Поле жизни

После этого случая я заинтересовался этим Соколовым, почему у него такие антисоветские настроения. И как мною было установлено, Соколов раньше имел кулацкое хозяйство и в то же время служил в церкви. В 1929 году его раскулачили, по переезде в г. Калинин он был наиболее приближённым лицом реакционного, ныне арестованного, архиепископа Фаддея и впоследствии был его личным секретарём. В церкви «Вознесение» Соколов В. И. являлся фактически хозяином, так как был и зав. хозяйством, то есть управлял всем хозяйством. И если что делали в церкви, только с его разрешения.

Кроме того, он являлся регентом хора и псаломщиком, цель этого – скрыть себя от обложения налогов и замаскировать своё лицо. А высказывания повстанческого характера со стороны Соколова, я считал, были вызваны тем, что Соколов с передачей церкви терял своё положение, а может, что другое. При этих разговорах присутствовали священник Колесников Тимофей Савич и Александров Иван Александрович. Больше показать ничего не могу.

«С моих слов записано правильно, мной лично прочитано, в чём и расписываюсь, – М. Ергин».

Это же удостоверил Пликин.

Судилище тем временем продолжается… В Протоколе допроса Соколова Владимира Ивановича от 31 января 1938 года ощущается грозное напряжение (всего два допроса решили его судьбу).

Вопрос. Вам предъявляется обвинение по ст. 58 п. 10 УК РСФСР, т. е. в том, что Вы систематическим среди населения проводили контрреволюционную агитацию. Признаёте себя виновным в этом?

Ответ. Виновным себя в этом не признаю, т. к. никакой контрреволюционной агитации не вёл нигде.

Вопрос. Следствие располагает данными о том, что Вы проводили контрреволюционную агитацию. Дайте правдивые показания по этому вопросу!

Ответ. Нет, контрреволюционной агитации я не проводил нигде.

«Протокол записан с моих слов правильно, мне зачитан, в чём и расписываюсь, – В. Соколов».

«Допросил: Врид. уполномоченного 4-го отдела УГБ сержант госбезопасности Пликин».

Соколову В. И. на этом же допросе объявлено уже утверждённое постановление от 24 января 1938 г. начальника управления НКВД Калининской области капитана госбезопасности Гуминского об избрании меры пресечения и предъявлении обвинения, датированного 27 января 1938 года.

Я, врид. оперуполномоченного 6-го отделения 4-го отдела УГБ УНКВД СССР по Калининской области, сержант госбезопасности Пликин, рассмотрев следственный материал по делу № 13464 и приняв во внимание, что гр. Соколов Владимир Иванович, 1900 г.р., уроженец села Нектарьево Медовского района Калининской области, достаточно изобличается в том, что, будучи настроен враждебно к советской власти, систематически среди населения г. Калинина проводит контрреволюционную агитацию (нет достоверных фактов по поводу изобличения),

постановил:

гр. Соколова Владимира Ивановича привлечь в качестве обвиняемого по ст. 58 п. 10, мерой пресечения способов уклонения от следствия и суда избрать содержание под стражей в тюрьме г. Калинина.

«Арест Соколова по признакам ст. 58 п. 10 УК санкционирую. 29.1.38. зам. областного прокурора (подпись неразборчива)».

Визируют документ, составленный сержантом Пликиным, словом «согласен»: начальник 6-го отделения 4-го отдела мл. лейтенант госбезопасности Михайлов; начальник 4-го отдела УГБ УНКВД капитан госбезопасности Рождественский.

Настоящее постановление объявлено 31 января 1938 г., на нём стоит также подпись обвиняемого, Вл. Соколова.

В обвинительном заключении от 13 февраля 1938 г., составленном Пликиным, последовательно и сжато констатируется рассмотренное дело, где, в частности, указано: «Соколов Владимир Иванович… группировал вокруг себя контрреволюционные церковные антисоветские элементы с целью использования их для антисоветской агитации… повстанческого характера, клеветнически высказывался по адресу советской власти о якобы насильственном уничтожении религии в СССР». С постановлением Пликина «передать дело № 13464 на рассмотрение Тройки УНКВД по Калининской области» согласен врид. нач. 4-го отд. 4-го отдела лейтенант госбезопасности Афанасьев.

6 марта 1938 года краткая запись из протокола Тройки по слушанию дела № 13464, где указано: «Соколов в 1932 году приговорён к трём годам лишения свободы, из ссылки бежал… Обвиняется в том, что, будучи враждебно настроен к советской власти, среди населения проводил контрреволюционную агитацию, направленную против мероприятий, проводимых партией и правительством, высказывая пораженческие настроения», завершается страшным словом расстрелять.

Дело 13460

Безвинный Соколов Владимир Иванович по акту от 8 марта 1938 года расстрелян, что подтверждают «служивые»: начальник 8-го отдела УГБ УНКВД Калининской области лейтенант госбезопасности Станкевич, начальник АХО лейтенант Курдин, начальник внутренней тюрьмы сержант Иржевский, инспектор сержант Александров.

Как просто решались судьбы! Родным сказали, что В. И. Соколов осуждён на 10 лет. Родные надеялись, ждали и молились «о здравии», а надо было «об упокоении».

А Владимиру всего-то 38 лет. Человек твёрдых убеждений, образованный, деятельный, искренне сожалел, что не может принести пользу обществу. Он так и не познал радостей семейной жизни. Бытовая неустроенность, атмосфера страха не вселяли уверенности в завтрашнем дне. Обладая аналитическим умом, он допускал возможность пополнить собой ряды репрессированных (что и случилось) и, как порядочный и ответственный, не мог подвергать тяжёлым испытаниям ту, которая стала бы его избранницей. По словам очевидцев, Владимир был весёлым человеком, имел хороший голос, прекрасно играл на музыкальных инструментах, но иногда в общении с неприятными ему людьми допускал резкость.

Ложь по поводу гибели Владимира повторилась спустя почти двадцать лет, когда 26 декабря 1957 года сестра Владимира – Екатерина Ивановна Соколова – направила заявление областному прокурору города Калинина: «Жив ли брат и за что осуждён, а если умер, то где и когда?», указав, что «после его ареста я сдавала по месту его работы кассу и денежные дела. Никаких недостач у него никогда не было, люди, работавшие с ним, непосредственно соприкасаясь с ним, как то: бухгалтер З. И. Рассудовская и другие сотрудники, о нём очень хорошо отзывались. По работе был очень аккуратен и исполнителен».

Оперуполномоченный УАО УКГБ при СМ СССР по Калининской области ст. лейтенант Лукин, рассматривавший архивно-следственное дело № 5043 на Соколова В. И. и заявление его сестры, добился, чтобы смерть Соколова В. И. была зарегистрирована в Калининском городском бюро ЗАГСа «как умершего в местах заключения от прободения язвы желудка 22 февраля 1942 года».

Доказательством невиновности Соколова В. И., людоедства и циничности судилища над ним служит заключение от 7 апреля 1957 г. заместителя начальника следственного отдела УКГБ по Калининской области майора Анисимова, указывающее:

«Обвинение Соколова было основано на показаниях свидетелей Метлина, Мощанского, Сапрыкина и Ергина. Передопросить их не представилось возможным, так как местожительство их не установлено. Однако объективность показаний этих свидетелей вызывает сомнение, поскольку в процессе проверки устанавливается, что Сапрыкин, Метлин и Ергин выступали в качестве свидетелей по целому ряду дел. По материалам архивно-следственного дела на Успенского, арестованного в 1937 году и обвинявшегося в создании контрреволюционной монархической организации в г. Калинине, Соколов не проходит. Допрошенные в процессе проверки свидетели Мощанский С. С., Орлов В. Е., Филоник Т. И., Арефьев П. С. ничего компрометирующего о Соколове не показали.

Одновременно с этим свидетель Орлов В. Е., проживавший в одном доме с Соколовым В. И., охарактеризовал его взаимоотношения с Мощанским С. С. ненормальными. Работники УНКВД Афанасьев и Рождественский, проводившие следствие по данному делу, допускали в 1937–1938 гг. фальсификацию и другие извращённые методы ведения следствия, за что в 1939 году были арестованы и осуждены.

При таком положении нельзя признать правильным осуждение Соколова В. И., а поэтому полагал бы архивно-следственное дело № 5043 вместе с материалами проверки и нашим заключением направить прокурору области для решения вопроса об отмене решения Тройки УНКВД Калининской области от 6 марта 1938 года и прекращении дела на Соколова Владимира Ивановича на основании ст. 204 «б» УПК РСФСР».

Это заключение утверждено 8 апреля 1957 года начальником управления КГБ при СМ СССР по Калининской области подполковником Горбатовым.

В принесённом протесте (в порядке надзора) по делу Соколова Владимира Ивановича прокурор Калининской области старший советник юстиции М. Паспортников признал, что «Соколов осуждён был за антисоветскую агитацию незаконно без объективных доказательств его вины… Постановление Тройки УНКВД Калининской области от 6 марта 1938 года, руководствуясь ст. 16 Закона о судопроизводстве Союза ССР, союзных и автономных республик, прошу отменить и дело о нём за отсутствием состава преступления производством прекратить».

Священномученик Фаддей (Успенский И. В.). Икона

Можно догадываться, сколько мучений испытал в заключении В. И. Соколов, каково мужество, сила духа: не струсил перед палачами, категорически отвергал обвинения в свой адрес, на провокационные вопросы по поводу его знакомых следователи не получали ответа.

Когда Владимира Ивановича арестовали, решалась судьба и его духовного пастыря – бывшего архиепископа Фаддея (Успенского Ивана Васильевича). В справке от 20 декабря 1937 года, выданной по запросу НКВД, врид. председателя райсовета Центрального района г. Калинина Веселова, указано: «…гражданин Успенский Иван Васильевич, 1872 г.р., проживающий по ул. Бонч-Бруевича, д. № 30, является епископом, до 1936 г. лишался избирательных прав. В последнее время жил на пожертвования верующих граждан».

В протоколе допроса, проводимого Тройкой УНКВД Калининской области 29 декабря 1937 г. (Дело № 13460 4-го отд. УГБ УНКВД) по обвинению Успенского Ивана Васильевича, изложены биографические данные и обоснование ареста: «…урождённый с. Наруксово, быв. Лукояновского уезда Горьковского края, сын священника, сам архиепископ, один из 11 заместителей Патриаршего престола, бывший архиерей по Калининской области, осуждён органами ВЧК в 1921 г. к высылке из УССР, в 1923 г. постановлением коллегии ОГПУ был выслан в ссылку на один год в Усть-Сысольск Коми-области.

Обвиняется в том, что, являясь руководителем контрреволюционной церковно-монархической организации, имел тесную связь с ликвидированной контрреволюционной церковно-фашистской организацией в г. Кашине (участники которой в числе 50 человек приговорены к высшей мере наказания). Давал задания участникам на организацию, насаждение церковно-монархических групп и повстанческих ячеек по Карельскому национальному округу через своего посланца Орлова Митрофана, осуждённого по сбору средств на построение нелегального монастыря, и руководил организацией систематической агитации».

Выписка из акта от 29 декабря 1937 года за подписью начальника 8-го отдела УВД УНКВД Станкевича, начальника АХО УНКВД лейтенанта госбезопасности Курдина, начальника внутренней тюрьмы сержанта госбезопасности Иржевского подтверждает состоявшийся расстрел Успенского И. В. 31 декабря 1937 года.

Прошло много десятилетий, и 18–23 февраля 1997 года Священный Архиерейский Собор Русской Православной Церкви причислил священномученика Фаддея к лику святых, а его мощи покоятся в Твери в церкви «Вознесение».

Арсений Иванович Соколов

Пишу, испытывая сердечное волнение и печаль, о жизни Арсения, младшего брата Владимира Соколова. Это был удивительный, светлой и нежной души человек, наделённый незаурядными способностями, он всё время учился. В объёме семилетки получил знания в фабрично-заводской школе № 3 г. Калинина, совмещал работу на заводе с учёбой в комсомольской школе при вагоностроительном заводе, успешно окончил её за полтора года. Поступил в Московский институт народного хозяйства им. Плеханова и стал счастливым обладателем диплома 25 июля 1940 г., а с августа приступил к работе в Калининском горпромторге. 25 июня 1941 года Арся призван в армию.

В семье сохранились три письма – бесхитростные искренние строки о его жизни. На долю Арсения выпали немыслимые испытания: плен, тяжелейший тиф, побег к своим.

Его первое письмо от 28.09.1941:

«Здравствуйте, дорогие мои мамуленька и сестра! Сегодня решил написать вам письмо про свою бродячую жизнь. Но прежде, будучи крайне беспокоен за вас, очень болею душой о том, как вы продолжаете жить в Калинине.

Как видно, из Калинина часть людей выехала. Но что вы будете делать, если вдруг придётся выезжать? Очень плохо, что я не совсем ясно представляю себе жизнь в настоящее время в Твери. Живут ли ещё на месте наши Мощанские? Мне бы очень хотелось, чтобы ты, Катя, мне по нескольку слов, но писала, какое у вас там состояние. Между прочим, я получил 9 сентября открытку от Виктора Кононова, он пишет, что был 1 сентября в Твери. Также получил подарок-посылку, и когда открыл её, то оказалось, что эту посылку послала из Калининского драмтеатра артистка Зайцева. Прислала пару белья, пачку печенья, конфет, одеколон, мыло. Так что надо её поблагодарить.

Е. И. Соколова, А. И. Соколов, Л. С. Соколова

Получаете ли вы деньги по аттестату, который вам наш нач-фин уже давно выслал? Привет всем родным и знакомым. Пока ещё жив и здоров, долго ли так будет, не знаю, конца кампании не видно. Где находятся сестра Зоя и племянницы?

Ну, пока, всего хорошего. Остаюсь любящий вас, всеми мыслями с вами, Ваш сын и брат Арся… Сегодня, 29 сентября, получил открытку».

И связь прервалась почти на три года. Родным это время показалось вечностью: неизвестность приводила в отчаяние, но порой светились искорки надежды: а может, жив? И возносились молитвы ко Господу: «Святый Боже, спаси и защити Арсения»…

И как чудо – несказанная радость: пришло от него письмо от 30 июля 1944 года.

«Здравствуйте, дорогие и милые мои мамуленька и Катя!

После более чем двух с половиной лет неожиданно для вас оказался ещё жив, и в данную минуту невредим. Но здоровье неважное, ибо очень много тяжёлого перенёс, и в заключение – болезнь тифа в тяжёлой форме сильно пошатнула моё сердце, так что оно пошаливает. Как видно, молитвы Ваши, мамуленька, пока спасли меня. И эти молитвы к Богу сейчас мне ещё более нужны. Дай Бог, чтобы все вы были живы и здоровы. Особенно боюсь за Вас, мамулька. Ведь фашисты-немцы были и в Калинине. Где Зоя и племянницы? Много писать не буду, но скажу, что я пережил участь Лёни и Вани Мощанских в войну 1914–1918, но ещё тяжелее. Из плена бежал к своим, но пока моё положение, наверно, немного лучше Володиного.

Впереди передовая. Но что же делать? Только вот здоровье плохое, очень сильное малокровие и след от небольшой ранки. Я уже могу потерять сознание.

Успехи нашей славной Красной Армии заставляют сильно радоваться. Молодцы те, кто гонит этих мучителей, ненавистных нашей Родине. Быть может, и конец войны недалёк.

Где-то вы живёте? Я пишу по старому адресу, хотя не знаю, цел ли дом. Хорошо бы ещё пожить и вернуться домой хотя бы скромным воином. Это было бы великое счастье.

Молитесь обо мне. Ну, всего хорошего. Целую вас много, много тысяч раз. Остаюсь любящий вас до гроба, ваш сын и брат Арсений Соколов. Пока адреса своего не даю, пока не уточнится моё положение».

Удивительно, какое нежное, любящее сердце! После перенесённых страданий не ожесточился, сохранил светлую душу, мечтая «вернуться домой скромным воином».

Трепетно, бережно касаюсь листочков последнего письма от 26.08.1944.

«Здравствуйте, дорогие мои мамуля и Катя!

Пишу вам вторично несколько слов о себе. Очень жаль, что я не сообщил вам, что всё же можно было бы написать ответ по адресу, который я написал на конверте. Но он (адрес) теперь уже отменён. Мой временный адрес теперь – Полевая почта 92761 – ответ я успел бы получить и по старому адресу. Теперь и по этому адресу я едва ли получу ответ. Но всё же если получите письмо, то сразу же черкните мне про свою жизнь хоть несколько слов. Я очень беспокоюсь за всех вас и особенно за мамуленьку.

Моё положение пока без перемен, но должно измениться в ближайшем времени. Но оно немного лучше Володиного, вот как изменилась жизнь в худшую сторону. Дай Бог, чтобы остаться живым и невредимым. Я уже в первом письме указал, что пережил судьбу Лёни и Вани Мощанских. Ужас, что перенёс там, болел тифом (сыпным), и очень тяжело, но выжил, сердце моё стало очень слабое и желудок также, следовательно, силы очень мало и сильное малокровие. Как видно, только Всевышний может меня теперь спасти. Но что ж делать? Ау, война…

Только очень хотел бы ещё раз увидеть вас. Как и где вы прожили во время пребывания фашистов в нашем городе? Как Вы, мамуленька, пережили ужасы войны в 1941 году? Дай Бог, чтобы Вы и Катя, все были живы и здоровы. Где-то Зоя и нет ли известий о Володе?

Успехи нашей Красной Армии заставляют сильно радоваться! Война движется к концу, и скоро наши войска и союзники добьют Гитлера в его собственной берлоге. Счастлив, кто доживёт до конца войны. Эх, кабы знать о себе! Пишу очень мало, ибо не знаю про вашу жизнь. Ну, пока всего хорошего. Целую вас миллион раз. Привет всем, скажите только, что 24.08.44 он был ещё жив. Остаюсь любящий вас сын и брат Арся.

Скоро, понятно, придётся участвовать в боевых операциях, как-то повезёт… Молитесь обо мне, Арся».

Все письма проверяла цензура, о чём-то нельзя было писать, и только родные читали между строк! Двоюродные братья Лёня и Ваня в Первую мировую войну испытали ад немецкого плена. Его слова о своём положении «оно немного лучше Володиного» полны безнадёжности и обречённости. Все знали, что случилось с Володей Соколовым.

Человек бежал из плена – полуживой, тяжелобольной добрался до своих и попал в штрафбат – из огня да в полымя, и в живых остаться шансов почти не оставалось.

На запрос сестры Кати, где погиб и похоронен Арсений Соколов, пришёл ответ: «В списках штрафных подразделений не числится, так как учёта рядовых не было». Арсений погиб в бою и покоится безымянным. Трагическая судьба братьев вновь подтверждает, что, к сожалению, жизнь человека и память о нём не представляли никакой ценности.

Тройка УНКВД, сфабриковав дело, приговорила безвинного Владимира Ивановича к высшей мере наказания – расстрелу (он реабилитирован посмертно).

И Арсений Иванович, и Владимир Иванович Соколовы – это неоценённое загубленное богатство России, которую они преданно любили.

Екатерина Ивановна вспоминала, что после раскулачивания семьи Арсю лишили права бесплатного обучения в школе. Из-за отсутствия средств его отчислили. А был он первым учеником, жаждущим знаний, выделялся пытливым умом. Он так страдал из-за невозможности учиться, что бегал в школу и слушал через дверь объяснения учителя на уроке. И только переехав в Тверь, смог продолжить образование. Екатерина Ивановна, когда читала про известного «Филиппка» Л. Н. Толстого, всегда видела в этом образе своего младшего брата.

Все в семье были музыкально одарены, природа наградила их абсолютным слухом и певческим талантом – играли на музыкальных инструментах. Арсений отличался весёлым и общительным характером, хорошо играл в шахматы.

Когда он учился в Москве, не успевал в суматохе студенческих дел написать письмо матери. Лидия Сергеевна попросила, чтобы давал о себе знать. Послушный сын нашёл выход из положения и каждую неделю отправлял открытку: «Жив, здоров, – Арсений Соколов».

Сергей Сергеевич Мощанский

Свидетелем по делу В. И. Соколова проходил его дядя – С. С. Мощанский, чьи показания стали одним из аргументов для вынесения высшей меры наказания. Какая чёрная сила разрушила его душу, ранее порядочного человека, совершившего поступок, ему не свойственный? Что известно о его жизненном пути?

Родился он в 1861 году в семье священника. До 1885-го окончил Тверскую духовную семинарию, около десяти лет работал учителем, с 1896-го – столоначальник Тверского епархиального управления. В 1912-м окончил Московский университет, юридический факультет, стал известным и уважаемым мировым судьёй. С мая 1925 года перешёл в Коллегию защитников, откуда в 1929-м исключён как сын служителя культа и как бывший мировой судья.

Привожу фрагменты из архивных документов.

1931 год, июня 21 дня – Я, уполномоченный Тверского Оперсектора ППОГПУМО Успенский, сего числа, рассмотрев материалы на гр. Мощанского по обвинению его в преступлении по ст. 58 УК и приняв во внимание, что обвиняемый, будучи на свободе, может повлиять на ход следствия, дознания, и есть опасение, что он может скрыться от суда и следствия, а посему, руководствуясь ст. ст. 143, 145, 146, 147 и 158 УПК, суд постановил:

Обвиняемого Мощанского заключить под стражу Тверского ИТД, о чём на основании ст. 146 УПК копией сего постановления уведомить Прокурора, наблюдающего за органами ОГПУ.

Уполномоченный ОПО Успенский. Согласен: нач. отд. Утверждаю: начальник сектора ППО ГПУМО (подписи неразборчивы).

Машина «правосудия» заработала, пополняя «дело» соответствующей документацией. Ордер № 10/35 – на производство обыска у гражданина Мощанского, протокол обыска, рапорт начальнику Тверского Оперсектора от сотрудника Козлова Михаила Александровича…

20 июня 1931 года по Вашему приказанию я производил обыск и задерживал Мощанского С. С., проживающего: Школьный переулок, д. 19, где обнаружил служителя культа гр-на Симакова, кой проживает в доме без прописки. Из слов Симакова: он переведён начальством в Тверь и поселился у знакомого Мощанского, а посему и доношу. Козлов.

Из протокола допроса Мощанского более подробно узнаём некоторые новые факты из его биографии.

По делу показываю: до 1885 года я учился и окончил среднее учебное заведение, т. е. Тверскую духовную семинарию. По её окончании был учителем в г. Старице около 10 лет. С 1896 года поступил столоначальником Тверского епархиального управления, служил также около 10 лет, после чего поступил в Московский университет, окончил его в 1912 году. Затем выбран кандидатом на судебную должность в Тверской окружной суд.

Пробыв в этой должности год, был назначен мировым судьёй в г. Луцк Волынской губернии, служил до 1917 года. После революции я переехал в Тверь и работал в милиции помощником начальника участка около двух месяцев, после чего как мировой судья я был снова призван в Луцк, где и пробыл с июля по август 1917 года. И с этого месяца до января 1918 года служил судьёй в Старице. С начала 1918 года, перебравшись в Тверь, поступил в Рабкрин инспектором, с 1921 г. работал в Губпрофсовете ответственным секретарём в суде.

В 1923–24 гг. – юрисконсульт Тверского электротреста, после чего некоторое время – в секретариате Губпрокуратуры, а с мая 1925 года перешёл в Коллегию защитников на ст. Оленино Ржевского уезда, и здесь, в Твери, до 1929 года.

Был исключён из Коллегии как сын служителя культа и как бывший мировой судья.

С тех пор я почти ничем не занимаюсь, кроме работы в течение двух месяцев на Рабфаке. Я отец троих детей. В Твери меня знают многие как бывшего члена Коллегии защитников, и поэтому до настоящего времени имеются обращения за юридической помощью: куда надо обращаться по тому или иному вопросу, написать заявление о восстановлении в избирательных правах и т. д., что выполняется мною безвозмездно.

Был я знаком с некоторыми служителями культа в Твери и, в частности, с Левановским, хотя я у него и он у меня не бывал и в церковной истории придерживаюсь Синодосветской ориентации. Также знаю и некоторых монашек, в частности Максимович, она ко мне обращалась. Я ей писал заявление о восстановлении в избирательных правах. Писал ли я ей ещё заявления – не помню, допускаю, что писал. Монахинь Вассу Герасимову и Аграфену Саратову не припоминаю. О том, что я вёл с посетителями какие-либо разговоры антисоветского характера, исключаю, так как посещал меня контингент посетителей для подобных собеседований по своему политическому уровню и общественному развитию для меня был неподходящий.

Больше добавить ничего не имею. Мощанский.

Допросил Успенский.

Его «дело № 924», шитое «белыми нитками», стремительно пополнялось всё новыми материалами. Маховик раскручивался, начались допросы свидетелей. Одним из них был Орлов Валерьян Евгеньевич. Вот что он сообщил.

Мощанского я знаю как проживающего со мной в одном доме. Соседи-квартиранты говорили, что к нему ходило много народа, в том числе священники и монахи. Он оказывал юридическую помощь, особенно лишенцам; к нему приезжал племянник-лишенец, которому он дал приют со всем скарбом, с коровой. Их раскулачили в деревне.

Я твёрдо убеждён, что он занимался нелегальным адвокатством и, конечно, не безвозмездно. Как я слышал, берёт пять рублей за услугу. Когда он приходил ко мне, то говорил, что его обкладывают большими налогами и что советская власть его обдирает и душит непосильными поборами. Когда судили Пром-партию, он как-то ко мне зашёл и сказал: «Этот процесс организован советской властью, и эти люди на самом деле не виноваты, и весь процесс – фикция». Я считаю, что к советской власти Мощанский относится враждебно и всегда критически оценивал все её мероприятия. В этом доме живут Киреевы. Особенно хорошо его знает тёща Киреева – Антонина Фёдоровна, может много о нём рассказать. Больше добавить нечего.

Протокол записан с моих слов – Орлов.

Допросил Костылёв.

С. С. Мощанского обвинили в систематической антисоветской деятельности и агитации. По ст. 58 лишён избирательных прав и выслан на три года в Рыбинск.

Можно представить, какие физические и нравственные мучения испытал он, привлечённый в качестве обвиняемого! Состояние его здоровья резко ухудшилось. Работать он не мог, подал прошение и приложил справку, что признан инвалидом 2-й группы с диагнозом «атеросклероз сосудов головного мозга и активный психоневроз». Дело Тройка пересмотрела и перевела в условный срок 21.11.1931.

После пережитого Сергей Сергеевич сильно сдал, стал замкнутым, впал в депрессию. В последнее время не мог чувствовать себя в безопасности, после знакомства с Тройкой потерял покой, боялся его продолжения. Близкие видели, что человека сломали, лишили воли.

Наступил роковой 1937 год. Ему 78 лет, он опять в когтях НКВД в качестве свидетеля по делу своего племянника Соколова. Конечно, боялся за семью: у него жена, два сына, дочь, внуки. Понятно, что им овладел страх за их жизни, будущее. И было отчего: он знал, с кем имеет дело. Всю жизнь слыл порядочным человеком, а сейчас совершил поступок, ему не свойственный: оговорил Владимира. И это стало одним из аргументов для вынесения тому высшей меры наказания.

С. С. Мощанский ненадолго пережил Владимира, видно, муки совести, осознание непоправимости и подлости содеянного свели его в могилу. Одной жертвой стало больше. Как выяснилось, и другие лжесвидетели-провокаторы и фальсификаторы – работники НКВД по делу Соколова получили заслуженное наказание.

Живая память

Много лет спустя дочь Екатерины Ивановны Соколовой – Вера Алексеевна – получила доступ к архивным документам по делу дяди Владимира Ивановича. Их копии бережно хранятся как горестные семейные реликвии. Теперь они доступны тем, кто откроет эту книгу.

Внук Веры Алексеевны, Константин Добродеев, написал реферат «История моей семьи». В нём много интересных подробностей об исторических корнях Мощанских (1918–1988), семьи Соколовых (XIX–XX), «Соколовы – Щипуновы – Добродеевы в наши дни». Читая эту семейную сагу, я отметила природный ум и душевную зрелость автора, совсем молодого человека. Обладая такими достоинствами, он смог глубоко исследовать свою родословную и талантливо описать семейное древо. Некоторую информацию из этого материала я отразила в представленном читателям документальном повествовании.

Его написание далось мне непросто. Знакомство с копиями архивных документов породило в моей душе смятение и ужас, при чтении писем Арсения Ивановича не могла сдержать горьких слёз. Оплакивала своих героев и печалилась как о родных людях. Хочу верить, что тридцать седьмой год никогда не повторится…

Я из поколения детей войны. Пережила и испытала многое. Позади долгая жизнь. Я люблю свою Родину, желаю достойной жизни народу. Какой она станет – зависит от нас, ныне здравствующих на нашей русской земле.

Тверь освобождённая

Посвящение

 
Город мой израненный,
Где найти приют?
Улицы сгоревшие.
Люди уцелевшие
средь руин дымящихся
медленно бредут.
 
 
Чёрен снег от копоти.
У дороги в ряд
под крестами с касками
в вечном сне «зольдат».
 
 
Тверь освобождённая,
где же волжский мост?
Где друзья, родные?
Многих взял погост.
 
 
Мы теперь не беженцы.
Может, цел наш дом?
Сколько раз мечтала
о мгновенье том!
 
 
Я лечу по лестнице
радостно, легко,
до заветной двери
так недалеко!
 

2017 г.