28.
Беседка, которую вполне можно было назвать летним домом, хоть и продувалась со всех сторон, но полностью скрывала того, кто в ней находится, от стороннего взгляда. Находящийся же внутри сквозь щели в набирающей рост зелени мог отчетливо видеть прогуливающихся по ухоженному саду. Тут пахло цветами и лесом. А долетающий шум подворья был тих и не мог соперничать с пением восточных соловьев, порхавших в большой золотой клетке посреди беседки, что в таком каменном колодце, как замок герцога, было удивительно. Впрочем, подходя к павильону, кардинал заметил в небольшом отдалении две аккуратные земляные насыпи: первая цвела фиолетовым цветком, который в народе называли бубенчиком, вторая, поменьше размером, – белыми аккуратными цветочками, ветреницей. Кардинал догадался, что это жена и дитя герцога, которые не пережили бушевавший несколько лет назад мор. Именно тогда Марк увлекся алхимией, и оттого, наверное, в сад запрещалось заходить. И растерянный страж единственное, что мог сделать, когда кардинал бесцеремонно направился по тропинкам сада, так это бежать в поисках герцога, чтобы доложить.
Кардинал подошел к длинной скамье с игривой спинкой, изящной, но крепкой, из досок дуба и бронзовой ковки. Она полукругом огибала клетку с птицами. Грюон с наслаждением развалился на ней, вытянув ноги. Ему хотелось поразмыслить над увиденным и собрать воедино те мечущиеся мысли-догадки, что юркими надоедливыми мошками крутились вокруг. В самую первую очередь его интересовало случившееся в башне. Но тут слишком много было неизвестных, и кардинал понимал, что пока решить данную задачу он не способен. А потому, отринув первую загадку, Грюон собирался решить иную проблему, а именно – как поставить себя к Волдорту.
Священник предпринял, очевидно, отчаянный шаг, но на что он рассчитывал? Хотел ли он просто спасти Лесли, повинуясь догадке, или же хотел смерти пресвитера? Мог ли он предвидеть настолько, чтобы расчетливо расставить силки и заманить его в западню, из которой могло и не быть выхода. Или же старик лишь молился своим богам, и те отозвались? Мог ли он знать достоверно, услышат его иль нет, особенно после того, как Всадник ударил его? Кардинал нахмурился и покачал головой. Нет. Волдорт совершенно точно представлял, чем может обернуться встреча Грюона с хранителями Тропы. И получается, что он осознанно хотел его смерти.
Грюон сжал губы, но тут же усмехнулся. Снова нет. Можно допустить, что Волдорт рассматривал и самый худший вариант для него, но вполне очевидно, что священник, скорее, вновь пытался помешать ему выйти на след ходящего. И снова надо отдать должное – это ему удалось. Кардинал глянул на перепрыгивающих с жердочки на жердочку птиц, которые переговаривались милым чириканьем. Что связывает этого старика и ходящего? Почему священник уже дважды рисковал жизнью ради него? Простая дружба? Это едва ли.
Кардинал встал и принялся мерить беседку шагами, словно пытаясь убежать от разливающейся реки мыслей: «Что мне известно? Известно, что священник – это бывший эккури. Его зримые крылья и умение врачевать, да поклонение родине Скальников, да он и не отрицает. Что еще я знаю? Равнины стоят в Кольце, и это единственный его Мир, насколько я знаю, который населен не одним, а сразу тремя разумными видами. То есть и Храмов-Переходов там должно быть, самое меньшее, по одному для каждого вида. Так говорится в рукописях Остэлиса о Нейтрали. И тут нет никакой тайны, эккури мог воспользоваться Храмом для того, чтобы в состоянии, близком к смерти, переродиться в теле новорожденного младенца тут, в Немолчании, с тем чтобы, прожив жизнь, завершить цикл и вернуться на родину».
Пресвитер остановился, пораженный внезапной догадкой: воистину, знание – самая большая ценность! Из тех же рукописей и легенд известно, что этот обряд называется Перерождением, и он свершается лишь с единицами. Избранными. Младенец подбирается тщательно. Часто из знатного рода, чтобы ребенок ни в чем не нуждался. Планируется время и место Перехода, ибо лишь на несколько минут Храм, проходя над Немолчанием, окажется в нужной точке. Выходит, Волдорт перерождается! Он хочет возвыситься. И для завершения обряда ход его жизни должен завершиться естественно. Но ежели он знает, а он знает, отчего рискует? Грюон снова заходил.
– Как там в Писании? «Велик миг младенца, что явится Миру в новом обличии и да одержимым не будет. И оберегать повинны его стражи души и соглядать за ним, отводя нити предначертанного, что к гибели тела привести способны». Но Волдорт один! Иначе я бы столкнулся с его стражем. И не одним. Но их нет! Значит, Волдорт тут не по велению законов Великого Кольца Планов. И лишь один способ есть – это услуга ходящего. На свой страх и риск быть убиенным за пределами Кольца и ввергнуть свою душу в раскаленную лаву Игании или кровь Радастана на вечное заточение. Или же пройти путь, сделать попытку вернуться и стать Перерожденным. Выходит, что где-то там, давно и далеко, некий эккури был настолько тщеславен, что подкупил ходящего, и они оба свершили тяжкое преступление против Нейтрали. И, очевидно, что-то пошло не так, раз ходящий оказался заперт тут. Ибо по своей воле ни одно существо не выйдет за пределы Кольца, за болверк. Этот Кйорт, он же мог всего лишь сотворить брешь, и тогда эккури просто захватил бы первого попавшегося младенца. Но он тоже тут, – кардинал рассмеялся. – О. Я понял! Его настигли и раскрыли их сговор. Он бежал от наказания. Скрылся в нашем Мире, где его не сможет настичь кара. И теперь за ним неотрывно должен следовать судья и палач. А Волдорт, вероятно, ищет способ вернуться в Равнины и для себя, и для своего подельника. Потому он и бьется за него, ибо так он сражается и за себя, поскольку без ходящего весь их план обречен на неудачу. А у ходящего также нет выбора, ему нужна помощь того, кто поможет разобраться. Недаром он таскает своему приятелю самые древние книги, что может отыскать. Иначе он тут навечно. Не совсем ясно лишь, отчего преступнику не отказано в силе собственного Плана, но можно допустить, что во время перехода ходящий как-то мог скрыть его, ну или что-то вроде этого.
Кардинал, довольный собой, снова опустился на скамью:
– Что ж. Похоже, теперь у меня есть новые рычаги давления на брата Волдорта, остается лишь правильно ими воспользоваться.
Однако вопрос о том, что происходит, оставался открытым. Кардиналу уже пришла в голову достаточно смелая догадка, но он не мог даже думать о ней, настолько она была невероятна. И как человек разумный, он предпочитал сложную задачу дробить на легкие и решаемые. А потому для начала следовало полностью разобраться с этим Волдортом. Мелькнула быстрая мысль «запытать», но Грюон не верил в пытки. Они лишь выбивают то, что хочешь услышать, и это далеко не всегда оказывается правдой. А тут вопрос был настолько деликатный, что кардинал не хотел допустить даже мысли об ошибке. Ибо если его догадка верна, а он ошибется и упустит эту возможность, то все, чего он добивался и уже добился, окажется бесполезной кучей тряпья больного лепрой. Пресвитер качнул головой, отгоняя радужные мысли, которые уже делили непойманную добычу. «Для начала поставить на ноги Хэйла и ни словом не проговориться Волдорту. Пусть догадывается о том, что произошло, пусть сам страдает и пытается угадать, смог ли я дойти до истины и побеседовать с этим Лесли. Помогла ли молитва и явились ли поводыри на его зов. Пусть изнывает от любопытства, и, возможно, он допустит оплошность. Мое же любопытство частично удовлетворено. Я примерно представляю, как в Немолчании оказался Волдорт и его дружок и чего они оба хотят. Только надо правильно разыграть партию, и тогда последний ход будет за мной».
С этими мыслями кардинал поднялся и не спеша направился в замок. Как раз в тот момент, когда бледный и растерянный страж парка, кланяясь, что-то рассказывал появившемуся во дворе герцогу. Марк кивнул и спокойно повел ладонью: все в порядке. Меньше всего его сейчас беспокоило, что кардинал прогуливается по его парку-мавзолею. Он собирался сделать в точности, как сказал Грюон: заглушить и заложить камнем лабораторию сразу после того, как в Глоть отправится лучший из его гонцов с советом не приближаться к желтому туману, и туману вообще.
* * * *
Волдорт, сидя на низкой скамье, с поникшими плечами смотрел прямо перед собой остекленевшим взглядом. Но не видел ничего кроме жутких сцен, хлынувших в его сознание почти осязаемыми видениями, вызывавшими мертвенный холод и дрожь во всем теле. Но из всей мешанины образов убиенных людей, расчлененных, разодранных, многих без конечностей, сваленных горами, из мертвых домов и изб, из грязи, образованной кровью, черной и красной, да внутренностями, больше всего его пугала фигура Кйорта с окровавленным лицом и черными рваными ранами наискосок. А напротив него в сотне шагов каланчой возвышался кардинал Грюон с поднятыми над головой руками, вокруг которых вились пурпурно-грязные змейки дыма. Волдорт узнал это древнее заклинание – Стрелы Мертвых. Они всегда попадут в цель, и нет доспехов, что защитят от них. Змееобразные головы пронзают с легкостью самую тяжелую броню и, впиваясь, источают самый страшный яд. Книги говорят, что боль и мучения заставят жертву прежде почувствовать запах собственного разложения и испражнений до того, как она погибнет. Священник не сомневался, кому они предназначены. И тут образы зашевелились, но как-то неестественно, и спустя мгновение Волдорт понял, что видения пошли оборотом: эхо предсказания всегда виделось наоборот. Они мелькали, смешиваясь и наползая одино на другое, толкались и огрызались друг на друга, словно шакалята. Кружились все быстрее и быстрее, так что вскоре Волдорт ничего уже не мог различить, кроме сдавленных криков, перекошенных лиц и громадного демона, прорастающего в землю и образующего вокруг себя желтые тошнотворные струпья. Мелькнуло лицо, обрамленное русыми кудрями, в ерихонке с бармицей и золотым околышем. Сверкнул меч княжеской стали и раздался протяжный крик: «Бороня-я-я! Дружина, к бою!» Взметнулись вымпелы на остриях кавалерийских пик. И тут же ряд алийских лучников накрыл тучей стрел несущихся в желтом дыму загонщиков. Волдорт вздрогнул и затрясся от страха. Пронзительное «Bier-Geist31» объяснило сразу все. Видение скакнуло и скомкалось, сменившись умиротворяющим нежным утром, которое занималось над большой заставой. И вдруг все пропало.
Волдорт вздрогнул, словно кто-то громко и неожиданно хлопнул над ухом в ладоши. Видения, вызванные молитвенным трансом, пропали.
– Пить, – раздалось едва слышно.
Священник обернулся: брат Хэйл открыл глаза и, шевеля губами, словно пытаясь говорить, как чревовещатели на ярмарках, повторил, вероятно, уже в который раз:
– Воды. Прошу.
Волдорт удивленно отметил появившийся румянец и осмысленный взгляд раненого.
Бывший настоятель, опираясь о скамью, поднялся и дрожащей рукой налил из глиняного кувшина воды в деревянную чашку. Подошел к Призраку и аккуратно поднес чашу к потрескавшимся губам. Брат Хэйл пару раз глотнул, сморщившись от боли, и, благодарно моргнув, закрыл глаза. Волдорт смочил его губы остатками воды и протер лицо от набежавшей испарины. Приложил правую ладонь ко лбу: лихорадки нет. Левой сжал запястье – удары тихие, но ровные, неторопливые.
– Будь я проклят! – прошептал Волдорт, в волнении поднимаясь. – Что, во имя всех духов, тут происходит? Ему полагается кормить червей, а он спит, словно всего лишь от большой усталости. Неужели кардинал оказался настолько силен, что смог укрыть от меня Ласковую Заботу? Да и как я снова мог «видеть», пусть это всего лишь эхо, если меня ударил Всадник?
Священник опустился на скамью.
– Поистине, человек – мелочное и себялюбивое создание! – Волдорт сокрушенно качнул головой. – Вот и сейчас, в первую очередь после всего увиденного я подумал о себе, а не о трагедии, нависшей над единственной заставой, где разом стоят княжеские витязи и алийские лучники. Видение было хаотичным, но настолько очевидным, что ошибиться невозможно: гончие Радастана атакуют Глоть. Рано или поздно. Завтра или через неделю, месяц. Обмануться нельзя: я много раз видел их изображения в научных трактатах, нарисованные столь старательно и умело, что сейчас, встретив этот образ в видении, я совершенно в этом уверен. Также понятно, что застава падет. Все воины, их жены, дети – погибли: бесы не оставят после себя живых… О! Какой я дурак! От старости совсем потерял способность быстро соображать? Кйорт! На обломках стояли Кйорт и Грюон!
Священник вскочил, но загудевшие колени, внезапная слабость в теле и темнота в глазах усадили его назад.
– Значит, мой друг не смог уйти в Эол морским путем и предпримет попытку пробраться через Аргоссы, через единственное безопасное ущелье и далее по Пустошам. Для этого он пойдет через Глоть, чтобы нанять там проводника. Сколько ему понадобится времени, чтобы добраться туда? Когда он свернул с побережья? А сколько отсюда до заставы, ведь там был и Грюон? Вместе! Если отправиться прямо сейчас, через пять-семь дней можно быть на месте! То есть у несчастных жителей заставы совсем не осталось времени? Надо их упредить! Но как? Придется открыться кардиналу.
Волдорт обреченно вздохнул:
– И тем самым подставить ребенка под удар. Предсказания не меняются. Но ведь Кйорт всегда говорил, что это чушь собачья!
Священник снова вскочил, но в этот раз остался на ногах, опершись о край стола и подождав, пока темнота в глазах спадет. «Никогда не знаешь точно. И если путь Кйорта через Аргоссы для грядущего сплел кто-то еще, и этого мне не изменить, то встречу его с кардиналом вполне могу запустить и я. Стоит мне обо всем рассказать Грюону, даже не говоря, что там будет ходящий, и предзнаменование замкнется в той точке, что привиделась. С другой стороны, если ветвь этих событий запущена кем-то еще, то я могу попробовать отклонить ее. Как говорил Кйорт? Предсказанное не означает предопределенное. А если кардинал останется в неведении, тогда люди, все эти люди на заставе обречены. Кйорт совершенно точно не успел им помочь, он уже стоял посреди трупов, а кардинал явился тоже поздно. Проклятье!»
Волдорт нервно заходил взад-вперед.
– Надо собраться. Значит, так. Что у нас имеется? Совершенно отчетливо и неотвратимо лишь нападение на Глоть и прибытие туда Кйорта. Это абсолютно от меня не зависит и, скорее всего, уже предопределено. А вот дальше. Первое: если я рассказываю Грюону, что видел, я точно запускаю предсказание встречи. Второе: если я умолчу, тогда встреча может, да, всего лишь может не состояться, ибо есть вероятность, что предсказание уже запущено. Третье: вероятность запущена, но кардинал не знает о ней, и у меня есть возможность ускорить его отъезд, попробовать спасти тех несчастных! Ведь даже если их упредят, то поверят ли они? Успеют ли покинуть насиженные места? Выбор небогат. Попытаться спасти сотни жизней или подставить того, кто рискнул своей ради меня. Предать и стать причиной его гибели. Стрелы. Стрелы Мертвых всегда достигают цели. Ты не можешь укрыться или увернуться. Там, в храме в городе кардинал по объяснимой причине не мог читать заклинание умертвней, да и явно не хотел убивать меня, но тут он точно не даст Кйорту уйти. Хотя… – Волдорт остановился, и в глазах его блеснула надежда. – Сын мой бился с Аватаром. Он сам показывал мне солнечный аарк, когда хвалился, что Праведнику достался очень хороший удар, и его аарк успел испить Высокой крови. Значит, ежели он сможет отразить недобрую магию аарком, тогда… Я помню, как в Равнинах, в садах императорского дворца, он бахвальства ради отбил арбалетный болт с тридцати шагов. А сможет ли два? Как быстры на самом деле Стрелы Мертвых?
Священник подошел к окну и, опершись руками о подоконник, уперся лбом в холодное стекло.
– Сын мой, прости, – заговорил он вполголоса, словно Кйорт стоял тут, рядом. – Я должен. Ты понимаешь? Должен все рассказать. Сотня жизней, люди будут превращены в аморфные кучи мяса, костей и фекалий. И если есть возможность, я должен попытаться. Верю в то, что ты справишься с Грюоном, если судьба столкнет вас в схватке. Знаю, что ты скорее бы поступил иначе, будь на моем месте. Ведь ты всегда защищал меня, даже когда в одной рубашонке бегал по двору за крудом. Но ты можешь постоять за себя, а эти несчастные – нет. И единственный, кто может им помочь, – это кардинал. А я даже не знаю, что за тварь я видел за спинами гончих. Вдруг это и есть Сеятель. Ох… Ты, сын мой, никогда не будешь ценить человеческую жизнь, как я. Для тебя важно лишь, виновно разумное или нет. Я понимаю, ты такой, как и все ходящие, – интересы йерро превыше всего. Но я так не могу. Я слишком долго жил среди них. И большую часть этой жизни вовсе не подозревал, что иной. Я делил с ними кров и еду. Я проливал за них кровь и сберегал жизни. Я не могу спасти всех, и даже не пробую. Но я попробую спасти этих людей и надеюсь, что ты справишься и в этот раз. В конце концов, ты же выбрался из западни в Радастане.
Волдорт отслонился от окна, приняв решение. Кашлянул, чтобы убрать мертвенно-холодную руку, сдавившую горло, и громко произнес:
– Эй, кто там?
На голос дверь приоткрылась, и заглянул один из стражей кардинала.
– Сообщите Его Высокопреосвященству, что покойник пришел в себя. Живо!
И подумал: «Надеюсь, он не захочет меня тут же убить за то, что я столкнул его с Т`Халорами, и выслушает».
Стражник исчез, дверь бесшумно захлопнулась. И тут темно-зеленым аспидом с чернильно-черной пастью в Волдорта впилась мысль: бесы в сопровождении демона тут, в Немолчании, в своем обличии – происходит что-то чудовищное.
29.
Около полудня Кйорт почувствовал, что собирается невиданный ливень и ближе к ночи небо разверзнется сонмом бесконечных ручейков. Солнце с самого утра игриво пряталось за кучкующиеся облака, а воздух сделался густым, словно в княжеской парилке, и напоенным запахами цветов. Большой лопух, часто встречавшийся на просеках и среди других кустарников, расправил колючки, а вьюнок закрыл свои нежные цветы. Желна протяжно подсвистывала, словно ребенок изо всех сил дул в рукодельную свирель. Хигло дернул несколько раз головой, задирая ее, потом покосился на хозяина.
– Да, да, друг, – Кйорт успокоительно похлопал ладонью по шее коня, – будет хороший дождь. Очень хороший. Но ближе к вечеру.
Ходящий направил коня глубже в лес, уклоняясь от нужного направления на юг. Тут деревья росли гуще, и найти что-то похожее на укрытие было гораздо легче. Не теряя из вида изумрудный столб марева, что поднимался от земли до низких густеющих облаков и был виден в любое время суток, при любой погоде, даже сквозь густую растительность, Кйорт продолжил преследование мозарта. Вообще идти по вешкам было довольно просто. Увидеть их могло лишь существо из Кольца Планов, да и то – ежели ступит сюда, в Немолчание, или будет прогуливаться по Нейтрали. Поставить, как и убрать вешку способен лишь йерро и немногие Высшие, но никто из них не станет убирать чужую вешку, так как это может означить гибель установившего их. Раньше, гораздо раньше, каждый ходящий обязан был убедиться, что по пути его вешек нет уже установленных такого же цвета, чтобы не запутать себя или кого-то еще. Но сейчас, когда их осталось ровно тридцать три, нетрудно было использовать лишь свой цвет, не беспокоясь. Кйорт обозначил прямой путь, тем самым установив вешки без учета особенностей местности. Кое-где довелось перебираться через небольшую речушку, благо брод оказался поблизости, а тремя вешками ранее пришлось забирать приличный крюк, чтобы обойти неожиданную, заросшую мхом и липкими грибами расселину, невесть откуда взявшуюся среди леса с незапамятных времен.
Кйорт проделал уже половину пути из расчетного, но так и не обнаружил ни единого следа демона. И если раньше это его удивляло, то теперь начинало пугать. Мозарт всегда оставляет четкий след, ступая по чужой ему земле. Должен был оставлять.
Упругий порыв ветра вывел йерро из задумчивости, все явнее обозначая признаки будущей грозы: дождь грозился пролиться гораздо раньше, нежели думал ходящий, и ветер словно подталкивал путника к поиску укрытия. Кйорт хмуро поглядывал по сторонам, косясь внимательным взглядом на небо и отмечая про себя, что тучи собираются слишком быстро. А значит, следовало как можно скорее найти крышу.
Густая высокая ель, единолично занявшая небольшой пригорок, высилась над лесом, словно статный северянин в ряду жителей востока, и сразу привлекла внимание ходящего. Он посчитал, что найти более подходящее место за время, оставшееся до грозы, будет трудно, а потому спешился и подошел к дереву. Широкие пышные лапы, толстый ствол, надежные корни, никаких признаков болезней или короедов. Даже желна не опробовала свой клюв о крепкую древесину. Осмотрев еще раз место, Кйорт не обнаружил никаких признаков змей или иных возможных неприятностей, как муравейник или притаившаяся сколопендра. Конечно, в этих краях муравьи не сбивали с ног одним укусом, как их собрат шамбо из тропических лесов, чей укус был подобен удару чамбока, и вызывали скорее досаду, но ночевка на муравейнике так же приятна, как и сон под открытым небом в дождь. Безусловно, будь он уверен, что обычный дождь не превратится в ливень, а тот не перейдет в бурю, можно было бы понадеяться на естественный навес из живых еловых лапок, но такой уверенности ходящий не испытывал. Совсем наоборот, он думал, что лить будет, словно из сотни водопадов.
Первым делом Кйорт снял сбрую с коня и, отпустив того пощипать травы, достал из седельной сумки маленький топорик с деревянной рукояткой и лезвием из княжеской стали. Очевидно, какой-то кузнец из Белого Княжества на заказ выполнил такую работу, поскольку обычный лесной топорик, предназначенный скорее для рубки ветвей, никто не будет ковать из столь дорогого материала. Однако ходящий и не собирался валить эту могучую ель столь неподходящим орудием. Он с размаху воткнул в ствол на уровне своего пояса арре и отошел в сторону. Сначала ничего не происходило, но через минуту послышался хруст и натужный скрип древесины, ломающейся на щепы. Дерево качнулось и накренилось в сторону, противоположную арре, сломавшись как раз на уровне пояса ходящего. Глухо ухнуло, словно медведь уселся на валежник, подпрыгнуло и замерло, опираясь ветвями о землю. Кйорт кивнул: обломок ствола не соскользнул с пня и надежно лежал на нем одним краем. Тем не менее ходящий снова воткнул в дерево освободившийся арре, на этот раз на месте излома. Кинжал тут же пророс ложноножками и связал ими ствол и пень воедино, тем самым совершенно обезопасив хозяина от случайного соскальзывания ствола. В дело вступил топор. Ходящий обрубил лишние ветки, что, обиженно нахохлившись, торчали во все стороны, и уложил их таким образом, чтобы они образовывали двускатную крышу. Этого оказалось недостаточно, и Кйорт еще немного побродил по лесу, срубая самые пышные еловые лапки и густо укладывая их на поваленное дерево. Критично осмотрев работу и решив, что теперь ни ветер, ни дождь ему нипочем, он озаботился, чтобы не промокла также поклажа с упряжью, и спрятал ее под навес, соорудив заодно теплый удобный лежак. Тем временем со стремительно чернеющего неба неуверенно упали первые капли, а в лесу стало совсем тихо. Кйорт на ходу вгрызся зубами в кусок вяленой говядины, которой запасся еще на корабле за несколько монет, и запил из фляги родниковой водой.
– Вот так-то. Успел, – произнес он, старательно борясь с жестким кубиком мяса, и коротким свистом подозвал коня, чтобы накрыть его собственным плащом.
Кйорт забрался в шалаш ногами вперед и жестом приказал Хигло лечь напротив входа. Конь, словно цирковой, улегся, не задев дерева, будто понимал дословно, что говорит ему хозяин.
– Не обессудь, но придется терпеть. Так надежнее и безопаснее. Ты укрываешь меня от ветра, а я смотрю, чтобы ты в страхе не пропал в лесу после пары громких раскатов. Хороши мы тогда будем оба. Правда?
Дождь накатил почти сразу, едва Кйорт успел залезть под навес из еловых лап, стал стеной и ударил цепами по земле. Сверкнуло. Гулкий рокот, раскатившись над лесом, внезапно обрушился с такой безумной злобой и мощью, что, казалось, содрогнулась земля. Бесшабашный, веселый гром в одно мгновение обратился в яростное гигантское чудище. Ветер неистово крутил и клонил деревья, стонущие под ударами. Небо, до этого непроницаемое, сделалось белым, и за мерклой пеленой воды исчезло все. Угловатые молнии раз за разом вгрызались в землю, рассекая небо на куски. И уже грохотало без остановки. Кйорт съежился в своем укрытии, которое, хоть и металось вслед мощным порывам ветра, оказалось вполне надежным и после нескольких ужасных минут внушило уверенность и в йерро. Под густо уложенными ветвями было до сих пор сухо. Кйорт коснулся рукой теплого бока Хигло. Конь вздрагивал от каждого удара, но, буквально слившись с землей, самоотверженно укрывал шалаш с севера, мужественно терпя непогоду. Кйорт беспокоился, ибо знал, что в такой дождь без укрытия становится тяжело даже дышать, не то что переносить мощные потоки воды, но был уверен, что Хигло справится. В конце концов, столь сильные бури обычно длились совсем недолго. Послышался тонкий писк арре. Он выл от натуги, пытаясь удержать ствол на месте, и пока это удавалось. Однако ходящий уже пожалел, что для такой задачи он не использовал старшего брата арре – аарк. Но делать уже было нечего. Оставалось лишь ждать, когда стихия поутихнет и необузданное небо снизойдет милостью, попридержав свою ярость.
А стихия и не думала затихать. Потоки воды низвергались, словно где-то в вышине у громадного озера внезапно исчезло дно. Но внутри шалаша было сухо и даже уютно. Свыкшись с гудящим ветром за стеной из хлипких ветвей и шипящим шумом ливня, успокоенный мерным дыханием коня, Кйорт вдруг с улыбкой вспомнил, как Цепп, проходя между рядов учеников, монотонно вещал: «Необходимо отличать виды дождей, что бывают как в Планах Кольца, так и за его пределами в мирах, близких к нашему. Например, Равнины. То есть дожди из воды. Запоминаем: слепой; грибной; грозовой; градный; ливень; моросящий …» Как бы учитель назвал этот? Подобное едва могло произойти в тропиках, не то что здесь. Да, южная часть Алии славится неожиданными осадками, но они довольно редко доходят до стадии «грозовой ливень» и уже того реже переходят ее. А то, что происходило сейчас за пределами шалаша, неоднократно переплюнуло «сильный тропический грозовой ливень». Кйорт улыбнулся такому длинному определению, но сразу сделался серьезен. Ему показалось, что и дождь следует добавить к списку «происходит впервые», хотя один раз уже видел подобное. В тот день, когда едва живым вывалился из Радастана в собственную брешь. Но тогда он никак не придал этому значения. В голове, ехидно истекая ядом, всплыло: «Чтобы попасть в Немолчание без Перехода нужен кed`lart, а то, что я видел, не было похоже на Переход, скорее на брешь…»
– Нет. Не верю. Это точно что-то другое. В конце концов около Ортука подобного не было, – Кйорт стиснул зубы. – Но там и не брешь была. Там был открыт Переход. Настоящий, полноценный.
Ходящий вдруг понял, что больше не слышит шума дождя и небесных тамтамов.
– Уф. Отлегло, – ходящий погладил рукой Хигло, тот фыркнул в ответ: «Я в порядке». – Ну и хорошо.
Кйорт, изловчившись, достал аарк и до половины вогнал костяной бивень в землю.
– Giett32, – произнес он. – Мне надо выспаться. Думаю, «моросящий дождь» продлится всю ночь, и завтра будет двигаться еще тяжелей. А придется идти почти без остановки, невинные могут столько не продержаться.
– Vai, atqe33, – прошелестело в ответ.
Кйорт заснул быстро, но под назойливое «…нужен кed`lart…».
* * * *
– Veyiell, veyiell, veyiell34, – настойчивый шепот мгновенно выдернул ходящего из сна, который был похож скорее на забытье.
Кйорт вздрогнул и хлопнул спящего коня ладонью. Хигло недовольно зафыркал и, поднимаясь, едва не снес поваленный ствол с пня, саданувшись в него спиной. Коротко заржал от боли и неожиданности. Шалаш тряхнуло, и во все стороны поднялась мокрая взвесь. Потянуло утренней прохладой. В нос ударил неповторимый запах мокрого леса: свежесть с ароматом травы, лесных цветов, деревьев, земли. Ходящий ухватился за аарк и как мог быстрее выбрался наружу.
Весь в искрящемся в утренних рыжих лучах солнца одеянии испуганный лес стоял молча и недвижимо. Там и тут виднелись сломанные и поваленные деревья, наносы, подмытые корни. В болотистых местах, которые пойдут чуть восточнее, так и вовсе появятся плывуны. В лесу, что промок до кротовых нор, передвигаться станет совсем тяжело. Все это пролетело в голове йерро за мгновение, но больше его интересовало, почему же аарк, который обычно не вмешивается в сон хозяина, разбудил его.
– Что случилось? – Кйорт настороженно осматривался, покачивая аарком, пробуя воздух.
– Буря разрушила вешки, – последовал ответ.
– Что? – Кйорт растерялся. – Мне показалось, ты сказал «буря разрушила вешки».
– Именно так.
Йерро резко обернулся в направлении следующей вешки и оторопел: если бы он увидел две сотни ходящих, пляшущих карадак, то удивился бы меньше. Изумрудная дымка исчезла. В груди Кйорта неприятно защипало, сжало ребра, перехватило дыхание. Он, все еще не веря в реальность случившегося, вырвал из пня изрядно уставший и дрожащий арре и сунул его в ножны. Сама по себе буря, пусть она хоть поднимет волну в двадцать шагов и зальет побережье на десяток верст, не в состоянии разрушить изменения Нейтрали, сотворенные ходящим. И вообще подобное под силу лишь тому, кто рождается вместе с ним и живет затем в симбиозе. С аарком. Один на тысячу мальчик-йерро появлялся на свет с подобной аномалией: с присосавшимся к запястью паразитом, и никогда до рождения его самого – с двумя. И лишь после долгого обучения, когда мальчик и аарк росли и вместе постигали способности и возможности друг друга, превращаясь в гремучую смесь, юноша становился ходящим. Кйорт не знал иных созданий, кроме йерро, которые могли хоть как-то контролировать могучее, но беспомощное существо, которое многие считали осколком самой Нейтрали. Ведь из всех существ Кольца Планов лишь с рождением мальчика-йерро появлялся этот паразит. Йерро обеспечивал паразиту питание и долгую жизнь, а тот в свою очередь существенно повышал и без того уникальные возможности хозяина: способность изменять Нейтраль по своему желанию.
Приручить же существо, что по интеллекту напоминало десятилетнего ребенка, пробовали многие. Охотились на ходящих, лишали их оружия и пытались использовать, но все заканчивалось одинаково. Вечно голодный, неконтролируемый паразит сходил с ума и убивал сначала «хозяина» – не важно, состоял тот из плоти и костей, камня или огня, – а затем погибал сам, образуя в агонии разрывы Нейтрали, называемые «брешью», которые, захлопываясь, могли вызвать разгул стихии, подобный ночному.