Kostenlos

Нарратор

Text
Als gelesen kennzeichnen
Schriftart:Kleiner AaGrößer Aa

Глава восемнадцатая

“…подозреваемые найдены. Ведется опознание тел. До полного подтверждения, просим граждан не расслабляться и придерживаться правил озвученных выше. Берегите себя и будьте здоровы!”.

Пятиэтажное здание, отделанное плиткой в основном белых, красных цветов, с новыми вставными окнами. В центре же которого большими серебряными буквами красуется слово “ПОЛИЦИЯ”. Весь участок обнесен декоративным железным забором с остриями на конце. На самом деле, достаточно опереться на горизонтальные прутья забора, находящиеся на уровне живота, и вот ты уже на другой стороне. Видимость и ничего более.

Я прошел открытую калитку части. Как и шесть лет назад, на территории блуждала тишина. Деревья шуршали по воздуху, с лавочек капал тающий снег, а окна обвивали железные прутья. У этих мест слишком сильно похожа атмосфера, но и при этом не сказал бы, что они отличаются друг от друга. Две стороны одной монеты. Подошел ко входу в здание, открыл железную тяжелую дверь и переступил высокий порог.

– Слишком похожи, – шепнул я.

Внутри же оказалось не все так прозаично, нежели снаружи. Дряхлая вывеска “Дежурная часть” с часами висела над маленьким окошком. Со стоящим возле столиком и несколькими стульями, готовых развалиться с минуты на минуту. Окрашено помещение в зелено-серые тона. Завершало всю композицию железная решетка на другой стороне. Я подошел к окну и сидящая в ней женщине лет сорока, похожая на орангутанга в форме, сказала:

– Здравствуйте. По какому вопросу?

– Доброе, я на опрос по делу о воровстве и насилии. Куда мне пройти?

Она подняла голову, обнажая пять подбородков, уставила полузаплышие глаза точно на меня. Тяжело, сопливо вздохнула и начала говорить:

– Так их вроде нашли вчера. По новостям, разве сегодня не говорили?

– Да, верно. Но я уже здесь. И в целом не против посодействовать, – сказал я.

– Ладно, тогда присядьте. Я сейчас доложу следователю, – сказала она, задыхаясь.

Я взглянул на свободные стулья.

– Спасибо, но думаю постою, – сказал я, сдерживая омерзение.

Она взяла трубку и толстыми пальцами начала бить по кнопкам маленького телефона. Через несколько минут по ту сторону решетки подошел мужчина лет сорока пяти. Выбретый под скинхеда с морщинестым лицом и форме. Ключом открыл дверь.

– Марков Милан, – смотрел он на меня. – Пройдите за мной.

Я прошел на другую сторону, и мужчина закрыл за мной дверь. Затем просто сказал следовать за ним. На что я спокойно подчинился. Мы поднялись на три этажа выше, прошли в один из кабинетов. По левую сторону в котором находилось окно, по другую шкаф с документами. На против входа висели часы, а посередине находился стол.

– Присаживайтесь, – сказал мужчина и сам сел по другую сторону стола. – Я забыл представится. Меня зовут Достоевский Федор Андреевич. Мне поручили собрать всю имеющуюся информацию по неправомерным действиям, совершенных в этом районе, – закончил он со сложенными рука на столе.

Я расстегнул пуговицы на Реглане, засунул руки в карманы и облокотился на спинку.

– Чем же я могу вам помочь? Преступников вроде как нашли и сейчас ведется экспертиза, анализ или что у вас там. Но учитывая прошлые подобные случаи, мало сомнений, что это не те преступники. Потому я повторюсь. Чем я могу вам помочь? – спокойно закончил я.

*Тик-так. Тик-так…*

– Да, вы правы. Но знаете, это удивительно, что третий раз преступников находят после происшествия в этом районе. Измученные тела которых не поддаются никакому объяснению и описанию. Так и все три раза тела жертв находят у участков полиции. Которые намеренно подкидывают, – сказал Федор Андреевич.

Я вальяжно положил ногу на ногу и с ухмылкой сказал:

– Вы намекаете на то, что я или кто-то еще может быть виновен в этих действиях. Это лишь глупые домыслы. Похоже на запутывание следствия. И предупрежу на всякий случай, что происходящее здесь обычный опрос, а не допрос. Так что будьте осторожны в полномочиях. Просто вас предупреждаю.

– Ни в коем случае! Возможно, мои слова показались слишком дерзкими, но они не несли в себе ничего подобного, – он открыл папку. – Я вам задам парочку вопросов. Вы можете не отвечать на них, а после разойдемся по своим делам. Начнем, – он взглянул на меня.

Я одобрительно кивнул.

“Тик-так. Тик-так…”

– Вы слышали или видели что-то подозрительное за последнее время? – сказал он ровно.

– Нет, – ответил я.

– Вы подозреваете кого-нибудь из вашего района? Соседа, почтальона и т.п. – сказал он, ровно посматривая на меня исподлобья.

– Нет. У нас в районе мало кто с кем общается. По крайней мере, раньше. Теперь же многих объединило происходящее. Добрее стали друг к другу,– ответил я.

Подобные вопросы продолжались еще минут сорок, но на меня это не производила никакого действия. Я не чувствовал ни раздражения, ни злости, ни-че-го. Пока он не задал его:

– Вы что-нибудь знаете о сектантах жестоко избивающих людей, немыслимыми способами. Глумящихся над трупами, истязая символикой, распятиями?

Я неосознанно переложил ногу и поправил пальто. Заметил это только после совершения этих действий. Иногда организм никак не может подчиниться мозгу, даже тогда, когда все под контролем. Изъян человеческого тела. Убери его и многих маньяков никогда бы не смогли вычислить.

– Слышал и читал, но давновато. Да и разве это относится к делу? Тут, как говорят в фильмах: Почерк совсем не похож на их. Разве нет, – закончил я.

“Тик-так. Тик-так…”

– Да, вы правы. Я задаю его последним, чтобы оценить. Как люди отреагируют, если те “миротворцы” на самом деле, окажутся не теми, кого представляют, – сказал он и закрыл папку.

Я отодвинулся от стола, застегнул пуговицы.

– И какая реакция? – заинтересованно спросил я.

– Кто-то удивляется. Кто-то пугается. Не могут поверить в подобное. А есть те, кто начинает считать, что жертвы легко отделались. Но ни кому искренне не противно, – сказал он.

Я напряженно посмотрел на него. Встал, засунул руки в пальто в готовности покинуть это помещение.

“Тик-так. Тик-так…”

– Ваша бабушка в дом-интернате ведь так? Что произойдет, если вдруг не сможете посещать и оплачивать пребывание? – сказал он, поднимаясь с кресла.

Я повернулся к нему, смотря ровно серьезным взглядом начал говорить:

– Когда учился в школе, постоянно приходилось ездить на общественном транспорте. Моим любимым занятием было наблюдать за людьми. Особенно за выделяющимися. Так вот, однажды передо мной сидела девушка с ребенком и бабушкой по соседству. Девушка была грустная, уставшая от жизни, от всего. Смотрела в окно. Тогда старушка спросила ее: “Вы себя хорошо чувствуете?”. На что девушка удивилась. И старушка повторила вопрос. Тогда девушка ответила: “Да просто замоталась, устала немного”. Старушка снова спросила: “Сколько вам уже лет?”. Девушка быстро ответила, что уже два годика. Тогда старушка снова поинтересовалась: “А разве семья не может помочь вам с воспитанием?”. Ответ был таким, что у нее осталась только мать, которая сильно больна и не в состоянии помочь ей. После чего оставшуюся дорогу старушка не проронила и слова. На одной из остановок девушке нужно было выходить, и когда она встала, та пропустила ее. На что девушка сказала: “Ну, все, мама, вставай. Нам пора идти”.

“Тик-так. Тик-так…”

Мужчина, молча, смотрел на меня. Ничего не говоря.

– Возможно, у нас были не самые дружные отношения за счет моего возраста. Но теперь… не позволю остаться одной, – закончил я и подошел к двери.

– Я к тому. Вдруг вы станете жертвой. Все возможно, так ведь, – сказал он тихо.

Мы вышли из кабинета и той же дорогой стали возвращаться обратно. И он снова начал говорить, как мне показалось, чтобы разбавить обстановку:

– Общаетесь с кем-нибудь из класса или института?

Я шел позади, ворочая телефон в кармане.

– Нет, – ответил я.

– Даже с одноклассниками? Считай вы прошли всю юность с ними, – расстроенно сказал он.

– Я не сильно общителен был, только когда требовалось. А так только с Анфисой. Соседка по парте, – сказал я, с желанием, чтобы он отстал.

Я не видел его лицо, но он задумчиво хмыкнул и сразу начал говорить:

– Наверно забыл. Все-таки, класс на тридцать два человека.

Мы подошли к выходу.

– Примите мои извинения. За восемь с чем-то лет. Эти люди совершили столько немыслимого зла. А тут три инцидента, вызвали куда больше огласки, – огорченно сказал он. – До свидания, Милан. Удачи вам.

Я посмотрел на него серьезным безэмоциональным лицом и сказал:

– Может, проблема тогда не в людях? Но ничто не вечно. До свидание, Федор Андреевич. И вам удачи.

Глава девятнадцатая

“…– Мы пригласили врача-психиатра, дабы хоть чуть-чуть пролить свет на сложившуюся ситуацию. Здравствуйте, что вы можете сказать на сегодняшний момент?

– Не хочу никого пугать, но есть вероятность, что мы имеем дело с психопатом или даже группой людей. Но так как даже один человек составляет всего два процента всей планете. Вероятность, что это группа, крайне мала. Сами понимаете.

– А как выявить такого человека или людей?

– Да по-сути никак. Мы живем в большом обществе и многие ведут себя педантично, сдержанно, аккуратно. Так и психопат ведет себя так же. Более явная черта – это отстраненность. Такие люди мало доверяют окружающим, даже самым близким в их окружении… ”

– Как? Как, сука, я мог забыть! – крик чуть ли не эхом раздавался в салоне машины. – А этот мент считает себя, лучше меня! Этот жалкий отброс. Этот добродетель. Пашущий на жалкую зарплату и укор начальства. Пусть лучше подумает, к чему его это привело! – выкричал я.

На удивление, после выговоренных слов как отлегло. И как-раз подъехал к месту своего назначения. Я забрал пакет, лежащий на заднем сиденье и вышел из машины. Здание, расположенное прямо передо мной, окончательно успокоило, сказал бы даже наоборот, подняло настроение. Небольшая трехэтажная постройка, окрашенная в желтые и фиолетовые тона, пересекающиеся между собой, словно танец аллемада, где каждый знает действия, предназначенные именно ему, и не нарушает границы другого. А сам дом в стиле “классицизм” показывает величественность и стабильность. Ни тревог. Ни забот. Ни обязательств.

 

Я прошел во внутрь здания, и меня сразу поприветствовал нежный спокойный голос:

– Здравствуйте! Вы к кому?

Я сразу повернулся в сторону слов.

– Добрый день! Я к Абалаковой Агапии Августовне. Это моя бабушка, – сказал я.

Девушка улыбнулась и сказала:

– “Августовна”, как необычно.

Я доверительно улыбнулся в ответ. Поддерживая ее слова.

– Предоставьте ваши документы. И, распишитесь в журнале посещений, – сказала она.

Девушка кому-то набрала по телефону и после нескольких: “Да… Да… Поняла”. Положила трубку и сказала следовать за ней. Проходя по коридору, обвешанного картинами времен Модерна и Ренесанса. Весь потолок отделан декоративной штукатуркой, а стены таким же декоративным кирпичом. Одна из проходящих дверей, если верить надписи, так и вовсе ведет в спа-салон. Сколько раз вижу, столько раз и удивляюсь. Становится понятно, во что уходят такие не маленькие деньги за полгода пребывания здесь.

– Вот, проходите, – сказала она, открыла стеклянную дверь, указывая ладонью. – При выходе не забудьте подойти, расписаться в журнале. Хорошего времяпрепровождения, – впустив меня в небольшой сад, развернулась и ушла.

Взгляд сразу зацепился за садовые качели, на которых сидел и качался старик. Размахивая сухими спичками в зад, в пред. В потугах ускориться еще сильнее. Со стороны это выглядело максимально нелепо, но на его лице отображалась искренняя радость. Нет, скорее даже озорство.

Я же подошел к небольшой цветочной беседке, стоящей возле этих качелей, и, ели уложившись ногами, расположился в ней.

– Привет, как ты тут? – с легкой улыбкой и легкостью в голосе спросил я.

– …

Я взглянул на деда, все также качающегося на качелях.

– Хочешь, я покатаю тебя? – спросил у нее.

– Если хочешь, мигом скину эту пенсию, – чуть хохоча, сказал я. – А то смотрите, думает, что приватизировал, как некоторые когда-то… – показывая ладонью, сказал я.

– …

– Ты за, да? – я замолк. – Так и знал. Молчание – знак согласия, – приуныло сказал я.

– …

Где-то с минуту я просто смотрел без единого слова.

– Видишь, – вздохнул я носом, – Я тоже молчу. А значит, тоже согласен, – искусственно засмеявшись в конце.

– …

– Ты должна быть мне благодарна. Я мог сдать тебя в низкобюджетное или вовсе в государственное учреждение. Где с тобой обращались бы как с животным. Там точно не смогла бы беззаботно сидеть, наслаждаться птичками, холодным свежим воздухом, картинами и спа-блять салонами, – тяжело выдохнул я. – Кончилось бы все тем, что напичкали бы лекарствами до такой степени, что смерть поджидала б куда раньше. Все для того, чтобы быстрее освободить занимаемое тобой место, и положить другого старика, переписав всю недвижимость на себя и крышуемых ментов, – зканочил я.

Я снова замолчал на минуту, почесывая лоб. Затем положил руки на холодный деревянный столик, скрестив в замок.

– Представляешь, меня вызывали на опрос в полицию. Наверно, думали, смогу что-то рассказать про убийц, подбрасывающие трупы тех же убийц, – сказал я.

– …

– Но ты не волнуйся, я им ничего не рассказал. Этот следователь даже извинился за сказанное в мой адрес. Представляешь, – сказал я.

– …

– Да-да сам в шоке. Вот идиот. Какого им вот так лицом к лицу разговаривать с виновником всего нечеловеческого, – смотря ей строго в глаза, сказал я.

– …

– Но больше всего меня удивило, да так, что чуть не засмеялся в лицо этому следователю. Когда лично мне, ни сотрудникам, начальству, или жене, а мне. Он начал жаловаться, что “я” до сих пор не пойман. Вот умора.

Я смотрел, как перебираются большие пальцы рук, все увеличивая и увеличивая темп, пока они не задели друг друга.

– Знаешь, думал, что это я не выдержу и сломаюсь первый. Но школьные прогулки все продлевали и продлевали мне жизнь. Заставляя хотеть и хотеть жить дальше. Пробовать и пробовать новое, – приложил руки к губам. – Я испортил жизнь стольким одноклассникам. Особенно Владу. Использовал как куклу Лилию. Да что уж тут скрывать… Я стольких избил и алкоголиков, и наркоманов. А жизнь некоторых вовсе превратил хуже смерти, – сказал я, смотря пустым лицом прямо на нее.

– …

– Смерть дедушки стала финальной точкой. Как оказалось, не для меня. Но для тебя, – она дернула рукой из под покрывала, обмотанного вокруг нее. – Считаешь, что должен быть я на этом месте? Возможно, твоя правда.

– …

Она снова дернула рукой, только уже второй.

– Правильно ли я поступал? Жалко ли мне людей? Виню ли себя? – переключил взгляд на деда и обратно. С хмыконьем ответил: Нет! И никогда не было. Ты ведь не скажешь, что тебе будет жаль, если виновные в…, – я сжал челюсть, да так, что скулы начали пульсировать, а зубы выбивать трещетку. – Твоя дочь, и зять не были бы против такого, а только упивались…, – я снова взглянул на деда. – На данный момент меня волнует совершенно другое: Что мне делать дальше? Помню уже задавался подобным раньше. Иронично, не правда ли.

– …

– Не скажешь мне, бабуль? – я застыл в ожидании. – И вот я не знаю. Не знаю. Не знаю. Не… знаю – протирая лицо рукой, проговорил я.

– …

Собравшись и потянувшись, я продолжил:

– Я встретился с Анфисой. А завтра встречусь с Лилией, – достал из под ног пакетик. – Возможно все решится в скором будущем.

– …

Положил пакетик на стол и продолжил:

– Привез тебе сладкого, вдруг захочешь. Ну или отдай другим, – по ее лицу потекла слеза.

Я вылез из беседки, подошел ближе к ней, нагнулся и поцеловал в лоб.

– Люблю тебя, – сказал я и направился к выходу.

Перед уходом расписался в журнале и попрощался с девушкой.

– Сочувствую вам, Мистер Марков, – сказала она мне в спину.

– Незачем, – ответил я.

Поправил пальто, постучал обувью о коврик и, выходя, засунул руки в карманы.

Глава двадцатая

“…полиция установила личность убитых. Ими оказались два подозреваемых в совершенных ограблениях и двух убийствах. Но остается загадкой, кто стоит за… ”

Подходя к назначенному месту, Лилия уже ждала моего появления. Она стояла, опираясь спиной на мраморный выступ в бежевом женском тренчкоте и черными длинными сапогами. Направляясь прямиком к ней, Лилия, как по чутью, сразу меня заметила, даже на фоне мельчишащих вокруг людей. Строго держа взгляд на всем протяжении.

– Привет, Милан, – опередила она, говоря немного неуверенно.

– Здравствуй, Лилия, – сказал я в ответ, протягивая руку.

Ответить взаимностью она отказалась. Молча развернулась и пошла в сторону набережной. Я дернулся за ней. Догнав и поравнявшись, спросил:

– Как поживаешь? Уверен, что у тебя все…

– Неплохо. Нашла человека, который меня любит. Сейчас растим мальчика. Учим его быть добрым и понимающим к окружающим, – закончила она, холодно смотря мне в лицо.

Я сразу продолжил:

– По слухам. У тебя же ведь… – она снова перебила.

– Да, у меня ВИЧ. Эти слухи абсолютно правдивы. Но медицина дает шанс даже таким людям. И я не дам ему пропасть зря, – она замолчала, смотря на веселящихся впереди школьников, прыгающих на скейтах, демонстрируя друг другу и собравшимся зевакам трюки. – Чего они добиваются, Милан? Независимости? Счастья? Скажи мне, – закончила она.

Я так же взглянул на детей, а после начал говорить:

– Знаки чужого одобрения часто утешают и, могут также удивлять. Оскорбляет и часто делает несчастным удар по собственному стремлению. Поскольку это может давать начало чести. Но на личное счастье людей и независимость оно действует как мешающее условие, – я взглянул на Лилию. – Твое, мое или их счастье лежит за пределами нас самих. Его нужно схватить, а упуская, оно будет становится прытким. Заставляя приложить еще большее усилие.

На ее лице проскочило, хоть ели заметное, но удивление.

– Ну да, конечно. Попытку выдать себя за чистую гордость, а на самом деле являющуюся грязным тщеславием, – я внимательно слушал, косо посматривая на Лилию. – Вид укоренившегося сознания собственного превосходства является, по-сути ни чем иным, как тщеславием. Прививаешь подобное убеждение другим, сопровождая скрытой надеждой, что оно таким образом обратиться в наше собственное.

Я глубоко вздохнул, усмехнулся и поправил пуговицу на пальто. Лилия смотрела на меня настороженным взглядом.

– А как же вид ложной гордости. Одержимость, отсутствие в себе каких-либо индивидуальных качеств, которыми люди могли бы наслаждаться. У тех, кого есть личное достоинство, напротив, видит недостатки ближних, мелькающих перед глазами. А любой убогий, у которого нет и толики, за что он мог бы гордится или тщеславиться, хватается за последнее – ближнего своего. Это дает опору. И вот он готов зубами держатся за все глупости и недостатки его окружения, – закончил я.

Она сразу подхватила.

– Единственным средством избавиться от всеобщей глупости – подтвердить таковую. Большинство мнений не заслуживают и секунды твоего времени. Мнение людей в большинстве случаев может иметь очень мало реального влияния. Если удасться отречься от этой общей глупости, то выиграет наша гордость. Зародится более натуральное поведение, – мы прошли мимо детей, а те, в свою очередь, всем видом показывали мне, чтобы мы не мешались.

Какое-то время шли в тишине. Как в друг Лилия начала говорить:

– Это скорее не мое дело. Но что с тем мальчиком из вашего класса? У которого убили родителей.

– Если бы я знал. После того случая он вроде еще сильнее закрылся в себе. Мне несколько раз после окончания школы писали, что он убил себя. Обвиняли и угрожали расправой. Но я не имею ни малейшего представления, что с ним теперь, – закончил я.

Лилия все это время пристально смотрела на меня, пытаясь понять, моих ли это рук дело. Я сохранял невозмутимость, не подавая и намека.

– Насколько нужно быть тщеславным, чтобы сделать такое, – я смотрел вперед, внимательно слушая каждое ее слово. – Знаешь, не совсем понимаю, почему я согласилась с тобой встретится, но сейчас вижу, что ты…, – на секунду она прервалась. – Забудь. Давай зайдем, возьмем кофе.

Я согласился и мы пошли в ближайшую кафешку. После прошли оставшийся путь, обсуждая сторонние вещи. Я рассказал про работу и что из интересного только вызов в участок. Она же вышла замуж за врача, с которым познакомилась, когда ходила на процедуры. Начала увлекаться выпечкой, что в какой-то момент переросло в маленький бизнес. А после забеременела, и на время пришлось забыть о интересах.

Мы так заговорились, что не заметили, как вернулись откуда начали. Лилия сразу повернулась ко мне и сказала:

– Знаешь, мне было приятно поговорить с тобой за столь долгий промежуток. Но, так или иначе, желаю тебе уда…

Я прервал ее, дабы опередить не желательный конец. И не обращая внимание на произносимые ею слова, начал говорить:

– У меня помимо работы есть небольшое кофе. Через неделю: я, Саша, Марк, Анфиса. Собираемся встретиться. Если есть желание, то буду очень рад увидеть там и тебя?

За всю встречу, Лилия наконец, показала искреннюю эмоцию, которой не проявляла доселе. Но она резко собралась и ответила:

– Хорошо. Я подумаю, через несколько дней дам ответ. Устроит?

– Да, – ответил я.

Я протянул ей руку. Она пожала ее и ушла в свою сторону.