Мимикрия

На столе много бумаги, блокнотов и фотографий. Шон научил меня снимать, а потом проявлять пленку и печатать снимки. Я была хорошая ученица. Я всему и всегда быстро учусь. Фотографии у меня получились отменными, именно такими я вижу иллюстрации своей будущей книги.

Я разгребаю себе клочок свободного места и, поудобнее разместив блокнот, начинаю от руки писать первую пришедшую в голову мысль: «Билли выпал из гнезда…»

Глава 8

Шон обещал вечером зайти. Я знаю, зачем ему это нужно, но никак не могу решить, чего хочу я. Я беременна. Вероятность того, что это ребенок Шона высока, но я не могу сбрасывать со счетов и греческого бога Дэвида Герра. Так что же мне делать?

Если я расскажу Шону первой, то он не сможет меня бросить. Не сможет от меня уйти. Он будет вынужден остаться со мной. Вынужден… От этого слова меня снова начинает мутить. Я едва успеваю добежать до унитаза. С меня льется горькая пенящаяся вода с едким, вонючим запахом. Я закрываю нос пальцами, чтобы меня снова не скрутило. Плескаю в лицо холодную воду. Мне лучше. Я снова могу дышать.

Он бросит Бриджит. Она его не получит. Не этого ли я хочу? Но в голове пульсирует: «Он меня предал, он меня предал». Комната начинает плыть перед глазами, мне нужно сесть. Я не собрала диван с ночи, поэтому он до сих заправлен моим бельем. Я сажусь сверху, не беспокоясь о микробах и прочей ерунде. Серым клеточкам моего мозга хватает работы и без этих глупых условностей.

Я жду звонка в дверь, уверена: Шон придет с минуту на минуту. Но вместо этого звонит телефон. Дэвид Герра хочет со мной встретиться. Почему бы и нет?

Мы встречаемся на углу 77-й и Лексингтон авеню, как и много раз до этого. Заходим в «Старбакс», и я впервые заказываю себе лимонад. Дэвида это не удивляет, он не так хорошо меня знает. А знает ли он меня вообще?

Полчаса у окошка и разговоры ни о чем. У нас мало общего. Только секс. А теперь еще, возможно, ребенок. Меня снова тошнит, но я держусь. Я позволяю ему увлечь меня за собой на тринадцатый этаж многоквартирного дома, в его маленькую уютную квартирку с потрясающим видом на Центральный парк и нижний Манхэттен.

Он начинает снимать с меня рубашку, едва мы заходим. Он возбужден и нетерпелив. Хотелось бы мне списать это на его особое отношение ко мне, но мне кажется, его заводит сам факт секса с такой молодой девушкой, как я. Мне скоро будет 22, а ему – 40. Между нами пропасть: возрастная, ментальная, духовная. И все-таки у меня будет, возможно, его ребенок.

Он покрывает мою шею поцелуями, легко справляясь с застежкой на лифчике. Маленькая кружевная деталь падает к ногам, обнажая мою красивую полную грудь. Соски гудят от его прикосновений. Мне хочется выть от боли, но вместо этого я тихо шепчу:

– Я беременна.

Он останавливается. Другой реакции я и не ждала. Именно так отреагировал Джим, когда я призналась, что жду ребенка. Он так же оцепенел, а после дал мне такую затрещину, что на щеке до сих пор, если присмотреться, виден шрам от его массивного кольца. Я жду нечто подобное и от Дэвида. Я к этому готова. Он имеет на это право. Но он молчит. Дэвид смотрит прямо мне в лицо не мигая. Он переводит взгляд ниже. Не на грудь, а на живот. Его теплая ладонь с черными волосками на пальцах прикасается к моей коже. В его глазах стоят слезы. Похоже, он рад, а я теперь не знаю, что делать.

– Это правда? – спрашивает он.

Таким жалким я его не могла себе даже представить. Хочется рассмеяться и сказать, что я пошутила. Оттрахать его на прощание так, чтобы он меня уже никогда не забыл. А после сбежать. Скрыться. Раствориться в толпе. Но… я беременна.

– Это правда, – отвечаю я, и в голове начинает складываться новая картина мира.

 
***
 

Дэнис, так зовут девочку, с которой я делю квартиру, говорит, что Шон искал меня. Об этом свидетельствуют и пропущенные звонки на мобильном. Он нервничает. Он переживает. Поздно спохватился. Мне его не жаль, но я приму его извинения. Теперь я знаю, что скажу при встрече. Я готова услышать правду.

Время уже позднее, но я знаю, что он не спит. Сегодня пятница, а значит, либо он с друзьями в баре на Бликер-стрит, либо в объятиях Бриджит. Так даже лучше. Я пишу ему смс и прошу о встрече с пометкой «срочно». У него нет выбора, и уже через час он звонит в мою дверь. В квартиру я его не приглашаю, да и он не рвется войти. Меня это задевает. Я снова чувствую болезненный укол в сердце, а теперь еще и тошноту. Сейчас мне уже лучше, но, глядя в его яркие голубые глаза, я не могу не думать о ребенке. Он ведь может быть и от Шона. Но я точно знаю, что никогда ему об этом не скажу. Он это заслужил. Мы прогуливаемся по набережной. Погода стоит теплая, но в воздухе уже чувствуется скорое наступление осени. Со стороны океана веет прохладой. Я кутаюсь в теплую кофту и стараюсь идти, не отставая от Шона. Я не хочу пропустить ни слова из его нескладной речи.

– Прости, честно, я не планировал этого. Я не знаю, как так вышло, – говорит Шон.

На меня он старается не смотреть. Я чувствую, что ему неудобно. Возможно, даже стыдно. В самом начале наших отношений полгода назад он обещал спасти меня, сделать счастливой, но теперь он уходит к другой.

– Ты давно знаком с Бриджит? – спрашиваю я, чувствуя, как неприятно першит в горле. Мне по-настоящему больно его терять, но так будет лучше. Назад пути нет.

– Она пришла в журнал три месяца назад, а что? – спрашивает он. Мой вопрос ему не нравится. – Ты не подумай, я тебя никогда не обманывал.

– Ты обманул меня вчера, Шон. Но я не злюсь.

– Правда? – он мне не верит.

– Мне обидно. Знаешь, предательство – это всегда больно.

– Прости, я не знаю, что сказать.

– Да тут уже ничего и не скажешь. У меня к тебе есть просьба… – говорю я, испытывая легкое головокружение. Мы проходим мимо скамейки, и я сажусь на нее.

– Чего ты хочешь? – его вопрос звучит резко, и он это понимает.

Он садится рядом и уже мягким голосом интересуется:

– Какая у тебя просьба? Я слушаю.

– Пообещай, что не будешь рассказывать Бриджит обо мне.

Я вижу, как от неожиданности у него расширяются глаза. Мой вопрос его удивляет. Он не видит в этом никакого смысла. Зато его вижу я.

– Обещаешь? – настаиваю я. – Ни слова ни о наших отношениях, ни уж тем более обо мне лично.

– Да я же и сам про тебя не так много знаю.

– Ты знаешь то, что я не журналист и никогда им не была. Этого достаточно, чтобы завтра Долорес выпнула меня на улицу. Я не хочу потерять еще и работу, понимаешь?

Ему снова становится стыдно. Шон – хороший парень, и я буду рада узнать, что у моего сына его ясные голубые глаза. Но он уходит к другой, и я должна его отпустить. Отпустить с минимальными потерями для себя. Иначе нельзя. Иначе никак.

– Я понимаю тебя. И я обещаю: никому и никогда ничего не скажу. Ты хорошая девушка, и я рад, что когда-то встретил тебя в баре. Мне правда жаль, что все так вышло…

Все это лирика. Его я уже не слушаю. Я снова чувствую дикую слабость, нужно поскорее добраться до дома и лечь спать.

Глава 9

Когда я встаю из-за стола, в блокноте исписана ровно страница. Я не могу больше выдавить из себя ни слова. Но, пробежав взглядом по ровному письму, я довольна. История движется именно так, как я хочу. Именно так, как я вижу. Единственное, что меня угнетает, – это осознание того, что сегодня мне уже не написать ни строчки. Я опустошена. У меня нет сил, и все же я заставлю себя вернуться на кухню и сделать сандвич. Тост с джемом и арахисовой пастой – это мое любимое лакомство с детства. Каждый день мама снабжала меня таким перекусом, отправляя в школу.

Я делаю первый укус. Закрываю глаза и мысленно окунаюсь в прошлое. Гуляю по нашему большому дому. Слышу скрип половиц под тяжестью своих стоп. Шаг за шагом я движусь по темному коридору, соединяющему библиотеку матери с гостиной. Выхожу на свет и наконец сажусь в бабушкино кресло-качалку. В доме пахнет свежей сдобой. Мама, как всегда по воскресеньям, печет булочки. С улицы доносятся голоса. Это соседские ребята играют в кикбол. Меня они уже не зовут.

Я открываю глаза. И снова гнетущая тишина и тяжелый запах чужого мне дома. Удивительная штука память, я помню то, что было десять лет назад, но не помню того, что делала вчера, позавчера. Как долго я здесь? В этом доме все чужое, не мое. Но именно здесь, вдали ото всех, я могу больше не притворяться. Я могу позволить себе быть самой собой.

Глава 10

Роман с Дэвидом развивается стремительно. И две недели спустя мы идем с ним вместе на первое плановое УЗИ. Он не отходит от меня ни на шаг, как будто я могу потеряться или меня могут украсть. Смешно. Но я не смеюсь, а улыбаюсь. Мне приятно. Обо мне уже давно никто так не заботился. Наверное, я сделала правильный выбор. Я выбрала Дэвида в отцы своему малышу. Малышу… От этого слова тошнота снова подступает к горлу. Из кабинета выходит женщина и называет фамилию Герра.

– Это мы! – радостно сообщает Дэвид и под руку заводит меня в кабинет.

Смешно. Я озираюсь по сторонам, но на нас никто не смотрит. Пузатые дамы продолжают смотреть в экраны своих телефонов, жизнь в офлайне для них еще не началась.

В кабинете темно, единственными источниками света являются мониторы: один для врача, другой для нас. Мне предлагают лечь на кушетку, предварительно задрав майку и расстегнув застежку джинсов. Шоу началось. Женщина-врач в белом халате льет мне на живот какую-то жидкость и тут же прижимает к коже датчик. Она водит им из стороны в сторону, и картинка на экране монитора оживает. Дэвид смотрит на него во все глаза и жадно впитывает каждое слово: «Прикрепление по задней стенке… Сердцебиение четкое…»

Я не слушаю, для меня это набор непонятных фраз. Не смотрю, я ничего не вижу в этой мутной монохромной картинке. Я наблюдаю за Дэвидом. Похоже, в этот момент ему открываются все тайны мироздания. Выглядит он восторженно-нелепым.

Врач медленно скользит датчиком по моему животу, и от этих прикосновений я переношусь в прошлое. В 19 лет все воспринималось острее. В 19 я по-настоящему хотела стать матерью, а на пороге своего 22-летия грядущее материнство меня почему-то пугает.

В заключении, которое нам дают при выходе, всего несколько слов: «беременность 6—7 недель». Видимо, эта цифра окончательно убеждает Дэвида в том, что именно он является отцом ребенка. К слову, у него нет оснований думать иначе, потому как про Шона я ему никогда ничего не говорила. Он убежден в том, что я была свободна на момент встречи с ним. Он мне верит. Теперь, кажется, даже больше, чем раньше. Он приглашает меня в ресторан отпраздновать. Меня тошнит, но я соглашаюсь. Не хочется возвращаться в свою крошечную квартиру в Бруклине и давиться китайской лапшой из магазина.

Он заказывает нам рыбу. По его словам, она полезна для внутриутробного развития малыша. Я соглашаюсь, у меня нет причин не доверять ему. Мне нужно кому-то верить.

Рыба выглядит аппетитно, но от ее запаха мне становится тошно. Я вскакиваю из-за стола и, не сказав ни слова, бегу в дамскую комнату. На мое счастье все кабинки свободны, и я, не стесняясь, рыгаю в унитаз. Снова вонючая пенистая вода. Еда в меня не лезет. Печенье и прочие сладости, которые я теперь постоянно ношу с собой, не в счет.

Когда я возвращаюсь в зал, передо мной стоит пустая тарелка, а Дэвид смотрит на меня с таким страдальческим лицом, что мне даже хочется его пожалеть. Он красивый. У него густые черные волосы, которые он, судя по всему, укладывает с помощью геля, отчего они игривыми завитками торчат в разные стороны. Но его голова при этом всегда выглядит аккуратно и ухоженно. У него твердый подбородок с милой ямочкой по центру. Тонкая линия губ добавляет его лицу графичность. Кустистые черные брови нависают над миндалевидными карими глазами.

С минуту я смотрю ему в лицо. Любуюсь. Он действительно похож на греческого бога. Да, у меня богатое воображение, но даже оно не могло бы представить этого.

Дэвид не опускается передо мной на колено, как мне когда-то мечталось в детстве. Не бросает кольцо с бриллиантом в фужер с шампанским, как это делают герои фильмов: алкоголь мы не пьем, это вредно для ребенка. Он просто подталкивает в мою сторону по белоснежной скатерти маленькую синюю коробочку. Мне все понятно без слов. Достаточно посмотреть в его глаза. Но этот жест он подкрепляет словами. Он хочет, чтобы я стала его женой.

Я снова смотрю на коробочку. Теперь она открыта, и я вижу милое обручальное кольцо с бриллиантом и рубинами.

Разве я могу сказать «нет»?

 
***
 

Вчера я стала миссис Герра. Это была тихая церемония в мэрии. У меня не было пышного белого платья и диадемы в волосах. Дэвид купил мне элегантный брючный костюм цвета слоновой кости, а волосы я просто собрала в высокий хвост. Точно так же я выгляжу и сегодня, день спустя. Я на работе, и уже десять минут, как принимаю поздравления от коллег-друзей. Зоуи и Бриджит меня тоже поздравили, но с ними я, конечно, не целовалась и точно не тонула в объятиях, как делаю это сейчас с Говардом. Он за меня рад. Он принес мне пончики с ванильным кремом. Мне кажется, я его люблю. Я благодарю Райана за открытку и коробку конфет, когда теплая рука Шона ложится мне на плечо. Он привлекает меня к себе и неожиданно для меня самой обнимает. Крепко и нежно. Я закрываю глаза, стараясь полностью раствориться в этом моменте. Мне кажется, я чувствую, как новая жизнь впервые толкает меня изнутри. Срок беременности – 11 недель, и вряд ли такое возможно, но, мне кажется, малыш реагирует на Шона. Он чувствует свое с ним родство. Неужели это ребенок Шона?

Я не успеваю об этом подумать, потому что он отстраняется от меня. Он дарит мне кулинарную книгу. От одного взгляда на нее у меня начинает щипать в глазах. Шон обещал подарить эту книгу, когда мы поженимся, потому что миссис Белл должна уметь готовить изысканные блюда кухни народов мира. Я стала миссис Герра, и мой супруг предпочитает еду навынос.

– Спасибо, – мямлю я, сжимая книгу, она обжигает мне руки.

– Желаю тебе счастья, – говорит он.

Я чувствую какую-то недосказанность. У него есть ко мне вопросы, но он молчит. Он не решается спросить, почему я так быстро вышла замуж, был ли у меня другой во время наших с ним отношений. Он хочет знать, чтобы очистить свою совесть, чтобы не чувствовать больше передо мной своей вины.

– Как там тебя теперь величать? Герра? – раздается грозный голос Отиса. Он помогает мне сменить тему, уйти от ответа на вопрос, который был готов сорваться с губ Шона. Я испытываю облегчение и благодарность. – Свадьба была вчера, а сегодня у нас работа кипит! Мне текст нужен через час!

– Все сделаю, не волнуйся, – отвечаю я.

– Не буду мешать, – говорит Шон, удаляясь от меня все дальше и дальше.

Едва ли он вернется к своим вопросам позже. Я для него в прошлом. Теперь я замужняя дама.

Я сажусь за свой стол и открываю файл, о котором говорил Отис. В этот раз он записал интервью с криминалистом.

Глава 11

На мне майка без рукавов и юбка в пол. Сейчас, когда у меня на талии болтаются лишние килограммы, я не могу позволить себе носить брюки. Лишний вес повсюду. Двенадцать килограммов, которые я набрала за последний год, ровным слоем размазаны по моему телу. Похоже, я безвозвратно утратила сексуальную форму песочных часов, превратившись в рыхлую и бесформенную тушу. Майка и юбка – это то, что мне нужно.

Нет, меня не волнует общественное мнение. Его в этой глуши не существует. Но мне не нравится то, что я вижу в зеркале. Эта жирная корова в отражении больше не улыбается мне по утрам. Ее отекшее лицо не вызывает у меня чувство зависти. Нет, мне ее жаль. Но жалеть себя нельзя. Это неправильно. Я точно не заслуживаю жалости.

Я делаю себе еще один сандвич.

Глава 12

Я просыпаюсь от того, что лежу на чем-то мокром. В книгах и журналах по беременности, которые покупает Дэвид, я читала про недержание беременных. Но еще рано. У меня только 12 недель, и сегодня у нас назначено второе УЗИ. Я провожу рукой по простыням – они мокрые и липкие. Дэвид спит рядом, но я не боюсь нарушить его сон. Я включаю лампу на прикроватной тумбочке с моей стороны. Мои худшие опасения верны: у меня идет кровь.

Я вскакиваю с кровати, и кровь тонкой струйкой следует за мной на пол. Я хочу прикрыться, но это невозможно. Все в крови: кровать, пижама, мои руки.

Дэвид проснулся. Какое-то мгновение он смотрит на меня, не понимая, что происходит. Но вот он уже рядом со мной. Он напуган, наверное, даже больше меня.

– На-а-м ну-у-жно-о в бо-о-льни-и-цу, де-е-тка! Сро-о-чно-о! Я вы-ы-зы-ы-ва-аю «ско-о-ру-ую», – он неестественно растягивает слова.

Я пытаюсь ухватиться за эти слова. Пытаюсь ответить, но перед глазами все начинает темнеть. Мое тело становится ватным, я не могу больше стоять на ногах.

Когда я снова открываю глаза, Дэвида рядом уже нет. Я смотрю по сторонам, пытаясь понять, где я. Это не спальня в квартире Дэвида. Комната светлая и совершенно мне незнакомая. Я в больничной палате. Лежу на кровати. Рядом со мной стоит капельница с каким-то желтым раствором, и это вещество медленно стекает по трубке прямо в меня. Я пытаюсь прочитать его название, но в глазах все рябит и отказывается собираться в четкую картинку. Я чувствую дикую слабость во всем теле. Последнее, что я помню, – это кровь. Много крови вокруг. Ее противный запах до сих пор стоит в носу. Мне страшно. Я пытаюсь позвать на помощь, но у меня совсем нет голоса. Я охрипла.

– Помогите! Дэвид! Кто-нибудь! – продолжаю сипеть я, когда слышу голоса у двери палаты.

Не уверена, что они пришли на мой зов, скорее, это совпадение. В палату входят взрослая женщина и Дэвид.

– Я не хочу вас обнадеживать, – слышу я обрывок ее фразы.

– Как ты? Тебе лучше? Ничего не болит? – спрашивает Дэвид, обращаясь ко мне.

Врач больше для него не существует. Это приятно и трогательно. Я плачу. Я не думала, что способна еще на это, но слезы катятся по щекам, и я не могу остановиться.

– Все будет хорошо, все будет хорошо, – повторяет он, нежно прижимая меня к своей груди.

Я чувствую приятный аромат его тела. У него не было времени принять душ, побрызгаться одеколоном. Сейчас он передо мной совершенно чист и безоружен. Я льну к нему все сильнее. Мне нужно кого-то любить. Мне нужно чувствовать себя любимой.

 
***
 

Беременность сохранить не удалось. Первые дни после выписки из больницы из меня продолжали выходить какие-то вонючие куски. Я старалась не смотреть, но каждый раз, спуская воду в унитазе, видела, как багровой воронкой закручивается слив. Кровь продолжает идти до сих пор, но сегодняшний осмотр у гинеколога дал понять, что в дополнительной чистке я не нуждаюсь, полость матки чистая. Это хорошая новость, как и то, что меня больше не тошнит. Но есть и плохая: я не знаю, что мне теперь делать. Я не дура и прекрасно понимаю, что этот нерожденный малыш был единственной причиной, по которой Дэвид сделал мне предложение. Это был его долг. Но теперь мы вроде как в расчете. Он мне больше ничего не должен, разве нет?

Сегодня выходной, и я сижу в гостиной. Дэвид разливает вино по бокалам. Классический сценарий последних пару дней: выпить, посмотреть кино и заняться сексом. Нам и говорить даже не приходится. Это странно. Это ненормально.

Я смотрю на свое обручальное кольцо, на то, как оно искрится при искусственном освещении. Оно очень красивое и наверняка дорогое. Мне никогда не забыть кислую мину Бриджит, когда я показала его ей. Оно и правда шикарно. И, что самое страшное, мне, вероятно, придется с ним расстаться, когда Дэвид поймет, что нас больше ничего не связывает.

– Почему ты решил стать архитектором? – спрашиваю я, когда он протягивает мне бокал с красным вином.

– Решила сделать со мной еще одно интервью?

Его улыбка ослепляет меня, манит, как в день знакомства. Хочется притянуть его к себе и жадно впиться в его губы, погрузить пальцы в его густые жесткие волосы. Закрываю глаза и гоню от себя эти фантазии. Еще рано.

– Нет, просто интересно. Так, как же ты решил стать архитектором?

– Мне всегда хотелось построить мир по своему проекту, – отвечает Дэвид.

Он садится на диван рядом со мной и начинает щелкать пультом. На меня он не смотрит, он сосредоточен на выборе фильма на этот вечер.

– Захотелось почувствовать себя богом? – спрашиваю я, делая глоток вина.

Незрелый напиток имеет кислый и грубый вкус. Отец научил разбираться в винах, когда мне исполнилось пятнадцать. Пожалуй, это мое самое светлое воспоминание о нем. Меня он никогда не любил. Терпел – да, но не любил, не понимал, не принимал. Дэвиду нравится пробовать импортные сорта. Это ему привезли клиенты из Грузии. Я думала, это штат на юго-востоке Америки, но, оказывается, это страна с другого континента. Надо будет посмотреть потом на карте. Если не забуду.

– Хм, никогда не проводил такой параллели, – отвечает Дэвид, пробуя вино на вкус. Он морщится, но делает еще один глоток. – Резковато.

– Это ты сейчас про вино или про мое сравнение?

– Наверное, и про то, и про другое, – отвечает он. – Что будем смотреть? Сегодня твоя очередь выбирать.

– Может быть, «Иллюзию обмана»? – спрашиваю я.

– Таких клоунов и на Бродвее полно, давай что-то настоящее, – командует он, продолжая щелкать пультом, приводя в движение картинки на экране телевизора.

– Так как насчет тебя, почему архитектор? – продолжаю упорствовать, хотя понимаю, что время упущено: еще мгновение – и на экране поползут титры, мы будем смотреть очередной фильм-катастрофу.

– Я хочу оставить после себя след. Я последний в роду Герра, а это большая ответственность, – серьезно отвечает он, и только после этого картинка на экране перестает быть статичной.

Я ненавижу фильмы такого толка, а потому уже на двадцатой минуте, после жуткого крушения лайнера, перехожу к главному блюду вечера. К чему сдерживаться? Мы женаты, и секс – это то, что все еще держит нас вместе. Теперь, когда во мне больше не теплится новая жизнь, он не церемонится. Его движения резкие и отчаянные, точно он пытается вбить в меня кол. Но теперь я знаю, он хочет, чтобы я снова была беременна. Беременна ребенком Герра.

Глава 13

Последний сандвич был лишним. Во рту чрезмерная сладость. Я открываю новую бутылку с водой и делаю несколько глотков. Баланс вкусов восстановлен. Оставшейся водой я брызгаю себе в лицо. У меня случаются внезапные приливы. И сейчас мне дико жарко, как может быть только в финской бане. Моя кожа становится влажной, а одежда мокрой. Переодеваться я не стану. Едва ли я смогу снова подняться по этим крутым лестницам.

Я смотрю в окно. Из кухни открывается вид на задний двор и холм. Сегодня только десятое августа, но на сочном зеленом лугу уже появились желтые пятна и проплешины. Природа увядает. И я вместе с ней. Меня часто стали посещать дурные мысли. Я много думаю о смерти. О том, какой она может быть. А главное, каково это, умереть в 23 года? Наверное, в день похорон священник скажет, что у этой молодой женщины впереди была вся жизнь. Она сама могла подарить новую жизнь. Немногочисленные скорбящие будут молчать и горестно кивать головами. Но все это ложь. Мое тело не способно дарить жизнь. Оно рождено для того, чтобы убивать. Раз за разом, снова и снова.

Глава 14

Я быстро учусь и больше не являюсь помощницей Отиса. Правда, он продолжает пытаться всучить мне свои записи на расшифровку.

– Но-но, черная работа в прошлом, – качая головой, говорю я.

Он улыбается и сам садится работать с аудиофайлом. А я прохожу на свое рабочее место и не без гордости включаю компьютер. Я, конечно, не такая крутая, как Отис Ли, но и не такая никчемная, как Лэнс Томпсон. Вчера Грымза его отчитала при всех. Назвала его текст записками сумасшедшего. И, прежде чем скрыться за своей стеклянной дверью, дала ему понять, что не забыла о его шалостях. О чем шла речь, я не знаю, вероятнее всего, это случилось до моего появления, потому что за четыре месяца, что я тружусь в журнале «Фокус», моя свадьба была самым обсуждаемым событием. О том, что у меня должен был быть ребенок, никто так и не узнал. Я не успела похвастаться этой новостью ни тогда, три месяца назад, ни теперь. Два дня назад у меня произошел еще один выкидыш. В этот раз все случилось еще быстрее. Я едва успела пописать на тест. Дэвид успел больше: в этот раз он купил детскую кроватку.

– Не рановато? Это вроде плохая примета! – говорю я, наблюдая за тем, как он после рабочего дня собирает кроватку, четко следуя инструкции.

– Нет! Ребенок должен чувствовать, что его здесь ждут!

Его ответ звучит убедительно, и я не спорю. Но наш малыш, похоже, этого не почувствовал. В этот раз кровь пошла на шестой неделе. И хотя мы поехали в больницу, я точно знала, что спасать там уже нечего.

Я открываю свои записи. В следующий номер я готовлю материал о медицинском туризме. Это задание Долорес, до своих тем я еще не доросла. Три дня назад, когда я ходила брать это интервью, настроение у меня было другим. Тема проблем зачатия, экстракорпорального оплодотворения, женского и мужского бесплодия меня не касалась. Я была беременна. Но сейчас, открывая этот файл, я точно знаю, что меня ждет, и от этого глаза наполняются слезами. Я едва успеваю взять себя в руки, когда замечаю оживление в зале. Шон с Бриджит хотят сделать объявление. Все это время я старалась о них не думать, старалась не замечать. Но сейчас мне некуда скрыться, я в гуще событий.

Я смотрю на их счастливые лица, и у меня перехватывает дыхание. Я с силой сжимаю кулаки, так, чтобы ногти вонзились в кожу, достигли кости. Мне больно, но эта боль удерживает меня на ногах. Я не могу оторвать взгляд от слащавой улыбки Бриджит. Сегодня она пришла в брюках и кофте свободного кроя. Я давно заметила, как она пошла вширь. Ее зад, больше не выглядит таким аппетитным, как раньше, но Шона это не смущает. Я надеялась, что он ее бросит, но, судя по всему, он собирается на ней жениться, иначе к чему весь этот шум. От этой догадки мне становится дурно.

– Ты уже знаешь? – почти шепотом спрашивает меня Райан, он стоит возле меня и выглядит обеспокоенным.

– У тебя что-то случилось?

– Нет. Я про Шона и Бриджит, – говорит он, кивая головой в их сторону.

В центре зала Шон срывает аплодисменты, открывая бутылку шампанского. Я стараюсь ничего не упустить из виду, но при этом отмечаю, что искренне жду появления Грымзы. Она не может это пропустить. Она должна навести тут порядок. И как можно скорее. Пусть женятся и празднуют свое счастье сколько угодно, но только не так. Только не у меня на виду.

– Кажется, она беременна, – все тем же заговорщическим голосом сообщает Райан.

Я чувствую, как земля уходит у меня из-под ног. Хорошо, что я не надела сегодня туфли на каблуке, а то бы точно упала. Я опираюсь на стол, стараясь никак не выдать своих чувств. Но, видимо, тщетно.

– Все в порядке? Ты какая-то бледная, – продолжает Райан и протягивает мне бутылку воды. – Я чувствовал, что у тебя к Шону что-то осталось.

Он не мог сказать ничего более отрезвляющего. Я не могу позволить меня жалеть. Ни ему, никому другому. Нет, все что угодно, но только не статус брошенки. Делаю несколько жадных глотков воды. Она ледяная. То, что мне нужно, чтобы потушить пожар внутри, чтобы отрезвить голову.

– У меня вчера случился выкидыш, – говорю я и вижу, как лицо Райана искривляется от боли.

– Прости, прости, вот же я дурак, – произносит он, обнимая меня.

Он пытается меня поддержать и утешить, и мы невольно притягиваем внимание коллег.

– Эй, вы чего это тут устроили? Это Шона и Бриджит надо поздравлять! У них скоро будет ребенок и они женятся! – ликует Оззи. – Или у вас свой повод для объятий? Ну, давай колись?

Сложно понять, к кому из нас он обращается, но Райан берет удар на себя. Он говорит о том, что его сын вчера сказал первое слово. Оззи легко верит в эту историю. А я благодарю Райана одними только глазами. У меня нет сил на слова.

Все пьют за счастье будущей четы Белл. И даже Долорес принимает в этом участие. Она говорит им свое напутственное слово, когда я незаметно выхожу из общего зала и уверенным шагом иду к святящейся табличке «Выход».

 
***
 

Желание стать матерью стало для меня навязчивым. Сегодня мне даже приснилось, что у меня уже большой живот и я ношу странную одежду, похожую на парашют. Проснулась я в хорошем настроении, что в последнее время редкость. Часто бываю раздражительной и обидчивой. Я много плачу по поводу и без. Наверное, именно это состояние принято считать послеродовой депрессией. Вот только беда в том, что я никак не могу выносить ребенка.

– Что со мной не так? Я хочу малыша! – начинаю я, едва мы с Дэвидом занимаем свои места в кабинете гинеколога.

– Все нормально. Такое бывает, – отвечает она с вежливой улыбкой.

Это всего лишь формальность, ничего не значащая заготовка. Она и дело-то мое еще не открыла.

– Сейчас посмотрим, – протягивает она, подтверждая мою догадку.

Сердце перестает биться. Я боюсь дышать. Боюсь думать. Я, как натянутая струна, сижу в кресле, чувствуя, как Дэвид крепко сжимает мои пальцы. Мы не переглядываемся. Мы не сводим глаз с Аманды Стюарт, нашего врача.

– Ох, два самопроизвольных выкидыша за четыре месяца, – выдыхает она. – Я же просила вас повременить хотя бы полгода. Это не очень хорошо, когда такое происходит с таким коротким интервалом.

– Я думаю, можно было остановиться уже после фразы «это не очень хорошо», – огрызаюсь я.

У меня внутри все кипит от злости на нее, на Дэвида, но прежде всего на себя. Что со мной не так? Почему я такая никчемная? Эта сука Бриджит носит ребенка Шона. Она уже на четвертом месяце, это вдвое больше того срока, что был у меня в последний раз. Почему?

Я возвращаюсь в реальность. В кабинет врача. И натыкаюсь на непонимание в ее глазах.

– Да, простите, мы ненарочно. Это случайно вышло, – Дэвид переключает на себя внимание Аманды, а за одно и мое.

Первый раз я вижу, как он складно умеет врать. А может быть, он проделывал это и раньше? Фраза «это вышло случайно» колом входит в мое чрево. Раз за разом. Я не могу больше сидеть. Я физически чувствую его внутри себя. Чертово воображение снова играет со мной в свои игры. Я вскакиваю с кресла и подхожу к окну. Я не могу и не хочу никого видеть. Мне нужно побыть одной. Побыть наедине со своими мыслями.

– У миссис Герра были до этого еще выкидыши или, может быть, аборты? – слышу я вопрос врача, адресованный Дэвиду.

– Нет. Это наши единственные попытки зачать ребенка, – уверенно отвечает он.

Перед глазами становится темно, и я мысленно переношусь в прошлое. В старенький трейлер, где я не один год жила с Джимом. Днем я была ему женой и любовницей, а по ночам забавой для его друзей. Он продавал меня. Кому за полтинник, кому за сотню, бывало, даже просто за косяк. А я не знала, как сказать «нет». Как прекратить это безумие. Я любила его. Я сходила по нему с ума. Даже после того, что он сделал, я все еще сохранила в памяти его образ: длинные кудрявые волосы цвета мокрой соломы, крепкие жилистые руки. А еще я помню, что в его объятиях я не могла фальшивить. Я была мощным наполненным сосудом, из которого только он мог извлечь первобытный гортанный крик.