Внутри Энрих подошел к супруге и тихо переговорил с ней. Женщина послушно присела в книксене и в сопровождении двух охранников и тройки фрейлин вышла во двор. Глаза ее довольно блеснули, а фрейлины прыснули смешком, потирая руки: наверняка граф позволил им пройтись по торговым рядам и уменьшить пухлость его кошелька. Волнение, нахлынувшее в «Акулий зуб», словно шипящая волна в узкий грот, так же ворчливо откатилось. Посетители снова занимали свои столики. Лорзан лишь взглянул на хозяина гостиницы, и тот, кланяясь подобострастно, приблизился к нему, словно вышколенный пес. «Ему бы хвост, – подумал Кйорт, – он бы завилял».

– Обед мне и господину…

– Кйорт, – подсказал ходящий, выглянув из-за широкого плеча.

– …и господину Кйорту, – приказал граф. – Подать ко мне наверх. И нужна еще одна комната, для графини: ночь я проведу в беседе и не хочу, чтобы нам помешали.

Он бросил в мозолистую ладонь хозяина несколько золотых.

– Я не сильно голоден, – учтиво добавил йерро, – стоит ли беспокоиться?

– Одну смену вместо четырех, деньги оставь, – быстро добавил Энрих, увидев, что владелец гостиницы с сожалением начал отсчитывать сдачу.

Тот от неожиданности вздрогнул – сумма была чрезмерной, – но губы сами собой расплылись в плотоядной улыбке. Он кивнул и бросился выполнять указание, начисто забыв о других постояльцах. Благо для них, что отменно вышколенные подавальщицы не замедлили переключить на гостей свое внимание.

Граф тем временем поманил Кйорта взмахом руки и поднялся по крепкой витой лестнице из черного дуба с резными ясеневыми перилами, которые контрастировали по цвету со ступенями, но были столь искусно украшены резьбой, что вызывали лишь восхищение. Один из телохранителей лорзана, северянин с суровым и недоброжелательным лицом, прошел вперед, легко и бесцеремонно оттерев Кйорта к перилам, словно сбрасывая случайное перышко с одежды. Вежливо протиснулся мимо хозяина и пошел впереди, на расстоянии трех шагов от него. Другой же тихо ступал позади.

Второй этаж гостиницы не уступал богатством первому, но тут было гораздо спокойнее: гвалт трактира едва был слышен. Коридоры, широкие настолько, что двое рыцарей прошли бы не задев друг друга плечами, образовывали квадрат. Вдоль внутренних стен между широких арочных окон выступали фигурные подсвечники из темной бронзы с толстыми дорогими свечами, не дающими копоти, но распространяющими свежий запах и излучающими свет вдвое ярче обычной свечи. На внешней стороне – толстые двери с широкими наличниками, украшенными резьбой и серебряными арабесками. Пол устлан толстыми красными коврами, мягкими настолько, что тяжелая поступь облаченного в полный доспех рыцаря превратилась бы в мягкую кошачью походку. Кйорт удивленно хмыкнул, пройдя вслед за графом в распахнутую телохранителем дверь. Комната была вдвое больше, нежели ходящий себе представлял, и, судя по наличию двери в дальней части левой стены, была не одна. Первая, с камином, большущим столом, тройкой кресел, огромным, почти от пола до потолка, квадратным окном с широкими рамами, тяжелыми бархатными шторами, множеством изящных подсвечников, столиками поменьше, невероятного размера шкафом и тьмой-тьмущей никому не нужных, на взгляд ходящего, украшений и безделушек, явно служила для приема гостей.

Обстановка второй комнаты едва проглядывалась в узкую щелку приоткрытой двери, но достаточно, чтобы определить ее как спальню, гораздо меньшего размера, где почти все пространство занимала кровать с лилового цвета балдахином, расшитым золотыми узорами, и комод с невиданного размера зеркалом. Очевидно, такой номер стоил неприлично больших денег, но был по карману этому графу.

Коренастый телохранитель цепким взглядом бегло осмотрел обе комнаты, плотно прикрыл дверь в спальню и тихо вышел. Можно было не сомневаться, что он остался снаружи вместе с таким же суровым и крепким напарником, чтобы оберегать покой хозяина.

Граф скинул с плеч тяжелый плащ и небрежно бросил его на спинку кресла. Отодвинул каминную решетку, подкинул березовое поленце в тлеющие угольки, несмотря на теплую погоду. Огонь несколько замешкался вначале, но, подгоняемый кочергой, разгорелся и весело затрещал, облизывая дерево со всех сторон. Лорзан вернул ажурную решетку на место и предложил Кйорту присесть в кресло рядом с камином, а сам взял со стола большие пузатые бокалы на коротких ножках и разлил в них на два пальца нерулу – нерулайский крепкий эль с приятным медовым вкусом. Один бокал протянул ходящему, и тот с благодарностью его принял, а второй взял в ладони и, покатывая и согревая его, сел в кресло напротив.

В дверь учтиво постучали. Граф приказал войти, в комнате появился Керри, неся на плече седельные сумки ходящего.

– Это все? – спросил граф у нового знакомого.

Тот кивнул. Керри сложил все у двери и тихо вышел.

– Возраст дает знать. Даже в такой теплый день умудряюсь мерзнуть. Ты же не против? – сказал Энрих, рассматривая прислоненный к креслу меч своего гостя. – Сегодня удивительный день. Откуда ты? По выговору ты не алиец.

– Совершенно определенно, – ответил Кйорт и сделал небольшой глоток. Теплый напиток пробежался по гортани и разлился хмельной лужицей в желудке. – Родился я на другом конце Немолчания, долго путешествовал, хотел увидеть других людей, обучиться таинству владения мечом. В этих краях я Кйорт.

– Я тоже буду звать тебя так, – кивнул лорзан, сделал глоток и продолжил: – Оружие это действительно удивительное, Кйорт.

Лорзан быстро коснулся кончиками пальцев живота, груди, лба.

– Кем бы ни был мастер, выковавший его, теперь оно перековано. И это, право, чудо. Долгое время я ждал некоего знамения. Знака. Доказательства, что Живущие Выше все еще смотрят на нас…

– Смотрят. Будьте уверены, лорзан, – уверенно произнес Кйорт.

– Теперь и я могу сказать, что уверен, ибо до сего момента вера моя во служении стала угасать. И это грех. Хотя я продолжал молиться.

– Молитва есть не что иное, как вера в чудо, совершаемое Высшими, – заметил Кйорт. – И я не священник, грехи отпустить не смогу, но, исходив огромное количество дорог, побывав в таких уголках, что многим никогда и не привидятся, скажу, что это не удивительно, но простительно, и это не грех.

Ходящий оценивающе посмотрел на графа, но тот взгляда не уловил.

– Ни одна религия не может существовать без веры в чудеса, – пробормотал Энрих и тут же пылко добавил: – И вера в Живущих Выше не исключение! Она даже неотделима от веры в чудо. Еще мальчиком я перечитывал десятки раз Священное Писание. Притчи и сказания о Деве Всемогущей, о Прощающем Грехи – все они заполнены самыми разными чудесами. Чудесами излечения, прощения, воскрешения после смерти. И раньше многие священники наделялись чудесным даром – Истинной Силой. И способны были творить их, если вера и молитвы были горячи и сильны. И для верующего чудеса, творимые Живущими Выше и ангелами их, должны были стать не только историей, но и всей жизнью его. И вот после долгого времени я увидел чудо воочию. Теперь сердце мое согрето.

Граф встретился взглядом с собеседником:

– Ты мудр не по годам, странный незнакомец. Я могу прочесть это в твоем взгляде. Знамение выбрало твое оружие неспроста. И я уверен, что ты смог бы рассказать почему.

– Интересно узнать, что чудо для вас, лорзан? – уклонился от прямого ответа ходящий.

– То, что произошло сегодня, – бесспорно, настоящее чудо, – пылко сказал рыцарь.

В дверь осторожно постучали: бойкие подавальщицы внесли на серебряных подносах две глубокие миски, от которых шел пар. Комната наполнилась чудесным запахом превосходного осгвитчского супа – осготта, с мелко нарезанными луком и чесноком, кубиками помидоров, морской капустой, жирной толстобрюхой рыбой, рисом, приправами и тонкими ломтиками лимона. Девушки сервировали стол, приотворили по просьбе лорзана окно, впустив свежий воздух, и бесшумно скользнули за дверь, одарив заинтересованными взглядами господина, что выглядел моложе и путешествовал один. Рядом с двумя глубокими мисками супа притулились глиняные горшочки с тушеным осьминогом. Кйорт усмехнулся: он знал, что такое блюдо должно готовиться не менее часа, а тут и четверти не прошло. Очевидно, кто-то из гостей будет ждать дольше.

Собеседники повернули кресла к столу и не спеша принялись за суп. И он был действительно вкусен: кусочки рыбы, тающие во рту, шелковистая капуста, мягкий запах приправ. Тушеный осьминог был настолько хорош, что даже сытый уже ходящий смел его в мгновение ока. Блаженно откинувшись в кресле и потягивая нерулу, лорзан подождал, пока Кйорт прикончит остатки головоногого, и продолжил прерванный разговор:

– Чудо для меня то же, что и для любого верующего в Живущих Выше, в Небесную Деву или Прощающего Грехи. Неважно, кому произносишь молитвы. Но чудо – это удивительные события иль деяния, которые действуют против порядка природы, как то: перо, которое тонет в воде, или парящий в воздухе камень. И деяния эти совершаются Живущими Выше для достижения тех или иных целей.

– Интересное замечание, – ходящий также взял бокал с элем. – А что, если я скажу, что видел плавающие камни и тонущие перья и никак бы не назвал это чудом, увидь это снова? Лишь зная, что это возможно?

– Ты действительно видел, как камень, брошенный в воду, не тонет, а плавает, словно щепка? – недоверчиво нахмурился рыцарь.

– Нет, подобного не видел, – ответил ходящий, – я лишь предположил.

– Я уловил твою мысль о том, что чудо – это всего лишь непознанное? – спросил лорзан.

– Примерно так, – ответил с внутренним смешком Кйорт, которого забавлял этот разговор.

– В таком случае замечу, что чудеса чрезвычайно редки, а некоторые, описанные в святых текстах, такие как Путь Прощающего или Слезы Девы, так вообще единичны. Да и сегодняшний случай! – пылко воскликнул лорзан. – Даже в Писании я не читал подобного и не слыхивал. Будь откровенен, ты ведь также не встречал подобного?

– Нет, не встречал, – уверенно ответил Кйорт, продолжая давить в себе добрую снисходительную улыбку.

– Вот. И если чудо – это просто редко подмечаемое явление, то в этом случае можно сказать, что нет различия между естеством и чудом. Ведь и среди событий естественных есть крайне редкие, такие как Южное Затемнение или Сокрытие Солнца, которые случались ранее и описывались изначально как гнев Живущих Выше и кара Небесная, но потом были разъяснены. Они оказались всего лишь замещениями одним осколком Небесных Планов другого, снова открывавшегося позже.

– Мне знакомо такое явление, – кивнул ходящий.

– Так в конце концов тогда все, что случается, будет одинаково чудесным и естественным?

– Я очень многое видел, и видел такое, что, произойди это в вашем городе, половина жителей пришла бы в благоговейный трепет. Но на самом деле это было всего лишь, скажем, обыденным поступком непознанных существ, которых я в ходе своих странствий перевидал немало. И чудеса для меня не потому чудеса, что они случились полностью против мыслимого мною и неких природных законов данного Плана и помимо порядка Нейтрали; но потому их называют чудесами, что они странны и происходят редко. И не в обычном ходе природы, а на протяжении времени большего, нежели может прожить один человек или существо, подобное ему. И если такое событие посчитать чудом, то есть счесть чудом то, что случается редко, тогда, – тут Кйорт усмехнулся, – тогда и мудреца можно счесть чудом. Происходящее редко обращает на себя взор существа внимательного, поражает его и заставляет удивляться. Взять, например, каменный колосс, построенный в Воттоке, или громадные сооружения на юге, равных которым я не видел.

– Пирамиды Эола, – хмурясь, буркнул лорзан.

– Да. Пирамиды. Ведь справедливости ради их тоже называют чудесами. Так ведь?

Рыцарь кивнул.

– Чудо потому удивляет и поражает разумное существо, что нарушает его мирную, спокойную жизнь, нарушает привычный размеренный ход событий, и того больше – оно может нарушить законы, казавшиеся несокрушимыми. Вот я слышал, что Прощающий мог пройти по воде, не погрузившись даже по щиколотку, а Дева Небесная исцеляла безнадежных и даже воскрешала мертвых…

– Кйорт, – голос графа неожиданно стал холодным, – ты сейчас близок к ереси настолько, что я удивляюсь, как Живущие Выше избрали твое оружие в качестве священного. Не ровен час, ты скажешь, что священное чудо, сколь бы велико и необычно оно ни было, никоим образом не говорит о существовании Живущих Выше вообще?!

– Конечно же нет. Я знаю, что они есть. Мне для этого не нужны доказательства, но простите, лорзан, – Кйорт отхлебнул нерулы, – ни в коем случае не хотел задеть чувства и деяния Живущих Выше. Просто вы сказали, что вера основана на вере в чудо – замечу, что Живущие Выше не одобрили бы такого. Верьте мне, я знаю. Еще в давние времена, насколько меня учил наставник, некоторые разумные существа основали веру в Высших на чуде. Но это сильнейшее заблуждение, ибо вера, основанная лишь на чуде, будет не истинной верой, не свободным понятием и приятием в своей жизни Истинной Силы, а принужденным согласием. Поэтому тут, в Немолчании, один способен ее ощутить как дар за искренность, другой – нет. Хотя должно заметить, что не каждый сможет прийти к вере сам, без каких-либо знамений. Простите, лорзан, ежели оскорбил вас.

– Подлинная вера покоится в духе истины! – стальным голосом произнес лорзан. – Вот ты веришь?

– Я знаю, – позволил себе усмехнуться Кйорт, но Энрих не обратил внимания на эти слова.

– Человек слаб, – пылко говорил рыцарь, – и кому-то для того, чтобы поддержать свою веру, кому-то – чтобы обрести ее, необходимо свидетельство, которое направит ум по верному пути, к Живущим Выше, а не к скотине мерзкой. Неужто ты хочешь сказать, что ушло время, когда свершались чудеса? Ужели вера в то, что Живущие Выше постоянно смотрят на нас и действием своим поддерживают и оберегают верующих, не будет и не должна быть подкреплена и различными чудесами? Как же люди, которые свернули с пути истинного, – они что же, не смогут вернуться назад, пораженные увиденным знамением? К тому же мы говорим о чуде, но замечу, что знамение – это не просто нарушение неких устоев и законов Немолчания, а такое нарушение, которое имеет совершенно определенную цель: Живущие Выше свершают чудеса сознательно, указуя потерявшим веру на путь к спасению, не давая заплутать в Нейтрали. Вспомни Евхаристию – причащение! – лорзан неожиданно заулыбался. – На службы ходят люди. Только Деве и Прощающему известно, какую заразу они таскают с собой. Сотни людей причащаются из одной-единственной лжицы. Мне известно, когда больные «медленной» чумой причащались вместе с остальными, не ведая, что носят в себе смертельную заразу, и что же? Весь город вымер бы в один месяц от хвори, но этого не произошло и не происходит никогда. Что же это? Ведь не только любому знахарю, а и простому люду известно, что больных надо отгонять от здоровых, а вещи их сжигать и никак не допускать соприкосновений их. А тут что же? Они пьют из одной лжицы! Что ты скажешь на это? И чему свидетелями были мы сегодня?

Чуткий слух Кйорта уловил на улице непонятный шум, вполне уместный на постоялом дворе, но слегка выбивающийся из общей какофонии. Охотник насторожился, не изменившись в лице и даже не поменяв позу, из чего граф сделал вывод, что его собеседник обдумывает ответ, и терпеливо ждал. Ходящий же решил, что более не стоит затягивать беседу и искушать судьбу, до сих пор оберегавшую его. Пора сделать то, ради чего он согласился отужинать с Энрихом. Ежели он ошибся, ничего дурного не будет, но если нет, тогда промедление ни к чему.

– Лорзан, хотите прикоснуться к оружию, так взволновавшему вас? – вкрадчиво и мягко спросил ходящий, чуть наклонившись вперед.

Рыцарь вздрогнул и неожиданно побледнел. От волнения едва не разжалась рука, держащая бокал, дернулся уголок губы.

– Прошу вас, лорзан, – Кйорт взял ножны в руки и протянул аарк рукоятью вперед. – Я предлагаю коснуться и извлечь святой меч из ножен по собственной воле. Я вижу, как вы всю беседу бросаете на него косые взгляды, и лишь гордость и честь не позволяют вам попросить этого. Но неужели ваша вера недостойна того, чтобы укрепить ее очередным чудом? Возьмите меч, почувствуйте хоть на мгновение зов не голодной мертвой стали, а оружия одухотворенного. Если Живущие Выше смотрят на нас, они дадут вам ощутить то незабываемое чувство тепла и их любви. И вы, возможно, получите ответ о природе сегодняшнего чуда.

Кйорт положил оружие на стол и сел обратно в кресло, скрывая в тени комнаты сверкнувшие багровым глаза и проступающую на теле мрачную сеть. Он вовсе не хотел, чтобы рыцарь заметил метаморфозы в глазах собеседника и наделал глупостей, подобных тем, что натворил не так давно викарий. Шум на улице чуть усилился, послышалась брань и выкрики военных сержантов, которые не спутать ни с чьими другими.

Граф колебался, не сводя испуганно-восторженного взгляда с оружия. Ходящий не торопил и снова чуть наклонился вперед, чтобы свет камина освещал его лицо и участливый взгляд: аарк закончил менять форму лезвия в ножнах, и взбухшие артерии и вены снова понесли не черную жижу, а красную кровь. Дрожащая от волнения ладонь остановилась в пяди от рукоятки меча, не решаясь пройти это ничтожное расстояние. Где-то в глубинах сознания отчаянно, но едва слышно заверещала душа, заглушаемая гулкими, раскатистыми ударами сердца. Энрих оторвал взгляд от оружия и встретился с улыбающимися глазами гостя, словно ища ту крупинку смелости, которой ему сейчас не хватало. Кйорт медленно моргнул и едва заметно кивнул. Граф вздохнул и аккуратно, словно тонкую хрупкую тростинку, взял аарк. Крепкая рука сразу обхватила рукоять, как и положено руке воина брать меч: надежно, но мягко. Ничего не произошло. Рыцарь медленно потянул оружие из ножен. В неровном свете блеснуло широкое лезвие, усеянное сверкающими письменами. В глазах лорзана заблестел панический ужас, который сменился трепетом, и глаза наполнились слезами: он хорошо помнил, что во время поединка на клинке не было ни одной царапинки или щербинки, а сейчас все лезвие покрывала вязь тайных знаков и рун. Последние крохи сомнений смело резким порывом безграничной веры: меч был освящен. От неуверенности, достоин ли он держать подобное оружие, пальцы разжались, и аарк было покачнулся, норовя выпасть, но словно чья-то невидимая нежная и ласковая рука обхватила слабеющую кисть рыцаря и плотно прижала ее к рукоятке.

«Ч-ш-ш, – зашипел ласковый голос в голове, – ш-ш-ш, что же ты, воин. Не урони, другой возможности не будет».

– Дева Небесная, – прошептал рыцарь, – что же это?

«Похоже, у людей на все случаи одна фраза», – хохотнул голос, в котором смутно читались интонации нового знакомого лорзана.

Комната неожиданно начала плыть, и шатнулся под ногами пол. Со всех сторон набежал белый туман, и граф, словно наступив на пухлое облако, взмыл ввысь. Комната завертелась и исчезла, растворившись в ярком мареве.

Двое чужаков, рыцарь почему-то знал, что это не люди, хотя внешне не отличить, мягкими шагами шли по мощеной белым камнем лесной дороге. Ширина ее позволяла обоим идти рядом, не касаясь друг друга плечами и оставляя до густой лесной растительности, стеной поднимающейся у краев дороги, около двух шагов. Они были спокойны, но сосредоточенны. Одеты в похожие походные костюмы из крепких кож, перетянутые ремнями, с множеством кармашков, с широкими поясами для метательных ножей, и в мягкие сапоги. У каждого из-за правого плеча виднелась рукоятка меча, а на поясе в изящных ножнах висел длинный, скорее всего ритуальный кинжал. Тот, кто шел чуть впереди, был выше напарника на полголовы. Седые, неровно стриженные волосы, косматые брови и все еще широкие крепкие плечи говорили о том, что он тут главный. Справа же от него шагал совсем юнец.

И даже несмотря на боевую раскраску, покрывающую две трети его лица, лорзан мгновенно узнал своего сегодняшнего знакомого, только моложе на полтора десятка лет.

Пара вышла на опушку, и граф ахнул – так прекрасно было это место! Он словно оказался в тех самых местах, что описывались в Священном Писании.

Лес остался позади, а поляна утопала в зелени. Резвились кузнечики, порхали вокруг невиданных огромных цветов исполинские бабочки невиданной красоты, с неба, высокого и ярко-голубого, лились потоки слепящего белого света. Посреди поляны, ничуть не нарушая ее гармонию, а даже привнося особую красоту, стояло приземистое, но внушительное сооружение из белого полированного камня, местами подернутое гибкими ползучими растениями с серебряными стеблями и золотыми листьями с малахитовыми прожилками. Несколько невысоких широких ступеней заканчивались площадкой в виде квадрата десять на десять шагов. Украшенные горельефами четыре колонны и плоская крыша казались вырезанными из огромного куска скалы. Под навесом, если можно так назвать это великолепное, несмотря на простоту, сооружение, стояли трое. Эти были облачены в блестящие латы, украшенные изумрудными арабесками и странными драгоценными камнями, с которых, словно золотой, чуть заметный туман, струился свет. Все одного роста и удивительно похожие внешне, мужественные, но улыбающиеся ласково и непринужденно. У тех, что стояли по краям, в руках были большие двуручные мечи, которые они вынуждены были держать лезвием вниз, положив обе руки на гарду, будто опираясь оружием оземь в соответствии с этикетом при церемонии Принятия.

Сердце лорзана заныло, душа воспарила, и слезы хлынули градом: он понял, кто стоит под навесом из белого камня. И если бы невидимая рука не продолжала обхватывать его кисть, аарк бы давно выпал из обессиленных пальцев.

Тем временем вышедшие из леса, ничуть не смутившись, двинулись напрямик к встречающим. Игнорируя бегущую неподалеку в густой траве тропинку, изливающую белый свет прямо из камня, они без стеснения приминали сочную траву и топтали попадающие под ноги бутоны цветов, которые, впрочем, тут же распрямлялись за ними. За пять шагов до навеса они остановились, и вперед вышел старший.

– Приветствую тебя, Генерал, – произнес он сухим, даже деловитым тоном и поклонился одной головой.

В глазах его блеснула практически незаметная искра.

«О, Прощающий Грехи, неужели это и есть Генерал Их воинства? – граф хотел мгновенно броситься на колени, подползти к светлым воинам и целовать их руки, но едва слышный голос напомнил ему, что это всего лишь видение.

– Приветствую тебя, Цепперион, – ответил Генерал дружелюбно. – Рад видеть тебя в добром здравии.

– Генерал, – Цепп проигнорировал добродушные слова и тон Живущего Выше. – Как и надлежит нашему договору, – при этих словах его подбородок гордо приподнялся, – по истечении сил одного из ходящих его должно заменить другим готовым к услужению воином. Таким образом количество ходящих останется неизменным, и мы не превысим установленную нам норму.

– И новый ходящий пришел с тобой? – спросил Генерал, хотя ответ был очевиден, но таковы были правила церемонии.

– Да. Он стоит по правую руку от меня. Имя его – Феррронтарг, – Цепп оглянулся через плечо. – Подойди, воин.

Кйорт сделал несколько шагов и поравнялся с Цеппом.

– Кого он заменит? – снова по правилам спросил Генерал, хотя и тут уже знал ответ.

– Ирпича Огу, – ни секунды не промедлив, ответил Цепп. – Он пал в бою, а Феррронтарг займет место ходящего, чтобы служить Живущим Выше.

– Подойди, молодой Феррронтарг.

Ходящий мельком глянул на Цеппа, тот кивнул. Юноша подошел к генералу. Теперь между ними был всего лишь шаг. Рослый, широкоплечий военачальник нависал над ходящим, словно утес.

– Во имя Живущих Выше и Ор-Нагата. Я по собственной воле присоединяюсь к Высокому Воинству Выше Живущих и обещаю посвятить силу, дарованную мне Нейтралью, и знания, переданные Высшими и Первыми Духами, а также учителем и отцом, делу благочестия Храмов Великого Кольца Планов. Клянусь подчиняться уставам Живущих Выше, их правилам и законам в военное время, а также не нарушать их в мирное. Обязуюсь подчиняться военачальнику Высокого Воинства, ежели он того потребует, – Кйорт выдохнул, и холодный тон заученно проговариваемых слов вдруг потеплел. – Обещаю любить своих друзей, воинов Храмов-Переходов, и кровью, если придется, защищать их пред любой опасностью, как и весь свой народ – йерро. Клянусь биться с Нечистым и войском его, пока рука держит аарк. Клянусь против врагов своих и недругов Высокого Войска, с копьем подступающих к Святыням нашим, обнажать аарк. В этом перед Генералом и Аватарами Войска Высокого и друзьями своими клянусь. И если я нарушу клятву, пусть кара смертная постигнет меня и весь род мой.

Произнеся эту немного сумбурную и несвязную речь, которая была придумана давным-давно Первым Ходящим, Цеппом, в момент первой присяги и с тех пор стала единственной клятвой всех ходящих перед Принятием, Кйорт опустился на колено, склонив голову.

– Клятва принята, – одновременно сказали молчавшие до сих пор воины за спиной Генерала.

– Клятва принята, – подтвердил сам Генерал и позволил Кйорту подняться.

Ходящий вернулся за спину товарища.

– Генерал, – Цепп глянул прямо в глаза Генералу, хотя для этого приходилось высоко поднимать голову, – йерро продолжают держать свою клятву. Осталось, чтобы Живущие Выше не забыли своих обещаний.

– Не забудем, – пообещал Генерал.

Казалось, он хотел сказать еще многое, но произнес лишь:

– Проведи Ирпича Огу в последний путь, как надлежит.

– Я проведу его, как желал бы он сам, – с вызовом произнес йерро, – теперь он не служит Праведникам. Прощайте, Генерал.

Цепп резко развернулся и пошел к лесной дороге. Феррронтарг поклонился и поспешил следом.

Белое марево не спеша расползалось, облака расступались, и сквозь туман проступили очертания комнаты. Аарк иссохшей гигантской костью лежал на коврах. Кйорт бережно подобрал его и вернул в ножны. Лорзан, тяжело опершись рукой о стол, смотрел, как сверкающий ранее всеми гранями меч обратился в невзрачный кривой бивень элефанта и исчез в ножнах.

– Что это было? – дрогнувшим голосом спросил он.

– Воспоминание, – ответил Кйорт, – очень старое воспоминание, которое я никогда не смогу забыть, даже если сильно захочу. Это моя клятва.

Шум на улице приутих, но Кйорт сознавал, что он всего лишь переместился внутрь гостиницы. Ходящий понимал, что вот-вот раздастся стук в дверь и охрана сообщит лорзану о причинах волнения на улице, но в любом случае, будь то подтверждение его опасений или нет, следовало поторопиться.

– Ты один из них? – дрожащим голосом спросил рыцарь, и в глазах его появился блеск, который следовало тут же притушить, – блеск фанатика. А меньше всего Кйорту нужен был сейчас фанатик.

– Нет, лорзан. Мой народ называется йерро. Вряд ли ты слышал о таком.

Ходящий намеренно перешел на «ты», но Энрих словно этого не заметил.

– А я всего лишь воин. Но я служу Живущим Выше. Таких, как я, называют «ходящими».

Искра потухла. Кйорт удовлетворенно прищурил глаз и быстро продолжил говорить:

– Так уж случилось, что я сейчас среди людей, и не надо расспросов. Большего я не скажу. Ты и без того знаешь сейчас больше, чем любой человек Немолчания. Но я знаю, ты поверил мне, я вижу это в твоих глазах. И ты веришь мне, хотя тебе страшно, и не надо стыдиться этого. И сейчас ты должен помочь мне убраться из города.

– Убраться? – Лорзан вздрогнул, все еще не веря в реальность происходящего.

– Именно. Не сию минуту, а, как я и говорил, на корабле. Я подозреваю, что меня будут искать. Хотелось бы мне ошибаться, но, если нет, тогда ты поможешь мне. Никто не должен меня видеть у тебя в комнате, и никто не должен узнать меня, когда я завтра взойду на палубу «Моржа».

– Искать? – граф все больше удивлялся.

– Конечно, – Кйорт снисходительно улыбнулся: этот рыцарь поможет ему и, если придется, отдаст за него жизнь. – Человеку сложно принять существо иное как друга. Вот и во мне часто видят врага. Если бы ты, без объяснений и надлежащего разговора, увидел, как мое оружие обратилось в кость, едва ли ты послушал бы дальнейшие объяснения. Скорее всего, у тебя было бы одно истолкование, и оно разительно отличалось бы от истины.

Лорзан кивнул, и в этот момент раздался стук в дверь. Йерро отошел в тень комнаты и стал рядом с тяжелой шторой: отсюда ему было видно все, что делается на улице, и слышно, о чем говорят у двери, сам же он слился с темнотой и стал незаметен. Граф шумно выдохнул, приняв властный вид, и отворил дверь. На пороге стоял его телохранитель, а за его спиной виднелась пара крепких солдат из городской охраны.

– Господин, – телохранитель поклонился, – городская стража ищет некоего человека, совершившего преступление в северных графствах и приговоренного к «очищению»…

– Лорзан, – вступил в разговор один из солдат, выходя вперед. На металлическом наплечнике блеснул выкованный знак лейтенанта. – Нам наказано проверить каждое помещение этой гостиницы: тут видели схожего с описанием человека.

– Кем наказано? – насмешливо спросил Энрих.

– Есть указание старосты…

– Старосты? – граф расхохотался в голос. – Старосты! Даже не барона Геннỳ? Даже если бы сам городовой дал такой указ, я бы вышвырнул вас вон. Как вы смеете являться к рыцарю Ирпийского ордена с подобным? Пошли прочь! Керри, вышвырни их.

Телохранитель торжествующе осклабился: похоже, приказ ему понравился. Он хрустнул пальцами и положил руку на плечо одному из солдат, и в следующую секунду тот уже, грохоча металлическими частями своего обмундирования, покатился по коридору.

– Лорзан, – пискнул лейтенант, – у нас приказ! Мы обязаны…

– Скажи, что я не позволил, – благодушно ответил граф. – Я отдыхаю и не желаю, чтобы чернь совала свои носы в мои дела.

Лейтенант поспешно отступил. Бросая косые недобрые взгляды на захлопнутую дверь и на скалящегося Керри, помог подняться товарищу. Вдвоем они под смешки телохранителя лорзана направились к следующей двери.

Кйорт слышал все, что происходило, но слушал вполуха: он рассматривал двор перед гостиницей. Он был оцеплен по периметру: через каждые два шага стояли, поблескивая бахтерцами, треугольными щитами и обнаженным оружием, меченосцы – не менее полусотни душ. И это не расхлябанная воротная солдатня, а вышколенные кирасиры. За первым кольцом было второе, втрое реже, но это были лучники: откуда только тут «Колючие сердца»? Стрелы на тетивах. Внутри дворика прохаживался облаченный в полный доспех воин. Блестящая гравировка на наплечнике кричала о звании капитана. Пробиться через такой строй в открытую было сверхзадачей даже для ходящего, если он не может «шагать», а в Немолчании все обстояло именно так.