Все это – путешествие и приземление новегов – видел мальчик-любитель страшных фильмов. Но никто из кешер не нашел его снов.
…
Кешера Эге с кешкой, похожие на малую и крошечную точки, искали свой ретранслятор, но все безрезультатно; по неясным причинам он как будто растворился в космосе. По дальней связи кешера получила приказ везти информацию своим ходом.
Лететь было очень далеко, и к тому же точка с точкой давно забыли точный маршрут и плелись по самой трудной траектории. Точка-кешка то и дело отставала, и кешере приходилось ее подгонять:
– Давай, давай! Двигателем работай! Я говорю – двигателем, а не глядельником! У тебя целых два глядельника (глаза) и все без толку! Балда!
– Я устал! – бормотала кешка. – У меня внутри пусто. И потом, по моей голове что-то стучит…
– Не надо было клювом… – начала кешера, но тут и ее сильно стукнуло. Кешка с кешерой попали в космический град, невидимый для их глаз. Град набирал обороты, отчего в кешере все перемешивалось. Она и сама была теперь не прочь «проветриться».
– Ладно. Проветримся в каком-нибудь мире… в мелком, несерьезном мире, недостойном даже мысли нашего Господина. Главное, чтоб давление там не превышало нужной дозы.
Кешка Эге повертела глазом.
– Вон в той стороне… я вижу нечто зеленое. Или голубое. Наверное, там хорошее давление.
Кешка и кешера медленно кружили над планетой – судя по всему, заселенной.
– Что это там внизу? – спросила кешка.
– Я думаю, это заводы по производству огня. Видишь, сколько в них светящихся дырок.
– А вон те погнутые железяки чего на нас пялятся? Они не опасные?
– Не знаю, может, опасные. Я хочу пожрать. Есть тут у них что?
Кешера села на верхушку высокого цилиндрического изделия, стоящего вертикально. Она стукнула клювом и материал раскрошился – прямо кешере в рот.
– Хорошие кости. Нетвердые.
– А почему они кости?
– В них кальция и фосфора много. А если их много, то значит, это кости.
– А почему они стоят?
– Не знаю; может, кто-то окочурился стоя. Они же тут все, судя по всему, примитивные создания.
Кешка потыкала клювом в костных прах, потом говорит:
– Знаешь, я, кажется, информацию растерял… Меня очень сильно стукнуло. И что теперь будет?
– Ну ты – даешь!! Ищи новую.
– Где?
– Где хочешь; видишь, сколько домов? Подлетай к каждому и слушай. Авось там кто-то спит. Только смотри, не раскрывайся.
– Л-я-я-а-адно… – протянула кешка. – Чего нам раскрываться.
Она полетела, мигая смыслоуловителями.
– Тише ты! Раскроют! – крикнула кешера по связи.
Кешка в ответ:
– Да я тихо… я не умею не мигать.
Кешера продолжила долбить столб:
– Ой, какой кешка дурак. Я с ним пропаду.
Однако опасения были напрасны. Мир запутался во тьме; никто не видел, как мимо кварталов ползет крошечная искра; кешка, вертя ушибленной головой, не особо разбирала, что в нее попадает, и глядела, глядела, глядела.
– Не могу ничто понять, что они тут думают… впрочем, это дело не мое. Пускай мыслители Господина ломают свои головы, а я не хочу!
Кешка сослепу воткнулась в какие-то ветки, в нее заполз жук, который ночи напролет пел серенады возле желтого окошка.
Кешка стала отплевываться и трястись.
– Чего ты в меня лезешь! Уйди, а то я нажалуюся Господину!
Но жук ничего не слышал про Вор-Юн-Гака. Кешке пришлось резко взлететь вверх – шагов на тысячу – чтоб тот наконец успокоился.
Тем временем, кешера уже основательно подточила свою «кость» – столб с проводами и коммуникациями. У кешер клюв жесткий, даже можно сказать, жестокий. Столб не вы- держал и повалился набок, увлекая за собой часть аппаратуры. Кешеру вмиг сдуло; с высоты она видела, как стремительно погасли огоньки в окнах – штук сто по крайне мере.
Поняв, что ждать продолжения вредно, кешера скомандовала кешке:
– Кончай глядельником вертеть! Нашел?
– Нашел!
– А что нашел?
– Не знаю; но что-то нашел.
– Ладно, не наше дело разбираться. Слушай, у них тут все гаснет… пора уходить. Уходим!
– Уходим.
Две вредные точки – мелкая и крошечная – взмыли за облака, далеко за их пределы, туда, где уже достать нельзя.
– Я у них что-то сломал. – сказала кешера Эге. – Хоть какое-то развлечение.
– А оне мстить не бу-у-дут? – протянула кешка.
– А как они догадаются? Они ж не знают что это мы; а если даже узнают – то не долетят до Господина; а если долетят – Господин моргнет и они развалятся.
Кешера Эге, как и все кешеры, считала, что ответственность за все несут не исполнители, а их хозяева.
– Мы-то что? Нам сказали, вот мы и летим. Полная определенность.
– Да, это так, – согласилась кешка и блестящими глазенками уставилась вдаль, где среди черноты сверкали огни звезд и далеких миров. В ее глазах тоже сияли огоньки – собиратели ночных фантазий.
…
– Великий, Великий Господин, мы уже истратили кучу энергии… энергии, сопоставимой с тем, что выделяется при взрыве трех-четырех Сверхновых…
– Не вижу проблемы – сказал Вор-Юн-Гак и перевернулся. – Мало ли что приходится тратить в этой пошлой Вселенной – даже по пустякам. А в таком серьезном деле жалеть каких-то три-четыре звезды – просто смешно.
– Да, но не простых, а Сверхновых… Они как сто простых каждая… И это за одну двадцатую одного цикла! При таком чудовищном потреблении уже через 3 двадцатых мы исчерпаем не только текущие доходы, но уже залезем в резервы! А их хватит циклов на пять, не более. Безусловно, это очень много, но следуя Вашему приказу искать вечно, мы…
Дальше говорить было нельзя, потому что страшно стало.
– Слушайте – Вор-Юн-Гак поглядел на своего экономиста, дрожащего стручка – вы так трясетесь над энергией, будто она – ваша, а не моя. Странно. Энергия – МОЯ, расходую ее – Я – по своему разумению. И потом, разве я приказывал искать вечно? Я приказал искать не вечно, а везде, это совсем разные вещи. Ну, что там нашли?
– Все по-прежнему, Господин; никто нигде не видел новегов. Просто беда.
– А вы думали, новеги сами к вам в мозги залезут? Не такие это лица. Тем более что их изобрел бездарный фантазер Зергер. Новегов надо искать, искать долго, пока – не объявятся. Объявятся же они хоть когда-то? Это что там за вой?
– Прибыли кешеры с дальних рубежей. Они хотят употреблять.
– Надавайте им по шее. Пусть сперва кешеры и кешки перекачают из себя все сведения – без помех, а потом употребляют. Ни слова потерять нельзя. Иногда и одного слова –
достаточно.
Кешер – истертых в долгой дороге, злых, – вместе с кешками загоняли по комнатам Анализа, где ловкие автоматы вынимали из них нити приключений, увиденных во сне. Если сведений казалось мало, автоматы, повинуясь приказам операторов, принимались тормошить птиц с ног до головы.
Эге и ее кешку едва не вывернули насквозь.
– Несправедливо! – ворчала Эге – Никакого послабления… А ведь мы дальше всех тащились! Забрались в такую глушь, что… Эй! Что ты там клюешь?
Кешка ответила набитым ртом:
– Я клюю жука, что заполз ко мне внутрь в том мире. Кажется, его можно кушать.
– Балда! – произнесла Эге. – Какая бездарность, эта жучья физиономия! Какая она мелкая! Впрочем, подвинься.
Эге и кешка наполняли свои пустоты.
Между тем, программистам Вор-Юн-Гака, предоставили новый здоровенный ворох информации, информации глупой, странной, невозможной; внутренне вздыхая и жалуясь, они стали ее расшифровывать.
Тени. Тени. Силуэты. Белый свиток без конца.
Вихрь, бегущий по планетам. Треск разбитого кольца.
Ничего, кроме глупых фантазий, не попадало в чужие сны.
Программисты и переводчики смотрели, искали, искали, смотрели, ругались. Ничего. Ничего. Ничего.
Внезапно они обнаружили нечто. Нечто необычное и как будто осмысленное.
…
– Нет, это не дерево. Это пластик!
Молодой парень спрыгнул с белой кучи. Куча была высокая, шагов десять в высоту, и словно покрытая снегом; она состояла из множества переломанных, перекрученных фрагментов и деталей, обветшалых настолько, что нельзя было понять их происхождение. Ясно только, что они не из живой природы. Таких куч вокруг было немало: эти непрочные исполины стоят как памятники угасших народов. С «памятников» слетает «краска» – пыль, похожая на порошок или сухой снег. Но в том снеге нет воды – только шершавые крошки.
– Маловероятно, чтоб растения устояли на таком чахлом субстрате – сказал его товарищ, тоже молодой. – Эта груда ненужных вещей… да, это всего лишь груда мусора. Ты немного ошибся, Юрий.
– Да, моя модель поиска опять дала сбой… Но ведь мы явно наблюдали миграции! – миграции мелких насекомых, направленные именно в этот район, и я решил, что они-то точно отыщут что-нибудь живое. Не станут же насекомые есть песок.
– Конечно не станут. Они же кое-что соображают.
К ним приближался третий товарищ – Аней.
– Онег! Юра! – Я обнаружила нечто извилистое, с овальными выступами…
– Остатки речных камешков?
– Нет, эти штуки слишком неправильной формы. И к тому же, их прицепило к лаве.
– А какой они имели цвет?
Аней подняла к небу глаза – большие, красивые.
– Серые. Серые, слегка зеленеющие по краям… а местами почти черные. Цвета меркнущего экрана.
– Грибы! – сказал Юрий. – Да это грибы… или плесень. Но это все равно. Анешка, ты молодчина. Надо сходить поближе посмотреть те объекты, вдруг они еще пригодны для использования и в них есть нечто активное, способное к химическим реакциям.
– Химические реакции! – мечтательно произнес Онег – Как я много о них прочел в то незабываемое время, когда мы отважно тряслись в нашем дорогом корабле, который давал нам и дом, и спасение, а теперь пошел на болты. Братцы мои, какие у меня были книги! Впрочем, они и сейчас есть. Какой смысл и блеск содержали их великие строчки… которые теперь кажутся лишь бумагой. Да, мы имеем знания, и в области синтеза тоже. Но где их применить, если ничего нет, ничего, кроме скучного песка? Скучно. Скучно.
Онег продолжал вслух рассуждать, говоря скорее с собой, нежели со своими спутниками; втроем они подошли к старой плите, на которой сидели крохотные пятнышки – зеленовато-серого цвета.
Их аккуратно сняли световым ножом и поместили в колбу. Всего пять или шесть кусочков, но в них чувствуются свойства, характерные для живого.
На поверхности грибов были разводы, местами напоминавшие буквы или математические символы. Аней сосредоточенно поглядела на них, и на какое-то время символы отразились в ее глазах. Потом они исчезли. Но Юрий все равно продолжал смотреть на Аней, любуясь. Ему нравится глядеть на нее, поскольку она вообще ему нравится – как товарищ.
И всем она нравится, и не только из-за глаз. Хотя, они тоже интересные.
У Аней глаза имеют синий цвет, с мягкими переливами; если приглядеться, в них можно увидеть разные узоры. При взгляде Аней внутри все как-то успокаивается, становится гармоничней. Вероятно, у нее есть некий дар – но его природой пока никто не интересуется.
– Выходит, Юра все-таки верно выбрал район!
– Да, верно, – согласился Онег. – Хотя… если оценить суммарный выход нашей операции – пять суток пути на четыре грамма материала – то полезный эффект представляется немножко слабым.
– Онег, ты слишком придираешься. Важно то, что мы нашли. И не пропали.
– А еще важнее, – подхватил Юрий – не пропасть, пока будем двигаться назад! Тут такие вредные бури… и еще ты говорил, что транспорт задыхается от пыли. Или уже задохнулся?
– Нет, наш приборчик еще дышит.
Они сели на силлог – аппарат, способный двигаться в шаге от поверхности земли, за счет действия мускульной тяги. Онег проверил передачу, надавил на педали. Педали завертелись,
Юра и Аней тоже принялись давить – двигатель ожил и силлог, кашляя на каждом шаге, понес товарищей вдоль пустынного края.
Новеги – частично от рождения, а частично в ходе обучения – приобретали удивительную возможность преумножать живые субстанции. Чаще всего, это были простые вещества –белки или углеводы. У новегов была передовая технология выделения рабочих белков (ферментов) и их дальнейшего использования. Кроме того, они умели из отдельных элементов создавать целые организмы – по меньшей мере, растительные.
Но для производства нужны материалы, а вот их-то как раз новеги почти не имели. Планета, на которую они сели, была настолько бедна органическим материалом, что даже бактерии здесь редкость. Многих металлов здесь тоже нет – кругом песок, один лишь песок, и мусор, им занесенный.
Новеги создавали разкомы – разведывательные команды, которые должны были изыскивать материал, пригодный для производства. Одновременно разком проводит научно-исследовательские работы, а еще он имеет воспитательные цели. Молодежь учится взаимодействию, взаимопониманию, приобретает деловые навыки.
Пыль. Туман из пыли. Из-под пневмоколес силлога камешки сыпятся и тоже превращаются в туман, очень щекочущий.
– В следующий раз – сказал Юрий, чихая – обязательно захватим очки. Смотреть нельзя.
– Обязательно захватим, – согласился Онег, – ибо это даст нам явные преимущества перед пылью. С какой стати мы должны ею дышать? Это наглость с ее стороны – залезать нам в рот и … Ну вот, опять.
Онег привык говорить долгими фразами, и поэтому пыль вечно попадала ему в горло, образуя там комочки – мелкие, но противные. Онег то и дело залезал в рот пальцами, чтобы изгнать их. Но комочки были на редкость юркие.
– Безобразие! Отчего вы не вынимаетесь?
Онег боролся с пылью в горле, вертел педали, и кроме того он управлял силлогом, держал курс; поэтому он был слишком увлечен, чтобы смотреть на своих товарищей.
Аней между тем достала из кармана сверток.
– Юр, возьми. Эта оптическая повязка, сквозь нее проходят лучи видимой части спектра. И еще она обладает лечащим действием.
– Спасибо, Аня, да я потерплю.
– Возьми, у тебя уже в глазах дрожание.
– Ты лучше себе оставь. Сама надень.
– Я уже насмотрелась.
Юрий все отнекивался, но Аней сама надела ему повязку.
– Ну как? Удобно?
– Потрясающе! Легко, прохладно, и совсем не щиплет!
И все видно! Анешк, ты молоток! Как это получается?
– Свойства волоконный систем. Приятная вещь, правда? жаль, что ее нельзя раздать товарищам, поскольку нет распоряжения о производстве. И производства тоже нет. Это только опытный образец.
– Ничего, Анешка, не дрейфь! С такими идеями мы… – Юрий вертел головой во все стороны. Повязка защищает от пыли, и сквозь нее все видно. – мы еще далеко уедем. Онег! Не хочешь поносить?
Но Онег, яростно крутя педали, говорил сам с собой.
– Развитие производительных сил основано на труде и умственном подходе. Труд есть преображение сил и возможностей природы в нечто, что имеет хозяйственную ценность… в соответствие с поставленной задачей. Преображение природы к лучшему – а равно создание на ее основе нового – есть созидательный акт, от которого порядочным лицам становятся хорошо. Но вокруг нас нет природы! – вернее, она есть, но в настолько жалком состоянии, что работать нельзя. Что же нам, не работать? Нет, что-то здесь нет так. Надо подработать. Надо подумать…
И он продолжал думать, и не замечал того, что сзади.
Время от времени Юрий с Аней то зажимали рот ладонью, чтоб не расхохотаться (почему-то Онег казался им слегка смешным, но они не хотели его обидеть), то шепотом переговаривались – о вещах серьезных.
Какие построить дома. Где развести сады и рощи. Какой тип энергии стоит использовать, чтобы действие пошло наилучшим образом.
Как создать новый МИР – если создавать почти что неиз чего. Песок, песок, горы песка кругом, содержащие десятка два элементов. Из них можно создать стекла, полимеры и даже топливо, но из чего создать жизнь?
Экспедиции разкомов уже обследовали большую часть планеты, но мало чего нашли, не считая песка, пустых скал и мусора, очень плохого мусора, наполненного ядом. Мусор покрывала плесень, но и ей, похоже, он не нравился. Неудачный мир попался.
Конечно, новеги имеют особые данные. Большую часть энергии они берут прямо из космоса; сложным образом она превращается в микро-материю и поэтому новеги могут обходиться вообще безо всякой пищи – не вечно, но весьма долго. Простые животные так не умеют, им что-то реальное требуется.
По шуршащей степи Аней, Онег и Юрий ехали почти три дня. Наконец они достигли пункта своего отправления. Это был не город и не деревня, а скорее группа различных строений посреди пустыря. Все строения сходились в центре, где стояло самое высокое здание, в десять этажей, с неким подобием колонн по фасаду и арочными сводами. Над самым верхним сводом была надпись «Добреголяд».
«Добреголяд» – название одного из кораблей, тех, что доставили новегов сюда. Никто достоверно не знал точный смысл этого слова; наверное, это было очень древнее слово, известное новегам еще до отлета. Теперь же, после многих сотен лет пути, новеги могли лишь догадываться о его значении.
– Добреголяд – значит «побеждающий вечность» – утверждал Асторм, главный специалист в области металлургии. – В этом слове 2 корня, и один из них, несомненно, происходит от слова «голядовь», т.е. вечность.
Но математики и программисты, склонные к анализу, замечали:
– Как это возможно «победить вечность»? Вечность непобедима, ибо она была, есть и будет всегда, и она есть все; вы немного заблуждаетесь. Добреголяд должен означать «проходящий через вечность»
– Еще лучше – проходить сквозь вечность! Как вы себе это представляете… технически?
– Технически это не представляется. Это просто литературный оборот.
Специалисты спорили друг с другом, но это не мешало им заниматься делом. Новеги создавали, только материала было крайне мало, совершенно недостаточно даже для постройки одного квартала.
А ведь новеги мечтали преобразовать весь мир, наполнить его содержанием.
Аней, которая еще на корабле очень любила читать сказки, сделала предположение, что в деле работы с миром может помочь нечто сверхъестественное. Или, лучше сказать, выходящее за рамки привычного понимания. Что-то вроде творческого вдохновения.
Об этом она говорила, когда ее вместе с другими молодыми новегами отравили просеивать железо- и медь- содержащие породы. Они образуют целую долину, верст триста в диаметре. Металл там был, но в очень малых количествах; чтобы не запускать зря машины, в каждом районе проводили химический анализ пород, выбирать которые приходилось с помощью ручных методов.
Новеги разделяются на мужчин и женщин, между которыми установлено полное равенство. Даже в одежде разницы практически нет – хотя тела внутри имеют гендерные особенности. Но это не мешает женщинам выполнять абсолютно все работы, наряду с мужчинами.
Мужчины перетаскивают большие глыбы, а Аней с подругами – средние. Порода сыпется и выпадает из рук, все приборы, клавиши – тоже в песке.
К концу смены волосы Аней из золотистых стали светло-серыми. Но она этого не заметила, поскольку сразу пошла на производство оптической аппаратуры, где сейчас работает много старших и руководителей. Там параллельно велась дискуссия о том, что может стать толчком к развитию. С какой области начинать?
Говорили, что надо наладить синтез и супер-синтез, с целью накопления строительных материалов, которые нужны не только для строительства, но и для производства вообще. С другой стороны, надо повсеместно воссоздать нормальную природу. Но для этого нужна грандиозная аппаратура – кстати, как и для супер-синтеза, а ее нет даже в проектах.
Аней стала говорить про вдохновение. Надо сперва создать внутри себя способность придумывать, а затем… превратить одни структуры в другие, более сложные.
– Как Вы считаете?
– Ну – так… – сказали руководители.
О том же Аней говорила и со своими товарищами.
– Ты предлагаешь научиться колдовать? Или ты полагаешь, что в основе всех идей должны быть детские сказки?
– Нет, зачем же? Просто надо иначе взглянуть на мир…
– Мы уже столько перепробовали сторон – даже вверх ногами становились, а идей все нет и нет! Начинается же все с идеи. Ну или со знания, но когда его получишь? Полвечности пройдет, пока научишься.
– Да я же говорю вовсе не о колдовстве! Почему меня вечно искажают? Даже обидно.
На самом деле Аней не обижалась на товарищей. Более того, ей даже неловко было, словно это она кого-то обидела.
Некоторые это любят – когда кто-то очень хороший вынужден перед ними оправдываться.
Над Аней посмеялись – главным образом, подруги. Но потом пришел мастер и велел заняться делом.
– Колдовство оно, не колдовство – все равно ведь у нас нет сейчас таких возможностей. Если б были, тогда да… можно было б развернуться. Давайте стекла шлифовать.
Стекла шлифовали полуавтоматическим путем.
– Мы не станем строить стеклянных миров – говорили новеги, – способных лишь отражать. Мы все прочное сделаем…когда-нибудь.
Дело двигалось небыстро. Однако новеги были уверены, что им удастся воссоздать то величие и сложность, что когда-то украшало их предков и которое разрушил жестокий Зергер. Новегам очень хотелось восстановить утраченное, восстановить в полной мере и даже превзойти. Правда, никто из них не верил, что доживет до этого момента.
У новегов нет выраженных систем власти и управления, нет наследных правителей и постоянных начальников. Организацию деятельности, и трудовой, и общественной, осуществляют советы с выборным руководством. Все советы объединяются в общий народный совет (ОНС).
Чаще всего ОНС обсуждает стратегические вопросы.
Если они связаны с организацией труда, то все решается весьма быстро и разумно. Но по поводу «общих» (т.е. неконкретных) вопросов ОНС может заседать подолгу.
– Вчера в ОнеэСе полдня обсуждали проблему внешних врагов. Полдня вели длинные разговоры о том, есть ли внешние враги, нет ли внешних врагов, и как им противостоять.
– Кого они подразумевают под внешними врагами? Метеориты?
– Нет, враждебные цивилизации.
– Но, насколько мне известно, пока наш народ так ни разу и не вступил в контакт ни с одной цивилизацией. Ни во время земного периода, ни во время поиска; надо полагать, никто и не знает о нашем существовании.
– Едва ли не знает; есть же у кого-нибудь из них подходящая аппаратура. С ее помощью они нас обнаружат и могут начать…
– Что начать?
– Предъявлять претензии.
– Но какие у них к нам могут быть претензии? Обижаться можно, если, допустим, обокрали или убили; но ведь мы-то даже ни с кем не общались.
– К сожалению, привязаться можно ко всему. Трудно заподозрить всех обитателей космоса в благородстве!
– Да, трудно; так о чем же ОНС решил?
– В общем-то, ни о чем: сказали, что если на нас нападут, мы будем защищаться. Защищаться героически. Любопытно было бы знать, чем именно? Засыпать их глаза пылью? А если они без глаз, да еще на чем-нибудь таком? Как бороться-то? У нашего народа была реальная мощь, тогда, на земле, да не пригодилась… Все равно всех разнесли, и даже не ясно как. Говорят, Зергер,… но мне кажется, это все фантазии, и Зергер – не более чем эпический персонаж.
– Так зачем же ОНС заседал, если защищаться нечем?
В любом случае, надо действовать, а не заседать.
– Не знаю. Это все Взор, повелитель аналоговых схем, выдвинул свои соображения. Ему все мерещиться. Нет, конечно, Взор большой специалист, но его разговоры о внешних силах, о новых способностях… сплошные фантазии. Хорошо, что юношество его не очень слушает.
– Да, хорошо; слишком мечтать вредно. Но мне, кажется, Взор… а вот он, кстати.
Навстречу шел новег, среднего роста, худой-худой, но внутри очень крепкий. За плечами болтался рюкзак.
– Взор! Вы опять идете в поход?
– Да, в область 3/6 в районе южного полюса. Нужно отобрать образцы камней для прибора интегрирования – Взор говорил глубоко, словно выдыхал каждое слово. – Есть одна идея…
– А что прибор? Плохо работает?
– Нет, совсем не плохо; он исправно создает длинные полимерные цепи, только это все неинтересно. Надо ведь получить элементы жизни, а они не получаются.
– Так, может, надо вместе пойти? За новыми элементами?
– Боюсь, в значительном количестве их мы там не обнаружим – сказа Взор – поэтому я и иду один. Вероятно, там отыщется нечто иное…
– Что?
– Идея.
– А, идея! Это понятно. Ну, успехов Вам.
– Спасибо, и вам также.
По сухой ложбине Взор пошел в сторону южного горизонта.
– Я же говорю – Взор законченный фантазер! Идеи ищет.
Считается, что понятие не существует само по себе в реальном мире – реален только сам объект, или процесс, или явление, которое то понятие отражает. Наука использует цифры и прочие символы для описания всего происходящего, с их помощью создается инструментарий. Без него мыслить о вещах серьезных, тем более – космических. Понятия есть продукт разума, которые… могут стать реальными, если поработать. Любое изобретение начинается с макета, с чертежа, а они в свою очередь есть изображение мысли. Изображение… Т.е. понятие все же можно материализовать. Наверное, да. Ага. Слушайте, да ведь в природе всегда так и происходит, и без всякого разума: в ходе исторического развития постоянно возникают новые объекты и системы, которых раньше не было – не было! – причем возникают они лишь под действием общих законов – которые теоретически тоже могут быть продуктом разума. Что, если все Мироздание появилось благодаря разуму? Это не исключено; другой вопрос, что одним разумом Мироздание не управляется, это просто очевидно, и кроме того, сколько же надо было думать… миллиарды лет, если не меньше. Наверное, придумать – т.е. нафантазировать – можно все. Мироздание бесконечно, и в нем – тоже возможно все. Любопытно. Неужели можно создать любую логическую схему, которая будет непротиворечивой и правильной… – Взор согнулся, взял с земли причудливую кривулю, уж очень причудливую, воткнул в песочную горку и пошел дальше.
Мы приписываем Вселенной свойства собственного ума. Впрочем, а хоть бы и так. Если предположить наличие в Космосе ума, то он будет не пример грандиознее нашего, раз он столько всего произвел. Но разве мы – не можем действовать подобно Космосу?
Вселенная постоянно создает объекты, в том числе – почти из ничего. У нас уже материал есть. Мы могли бы… преобразовывать одни виды материи в другие. Сотворить океан из песка. Сотворить реку, озеро, любой водоем, что там еще бывает. Жизнь создать сложнее. Но едва ли невозможно.
Взор был очень умен, а свои идеи он держал в голове, никогда их не записывал, не печатал, но и не забывал. Он был убежден, что все то, что можно описать логически – все это может существовать. Где-нибудь.
Но он и представить не мог, что все то, что происходит в его мире, может увидеть во все обычный мальчик – любитель страшных фильмов. И что в этот сон влезет светлячок, посмотрит его, а потом, обратившись в кешку, подгоняемый кешерой, понесет эти картину информацию Вор-Юн-Гаку –который ждет неимоверно.
Нет, мудрый Взор не мог ничего этого представить. Это было бы слишком странно.
Но именно так и произошло.
… кешка Эге валялась на крыше. Здесь огромное помещение, где хранятся бомбы, управляемые огни, молнии и прочие вещи, которые Вор-Юн-Гак любит разбрасывать над не очень нужными мирами. Кешка лежала и охала, переворачивалась то на одно крыло, то на другое, то на спину, изо всех сил стараясь переварить скушанного жука. Обычно она употребляет нечто жидкое или энергообразное. Жук оказался слишком твердым и никак не расщеплялся.
– Противный тип. Изгоню-ка я его, а то плохо.
Кешка уже сделала отчаянную гримасу, когда к ней подскочила кешера.
– Слушай! Там кавардак! Полный штукер! До нас докапываются! Говорят, такое говорят… – кешера зажмурилась – я не понял что говорят, но очень сильно говорят.
– А я что? Я вообще только смотрел…
– А бзик их знает, непонятно; то ли ругаются, то ли не ругаются… Ладно, в случае чего, у нас железное прикрытие – мы ретранслятор не нашли, потому что он накрылся. Ретранслятор помер. Или его сперли. Так что если станут разговаривать, говори, что действовал лишь по схеме.
– Так там что про ретранслятор?…
– Ой, дурак! Я тебе говорю – докапываются, а ты все про ретранслятор! Думать надо! Короче, пошли.
Кешка вздохнула и сползла с крыши вниз. Две точки помчались вверх.
В отделе расшифровки Вор-Юн-Гак, забыв уменьшиться, во все глаза глядел на экраны, пульсировал, замирал, потом резко дергался и громадным хвостом сшибал всех подряд. Переводчики разлетались в стороны, а потом приползали.
– Та-а-а-к – говорит Хитрый Подлый Змей, растягивая каждый звук невообразимо. – Та-а-а-а-ак.
Больше он ничего не говорил.
С потолка на него упал перепуганный Отец Кешер:
– Господин, вот эти… отыскали.
Кешку и кешеру Эге втиснули прямо в нос Змею.
– Так значит это – вы – принесли эту запись? Замечательно. Просто прекрасно. Место показать можете?
Кешера с кешкой онемели от неожиданности.
– К-к-к-а-а-к-кое место, г-господин? – пролепетал Отец Кешер.
– Ну как? Место, где была сделана запись, именно там есть вход… впрочем, не ваше дело куда… хотя, тут же все мое… вход в одно место. Это место очень важно.
– Господин, встроенная аппаратура автоматически фиксирует район и динамику его перемещения в пространстве – сказал автомат – предводитель автоматов.
– Замечательно. Замечательно. Я не зря сжег пару сотен звезд, не зря, а? А вы еще спорили, советник.
Хитрый змей в восторге крутанулся, и Советника номер три жестоко примяло.
– Советник! Я говорю, получилось. А вы говорили, что…
Из-под алмазного хвоста раздалось:
– Я всегда говорил, что все идеи ваши гениальны, Господин!
– Да, было б странно, если б вы говорили иначе. Впрочем, – Вор-Юн-Гак застыл – еще рано ликовать. В сущности, мы не то что не победили, мы даже не начали побеждать. Но нашли. Нашли. Нашли. Уже. Это. Хорошо.
Предводитель автоматов прогудел:
– Точные координаты готовы, Господин. Эта область
3/1000/999/86.
– Кажется, мы там еще ни разу не имели дел? – спросил Вор-Юн-Гак.
– Так точно, – сказал Советник номер три, вставая, – еще не имели.
Вор-Юн-Гак изогнулся и опять сшиб советника.
– Ну так поимеем! Приказываю всем кешерам… отправиться в тот район с преобразователями материи. Это нужно чтоб проникнуть в сон. Наполним сперва тот далекий новеговский мир своими связями, а потом… будем решать. Да. Дайте им (он посмотрел на обоих Эге) чего-нибудь. В награду.
От восторга кешка уже второй раз подавилась жуком.
…
Хотя Взор и пошел в экспедицию один, он имел контакт с остальными новегами. Более того, он держал связь и с собственной экспериментальной аппаратурой, которая могла вылавливать мысли хозяина своего, Взора, находясь даже на большом расстоянии от него. Это была сложная система, настолько сложная, что даже сам Взор не мог до конца объяснить всех ее принципов; ею двигало не только логика вычислений, но и вдохновение.
На южном полюсе горы песка глядели на впадины, полные застывшей лавы. Словно иглы, из-под земли выступают призматические кристаллы с высоким содержанием кремнезема. Вокруг плещется мусор – противный белый мелкий мусор.