Тем самым становилось совершенно очевидно, что практически никто и ничто, кроме другого ходящего, не могло снять вешки. И это вызывало недоумение и душевную боль, ибо могло означать предательство. Был еще вариант, что где-то в Нейтрали погиб аарк, тем самым образовав брешь и заставив вывалиться в Немолчание мозарта. И при схлопывании краев запросто могло образоваться подобное стихийное бедствие. Но это означало также, что погиб и хозяин аарка. То есть один из его близких друзей и соратников расстался с жизнью. Но эта версия рассыпалась в прах. Появление мозарта и ночная причуда погоды стояли сильно далеко друг от друга по времени. Ну, или было две бреши, что представить совсем тяжело. И последнюю возможность: кто-то из Верховных сделал это – ходящий не рассматривал вовсе.
С этими мыслями Кйорт привел в порядок сбрую, вытер насухо коня, наскоро позавтракал куском вяленого мяса и отправился вдогонку демону. Да, вешек не было, и ставить новые не имело смысла, так как за годы, что ходящий провел в Немолчании, он прекрасно научился ориентироваться на местности этого Мира, а потому не сомневался, что сможет выдержать направление с минимальным отклонением. Демон уже давно начал раскрытие, но Кйорт упрямо двигался вперед, ведя коня под уздцы, чтобы обезопасить себя и Хигло от неожиданных неприятностей в виде скрытых ям и прочих напастей.
Убить в одиночку мозарта, что начал раскрытие, будет тяжело, и тем тяжелее, чем дольше оно продолжается, но он справится. Должен справиться.
«– Ch`thriil35 мозарт, – говорил Цепп тихим ровным голосом, – наипоганейшее существо из виданных мной в странствиях по Кольцу Планов. Вы можете встретить грунков, приллов, агрххчемер и других существ самого омерзительного вида и возможностей, – тут он делал паузу, давая будущим ходящим, слюнявя палец, полистать бестиарий, и слушал удивленные и даже испуганные возгласы, – однако ни одно их них и вполовину не так опасно, как мозарт. Любое существо любого Плана из Кольца можно обходить стороной, ежели оно преградило вам путь. Пусть даже атаковало вас, принимать бой не обязательно, любой из вас, даже сейчас, ежели только не остолбенеет от ужаса, может «шагнуть» и избежать схватки. Но с мозартом все совершенно иначе. Каждый ходящий, прошедший испытание Планом и принесший клятву, обязан вступить с ним бой. Ч-ш-ш-ш, – Цепп поднимал руку, – как с ним биться и что эта тварь делает – тема для другого урока, но одно вы должны запомнить навсегда… Встретив Сеятеля в любом ином Плане, кроме Радастана, надлежит его выследить и уничтожить, даже ежели вы одни, иначе он может погубить Мир, как мерзкая зараза, попавшая в тело живого существа, что расплодится и заполнит гноем все внутренности.
Цепп делал паузу, давая детям осознать сказанное:
– След этого демона в иных Планах всегда проступает четко и ясно, за исключением того случая, когда он уже изведал План. Тогда он станет неотличим от него до тех пор, пока не изменит форму, покрываясь коростой, и тогда его можно увидеть при помощи аарка. А затем он снова, незримый, двинется дальше…»
И тут сапсаном спикировала страшная мысль: «Мне просто повезло! Мозарт уже вкусил Немолчания! О, я тупой осел! Этот rot`te ch`agg! – Кйорт в ярости скрипнул зубами. – Оберег напал на демона и от страха накормил его этим Миром вдоволь, чтобы тот насытился! Все эти несчастные животные, растения, воздух, вода – уверен, что Оберег накидал в эту утробу все, что тому было необходимо: то, что неделями собирается в моменты посевов. Именно потому демон, сытый, довольный и, главное, не оставляющий следов, смог сразу начать раскрытие. Надо во что бы то ни стало успеть до конца раскрытия, пока он не решил двигаться дальше. Я никогда не выслежу его по следу. Тварь! – обругал Кйорт Оберег. – Что ж их там, в Ильмети, не учат подобному? Или этот попался просто недалекий? И главное, сколько подобных язв уже источают в Нейтрали смертельный желтый дым, сколько рек, озер, лесов, прогалин, подножий гор обрастают смердящими струпьями? Сколько бесов и гончих уже бродят по Миру?»
– Надо успеть, – прошептал Кйорт. – Надо успеть до завершения раскрытия. Успеть уничтожить этого, пока он не сменил место, иначе погибнет еще не один поселок. Почти бессильны люди против этого.
Ходящий пнул ногой преградившую путь корягу.
– Это война. Похоже, я воочию увижу, как йерро лишились всего, на примере Немолчания. И я от всей души надеюсь, что ни один из моих братьев не причастен к этому.
Острые холодные когти снова пробежались от самого низа живота, по ребрам и до темечка, причиняя почти физическую боль.
– Ну, хоть с отсутствием следа теперь ясность. Да, это не радует, но зато одним вопросом меньше. И остается главный. Кто и как смог снять вешки?
На ходу подхватил свернувшуюся в клубок мертвую белку и натянуто улыбнулся:
– Десерт для арре. Заслужил малыш.
30.
Грюон еле заметно кивнул и легким движением пальцев отпустил передавшего слова Волдорта слугу. Тот мгновенно ретировался, повинуясь простому правилу быть дальше от господ, когда те хмуры, ибо подметил лишь сведенные брови и напряженные скулы кардинала. Пресвитер, отчаянно пытаясь предугадать причину, по которой священник звал его столь категорично, не спеша шел по коридорам замка. Слабость, что настигла его сразу после встречи с проводниками, отступила, оттесняемая напряженным ожиданием и раздумьями. Знать точно, чего ради его зовет Волдорт, он не мог – мог лишь строить догадки. Но догадки изматывали и в данном случае заводили в тупик, а потому кардинал решил не мучить себя и посмотреть, что будет. Приняв такое решение, он спокойно, и даже слишком, учитывая ситуацию, подошел к двери с квартетом вышколенных гвардейцев. Те приветствовали его дружным «ку-ум» с тройным ударом пик о пол и вытянулись. Грюон легко коснулся пальцами тяжелой двери, и та бесшумно отворилась. Если стражи и удивились, что дверь так легко поддалась, то вида не подали.
Кардинал скользнул в проем мягко, словно крадущийся кот, а дверь так же легко и беззвучно закрылась у него за спиной. Волдорт в задумчивости стоял у окна, и яркое солнце четко освещало его профиль. Бороздами проступали глубокие морщины, а щетина, что уже изрядно выросла, бодро топорщилась во все стороны, придавая ему несколько комичный вид. «Сдает старик, – мелькнула мысль, – он за последние дни словно на пару лет постарел. Не отдал бы Небу душу раньше, чем окажется бесполезен».
– Ты звал меня, брат? – как можно более спокойно спросил кардинал, пересекая комнату наискосок прямо к кровати больного.
Волдорт от неожиданности вздрогнул, отстраняясь от окна, и хрипло выдавил:
– Ваше Высокопреосвященство, простите великодушно, не слышал, как вы вошли.
– Должно быть, задумался, – снисходительно ответил Грюон и склонился над раненым.
Коснулся его лба пальцами и воскликнул:
– Да ты чудотворец, брат мой! Клянусь, он выживет. Даже лихорадки нет. Сон глубокий, спокойный. Очень скоро он станет на ноги. Я твой должник.
Волдорт сокрушенно улыбнулся: он был поражен тем, как выглядит кардинал. Свеж и бодр, в хорошем расположении духа. Самые разные мысли тут же зароились в голове священника, так и норовя ужалить. «Услышали ли Равнины молитву? Столкнулся ли кардинал с проводником, если да, то отчего бодр и свеж? Или же он отложил экзекуцию над бедным Лесли на вечер? – но последняя мысль быстро исчезла, так как было понятно, что откладывать данное дело было невозможно, иначе брат Хэйл не вез бы его так поспешно с подобным риском для жизни. – Так отчего кардинал не выглядит словно побитый пес? Почему?»
– Не без вашей помощи, – чуть дрогнув, скрипнул Волдорт. – Солнечные Бинты и, думается мне, Ласковая Забота, так изящно вплетенная в черные заклинания, впечатлили меня не меньше.
– Да. Но много ли стоило бы мое умение, если бы не твои руки хирурга? – нимало не смутившись, ответил кардинал и обернулся. – Скажи, там, в Равнинах, все лекари столь хороши?
Волдорт в очередной раз вздрогнул.
– Да будет тебе, брат мой. Ты эккури, который как-то попал в Немолчание и прожил тут долгую жизнь. Ну, не хочешь отвечать – не надо, может, как-нибудь потом, когда перестанешь бояться, расскажешь мне, каково это – иметь крылья и парить между скал. Вас ведь там называют скальниками?
Священник молчал, напряженно рассматривая пол перед собой. Кардинал не стал дожидаться ответа, снова повернулся к брату Хэйлу и сделал вид, что осматривает его раны под бинтами.
– Но все равно, кем бы ты ни был, ты сотворил доброе дело. Уверен, что в своей первой жизни ты тоже был полон данной добродетели.
– Как целебная трава или микстура? Как топор палача или меч рыцаря? – Волдорт подошел ближе, внимательно изучая мимику пресвитера, но тот был подобен ледяной скульптуре: ни один мускул на лице не дернулся. – Ведь они тоже полны добродетели. Пусть каждый по-своему, но оттого они не становятся хуже. Топор обязан быть острым, меч – еще и крепким вдобавок, микстура должна лечить. И тем микстура лучше, или, как будет угодно, добродетельнее, чем она лучше лечит. Даже яд имеет свою добродетель. И вне зависимости от того, в чьих руках находится меч ли, или лечебная трава – изувера или священнослужителя, – они не теряют своих способностей. И будут тем добродетельнее, чем эти способности лучше. Сильнее.
– Я тоже читал эти книги, – Грюон смотрел снисходительно, словно преподаватель университета философии на охочего до знаний студиозуса. – Зло носит много масок, и самые опасные среди них – это добродетели. Так ты хочешь сказать? Но замечу, что касается вещей, хоть каждая из них и добра по-своему, но все же человека от них отличает разум. Топор палача не рассуждает, а ты рассуждаешь, но у тебя кроме возможности рассуждать, делать выводы, принимать решения имеются и другие черты, которые позволяют мне назвать тебя, брат мой, добрым человеком. А человечности никогда не бывает слишком много, ее не хватает многим и часто, а потому бывает мало. Так что, ежели ты и сравнил себя с бездушной вещью, такой как топор, то твоя способность, милый друг, – человечность. Или ты тоже под маской?
– Хотелось бы увидеть, насколько человечным может быть кардинал Великой Церкви, – проговорил Волдорт с легкой заминкой. – Да и может ли вообще? Пусть даже это будет маска.
– Смело. Однако добрые дела не нужно рассматривать, их нужно творить. И ты в этом гораздо лучше меня, чего уж тут рядиться, – кардинал сделал несколько шагов по комнате, словно разминая ноги. – Ты считаешь меня жестоким и неприятным? Не так ли?
Пресвитер в упор посмотрел на священника и, не дав ответить, продолжил:
– Что же. Пусть будет так. Но тогда я тебя уверяю, брат: это моя способность. И это моя добродетель – быть расчетливым и жестким. И это ничуть не хуже, чем другие добродетели разумного существа – человека: храбрость, верность, умеренность, справедливость, любовь, в конце концов. Да, не всегда у меня получается лучше всех.
Грюон вспомнил, как Волдорт перехитрил его в соборе Ортука.
– Но я все же стараюсь. И припомни, сколько ужасов творилось и творится во имя добра? Сколько преступных деяний было совершено во имя этой твоей добродетели? И скольких бед можно было бы избежать, ежели бы добрые поступки не грешили против благоразумия?
Волдорт молчал, но кардинал и не ждал ответа. Он уже понял, что священник изящно втянул его в подобные рассуждения только ради того, чтобы решиться в конце концов открыть, из-за чего он так неотложно звал его.
– Нельзя слепо верить любым высоконравственным добрякам, которые, кроме идеи Добра, не видят ничего. Они за этими идеями не ведают отдельных людей и за своими помыслами не способны беспокоиться о будущем, не могут даже задуматься о последствиях. Вспомни, о чем писал Остэлис.
Тут Волдорт едва заметно вздрогнул, но пресвитер заметил, что его укол попал в цель.
– Обладать какой-то добродетелью – это обладать вершиной, вкруг которой река порока. Вкруг вершины храбрости – трусость, доброты – равнодушие, благоразумия – глупость. И ни ты, ни я не хотим ступить в подобную реку, а потому будем до конца держаться своих добродетелей. Глупо слушать лишь голос доброты. И вдвойне глупо не слушать увещеваний благоразумия. И с тобой я тоже согласен: неправильно слушать лишь голос разума. Он безжалостен, а потому надлежит разбавлять его иными добродетелями. И тот будет счастлив, кто сможет совместить в себе все добродетели Небесные.
– Вы умеете говорить, – Волдорт отвернулся к окну, чтобы скрыть бурю сдерживаемых эмоций. – Впрочем, вам по сану положено.
Теперь молчал Грюон, терпеливо ожидая, как ждет рыбак, когда рыба глубже заглотит наживку, как охотник, который ждет, что зверь подойдет ближе.
– Тем не менее я поступлю согласно свой добродетели, раз уж мы вспомнили ее, – Волдорт выдохнул, словно ребенок, который, стоя по пояс в летней речке, собирается окунуться с головой, но холодная вода острыми иголками удерживает его.
И произнес неожиданно осипшим голосом:
– На Глоть нападут. Бесы истребят там всех. И это произойдет через пять-семь дней.
Кардинал замер, словно встретил василиска, смотрящего на него в упор своими змеиными немигающими глазами. Застыв, как раб на копях, что пытается нащупать голой ногой огромный алмаз и укрыть его от надсмотрщика: он ожидал совсем других слов. Волдорт, несмотря на всю сложность ситуации, не мог язвительно не улыбнуться. Воцарилась такая тишина, что было слышно ровное и спокойное дыхание раненого.
Паузу нарушил кардинал.
– Рассказывай, – коротко бросил он, словно погонщик, резким ударом подгоняющий медлительных волов.
– Ваше Высокопреосвященство, – начал было священник, но Грюон его резко прервал.
– Говори правду, ибо я по твоей милости едва не отправился к праотцам, так что можешь не лгать, я избавлю тебя от необходимости грешить. И твой дар видеть через молитву мне известен: к счастью для тебя и, как мне думается, для меня, Всадник не задевает эту часть Силы, тем более что она у тебя питается иначе. Так что не думай, что я подвергну тебя по этому поводу каким-то пыткам!
«Значит, проводники успели, значит, молитва имела успех и Лесли ничего не рассказал! – внутренне ликовал Волдорт, вовсе не обратив внимания на часть слов о собственном даре. – А как иначе? Проводники не позволили бы говорить с духом, если он не желает. И что-то я сильно сомневаюсь, что несчастный капитан захотел говорить с кардиналом после того, что его пес цепной сделал».
– Говори! – нетерпеливо бросил пресвитер.
И священник медленно заговорил, старательно подбирая слова:
– Да. Я просил стражей своего Плана уберечь дух Лесли Камило от пыток, что вы ему уготовили.
Грюон искоса бросил злой взгляд на Волдорта.
– Я молился, хотя уверенности в том, что меня услышат, вовсе не было, ведь меня ударил Всадник, но видно, что все получилось, – и добавил поспешно: – И я не хотел вашей смерти, могу в этом поклясться на святыне. Я просил не карать вас, ибо действие ваше по убеждению и не намеренно злое.
Бровь кардинала едва заметно удивленно подпрыгнула, но священник увидел и продолжил, грустно улыбнувшись одними лишь уголками губ:
– Моя добродетель. Будь моя молитва схожа с вашей…
– Дальше, – поторопил Грюон, но Волдорт понял, что это «спасибо».
– Дальше… – священник замялся на мгновение, – в молитвенном трансе мне было видение. Вернее, не так. Я видел эхо предсказания… В нем… Порубежная застава, где и алийские лучники, и княжеская кавалерия несут свою службу, была полностью уничтожена демонами Радастана.
– С чего ты взял, что это было настоящее эхо? – Грюон слушал, повернувшись спиной к Волдорту, заложив руки за спину и раскачиваясь на каблуках.
Он понимал, что Волдорт не ошибается, но также отчетливо понимал, что священник, кроме этого, видел что-то еще, иначе бы по доброте своей выпалил все, едва он зашел, а потому продолжил играть партию.
– Может, ты от слабости зрел дурман?
– Я совершенно точно знаю, как выглядит пророчество, – спокойно ответил священник, – и даже могу отличить эхо от предсказания. Это было настоящее эхо пророчества, из которого следует то, о чем я поведал.
– Очень точное эхо, – кардинал делал вид, что все еще сомневается. – И откуда настолько ясно ты предрекаешь эти самые пять-семь дней? Отчего не месяц?
– Я видел вас стоящим на развалинах городка, – быстро нашелся Волдорт, но ничтожное промедление перед ответом протяжно кричало кардиналу прямо в ухо «Ложь!» – И решил, что если есть надежда, то эти люди должны ее получить. Я посчитал, что должен сказать сразу.
Кардинал улыбнулся: Волдорт точно видел что-то еще, что боялся открыть ему.
– И если именно мои слова запустят предсказание, если вы поверите мне и отправитесь в путь немедля, то это как раз те самые дни.
– Спасибо тебе за твою добродетель, – неожиданно мягко заговорил пресвитер. – То, как ты переживаешь за друзей и даже за врага в моем лице, делает тебе честь. Но мы не отправимся тотчас.
Волдорт испуганно глянул на Грюона.
– Мой слуга очень слаб, и отправимся мы не ранее, чем ты выходишь его.
– Но там же люди! Дети! Они все погибнут! – вскричал священник, в отчаянии вздымая руки.
– Возможно, – кардинал обернулся, – но ты в этот раз ошибся, брат мой. Ты сам сказал, что видел эхо. А помнишь ли ты, как получается это эхо? Помнишь?
Сердце Волдорта похолодело и застучало быстро-быстро, будто боясь замерзнуть и обратиться в кусок льда. Он лихорадочно пытался понять, где он ошибся.
– Эхо – это отражение настоящего видения, которое видит иной провидец, который…
– Не далее чем в сотне-двух шагов, – упавшим голосом произнес Волдорт.
– А если прорицатель силен, то и дальше. Так что данное пророчество запускаешь не ты. И я собираюсь отбыть через пять дней. Только после того, как брат Хэйл станет на ноги.
– Вы не можете так поступить, – священник умолял, – я же сказал, я видел вас на развалинах. Вы не успели, и…
– И что? Все погибли? – кардинал отмахнулся. – Даже если я тотчас поскачу туда и прибуду через пять дней, то смогу ли спасти хоть кого, учитывая, что предсказание запущено не тобой?
– Надо попробовать! Может, ваш провидец неверно истолковал, или видел не все, или видел не грядущее, а происходящее! Такое бывает. Отбросьте сомнения, в ваших силах поднять этого человека, – Волдорт ткнул пальцем в сторону раненого, – за какие-то часы! Я собрал его из кусков, и вместе мы уже вернули его с того света, так завершите начатое: дайте ему еще раз Ласковую Заботу и поспешите на помощь. Вы же пастырь, люди верят вам и идут за вами. Вы для них проводник к Деве Небесной, глас Прощающего Грехи. Невозможно, чтобы слуга Живущих Выше оставил в беде невинных! Прошу вас. Ведь вы знали о том, что будет нападение на Глоть, но приняли решение ехать через пять дней еще до того, как вошли сюда! Это может означать, что вы не видели столь большой угрозы для города, иначе даже вы не могли бы оставить в беде всех тех людей!
– Не забывайся, брат! – рявкнул кардинал.
– Есть вероятность, что, отправься вы, как задумали, так и произойдет. Но если послушаете меня, то прибудете на пять дней раньше и сможете помочь несчастным! Пошлите хотя бы гонца, – закончил упавшим голосом Волдорт и с надеждой посмотрел на пресвитера.
Тот снова подошел к раненому и потеребил кончик носа, словно это помогало ему принять решение. Призрак мирно спал: его не разбудили даже громкие возгласы.
– Брат мой, ты же знаешь: предначертанное изменить нельзя. Таков закон Нейтрали, – спокойно сказал кардинал. – Предсказание запустил не ты.
Дверь в комнату отворилась, скрипнув петлями, и вошли двое солдат.
– Проводите отца Волдорта на кухню, пусть его хорошо накормят, – приказал, не оборачиваясь, кардинал. – А ты, брат, отдохни, отоспись. Я тут сам сегодня разберусь. Утро вечера мудренее.
Один из стражников вывел Волдорта, второй, словно повинуясь неслышному приказу, остался, и Грюон продолжил говорить:
– Глаз с него не спускать. Он ест – ты смотришь, спит – стоишь у изголовья, идет в уборную – помогаешь. Но не тиранить и вольностей не допускать. Это не заключенный, хоть и пленник. Все ясно?
Солдат склонил голову в поклоне, затем послышался тройной стук древка пики о каменный пол, и он вышел.
Кардинал тяжело выдохнул. Силы его, уже изрядно подточенные яркими событиями сегодняшнего дня, таяли, а предстояло сделать еще многое. Он взял крепкий табурет, подставил к постели и присел на него. Снова тяжелый вздох.
– Демон раздери этого священника, – пробурчал он. – Похоже, мне действительно стоит поехать раньше. Что ж. Это не опустошит меня полностью. А судя по последним дням, мне хватит этих пяти суток, чтобы почти полностью восстановиться и быть способным к сражению, если этот Волдорт все-таки окажется прав. Но и отступать от своего основного плана я не намерен. Ради него я пожертвовал многим.
Пресвитер медленно выдохнул, шумно выпуская воздух носом, и задышал спокойно и глубоко. Положил правую руку на лоб раненого, а левую прислонил тыльной стороной к собственному лбу. Послышалась тихая молитва на Высоком языке, очень похожая на плавную песнь. Левая ладонь полыхнула белым светом. Грюон тут же опустил ее на грудь брата Хэйла, все продолжая говорить. Свет разливался, выплескивался из-под ладони, и вот уже правая заполыхала, но не белым, а желто-рыжим. Свечение лилось, билось вкруг рук, охватывало локти и как бы нехотя, толчками, снова опускалось на ладони. И, не находя иного выхода, проникало в тело Призрака. Лицо кардинала делалось бледным, под глазами постепенно проступали тяжелые черные мешки: он щедро примешивал к заклинанию свою жизненную силу. Медленно текло время, и солнце давно переползло на другую сторону замка, собираясь вскоре и вовсе уйти за дальний лес, уже перекрасив его в рыжий. А священнослужитель все читал и читал заклинание. Сам герцог дважды подходил к покоям, и дважды что-то останавливало его, не давая отворить дверь, – какое-то неясное чувство, что этого делать не стоит. А свет все переливался. Правда, не такой яркий и густой, как вначале.
– Ваше Высокопреосвященство, – вдруг послышался голос. – Довольно. Можно просто сменить бинты. Вы уже сделали достаточно.
Кардинал вздрогнул и открыл глаза, которые еще несколько часов назад закрылись сами собой. Отстранился и прервал поток света. Заклинание завершилось.
– Снова вы спасаете мне жизнь, – Призрак приподнялся на локтях и покрутил головой, разминая затекшую шею. – Долг мой безмерен перед вами.
Пресвитер подал вторую подушку, чтобы брат Хэйл мог подложить ее под голову. Тот поблагодарил и теперь полулежа смотрел на кардинала как верный пес на хозяина, который впустил его в дом с трескучего мороза.
– Брось дурное, – уставшим голосом ответил Грюон. – Я ценю хороших помощников, а ты лучший. И, к сожалению, последний. Посредственность не заслуживает внимания, а талант, ум и верность следует защищать всеми средствами. Это элементарно. А потому бросать в беде свой лучший меч я не желаю. Тем более что предстоит еще многое сделать, а зарубить врага ржавым гвоздодером не смогу. Кроме того, я сам перековал этот меч.
– Вы выглядите болезненным, – озаботился Призрак.
– Думаю, это объяснимо, но сейчас несущественно, – хмуро улыбнулся кардинал. – Несколько дней с хорошей едой, вином, отдыхом, и я буду в норме. Как, в общем, и ты.
– Но Сила…
– Она сейчас растет быстрее. И я стал еще сильнее. Думаю, дней через пять я буду гораздо могущественнее, чем прежде, и это скорее повод не для радости или гордости, а для беспокойства.
Призрак понимающе кивнул.
– А потому завтра я отправлюсь в Глоть, а ты останешься в замке и завершишь начатое нами.
– Не совсем понял задачу, – быстро пробормотал брат Хэйл, приподнимаясь в постели.
– Лежи пока и слушай внимательно, – кардинал глянул за окно.
Быстро темнело. Грюон щелчком пальцев запалил длинную лучину и прошелся по комнате, зажигая свечи и продолжая говорить:
– Я прибыл сюда не для увеселительной охоты на каких-то ведьм. И даже не для погони за этим Кйортом, хотя, признаюсь, теперь он является едва ли не важнейшей целью для меня. Я даже уклонился от первоначального плана, но не слишком сильно. Однако сейчас так сложилось, что развязку я могу поручить единственному человеку, которому верю безраздельно.
– Ваше Высокопреосвященство, – брат Хэйл потупил взор, – я не уверен, что…
– Успокойся, – перебил его кардинал, – тебе придется лишь сделать то, что обычно. Проследить, чтобы все шло так, как нужно мне, а если появятся помехи, убрать их с пути в том стиле, в котором ты сочтешь необходимым. И в этом я тебе совершено доверяю. И уверен, что лучше тебя не справится никто. Эх, как было удобно, когда ранее суверенов назначали простым голосованием, еще до того как стали выбирать королей по праву наследования. Герцог уже давно стал бы королем. У него есть все, что необходимо: он знатен и умен, а род его хоть и без наследника, но один из самых уважаемых; казна его богаче, нежели у королевы, хотя земли худые; армия дисциплинированна и сильна. В союзниках также крепкие правители, хоть и не таких знатных родов. Если бы он захотел, то смог бы тягаться в одиночку с центральными графствами, что в союзе меж собой и королевским домом. Единственная помеха – право наследования и живой бастард.
– Что следует сделать?
– Сначала расскажи, как ты оказался в таком положении? И что ты узнал? – неожиданно сменил тему кардинал.
– Конечно, но разве этот Лесли не рассказал вам все? – удивился Призрак. – Я заковал его душу в клеть и спешил, как мог. Едва ли он освободился.
– Так уж вышло, что его спасли, – скривился кардинал.
– Кто? – брови брата Хэйла поднялись еще выше.
– Это не важно. Ты сделал все правильно, но нашлись те, кто помешал нам. Так как? И что ты узнал?
– Один малодушный пес оказался настолько труслив, что в трусости своей проявил безмерную и неожиданную смелость и заманил меня в ловушку, – лицо Призрака исказила злоба. – Мне пришлось биться на кулаках в тесных стенах с этим Лесли, и надо отдать ему должное – он убил меня. Лишь вашей силой я остался в живых. Простите меня. Я чуть вас не подвел. Но я узнал главное. Кйорт Ларт ушел к югу морем. Скорее всего, на корабле некоего Эль Байота, который плыл в Шинак.
– Что ты говоришь? Он уплыл морем в Шинак? – оживился кардинал, словно упырь, почувствовавший запах крови.
– Совершенно точно. Я говорил с капитаном Валленом, что руководил облавой. Он уверен, что почти загнал его, но некий граф Энрих Генрусский, рыцарь Ирпийского ордена, укрыл его у себя и затем дал уйти.
– Действительно?
– Валлен уверяет, что так. Он славный малый, – Призрак сел поудобнее, – и едва ли ошибается.
– Странно, – кардинал потер рукой подбородок, – Ирпийский орден не фанатичен, как многие другие. Их рыцари честны и справедливы. Смелы и крепки на руку. Как он мог пойти против приказов городового? Хотя, конечно, гордецы и ставят себя высоко, прямо как наш уважаемый Марк Ирпийский.
– Этот Кйорт одурманил его? – предположил брат Хэйл.
– Может и так, может и так, – Грюон снова глянул за окно, лунный неровный свет уже уселся на подоконник. – Но оставим догадки. Ответ на этот вопрос нам без толку. Главное, что ты уверен, будто наш беглец ушел морем. И именно в Шинак.
– Уверен капитан Валлен, а я склонен ему доверять. Я знавал его еще до того, как стал служить вам, – уточнил Призрак.
– Значит, в Шинак, – глаза кардинала блеснули. – Он точно идет в Наол! Корабли не идут от Гиберы до Зиммора без остановки в Шинаке. Значит, он рассчитывал, что доберется до Шинака, там найдет посудину, идущую до Зиммора, и уже оттуда легко по торговому тракту доберется до Наола.
– Отчего ему идти в Наол? – удивился Призрак. – Это довольно далеко. Да еще морем, таким длинным путем.
– Друг мой, – радостно зашептал пресвитер, словно их могли подслушать, – ты помнишь книгу, что мы нашли в подполе у священника? Это трактат Остэлиса. И если наш общий друг заинтересовался его работами, то лучшего места, чем Наольская библиотека, ему не сыскать. Он точно пойдет туда.
– С чего бы ему заинтересоваться, Ваше Высокопреосвященство? – недоверчиво сморщился брат Хэйл.
– О, поверь, друг мой, есть с чего, – кардинал даже вскочил от предвкушения удачи.
– Я бы не пошел морем, – сухо констатировал Призрак. – Кроме того, все границы перекрыты. Я бы пошел через Аргоссы. По пути нанял бы в Глоти проводника, чтобы тот провел меня через горные тропы и ущелья и потом через Пустоши. Говорят, опасно, однако я в свою бытность…
– Как? – Грюон напрягся и тут же довольно рассмеялся, потирая руки. – Конечно! Если бы он сошел с корабля до прибытия в Шинак, то за сколько бы добрался до Глоти?
– За неделю, – подумав, ответил Призрак, – самое большее – за девять дней.
– Подходит, – пробормотал кардинал. – Может, именно потому Волдорт не сразу решился. Вполне, вполне. И он запросто мог рискнуть своим другом ради сотен людей: это в его духе.
– Ваше Высокопреосвященство? – Хэйл прервал тихий поток мыслей господина.
– Ах да, – Грюон снова уселся на стул рядом с кроватью, – послушай меня, брат. Я отправлюсь немедленно, то есть утром, а ты останешься тут. Несколько дней полежишь, опасность тебе уже не угрожает, и потом отправишься в Гилладу. Не забывай: каждый вечер ты будешь давать герцогу пять зерен датуры, а утром слушать то, что он увидел во сне. Кардарах будет прилетать к тебе каждый день, чтобы забрать почту и передать новые указания, если такие потребуются.
– Ваше Высокопреосвященство, но датура…
– Да. Сделает именно то, что мне необходимо, – кардинал зло усмехнулся, – и это именно то, зачем мы тут. Ты же знаешь. Во имя Немолчания уже давно необходимо пустить немного крови, чтобы вера вновь зацвела.
Пресвитер осклабился.
– Я устал кивать согласно и смотреть, как Папа разрушает все, что было достигнуто. Герцог должен взойти на трон, чтобы я смог остановить этого безумца. Мне нужны его силы и нужна покорная армия. А если мне удастся склонить на свою сторону Кйорта, то… – кардинал мечтательно сощурил глаза, но тут же снова сделался серьезен. – Выедешь пораньше, за сутки-двое, чтобы оценить обстановку. Потом будешь держаться всегда рядом с Марком, оно, может, и к лучшему, что меня там не будет, чтобы не вызывать кривотолков. Бенегер Женуа справится и без меня. Он один из немногих, кто еще способен творить молитвы почти так же цельно, как и я.
– Что-то может помешать герцогу?
– Право наследования и предательство.
– Но у королевы нет ни дочерей, ни тем более сыновей. Передавать власть некому, оттого Марк приглашен на Созыв, а не коронацию.
– Не совсем так. Ублюдок есть, и в данный момент граф Этруско прячет его у себя в замке.