с площади доносились как будто издалека. Мари, ничего не понимая, переводила взгляд с королевы на короля, на Флоренс, на медальон. Королева протянула руку, осторожно коснулась родинки и медальона, тихо прошептала:

– Анжелика… – прижала девушку к груди и зарыдала:

– Доченька, моя доченька!

Несколько секунд все молчали, а потом заговорили разом:

– Действительно!

– Не может быть!

– Принцесса Сангэра! Принцесса Сангэра вернулась!..

У Мари закружилась голова. Откуда-то из глубин памяти поднялись и проплыли перед глазами её детские грёзы о сияющих залах и матери в пышном платье. Она отстранилась от королевы, подняла глаза на неё.

– Я ваша дочь? – изумлённо спросила она.

Король медленно опустился на кресло. Королева, не переставая рыдать, вновь обняла её ещё крепче, и Мари-Анжелика заплакала сама – от усталости, пережитого отчаяния и внезапной, ещё не осознанной радости.

На площади воцарилась тишина, новость шёпотом передавали друг другу:

– Королевская дочь! Королевская дочь нашлась!

Лин всё так же стоял на помосте, потрясённый до глубины души, забыв о петле на шее. Палач, видя заминку, не спешил лишать жизни молодого, ни в чём не виновного парня. Мари, на миг забывшую про Лина, охватил ужас. Принцесса кинула взгляд на виселицу, и увидела, что музыкант ещё жив. Она вырвалась из объятий матери и кинулась к отцу:

– Король! Освободите Лина!

Король помедлил, затем показал палачу ладонь и крикнул: – Он помилован.

С Лина тут же сняли петлю и вытолкали с помоста. Он растворился в толпе.

На площади вновь поднялся шум. Одни были недовольны, что казнь отменили, другие, уже узнавшие новость, радовались вместе с королевской семьёй.

– Король! – снова крикнула Мари. – Перестаньте гнать музыкантов! Издайте указ! Разрешите музыку!

Король снова поднял руку, дождался, пока толпа притихнет, и властно, весомо объявил:

– Отныне музыка больше не будет под запретом. Я разрешаю вам петь и играть на музыкальных инструментах.

Площадь восторженно заревела. Слова правителя передавали из уст в уста, и пока король и королева обнимали вновь обретённую дочь, сотни нарядных людей вышли на улицы с волынками, флейтами, лютнями. Даже не верилось, что в стране, где музыка пятнадцать лет была под запретом, сохранилось столько инструментов. На площади пели и плясали, царило невероятное веселье. И среди этого веселья Лин тихо ускользнул. Он вышел за городскую стену и устало опустился на землю. Бессонная, тоскливая ночь, пережитый предсмертный ужас вымотали его окончательно. Лин с грустью подумал о Мари, и тут же улыбнулся:

– Всё же моё последнее желание исполнилось, теперь она будет счастлива.

Он лёг в траву, и, положив под голову руки, задремал.

Глава 11

Мари кинулась искать Лина, как только её отпустили внезапно обретённые родители. Она обежала всю площадь, но никто не помнил, как выглядел тот, кого только что собирались казнить, и не знал, где он. Мари в отчаянии вернулась во дворец и попросила лошадь, но отец и мать не отпустили её без охраны. Пришлось новоиспечённой принцессе ехать в карете, сопровождаемой четырьмя солдатами. Она металась от окна к окну, они объехали весь город, но Лина нигде не было. Приближался вечер, когда они наконец выехали за городскую стену.

– Лин! Лин! – кричала Мари, но он спал в густой траве и не слышал её голоса.

– Лин! – она уже охрипла от крика.

– Пора возвращаться, госпожа, – учтиво сказал ей один из солдат. В темноте мы все равно никого не найдём.

Мари в бешенстве выскочила из кареты.

– Возвращайтесь! – завопила она. – Возвращайтесь! Только без меня! Никакая я не принцесса, я больше не хочу ей быть, и без Лина во дворец не вернусь.

Она подобрала платье и побежала по высокой траве. Два солдата остались у кареты, ещё двое бросились за ней. Внезапно Мари споткнулась обо что-то и полетела прямо на землю.

– Да чёрт возьми, нигде нет покоя. – Лин поднялся, разбуженный тем, что Мари споткнулась о его ноги. – Мари, это ты? Что ты здесь делаешь? Или ты мне снишься?

– Лин! Я нашла тебя, нашла! – Мари кинулась обнимать его, но тут же отстранилась и строго спросила: – Почему ты ушёл?

– А разве принцессе нужен простой музыкант? – спросил Лин с горькой усмешкой.

Мари села на траву и свирепо поглядела на него.

– Так вот значит ты какой. Значит, ты не веришь, что я люблю тебя. Значит, ты и сам меня не любишь! – она поджала ноги, закрыла лицо руками и по-детски зарыдала.

Лин подсел к ней, обнял. Она бормотала сквозь рыдания:

– Значит, ты никогда меня не любил. Значит, ты всё врал. И насчёт поцелуя тоже врал.

– Ну, нет, – улыбнулся Лин. – Насчёт поцелуя точно не врал.

Он склонился к ней и поцеловал мокрую щеку. Она подняла на него заплаканные глаза, и он нежно коснулся губами её губ. Она вспыхнула и снова спрятала лицо.

– Значит насчёт поцелуя не врал, а насчёт любви соврал. А я-то думала, – она зарыдала вновь. – Я думала, я буду твоей женой.

– Мари, глупенькая моя, я очень тебя люблю, – с горечью прошептал Лин. – Но ведь тебе никогда не позволят выйти замуж за простого музыканта. Принцессы должны выходить замуж за принцев.

– Я попрошу отца, и он сделает тебя принцем, – упрямо ответила Мари. Она резко выпрямилась и вытерла слёзы. – А если он не согласится, я убегу. Будем снова странствовать вместе. Я не останусь во дворце без тебя…

***

К королевским покоям Лина поначалу и не подпустили. Когда Мари стала с жаром доказывать, что Лин – её лучший друг, и должен ужинать с ними, королева встревоженно спросила:

– А у него нет блох?

Ему принесли чистую одежду, обрызгали духами, и лишь потом слуга проводил его в обеденный зал. Юноша с удивлением и восхищением рассматривал и нарядный костюм, и роскошное убранство дворца. Ничего подобного деревенскому музыканту прежде видеть не приходилось.

Он ожидал, что за ужином его будут о чём-нибудь расспрашивать, но его усадили за дальний конец стола и старались не обращать внимания на его присутствие. Мари сидела рядом с королевой, в пышном платье и парике, чужая, далёкая, совсем не похожая на себя. Лин чувствовал себя страшно неуютно и был рад, когда тягостный ритуал закончился. Он хотел подойти к Мари, но его быстро оттеснили и отправили ночевать на конюшню.

– Отличное место мне не привыкать, – съязвил он.

На следующий день Мари Лин не видел совсем. От нечего делать он подружился с конюхом, помог ему почистить и накормить лошадей. За работой конюх немного рассказал ему, что творится во дворце.

– Повезло принцессе, – значительно сказал он, – она единственная дочь. Всё королевство достанется ей в наследство. Король уже немолод, королева часто болеет. Найдут ей в мужья какого-нибудь принца, и станет она королевой. Лин слушал всё это и никак не мог поверить, что речь идёт о Мари.

На следующий день она прибежала в конюшню поздно вечером и с плачем бросилась к нему в объятия. Она была такая родная, тёплая, Лин так по ней соскучился, что тоже был готов зарыдать.

– Королева меня никуда не отпускает от себя, Лин, она боится, что я снова пропаду, – плакала Мари. – Я чудом смогла убежать ненадолго. Я так устала быть принцессой! Мне кажется, в самую холодную ночь, под самым сильным дождём рядом с тобой я была в тысячу раз счастливее, чем во дворце.

Что Лин мог ей сказать? Он молча гладил её по голове, чувствуя, как внутри поднимается волна отчаяния. Она прижалась к его груди, потом снова посмотрела ему в глаза:

– А самое страшное знаешь что? Отец объявил приём в честь моего возвращения. Ты понимаешь, что это значит? Прибудут все главы соседних королевств со своими сыновьями. Это будут смотрины! Они распоряжаются мной, как вещью!

Лин молча смотрел на неё.

– Ну, ты-то веришь, что я люблю тебя и не пойду замуж ни за кого другого? – горячо прошептала она. – Ты же пел мне песню! Ты сказал, что я буду твоей женой!

– Я очень хочу, чтобы ты была моей женой, – ласково сказал Лин. – Я никому тебя не отдам!

Мари снова зарыдала и спрятала лицо у него на груди.

– Я надеюсь, ты когда-нибудь перестанешь плакать по каждому поводу? – Лин поднял её лицо и поцеловал мокрые щеки. Издалека раздался крик:

– Анжелика!

Она быстро поцеловала Лина в щёку и исчезла, как будто её и не было, оставив мокрое пятно слёз на его рубашке и тепло на его ладонях.

На другой день они опять не увиделись, а ещё через день Мари прибежала к нему уже ночью. Они сидели на куче сена, и не могли наговориться и насмотреться друг на друга. Запах сухой травы остро напоминал о странствиях и свободе, по которой так тосковали оба. Они и не заметили, как проговорили до утра. Мари уснула на плече Лина, он тоже задремал, и проснулся от громкого шума. В конюшню ввалилась толпа слуг и солдат во главе с королём.

– Что ты сделал с моей дочерью? – грозно вопросил король.

– Как видите – ничего, – усмехнулся Лин, помогая Мари подняться. Её немедленно увели, а его вышвырнули из города.