Показался тот, кого назвали Личем, как две капли воды похожий на первого, только веснушек поменьше и волосы не острижены коротко, а висят давно немытыми лоскутами и напоминают паклю.

– Звал, отец?

– Звал, звал. Докличешься тебя. Глянь, кто там?

И снова неопределенный взмах рукой.

– Батя, это девка какая-то. Вон стоит, рукой нам машет. По всему видать, помощи просит от нас.

– Помощи? – батя нахмурился. – Какая беда тут стрястись может?

– Гы-гы-гы, – загоготали сыновья, поглядывая на толстые, отполированные руками дубинки. – То-то ты каждого встречного страшишься, везде разбойники чудятся. Это, наверное, зазря?

– Ишь, зубоскалы! – проворчал отец. – Имри, давай сюда Воронка и Кляксу. Поедем, глянем, что там. А ты, глазастый, сиди тут, смотри. Ежели что, поднимай весь обоз. И гоните нас вызволять.

Имри спрыгнул с повозки и побежал к последней из четырех, отвязал там двух лошадей и привел к голове обоза. Из-за занавесей показалось круглое лицо девчушки лет пяти:

– Па-а-ап, уже город? А где скоморохи?

– Ишь, дите разбудили, – зашипел отец. – Бестолочь! Нет, Лили, зайчонок, иди спи. Рано еще.

Недовольный ребенок шмыгнул носом и так быстро исчез за занавесью, что сразу стало понятно: кто-то втянул его туда за портки.

Глава семейства с сыном запрыгнули на коней, не забыв проверить, надежно ли держатся в поясных петлях дубинки, и, пришпорив лошадей, выехали вперед.

– Гляди в оба, – напутствовал отец сына, – почуешь угрозу – не жди. Сразу бей и скачи назад.

– Батя, да это ж просто деваха. Вон уже видать, тощая, как осинка. Что она сделает?

– Сама-то тощая, а глядишь – за камнем дружки притаились. Да и не тощая, смотри вон, руки справные, плечи расправлены, ноги, словно у твоей кобылы, выносливые. Ты что ж, ослеп? Не боится она нас…

– Батя, да девица ж она, и камня тут нет. Хватит уже за дубину хвататься. До смерти девку запугаешь.

– Благодарю Небеса и вас, путники, – незнакомка бегом направилась к ним. – Меня зовут Амарис. Я заметила густой дым там, в море, – она указала рукой за спину и продолжила взволнованно частить: – Подошла к обрыву, глянуть, что приключилось. Гляжу, а море на скалы человека выбросило. Вон он там лежит, внизу.

– Осади, погодь, – прогнусавил батя, – где, говоришь, утопленник лежит?

– Там, там, – Амарис схватила его за руку крепкими пальцами и поволокла к обрыву.

Мужчина высвободил кисть и, настороженно оглядываясь, пошел следом, взглядом позвав сына за собой и наказав быть внимательнее. Имри кивнул, но никуда, кроме как на незнакомку, смотреть не мог. Он привык к другим женщинам. Эта же совсем не походила на них. Подвижная и гибкая, словно и не человек вовсе, а мангуст в обличии женском, не изнеженная, как ухоженные высокородные барышни, но и не искалеченная тяжелой работой. Да и одета была скорее по-мужски: в походный костюм траппера или лесничего, но даже плотные кожи и высокие мокасины не могли скрыть округлых и упругих частей ее тела. А лицо, хоть и видел он его лишь мельком, виной чему были развевающиеся на ветру густые каштановые волосы с вплетенными в несколько тонких косичек цветными ленточками, было прекрасно той естественной красотой, которая бывает очень редко, – не загубленной румянами и припарками, не испорченной глупой копной уложенных причудливо дорогим куафером волос. И во всей этой фигурке сквозило что-то дикое, милое, возбуждающее. Походка, движения, мягкий голосок, который не утомлял, хоть и болтала она почти без умолку. Имри ощущал, как внизу живота накапливается жар и разливается по телу, как начинает учащенно биться сердце, а на ладонях проступает предательский пот. Он уже, само собой, испытывал подобное, подглядывая ли по малолетству за деревенскими девками в бане, или когда первый раз купил себе час развлечений на отцовском сеновале. Но никогда желание не накрывало его так сразу и так сильно. Амарис тем временем подбежала к краю и, наклонившись, указала рукой вниз.

– Вон там, на камнях! – воскликнула она и, словно почувствовав на себе пожирающий взгляд, встретилась глазами с Имри.

«О, Дева Небесная!» – взорвалось в голове юноши. Сотни иголок пробежали легкими уколами по всему телу. Эти глаза, большие, чуть раскосые, такие… странные и такие глубокие.

– Вон, взгляните! – девушка отвела взгляд. – У меня есть веревка, но я не смогу его вытащить одна!

– Может, он издох уже? – отец нахмурился и незаметно пнул сына ногой, чтобы он перестал глазеть на бабу и занялся делом, то бишь осматривал окрестности.

– Да нет же! Смотрите, грудь вздымается. Он дышит!

– Хорошо, сейчас мы его вытащим. Имри, скачи давай за Личем, – отец дернул сына за рукав, привлекая внимание. – Пусть берет веревку…

– Веревка есть! – Амарис помахала скрученным мотком. —Только узлы не навязаны! Мы можем привязать к тому дереву один конец, и кто-то спустится вниз, обвяжет бедолагу, да и вытянем.

– Батя, гони, приводи наших, а я помогу покамест навязать узлы, – вдруг преодолел немоту Имри.

Отец нахмурился и всем видом показывал, что ехать должен Имри. Но встретился взглядом с незнакомкой, неожиданно испугался того же чувства, которое сейчас бушевало в его младшем сыне, и согласился. Отозвал Имри в сторону и прошептал:

– Смотри мне тут! Хватит на сиськи глазеть! Деваха-то справная, и твоя хотелка вон чуть из штанов не брызжет. Узлы навязывайте, и все. И не смей лапы ей на задницу класть. Чует мое сердце, она их тебе быстрее оторвет, нежели ты пикнуть успеешь. Слушай меня, – зашипел он, увидев, что сын поморщился. – Одна идет. Ты вон, первый встречный, раз на нее глянул и глаз отвести не способен, неужели ты мнишь, что никто не пытался силой ее взять? А вот идет же, и не боится, и на потаскуху не походит. Покумекай башкой своей пустой, значит, может постоять за себя. Даром что выглядит как лань молодая и беззащитная, пальцы у нее стальные. Понял?!

Имри кивнул.

– Гляди мне!

Отец запрыгнул на коня и, оглядываясь, пустил того галопом к обозу. Имри проводил его взглядом и обернулся. Амарис приблизилась, искоса поглядывая на юношу, и спросила:

– Поучает отец?

Улыбнулась.

– Ну так батя же. Оно и должно так быть.

– Правильно, родителя слушать и уважать надо, – девушка подошла к лошади. – Любишь лошадку свою? Как назвал?

– Клякса, – немного оторопело ответил юноша, пораженный сменой в поведении незнакомки.

Из деятельной, обеспокоенной она вдруг стала женственной и милой.

– Хорошая кличка, ей подходит, – Амарис обошла лошадь, поглаживая ее красивыми пальцами. – А отец тебя правильно поучает.

Девушка приблизилась к юноше, и тот ощутил запах меда и леса, исходящий от ее волос.

– Твое желание повалить меня на траву тут же и снасильничать так же очевидно, как и то, что, попробуй ты это проделать, умер бы, не успев подумать о том, насколько упруги у меня эти части, – она обвела рукой грудь.

– Но ты отца послушал, – продолжила она говорить, подходя еще ближе. – То хорошо, значит, тут что-то еще есть.

Она постучала пальчиком по лбу Имри.

– Но…

– Никаких «но», – тихо скрипя кожами, на траву упало седло, а моток веревки оказался вдруг ловко связанной уздечкой. – Я забираю лошадь, и ты не будешь мне мешать. Правда? Иначе я убью тебя, человек.

Имри стоял, словно парализованный, и смотрел, как незнакомка, не сводя с него взгляда, быстро снимает оставшуюся сбрую. Он и хотел бы помешать, но животное влечение сменилось животным же страхом. Все из-за девичьих глаз, бывших еще мгновение назад прекрасными и влекущими. До тех пор, пока зрачок не сузился до щелочки, превратив глаз человека в кошачий. Амарис накинула веревочную уздечку и взмахнула на лошадь.

– И ты никому же не расскажешь, что видел на самом деле? – красавица рассмеялась. – Жалкие человечки! Вон твои уж скачут! Только не догнать им меня. А тебе забыть все и упасть в беспамятстве! Хей-хо!

Она сжала колени, и Клякса резво понеслась прочь. Девушка на ходу подхватила с земли незаметную до сих пор дорожную сумку и закинула за спину. Имри рухнул на траву и забился в припадке, раскусывая губы в кровь и раздирая лицо ногтями, словно пытаясь вырвать нечто из головы. Позади послышались яростные вопли. Амарис обернулась, оценивая расстояние до преследователей. Усмехнулась: Клякса шла гораздо быстрее, то ли довольная отсутствием седла и металлической штуки меж зубов, то ли еще по какой причине, но кобыла словно обрела крылья, поедая расстояние, будто голодный зверь добычу.

– Людишки, – прошипела Амарис, – вам никогда нас не победить! Вы даже коня не в состоянии уберечь. Еще повезло вам, что я изворотом, а не силой взяла, что нужно. Но, на ваше счастье, так спокойнее и безопаснее. А лошадка нужна была, иначе есть опасность сильно отстать от этого ходящего. Но ничего. Настигнем. Конечно, настигнем. Никуда не денется. Иначе достанется нам. Ой достанется.

24.

Забрезжил рассвет. Солнечный свет пробежал по верхушкам деревьев и теплой волной заскользил дальше, к башенкам и флажкам, которые сверкнули золотыми нитями на гербах. Замок оживал. Внутренние дворы наполнялись обычным утренним гомоном: скрип телег, ржание лошадей, где-то раздался собачий лай, послышались выкрики, часто невнятные на таком расстоянии, но ухо кардинала уловило – «Куда прешь! Осади назад!»

Грюон простоял на высокой смотровой башне всю ночь, вглядываясь во тьму, и сейчас солнце осветило его озабоченное лицо: Призрак опаздывал, и сильно. Он должен был объявиться у замка еще вчера, самое позднее к полудню. Но даже высланные разъезды не смогли найти приближающегося всадника или повозку. Уже гонцы, скорые и важные, успели доставить в замок вести о смерти королевы. И вскоре герцог должен был отбыть в Гилладу на собрание графств, где предстояло решить несколько сложных вопросов о дальнейшей судьбе короны. И на собрании обязательно должен был присутствовать Призрак. Он был частью плана, частью договора. Он был застежкой, без него весь план катился с горы быстрее сели.

Грюон волновался, ведь его верный слуга четко дал понять, когда он прибудет. Но даже если его планы изменились, ничто не мешало бы ему связаться известным способом, но не связался и не ответил на попытку связаться с ним. Это могло значить одно: что-то пошло не так. И это ломало все планы. Будь брат Дован жив, не пришлось бы отправлять Призрака за королевой. Но судьба решила иначе. И никого, кому кардинал безраздельно бы доверял, больше не было.

С тяжелым скрипом поднялась внушительная решетка, и тут же выпорхнули легкие и грациозные всадники, рассыпаясь веером – кто на южную дорогу, кто на восточную. Гонцы. Следом спокойным шагом появились и другие. Разъездные, охотники, кто-то вернется через час-другой, кто-то через несколько дней, но пресвитер лишь мельком взглянул на эту живую суету. Никто еще не появился на горизонте. Никто не выезжал из-под крон деревьев, видневшихся вдали. Для обозов с товаром и провиантом еще рано, а потому дорога вновь быстро опустела.

Кардинал перебирал пальцами четки. Если к вечеру Призрак не появится, придется прибегнуть к поискам при помощи Силы, а он только-только почувствовал прилив и намеревался использовать ее совсем иначе. Легкая досада подступила, скривила ехидную мину, потом нагло показала кукиш и исчезла. Грюон поморщился. Еще бы! Ведь среди первых бессвязных видений предсказателя он смог выделить одно, очевидно, важное и настоящее предсказание: очертания некоего городка или поселка, вокруг которого шумит в легком ветерке пролесок, невысокая, но густая трава, покрытая росой, и низкий реденький туман. Кажущаяся безмятежность, если бы не одно «но», которое настораживало кардинала: туман был желтым, словно желток. Это было единственное видение, которое вызывало настоящие эмоции у герцога, и оно повторялось изо дня в день, с небольшими изменениями, которые заключались в продвижении тумана. Пресвитер просил внимательно запоминать в этом видении все детали, а поутру не просто рассказывать, а сначала записать на свежую память, а уж потом бежать к нему, дабы ничего не упустить. И узнать, что это за селение. К счастью, прорицание подобного рода позволяет это.

Несущийся с западной дороги всадник приковал внимание кардинала. Грюон выдохнул и по крутой винтовой лестнице, рискуя на высоких ступенях свернуть себе шею, устремился вниз. Он точно знал, что разъездной видел Призрака: мысленный след, который разглядел кардинал, четко нес в себе образ брата Хэйла. Вышибив тяжелую дверь в башню легким посылом Силы, он быстрым шагом направился к решетке. Перед ним, словно волнорез, двинулись четверо солдат из личной охраны. Они бесцеремонно распихивали древками алебард тех, кто вставал на пути. Грюон прибыл к воротам в тот самый момент, когда разъездной спрыгнул с коня, на ходу бросая поводья первому попавшемуся солдату.

– Ваше Высокопреосвященство! – выпалил он. – Вы просили доложить…

– Говори, – резко приказал кардинал.

– Я встретил вашего слугу там, в двух верстах на запад, – разъездной махнул рукой за ворота. – Он движется на телеге, которой правит сам, и, видимо, сильно ранен. Помощь от меня не принял, сказал, чтобы я скорее доставил сообщение кардиналу…

– Говори скорее! Не мямли! – прикрикнул Грюон.

– Он заставил запомнить дословно, – солдат облизал пересохшие от волнения губы и нервно сглотнул. – Ун угоа г`хан г`канн эно ашш.

– K`hashsh, – процедил кардинал.

– Ах да… «Кашш», – быстро поправился вестник. – Простите, Ваше…

Но священнослужитель уже не слушал.

– Коня мне. Быстро, – Грюон заметил подоспевшего герцога. – Ваша Светлость, Марк, прибыл мой дозорный, но он сильно ранен. Я встречу его. Попрошу вас приказать готовить ему лекарню. И нагреть бочку воды.

Марк кивнул, и тут же над двором разнесся его голос, созывающий слуг.

Кардинал ловко запрыгнул в седло, чего ожидать от него никак не приходилось, и, взглядом остановив охрану, взял с места в карьер.

– Он поехал один? – удивленно воскликнул герцог.

– Ваша Светлость, – ответил один из охранников, – если Его Высокопреосвященство так изволил, никто не ослушается.

– Ему виднее. Надеюсь, он может постоять за себя, случись что, – и сам ответил: – Кого я обманываю? Конечно, сможет.

Грюон удивительно хорошо обращался с лошадью, и та шла ровным галопом. Кардинал ожидал увидеть что угодно, но только не то, что показалось на горизонте. Черное пятно, видимое лишь теми, кто обладает Истинной Силой, кружило над Призраком, словно стая черных птиц, трепетало, будто некая морская дрянь, и пыталось окружить, закружить, связать, обернуть несчастного. Пресвитеру вспомнились «черные птицы», приснившиеся герцогу, и он горько усмехнулся. «Клюв Кашша! – в досаде воскликнул он. – Снился Клюв Кашша. Держись, брат, я уже рядом».

Кардинал торопился и гнал лошадь нещадно, ибо Клюв уже обнаглел настолько, что пытался сесть то на плечи, то на сгорбленную спину, то на голову человека. Теперь стал виден его силуэт, размытый, словно черный дым, идущий из трубы, но уже обретающий очертания. Грюон подскакал и, как только оказался достаточно близко, взмахом руки разогнал сгущающуюся облаком стаю. На ходу спрыгнул с лошади и, остановив повозку, подхватил на руки падающего с козел Хэйла.

– Брат Хэйл, что с тобой? – прошептал кардинал, укладывая Призрака на дорогу прямо рядом с повозкой и подсовывая ему под голову скрученный в валик собственный плащ.

– Ваша Светлость, – Призрак еле двигал почерневшими губами, – Ваша Светлость… мертвень, не дайте… Капитан… он готов к обряду… Я мертв… рана… смертельна… уж сутки, как я раз…бил ваш амулет… Он скрыл меня… и гонит… Клюв… не дайте… лучше разотрите… Простите… меня.

Голова Призрака бессильно упала. Губы скривились в гримасе боли.

– Агр, – зарычал кардинал. – Вот уж нет!

Грюон резко встал, стремительно отошел на десяток шагов от своего слуги, повернулся к нему лицом и, медленно поднимая через стороны руки ладонями вверх, заговорил, перемешивая свою инвокацию с множеством слов на чужих языках. Слова лились, и каждое следующее звучало все громче. Туча, которая кружилась над жертвой, дернулась, сгустилась и стала стекать на землю ровно между Призраком и кардиналом. А пресвитер все продолжал. Указал пальцем на тело человека и четко произнес:

– Оставь его, Клюв! Приказываю тебе: ступи через меня в Мир и оставь его.

В ответ явственно послышался глухой хрип, который мало был похож на речь, но не для кардинала.

– Да, я не могу запрещать тебе, бес, – ответил на хрип Грюон, – но я могу силой затащить тебя в тело несчастного и, когда ты окажешься в умирающем, отрезать тебе обратный путь. И когда он умрет, то два духа, заключенные моим заклинанием в одной оболочке, растворятся по Нейтрали! Нет, Клюв, угрозы тебе не помогут. Я верну своего слугу и не отдам, пусть даже твой хозяин сам сюда явится! Но я вызываю тебя в Мир через себя, и тогда ты сможешь вернуться домой, Клюв.

Церковник ехидно улыбнулся.

– Но только убив меня. Давай, покажись, бес, – просипел он последние слова, словно волоком тащил непомерную тяжесть.

Клюв упирался, но кардинал оказался сильнее… и бес бросился в бой. Пресвитер ощутил, как по его телу пробежала волна жгучей кислоты, как из носа потекла опаляющая струйка, как сонм невидимых иголочек застучал по рукам. Черная туча сгустилась еще больше и обрела вид жуткого существа: сплошной комок перьев и клювов, с едва различимыми конечностями – четыре ноги и четыре руки, которые сгибались как угодно, – с двумя фасетчатыми глазами, прячущимися в гуще перьев пореже, где-то на высоте роста кардинала. Раздался жуткий клекот одновременно щелкающих клювов, и в них показались тонкие гибкие языки, с которых капала коричневатая жижа. Грюон знал, что пары укусов будет достаточно, чтобы скончаться в страшных муках. И тем более знал об этом Клюв, а потому с шипением бросился вперед, растопыривая то, что можно было назвать руками. Кардинал желчно скривился и сильным движением выбросил вперед обе руки.

– Да ну?! – закричал он.

Беса словно огрело гигантским невидимым обухом, и он, потеряв очертания, откатился в сторону, оставляя после себя мгновенно истлевающее оперение. Кардинал еще раз размахнулся и опустил руки, и еще – столько раз, чтобы превратить Клюв в жалкую черную лужу.

– Не того смертного ты выбрал в качестве жертвы, дурак, – процедил он брезгливо и плюнул в истлевающую жижу. – И совершенно зря не оставил его в покое, едва завидев меня. Вдвойне дурак. И Кашш не пришел за тобой. И хочешь, я скажу почему?

Грюон чуть подался вперед, заглядывая в глаза демону:

– Кашш – великий король, и ему не нужны слуги, что не в состоянии отличить друга от врага, безропотную жертву от кусачего волка. Ему не нужны дураки.

Кардинал сделал движение, будто бы смахивал со стола хлебные крошки, и останки беса исчезли, словно невидимый ветер поднял их и растворил в воздухе. Грюон огляделся. Дорога все еще была пустынна, и это было ему на руку: не пришлось бы отводить глаза любопытные. Он, сокрушенно покривившись: столько Силы снова потеряно вовсе не там, где задумывалось, – подошел к Призраку. Прошептал:

– Как ты, брат? Помолчи, помолчи, сберегай силы, скоро все будет хорошо.

Кардинал бормотал, прекрасно понимая, что Призрак сейчас очень далеко и вернуть его будет посложнее, чем изгнать Клюва.

Грюон вновь забормотал слова, но сейчас это был совсем другой язык, певучий и спокойный. Тело брата Хэйла дернулось, чуть оторвалось от земли, и вокруг него забегала солнечная широкая лента. Обмотав Призрака Солнечными Бинтами, словно древнюю мумию перед погребением, кардинал взял его на руки, будто ребенка, и положил в повозку. Горько усмехнулся иронии, по прихоти которой в телеге оказались Призрак и его жертва. Забросил поводья своего коня за край повозки, надежно закрепив их, и уселся на козлы. Тяжело и неприятно скрипнули колеса, и подвода неспешно покатилась вперед. Как ни старался пресвитер придать больше скорости уставшей лошади при помощи кнута, ничего не выходило: бедное животное и без того еле держалось на ногах. Грюон зло выругался и натянул вожжи, чтобы запрячь свежего коня, на котором приехал, вместо взмыленной лошади. Задержка не могла сулить ничего доброго для брата Хэйла, но выхода не было. Силу следовало поберечь, и много ли будут стоить те пятнадцать минут, что он выиграет, заклятием сняв с лошади усталость, если потом не хватит сил для врачевания.

Две версты тянулись бесконечно, и Грюон едва не зарычал от радости, когда из-за очередного холма показались шпили замка. Щелкнул кнутом. Лошадь дернулась, но повозка скорее не пошла, быстрее уже было невозможно. Из ворот замка выпорхнули маленькие черные точки, которые, приблизившись, оказались десятком легких, вооруженных длинными пиками и мечами всадников. Образовав круг, центром которого был кардинал, они, покрикивая на редких путников, сопроводили повозку к замку. Едва повозка остановилась, засуетилась многочисленная прислуга, но тяжелый взгляд пресвитера заставил всех замереть. Он сам взял Призрака на руки, успев рявкнуть: «Повозку охранять, никого не подпускать!»

Кардинал последовал за герцогом, который показывал дорогу. Повозку оцепили, даже коня не распрягли, лишь поставили перед ним деревянное ведро с водой.

Грюон, не чувствуя усталости и отвергнув помощь, донес Хэйла до подготовленной залы с большими окнами с солнечной стороны. Тут были и несколько бочек с теплой водой, и большая купель красного дерева с бронзовыми ободами, стояли широкие скамьи, крепкие низкие табуреты. Просторная кровать была устлана белыми свежими перинами, как верхушки гор – снегом. Лежали чистые льняные полотна, также сверкающие своей белизной, поблескивал медицинский инструмент. Вдоль стены стояло несколько служанок, готовых по первому зову прийти на помощь.

Кардинал повернулся к герцогу и прошептал:

– Приведите из моей опочивальни брата Волдорта. Остальных вон.

Герцог кивнул и жестом выпроводил слуг, оставив пресвитера наедине с раненым. Хоть в глазах его и читалось удивление, но любопытствовать не стал, посчитав, что в таком деле чем меньше видел, тем крепче будет здоровье.

Грюон уложил Призрака на одну из скамеек и смахнул сменившие золотой цвет на цвет грязной лужи бинты на пол. Легкие полоски магической ткани истлевали прямо на глазах, наполняя комнату запахом разложения. Кардинал взял приготовленный предусмотрительными слугами нож и разрезал куртку и рубаху Призрака. Увидел огромную, расползшуюся, словно пролитый на белую скатерть черничный кисель, гематому, торчащий желто-черный обломок кости и запекшиеся сгустки бурой крови. Грюон тяжело вздохнул: с такими ранами не живут, но Призрак не только выжил, он еще сумел довести повозку почти до замка и до сих пор дышит. Ну, если верить зеркальцу, которое кардинал поднес к скривленным от боли губам несчастного, это могло значить лишь одно…

– Он мертвень, – раздался за спиной кардинала голос. – Ваше Высокопреосвященство, ваш слуга – мертвень. Да вы и без этого знаете.

Волдорт подошел ближе.

– Ты ошибаешься, брат, – ответил пресвитер, обернувшись, – пока еще нет. И ты мне поможешь спасти его от участи незавидной.

– Как я могу помочь? – начал было Волдорт, но осекся, увидев злой взгляд кардинала.

Такого он не видел даже во время недавней схватки в соборе.

– Прекрати, – проговорил Грюон сдержанно, придержав клекот в голосе. – Ты брал силу Равнин, а твои бывшие крылья, эккури, я уже давно вижу. Могу поспорить, что во врачевании ты мерекаешь лучше любого! И ты мне поможешь.

Тут голос его изменился, пропали гнев и раздражение.

– Помоги мне, эккури. У нас теперь с тобой общая цель, и этот мой брат по вере, – кардинал посмотрел на Призрака, – важное звено. А доверить его тайну больше никому не могу.

Волдорт едва сдержался, чтобы не вскрикнуть, когда кардинал назвал его «эккури», и холодная струйка пота побежала между лопаток. Взяв себя в руки и, поняв, что Грюон частично открыл ему свои тайны, хотел того или в сердцах, склонился над телом.

– Вы правы: душа его не утеряла связь, не знаю, как она держится. Но готов поспорить, что знаете вы.

– Ты врачуешь рану, а я отправлюсь за ним.

Волдорт вздрогнул.

– Ваша Светлость, осмелюсь заметить, что инструменты, с которыми привык работать эккури, – священник с нажимом произнес последнее слово, – слишком отличаются от тех, что привыкли использовать костоправы и брадобреи Алии. Скальпели слишком велики, повязки грубы, и я никак не смогу уберечь раны от заразы. Тут даже нет прижигала. Я не смогу прижечь раны, если кровотечение усилится. Кроме того, его душа может быть уже у ворот Кашша! Может, он уже перешел через Ирзен. А тогда ни один Т`Халор не отпустит его!

– Займись раной, сделай, что сможешь, – кардинал протянул Волдорту прозрачный пузырек с желтоватой жидкостью. – Поймешь, что мне трудно, брызни этим мне в лицо.

– А если…

– Нет, ты не дашь мне умереть, эккури, – пресвитер чуть скривил губу. – Ты лишен Истинной Силы, но не сильного разума. Все, время уходит.

Он сунул пузырек Волдорту в руки.

Грюон выбрал скамью и присел на нее, глубоко вздохнул и, сложив руки, вошел в молитвенный транс.

Кардинал повис в бесцветности Нейтрали, словно видение. Смутные контуры комнаты колыхались, будто тонкая водоросль в легкой ряби, и исчезали, расползаясь в стороны и уступая место бессчетным застрявшим в этом месте духам. Грюон прошептал несколько слов, возвращая четкость телу Призрака, и взмахом руки разогнал черный туман, навеянный его же заклинанием-оберегом. Кивнул, запомнив направление, и снова укрыл светлую тропку чернотой. Кардинал осознавал риск такого действия. Открытая Тропа мгновенно привлечет внимание существ из иных Планов, и у Грюона не было сомнений, каких именно. Но другого пути вытащить Призрака из Нейтрали не было. Чернота захлопнулась над серебряной полосой как раз вовремя. Из ниоткуда вынырнула тварь, напоминающая обычного пса, только очень худого, без глаз, без ушей, но зато с громадной пастью, наполненной несколькими рядами кривых клыков, загнутых внутрь. Тварь принюхалась несуществующими ноздрями и попробовала воздух длинным змеиным языком, источающим вонь и черный жидкий туман.

– Загонщик, пошел прочь, – пренебрежительно произнес кардинал.

Пес поднял голову и, словно встретившись взглядом с Грюоном, сказал:

– Тропа была.

Голос шел прямо из пасти, резкий и неприятный, но слова были вполне различимы.

– Последняя Стезя проклятого тут была, и дорога в Радастан или в Мертвое Королевство. Душа принадлежит тому, кто первый нашел.

– Это не ваше дело, – огрызнулся кардинал. – Хлещи отсюда, бес.

– Я первый нашел Тропу, я заберу его к нам, – загонщик растянул пасть в подобии самодовольной улыбки. – Открой Тропу назад, призрак колдуна, чтобы я видел душу, или я приведу Т`Халора!

– Веди, – коротко бросил Грюон, отвернулся и пошел вдоль запомненного пути.

– Ты ошибся, пресвитер, – забулькало вслед, – ты нарушаешь правила. Душа мертвого на Тропе, она наша!

– Сгинь, – не оборачиваясь, рявкнул кардинал.

Загонщик еще раз злобно булькнул и растворился в сером пятне. Следовало поспешить. Сам загонщик слаб против Истинной Силы, но вот Т`Халор – это серьезная опасность, и это не обычный бес, как тот Клюв, у Радастана это настоящий демон. Кардинал чуть наклонился вперед и, отведя руки назад, полетел над серой землей, отчетливо видя спрятанную от иных глаз и носов Тропу. Конечно, можно было попытаться растереть пса по Нейтрали, но это отняло бы силу и время. И совсем не было уверенности, что загонщик один. Видимо, пара его дружков пряталась в складках Нейтрали, и они все равно привели бы демона, так что тратить силу на единственного беса было бессмысленно.

Серые тени-призраки, попадающиеся на пути, расступались, отталкиваемые Силой кардинала, а он все летел и летел. И становилось все неуютнее. Где-то рядом незримо неслись гончие, собираясь в большую стаю, но пока не атаковали, ожидая, когда их нагонит Т`Халор. Кардинал понимал это, но беспокоился не за свою жизнь (она была вне опасности: он был уверен, что Волдорт вовремя вырвет его из Нейтрали).

– Ты нарушаеш-ш-шь, – послышалось тихое шипение совсем рядом.

Грюон дернулся и оглянулся. Никого.

– Друг любезный, ты лихо черпаешь силу моего Плана в необходимости, я оценил, но ты убил моего слугу и сейчас нарушаешь, – продолжал увещевать голос. – Законы Нейтрали нельзя нарушать, несмотря на то, что меж нами существует определенный договор.

– Я не нарушаю, Князь. Я не нарушаю ваших законов, – тихо, но без преклонения ответил кардинал.

– Объяснись, если можешь, быстро. Т`Халор Радастана раньше тебя увидит твоего слугу, ты не сможешь спасти его.

– Князь, любое колдовство не является нарушением закона Нейтрали.

– Нарушение – это отбор или терзание законной души, стоящей на Тропе, – ласково продолжал вещать голос. – За это хранитель Стези должен убить тебя. И мне нужно что-то веское, чтобы вступиться.

– Добыча не этих шавок, – решительно отрезал кардинал. – Князь, его Тропа была укрыта моим заклинанием, которое сулило его душу тебе, но при гибели тела. А тело его сейчас уже должно быть в целости.

– Если душа попала сюда, тело погибло, – в голосе послышалось удивление.

– Но я же тут? – кардинал начал улыбаться, продолжая меж тем все быстрее лететь вдоль невидимой Тропы.

– Ты – пресвитер, а это…

– А это мое заклинание, которое уберегло его от истинной смерти. И пока дух блуждает, тело будет излечено. Заклинание твоего цвета, Князь. Кроме того, этот человек является застежкой нашего заклинания. Без него наш договор не состоится.

– Ах-ха, ты хитрец, но как ты?.. – голос хохотнул, и Грюон почувствовал, что собеседник улыбается во весь рот. – Ты и не собирался его возвращать сам и биться с Т`Халором, кардинал. Ты умен, когда-нибудь я и твою душу смогу забрать к себе в услужение. И ты станешь еще сильнее. А теперь домой. Я все сделаю сам…

Пресвитер дернулся, съежился и закричал от боли.

Скамья подкосилась и рухнула, опрокинув кардинала на пол.