Закон Благодарности. Ведьма

Под мостом обнаружилась на удивление чистая скамейка. Может быть, здесь встречались влюбленные, а может, жил тролль, но даже он отправился на праздник сегодня.

Я переоделась в свою обычную одежду, с досады скомкала дареный наряд и затолкала его в сумку, откуда тут же послышался возмущенный лепет альрауна. Монстрик вылез наружу, принялся расхаживать туда-сюда по скамейке и, судя по звукам, отчитывать меня.

– Ал, вот не надо, а? Без тебя тошно. – Я оперлась локтем о спинку скамьи и положила голову на скрещенные руки. – Ты ведь проголодался…

Я вытащила из мешка несколько кусков вяленого мяса, сыр и ломоть хлеба, разделила наш ужин и отдала фамильяру его половину.

– Ничего, передохнем здесь. А завтра настанет новый день и все это покажется сном.

Вдруг в ночи эхом прокатился гром. Я удивленно уставилась вверх, но на небе не было ни облачка. Грохот, нараставший со стороны площади, заставил нас обоих подпрыгнуть. Альраун в ужасе спрятался в сумку, забыв о недоеденном сыре. Стоял такой рокот, что я подумала было, что взорвались бочки с горючей смесью и весь город сейчас полыхнет, как сухостой от шальной искры. Но вместо зловещего зарева в небе расцвел огромный, мерцающий золотой цветок. Пока он таял, в воздух взмыли разноцветные снаряды, то тут, то там распускались причудливой формы снежинки, сотни звезд сорвались с небосвода и полетели вниз. Фейерверк! Я залюбовалась блестящими и переливающимися огоньками.

Завороженная красотой и романтичностью момента, вспоминала тепло объятий таинственного юноши, что оказался моим недавним знакомцем. Я едва не добавила к его описанию «прекрасным», но вовремя стряхнула морок и скрылась под мостом.

Наспех подкрепившись скудными остатками снеди и кое-как устроившись на скамейке под плащом, я забылась сном без сновидений.

Следующее утро выдалось хмурым и дождливым, словно осень вступила в свои права, едва дождавшись завершения торжества. После бурного гуляния город выглядел помятым, как сельский кузнец с попойки. От вчерашнего волшебства не осталось и следа. Большинство украшений были сорваны, а те, что остались, висели увядшими клочьями тут и там. Улицы утопали в мусоре, а неприбранная ярмарочная площадь после ночных костров напоминала пожарище и пахла так же. Редкие горожане, проходившие мимо, выглядели усталыми и заспанными. Даже не все лавочники вышли на работу – то ли догадывались, что торговля сегодня будет вялой, то ли сами еще валялись в постелях. Каждый первый, подходя к моему лотку, спрашивал средство от головной боли и похмелья или маялся животом. Видно, нежданная щедрость трактирщика накануне объяснялась не хорошим расположением духа, а низкосортностью угощений – просроченной пищей, собранной из остатков, и непонятно из чего бодяженным вином. Мысленно я возблагодарила Богиню, что не позарилась на дармовые яства, и за то, что благодаря дешевому пойлу и маске никто не помнил о моих ночных похождениях.

Торговля разошлась только к полудню, на моем лотке и в мешке оставались только самые действенные, но и самые дорогостоящие мази и отвары. Больших надежд на их продажу я не возлагала и взяла с собой просто на всякий случай.

Я как раз заканчивала отсчитывать сдачу для хорошенькой румяной девицы, которая, судя по цветущему виду, во время вчерашней вакханалии спокойно спала дома, когда меня окликнули по имени. Звал начальник городской стражи, степенно подошедший в сопровождении двух высоких молодчиков. Я знала его, но искренне удивилась, что он знает меня.

– Добрый день, господин начальник! Светлого Колосада, да будет следующий год плодороднее нынешнего. Чем могу помочь? – вежливо и немного наигранно поприветствовала я чиновника.

– Ты очень поможешь, если проследуешь с нами в караульню, не оказывая сопротивления, – отчеканил он.

– Что?! – Мысли лихорадочно заметались. Неужели я вчера, сама того не зная, нарушила какое-то правило праздника? Или спасенный богатей таки узнал меня и заявил о краже? – Можно узнать, на каком основании?

– Ты обвиняешься в колдовстве и будешь осуждена как ведьма, – нарочито громко произнес начальник стражи.

Разговоры вокруг мгновенно стихли. Все присутствующие на площади повернулись к нам. Я выронила опустевший лоток и попятилась, но, оценив обстановку, поняла – бежать некуда. У каждого выхода с площади стояли солдаты, даже если удастся растолкать народ, куда бежать? У меня опустились руки… Но лишь для того, чтоб сдернуть с плеч плащ. Я набросила его на головы начальника стражи и его подчиненных и метнулась в толпу. Народ в ужасе шарахнулся в стороны, но это лишь освободило мне путь для побега. Прыгнув и уцепившись за уличную вывеску булочника, я перемахнула через ближайшую стену, одновременно отстегивая ремешки бездонного мешка. Он со звоном упал на мостовую, и я на секунду пожалела о зельях, но они мешали мне бежать быстрее. Я припустилась по узким улочкам, сворачивая то влево, то вправо в надежде, что стражники потеряют след. Но позади упрямо слышался топот. Солдафоны знали город как свою пятерню, а мне оставалось сломя голову нестись наугад. Никто не ожидал побега, и это давало мне фору. Не успела я порадоваться, как со всего размаха вписалась в стену.

Уф! Могла бы и лицо разбить. Хорошо хоть, вовремя руки подставила. Ладони разодраны, колени разбиты. От таких ушибов никакая бадяга не поможет. А впрочем, она может мне уже не пригодиться… Тупик. Кругом были только стены, стены, стены, а позади – верная смерть.

В окне на втором этаже ближайшего дома маячила простынь – если схватиться за нее, я смогу оказаться на крыше. Я разбежалась и прыгнула вдоль стены, выставив руки вверх. Простынь натянулась, но выдержала. Оттолкнувшись от выступа, я полетела к крыше, но в этот момент что-то впилось в лодыжку. Я с размаху рухнула на черепицу, послышался хруст, а затем меня резко потянули вниз. Последним, что я успела увидеть, была группа стражников, один из которых держал в руках веревку. Меня заарканили как норовистую кобылу. Отчаянно закричав, я грохнулась на каменную кладку и утонула в блаженной темноте.

Я очнулась от холодных капель, стекающих на лицо. Попыталась отереться, но все тело отозвалось болью, а руки отказались подниматься. С трудом разлепив глаза, я силилась понять, где оказалась, но было слишком темно. Тяжело охнув, повернулась на бок, оценивая повреждения и обстановку. От моего движения о каменный пол звонко звякнула цепь, руки и ноги потянули вниз стальные кандалы. Я попробовала прочесть простейшее заклинание для освобождения и чуть не взвыла с досады. Путы были не так просты – в сталь добавлен орихалк. Этот антимагический металл, открытый во время войны отступниц, не проводит Силу и не позволяет пользоваться волшебством. Я в ловушке!

Глаза постепенно привыкли, и я начала различать очертания своей темницы. С трудом подогнув под себя ноющие ноги, села. Подо мной неприятно зашуршала, а скорее захлюпала наполовину сгнившая солома. В темной камере ни единого окна, и я никак не могла сообразить, как долго нахожусь под замком. Судя по запаху, в углу был нужник, а точнее, просто дыра в полу. Тусклый свет просачивался только через решетку в верхней части двери, но это давало возможность составить хоть какое-то представление о том, где я очутилась.

Не без труда поднявшись, я доковыляла до двери, ощупала петли. К сожалению, единственными качественными и крепкими вещами здесь были мои наручники и дверь. Внизу, на проржавевшем подносе, подсунутом стражниками через специальное окошко, покоились ломоть плесневелого хлеба и чашка тухлой воды. На такое бы даже альраун не позарился.

– О Богиня! Вальдар! Ал, Ал? Где же ты, малыш? – Позабыв о страже, я в ужасе принялась озираться по сторонам.

Сумки, в которой сидел фамильяр, нигде не было. Да я же сама выбросила ее во время погони. Дура! Не только себя погубила, но и беззащитное существо обрекла на гибель. Я в отчаянии сползла по стене и обхватила голову руками. Все кончено, помощи ждать неоткуда.

– Обречена! – это слово гулко отдавалось в каждом ударе сердца.

Хорошо, что отец до этого не дожил. Он попытался бы выручить меня из беды и навлек бы ее на себя.

А ведь он оказался прав… Мы так часто ссорились из-за того, что я хотела стать травницей. Отец предостерегал не вставать на этот путь, пытался пристроить меня в подмастерья то к прачке, то к пекарю, даже к пьянице кузнецу, лишь бы я держалась подальше от скользкой дорожки. Лишь бы была в безопасности. Но ведь это было для меня слишком просто, слишком скучно. Я ведь казалась себе особенной, рожденной для великих свершений. И вот я в темнице и никогда уже не встречу свой двадцатый день рождения. Интересно, они меня повесят, утопят или четвертуют? С чего вообще этот солдафон решил, что я ведьма? Где я прокололась?!

– Прости, папа! Прости, что препиралась, спорила, сбегала от тебя. Ты был прав во всем, а я дура. Без пяти минут мертвая дура!

Я подтянула к себе ноги, уткнулась лицом в колени и зарыдала горько и безутешно. Оплакивая разом всех: и себя, и отца, и оставшуюся в одиночестве в лесу древнюю старуху Леэтель, и моего маленького глупого фамильяра.

Не знаю, сколько времени прошло… Слезы высохли. Я заставила себя собраться и успокоиться. Пить прогорклую воду не хотелось. Если продолжу плакать, обезвоживание наступит еще быстрее, и тогда я уж точно не боец. Не знаю, к какой казни меня приговорят – зависит от того, с чего они взяли, что я колдунья. Но раз уж обвинили в ведовстве, исход один – смерть. Ведьм уничтожали без суда и следствия, а ведь многих обвиняли ложно. Самый простой способ избавиться от соперницы – это донос о том, что она ведьма. Если о девушке ходила недобрая молва, а в деревне случались бедствия вроде гибели посевов и падежа скота, этого хватало для смертельного приговора.

Я всегда балансировала на грани, но так как на моем счету было только лечение односельчан, казалось, все это просто не может коснуться меня.

Поздно сокрушаться! Нужно постараться не тратить попусту силы, отдыхать и приходить в себя.

«Если только выпадет шанс сбежать… – Но я быстро отмела такую возможность. – Стражники не упустят случая лишний раз устроить представление для горожан в неделю Колосада».

В традициях праздника урожая не было публичной казни, но такие «развлечения» всегда пользовались успехом у зевак. Когда еще представится случай поглазеть на такое? Город еще долго будет гудеть от слухов, а моя история обрастет подробностями вроде того, что я голышом летала на метле над праздничными кострами и вместо вяленого мяса закусывала младенцами.

Прохлюпав по влажной соломе подальше от двери, из-под которой тянуло холодом и сыростью подземелья, я приземлилась на подстилку у противоположной стены. Тишину не нарушало ничто, кроме капающей с потолка воды. Если в темнице и были другие камеры, они либо пустовали, либо заключенные уже смирились с судьбой и сидели молча. Завороженная мерным стуком капель, я погрузилась в тягостные раздумья. Вдруг из-за двери послышался какой-то чавкающий звук, причем шаги его не предваряли. Я прищурилась и увидела, как через решетку проскользнуло длинное червеобразное тело. Неведомое существо гулко шлепнулось о каменную кладку и, извиваясь, поползло ко мне. Я заорала что есть мочи.

Только не змея, только не змея! Впрочем, и гигантская сколопендра меня бы не порадовала. Резко вскочив и, несмотря на боль в лодыжке, встав на цыпочки, я крепко зажмурилась, а когда открыла глаза, ничего не обнаружила.

– Неужто привиделось? – вслух спросила я сама себя.

Но тут что-то легонько дернуло за подол юбки. Борясь с ужасом, я опустила глаза и увидела… Вальдара. Ловко цепляясь за ткань маленькими ручонками, он быстро карабкался вверх. Я подхватила фамильяра и аккуратно прижала к себе. Он ласково прильнул к моей щеке и защебетал на своем языке.

– Спасибо, что нашел меня, Ал! Как я рада, что с тобой все в порядке. Значит, Леэтель не придумывала насчет твоих способностей перевертыша? И про легендарную верность альрауна старуха правду говорила. Ты действительно будешь со мной до самой смерти? – Монстрик энергично закивал. – Боюсь, до нашей разлуки осталось недолго.

Малыш нахмурился и заходил туда-сюда по вытянутой руке. Казалось, он выдумывает какой-то коварный план. Но разве такому крохе под силу вытащить из передряги большую и глупую ведьму? А впрочем…

– Ал, чтоб выбраться, мне нужны ключи от камеры. Они наверняка у начальника стражи. Ты сможешь найти его? По моим подсчетам, казнь назначат на утро. У нас мало времени.

Фамильяр остановился и оценивающе посмотрел на меня, чуть наклонив голову. С минуту он обдумывал мои слова. Затем, заглянув мне в глаза, медленно моргнул, что я истолковала как согласие на выполнение задания.

Вальдар проворно спрыгнул вниз на горку соломы, которую я подгребла под себя вместо подушки, и метнулся к двери. Очертания его тельца на глазах теряли четкость, и вот уже червеобразное создание скользнуло между прутьями решетки. Я подбежала к двери, подтянулась вверх и выглянула в темноту коридора. Но вместо ползучей твари к едва освещенной тусклым факелом лестнице грациозно вышагивал крупный кот. Ай да альраун!

Потянулись долгие часы ожидания. То есть на самом деле я понятия не имела, сколько прошло времени, но оно длилось бесконечно. Снаружи все было без изменений, ни соседей по камерам, ни стражников не было слышно. Скорее всего, начальник испугался, что я, даже закованная в стальные кандалы с примесью орихалка, смогу перехитрить или зачаровать его недалеких подчиненных.

От размышлений меня отвлекло доносившееся с лестницы позвякивание.

Кто? Стражник или альраун?

Я чуть было не застонала от нетерпения, но вместо кожаных сапог на ступенях показались мягкие лапки. В этот момент я открестилась от мнения, что из кошек, тьфу, из альраунов не выйдет хороших фамильяров.

Кот с висящей на шее алой лентой с перевязью ключей весело семенил к двери. Пушистый хитрец остановился перед самым входом и сбросил ключи напротив нижнего лючка, через который заключенным подавали еду. Я присела и вытянула руку, пытаясь дотянуться до заветной связки. С той стороны альраун подталкивал ее ко мне. Сквозь узкую щелочку было видно, что осталось совсем чуть-чуть. Тут звякнула цепь, скреплявшая кандалы, – ее длины не хватило для моего маневра.

– Ал, не выходит, цепь короткая. Звенья слишком толстые, не разогнуть. Попробуй… – я не успела договорить и отпрянула.

С лестницы доносился звук шагов, гулко отражающийся от каменных стен. За мной пришли! Сквозь решетку я наблюдала, как по коридору в мою сторону медленно направляется смерть в лице капитана стражи и нескольких солдат с факелами в руках.

– Ну что, ведьмочка, я бы спросил, помолилась ли ты перед казнью, но ведь отступники не молятся, – явно наслаждаясь своей сомнительной шуткой, ухмыльнулся чиновник.

Он потянулся к поясу, где должны были висеть ключи, и побледнел.

– Что за?.. – он грозно уставился на меня.

Я с трудом подавила желание съежиться под его взглядом.

– Где ключи?

– Да вот же они, сэр, у вас под ногами, – указал на связку ближайший из солдат.

Мужчина снова рассмеялся, пригрозив мне пальцем:

– Я уж думал, твои козни, нечестивица. Выводите, да поосторожнее, вдруг это отродье решит кусаться, царапаться или еще чего похуже.

Он отпер дверь, и два стражника-амбала небрежно выволокли меня наружу. Они были настолько высокими, что мои ноги не касались пола. Верзилы просто несли меня по коридору, а я безвольно болталась между ними, не в силах оказать сопротивление. Вглядываясь во все темные углы, я радовалась только одному – альрауна нигде не было видно, малыш успел спастись.

Глава 4

Восход окрасил все вокруг алыми красками. Красные блики плясали в слюдяных окнах, крошечные искорки вспыхивали в дровах, разложенных на эшафоте, а в глазах толпы пылала жажда крови. На площади, там, где всего день назад люди веселились, танцевали и пели, где горели праздничные костры и звучала задорная музыка, сегодня возвышался ритуальный столб. Люд шумно переговаривался и требовал начала суда. Точнее, это и судом нельзя было назвать, ведь защитников у обвиняемой не нашлось, а приговор был заранее известен. Площадь не могла вместить всех зевак, и люди теснились на прилегающих улочках. Предприимчивые владельцы домов, окна которых выходили на кострище, продавали места с лучшим видом на жестокое представление и даже сдавали внаем крыши, лишь бы суметь побольше наварить на зрелище.

Не знаю, в чем прелесть наблюдения за казнью. Никогда не была поклонницей такого рода развлечений и всегда открыто высказывала свою позицию. Я и сейчас с удовольствием сообщила бы присутствующим все, что о них думаю, и ушла подальше. Но, к сожалению, находилась в самой гуще события с кляпом во рту, крепко привязанная к столбу вощеной веревкой и антимагической цепью для пущей острастки. Туго связанные запястья успели онеметь. Оно и к лучшему. Пока меня тащили к месту казни, грубая веревка стерла кожу до крови, и то, что руки ничего не чувствовали, стало благословением. А вот кляп доставлял гораздо больше страданий. Грязная тряпка, которую стражники затолкали мне в рот, отвратительно воняла прокисшим пивом. Меня бы вывернуло, но рот был занят. Я хотела отвлечься, но не могла совладать с языком, упрямо пытавшимся вытолкнуть мокрый от слюны тряпичный ком.

Никогда бы не подумала, что закончу вот так, на эшафоте. Осенний ветер пробирал до костей, хотя и без этого я тряслась как осиновый лист.

– Дрожишь, бедняжка? Ничего, сейчас огонь разожгут, согреешься, – пробасил какой-то остряк в толпе. Его дружки весело загоготали.

Когда солнце полностью взойдет, начальник стражи и трое его подчиненных подожгут ветки в костре. Солдаты уже замерли на позициях с пылающими факелами в руках.

Новый порыв ветра бросил мне в глаза прядь волос, ту, что вечно выбивалась из прически. Не в силах отмахнуться, я заморгала и только сейчас поняла, что концы кудрей порыжели. Если что-то и могло усугубить мое положение, это было именно такое событие. К рыжим девушкам всегда относились с особым недоверием, а уж резкая перемена цвета волос в медный сразу засчитывалась как доказательство ведовства.

С чего мне такое счастье? Ведь мои вьющиеся волосы с детства имели обыкновенный каштановый цвет. Видно, такую злую шутку сыграло злоупотребление магией. Леэтель предупреждала, что слишком большая растрата Сил может привести к неприятным последствиям, но чтоб так… Возможно, это кара Богини за то, что я не сумела соблюсти баланс и, не совладав с чувствами, выбросила перстень тогда в лесу?! Может быть, это то, чего я так боялась – нарушение Закона Благодарности, и моей меткой ведьмы стала не бородавка, как у Этель, а огненно-красная шевелюра?

Зеваки распалялись все сильнее. Я успела заметить, что в толпе появились ярко одетые люди, продававшие всем желающим тухлые овощи и камни для избивания осужденной колдуньи. Первые снаряды не заставили себя долго ждать – мне в плечо с отвратительным чавканьем влетел прокисший помидор. Но такой меткостью могли похвастаться немногие, и большая часть гнилья пролетала мимо или ударялась о бревна у моих ног, щедро осыпая брызгами всех, кому посчастливилось выбить себе место в первом ряду. Несколько камней среднего размера все же угодили в цель, и я отчаянно застонала в кляп от боли.

На мое счастье, один особенно сноровистый стрелок угодил огрызком яблока в спину начальника городской стражи, и тот свирепо призвал толпу к порядку. Его лицо, и без того красное от света зари, побагровело еще сильнее, вздулись вены у висков.

– Эй, сброд, проявите уважение к суду, иначе быстро окажетесь на эшафоте вместе с этой нечестивицей. Дров на всех хватит!

Когда чиновник закричал, жуткий шрам, проходящий от челюсти до самого лба, скривился и придал его лицу еще более угрожающий вид.

Горожане затихли, как испуганные дети, которых отчитал строгий родитель. Капитана уважали. Говорили, он был героем нескольких войн и сражался против ведьм во время восстания отступниц, там-то его и разукрасили. Понятно, почему мужчина так ненавидел ведьм – выйдя без единой царапины из множества крупных сражений, он был располосован юными волшебницами в первые же дни восстания. Байки об этом травили даже в нашей деревне.

Солнце полностью поднялось над горизонтом. Собравшиеся замерли в предвкушении, а солдаты уже воздели вверх руки с факелами, готовясь по команде одновременно запалить костер. Я больше не могла на это смотреть и крепко зажмурилась, вознося последние молитвы Великой Матери.

– Что здесь творится? – послышался знакомый голос, исполненный гнева.

Толпа дружно испустила вздох разочарования, все повернулись к говорившему. Я рискнула открыть глаза и последовала их примеру настолько, насколько позволяли путы.

На площадь, заставив толпу потесниться, въехала группа всадников. Во главе их на черном, как безлунная ночь, коне восседал молодой аристократ. Тот самый, которого я спасла в лесу, тот, кто прятался под маской с перьями в ночь Коло-сада.

– Принц Авин, мы всего лишь приводим в исполнение смертный приговор. Все в рамках закона, Ваше Высочество! – спокойно проговорил начальник стражи.

Принц! Так вот, значит, кто он. Если бы я могла раскрыть от удивления рот, то боюсь, разбила бы челюсть о мостовую, но кляп сохранил мой подбородок от увечий. Теперь понятно, почему охота была такой масштабной, а праздник урожая настолько ярким и буйным. Вот почему в маленький городок съехалось столько богатеев и знати. Это многое объясняло!

– Как вы смеете омрачать праздничную неделю омерзительными устаревшими обычаями?! – вскипел принц.

– Но, Ваше Высочество, на этих обычаях построено наше общество. Закон на то и закон, чтоб неукоснительно следовать его букве. – Чиновник был предельно вежлив, но его негодование выдали заходившие ходуном желваки.

– В чем обвиняют несчастную девушку, что она заслужила такую страшную участь? – не унимался высокородный юнец.

– Эта девушка ведьма!

– Ха, значит, ни суда, ни следствия. Хекс, неужели вы готовы с такой легкостью взять на себя ответственность за чужую, возможно, невинную смерть? Впрочем, кого я об этом спрашиваю, отец ведь отправил вас подальше от столицы именно за излишнее рвение в некоторых вопросах.

На лысине капитана стражи выступили бисеринки пота, он с трудом сдерживался, чтоб не наорать на зарвавшегося молокососа, но вовремя закусил удила:

– Эта нечестивица виновна в ведовстве, есть свидетель, который своими глазами видел, как она применяла магию.

Толпа слегка попятилась, извергнув из себя испуганного молодого мужчину. Он до последнего пытался спрятаться за спинами окружающих, но не сумел спастись от пристального взгляда монаршей особы. Народ окончательно расступился, и передо мной предстал… муж Нани!

– Что ж, говори, законопослушный горожанин. Чем тебе так насолила эта девушка, что ты донес на нее? – В голосе принца звенела сталь.

– Мой достопочтенный господин, – кланяясь до земли, выпалил мерзавец, – я давно знаю эту грязную девку. Она травница в деревне, откуда я родом. Там всегда ходили слухи о том, что она ведьма, уж слишком действенными были ее мази и настойки.

– Пока я слышу только о пустых сплетнях и предположениях, – процедил престолонаследник.

– Так-то оно так, я и сам сомневался, да только накануне праздника урожая эта отступница пришла в мой дом и исцелила умирающую дочь…

Принц перебил мужчину:

– То есть эта якобы ведьма пришла к тебе домой не опоить тебя, не наслать морок или проклятие, а спасти твою дочь? И в этом ты ее обвиняешь?!

Поняв свой промах, горе-папаша занервничал еще сильнее. Он переминался с ноги на ногу, ища поддержки у горожан, но те не спешили на выручку. Одно дело – оскорблять и закидывать отбросами девушку, привязанную к столбу, а совсем другое – спорить с наделенным властью. Так и не дождавшись помощи толпы, муж Нани предпринял новую попытку опорочить мое доброе имя.

– Мой принц, я думаю, что ведьма сама подстроила болезнь дочурки, чтоб проникнуть к нам, втереться в доверие и выманить у моей отчаявшейся жены деньги. – Поймав на себе мой испепеляющий взгляд, он спешно продолжил: – Что до колдовства… Я как раз недавно проснулся и хотел проведать малышку, направился в ее комнату, а там эта, – он зыркнул в мою сторону. – Так вот, она нависла над моей дочерью, что-то зловеще шептала и водила руками над колыбелью, а с пальцев у нее вроде как искры сыпались или огоньки. Не знаю, как это обозвать, в общем, они кружили над ребенком. Я такое только раз в жизни видел, когда маг на ярмарке чудеса творил. Воду там заряжал и все в этом духе.

Гордый собой, этот сын морской пиявки повернулся к эшафоту и обвинительно ткнул в меня пальцем. Так вот почему альраун взбесился, когда я лечила девочку! Он увидел, что за мной наблюдают исподтишка. Хорошо хоть, обвинитель самого фамильяра не заметил. И все равно я была так раздосадована и зла, что аж задергалась, сильнее натянув веревки.

– Что ж, твою версию мы слышали. Может, пора послушать подсудимую?

К вящему недовольству начальника стражи и обвинителя, принц приказал солдатам вытащить кляп у меня изо рта. Видно, Великая услышала мои молитвы и решила подарить мне еще один, пусть и призрачный, шанс на спасение. С трудом подавив желание с ходу начать орать на своих обидчиков, я насколько возможно склонила голову в знак уважения к принцу.

– Ваше Высочество, благодарю вас за то, что вступились за меня и не дали свершиться расправе. Я невиновна в том, в чем меня обвиняют. Настоящие ведьмы творят зло. Я никогда сознательно не причиняла вреда людям. Кодекс знахарей не позволяет подобного! И деньги я не выманивала, а лишь попросила плату за труды…

Я закашлялась, не успев договорить, пересохшее горло саднило. В толпе поднялся ропот, и мои последние слова потонули в шуме голосов. Горожане уже делали ставки, кто именно – я или муж Нани – закончит этот день на плахе. Принц заговорил, и все пересуды смолкли:

– Пока я не вижу ничего предосудительного в твоих действиях, знахарка, но что до странного сияния, которое видел обвинитель?

Мысли лихорадочно заметались в попытке найти выход, и тут меня осенило:

– Мой принц, вы позволите мне задать ему один вопрос?

– Дозволяю! – заинтересованно глядя на меня, престолонаследник кивнул.

– Ты утверждаешь, что стоял в дверях, так? Есть ли окно напротив входа в детскую? – наудачу закинула я удочку.

Муж Нани явно растерялся. Он понимал, что этот вопрос прозвучал неспроста, но никак не мог уловить связь между обвинениями в колдовстве и окном.

– Да, – нехотя согласился он, – окно как раз напротив двери.

– А теперь, с вашего позволения, я расскажу, что же произошло в тот погожий день перед самым праздником урожая. Я пришла в город, чтоб продать лекарства. Подруга детства, Нани, подошла ко мне на ярмарке и попросила помочь ее больной дочери. Я напоила девочку горькой настойкой ивы, облегчающей боль и снимающей жар, отварами лимонной травы сорго против воспаления и золотого корня, дарующего силы. Все мои снадобья добыты из лекарственных растений. Мой отец был знахарем и рассказывал мне, в каких сочетаниях употреблять травы, чтобы они исцеляли болезни. Это не магия, а наука о свойствах растений и силе природы.

– Но я видел огоньки! – Голос мужа Нани сорвался на визг.

– Я растирала грудь твоей дочери лечебной мазью, чтоб скорее сбить лихорадку, а то, что ты видел, – всего лишь поднявшиеся в воздух пылинки на свету. Они всегда блестят в солнечных лучах, а ты сам сказал, что напротив входа в детскую у вас окно. Ты видел лишь то, что хотел видеть, ведь еще с детства недолюбливал меня. А чтоб не наблюдать пляшущих огоньков в воздухе, помог бы жене убраться, если уж все равно сидишь дома и спишь до середины дня, пока все порядочные мужчины в этом городе работают не покладая рук.

Моя лесть местным увальням не прошла бесследно. Я говорила нарочито тихо, чтоб заставить их слушать. Сначала толпа смолкла, ловя каждое мое слово и разинув рты, а потом разразилась криками поддержки.

– Ты ведьма, ты околдовала всех! Очнитесь, люди, вы под действием чар этой нечестивой потаскухи!

Превратившись из обвинителя в обвиняемого, муж Нани был близок к истерике, но тут вмешался начальник стражи Хекс:

– Не ропщи попусту, мальчишка, это клевета. Кандалы Мариэль отлиты из сплава орихалка, они не позволяют колдовать, уж мне ли не знать. Я прошел всю войну отступниц с самой первой битвы. На людей не всегда можно положиться, а вот старый добрый щит из антимагического металла никогда не подводит.

Принц подал своим гвардейцам знак, и те обступили горе-обличителя.

– На что же ты так зол, кляузник? Разве эта девушка не помогла твоей дочери? Лечение оказалось неэффективным?

– Наоборот, Ваше Высочество, оно слишком эффективно. Никто в городе не сумел ни помочь моей доченьке, ни даже сказать, что с ней, а эта деревенская девка смогла… – в отчаянии выпалил супружник подруги.

– Так чего тебе еще надо, негодяй? – окончательно разозлился Авин. Его глаза метали молнии. Обладай принц магией, скукожившийся под его взглядом доносчик обратился бы в пепел.

– Но… она… она содрала с жены кучу денег… – пытался выгородить себя клеветник.

– Неправда… Неправда! – Тихий вначале женский голос быстро обрел силу, и сквозь толпу протиснулась Нани.

Она испуганно покосилась на мужа, словно впервые увидела его истинное лицо, на меня подруга так и не решилась посмотреть в открытую.

– Эль не называла суммы. Я сама вручила ей кошель с монетами. Если б могла, дала бы больше. Да я бы жизни не пожалела в благодарность за здоровье нашей малышки. А ты так решил отплатить за доброту?! – накинулась Нани на супруга. – Мариэль, прости, что не смогла его остановить! Прости, что не вступилась.

– Просить плату за услугу – не преступление, в отличие от лжесвидетельства… – жестко произнес начальник городской стражи.

По толпе прокатилась волна осуждения. Заводилы-лотошники с тухлыми овощами быстро переключили всеобщее внимание с меня на неудавшегося разоблачителя ведьм.

– …А наказание за клевету – сотня ударов розгами! – закончил фразу Хекс.

Нани ахнула, а ее муж попытался было метнуться в толпу, но был схвачен королевскими гвардейцами и передан в руки городской стражи. Как же мне хотелось потереть руки, как осенняя муха при виде свежего пирога на подоконнике зазевавшейся хозяйки. Но вместо этого я что было мочи выкрикнула:

– Нет! Пощадите!

Все присутствующие повернулись ко мне: кто в недоумении, кто с осуждением, а Нани – с нескрываемой надеждой. Даже особо ретивый к букве закона капитан стражи удивленно вскинул бровь.