Нарратор

Часть вторая
Глава пятнадцатая

По полу коридора стучит грубая подошва обуви увесистого мужчины. Раздавая звук вокруг себя. Услышав, все люди сразу поворачиваются к мужчине в белом халате, вежливо и с уважением приветствуя, словно мимо них прошел сам Цезарь. Мужчина также в ответ на слова приветствия отвечает взаимностью, делая маленький кивок в сторону каждого подорвавшегося. Он подошел к стойке, поздоровался с напряженно стоящей за ней девушкой. И забрал четыре папки, лежавшие на ней. Перебрал каждую в руках и остановился на самой последней.

– Точно, Милан. Пожалуй, начну с него, – сказал он.

Минуя пролет за пролетом, стуча подошвой в ускоренном темпе подошел к нужной комнате, поправил халат и открыл дверь, одновременно произнося:

– Доброе утро, Мистер Марков. Как ваше…

Увидев пустую кровать, мужчина напрягся. Но за ним сразу в комнату вошла девушка со стойки и сказала:

– Милли повезла Мистера Маркова на улицу. Ему снова стало плохо.

– Новенькая? Чуть больше недели назад таких не припоминаю, – быстро сказал мужчина.

– Да, она всего пять дней работает в этом отделении, – сказала девушка.

Мужчина снова внимательно осмотрел комнату. Все принадлежности были на месте. Не было лишь покрывала, тапочек и коляски.

– И я узнаю об этом лишь сейчас, – недовольно произнес мужчина. – Вы свободны, можете идти. Стоило только пропасть. Позже отделом, наизусть сдадите стандарт и регламент, – закончил он.

Мужчина отдал три папки девушке и быстро направился к лифту. Спустился на первый этаж и подошел к выходу в парк. Возле которого сидел охранник.

– Доброе. Куда повезли Милана Маркова? – сказал мужчина.

– Доброе профессор. Да вот сестра покатила по центральной дорожке, – указывая пальцем, сказал охранник и продолжил. – Вы так напряжены, что-то случилось?

– Нет, ничего. Спасибо, – сказал профессор.

Идя по центральной дорожке парка окутанной мелким туманом, запахом и весенней расой, профессор озирался на все лавочки и беседки, проходящие мимо. Пока не увидел на одной из них нужную пару. Вдалеке спиной сидел Милан, по видимому что-то рассказывая и жестикулируя. Напротив же нога на ногу слушала новенькая девушка. Профессор приложил палец к губам за ранее демонстрируя, чтобы девушка молча продолжала слушать, как только заметит его. В метрах десяти увлеченная историей девушка, заметила профессора, но увидев палец у рта и жестикуляцию рукой, сразу вернула взгляд на Милана, не подавая вида. Профессор же и сам сразу остановился, облокотился о дерево и принялся слушать Милана. Как тайный зритель.

Глава шестнадцатая

“…будьте осторожны, выходя на улицу в темное время суток. По возможности избегайте неосвещенных переулков и улиц. Заметив что-то подозрительное, звоните по номеру ****. Если нет возможности, то создайте вокруг себя как можно больше шума. Помните, что жизнь всего… ”

По радио только это и крутят. Невозможно найти волну, у которой хотя бы две песни подряд были связаны без подобия нативного предупреждения, уже въевшегося в мозг. Даже смс начали рассылать. А ехать за рулем ранним утром в тишине утомляет.

Нужно припарковать машину за метров двести, чтобы не вызывать лишнего интереса. Хоть сейчас утро, начало рабочего дня, и это промышленный район, все же лучше не рисковать. Припарковать вдоль дороги промеж двух таких же легковых. Создать видимость заполняемости. Руководство близлежащего предприятия спешит на столь любимую работу. Вот мысли, которые должны приходить людям. Нашел подходящее место, припарковал машину, закрыл на замок и также обыденно направился к складу. Подходя к зданию, курящий человек, стоящий у входа, сразу меня заметил, кинул сигарету и бросился идти в мою сторону. Я достал руку из кармана Реглана и выставил ладонь, дабы тот оставался на месте.

– Доброе утро, Мистер Марков! Они оба в здании. Сделали все, как вы велели, – сказал мужчина покорно.

– Отлично. Пойдем. Хочу взглянуть на их самоуверенность, – сказал я и открыл дверь здания.

Мы прошли офисные помещения, затем погрузочный отдел с рампой. И дошли до отдела “Морозильные камеры”. Я остановился перед дверью, быстрым движением повернулся к идущему за мной мужчине. Одновременно ударив правым боковым по его челюсти. От чего он сразу упал и со рта полилась кровь.

– Тебе разве не объяснили, нормы поведения в моем присутствии? – мужчина держал челюсть, закрывая рукой. – Подорвался, как фермер на козу, – сказал я.

– Больше такого не повторится, Мистер Марков, – набравши кровь во рту, пробурлил он.

Снова быстрым движением развернулся, открыл дверь и зашел в помещение.

По левую сторону стоял Пучеглазый с еще тремя такими же отбросами. У троих из которых руки были измазаны в крови. Увидев меня, сразу встали прямо и хором поприветствовали:

– Доброе утро, Мистер Марков!

Я лишь уничижительно посмотрел на них и повернулся в правую сторону. Там стоял Никита, прикрывший лицо платком от вони. Я подошел к нему и спросил:

– Ну что?

Он опустил платок и, скривив лицо, начал говорить:

– А ты что, не видишь? Да обосрались они, причем не единожды. Людей обворовывать, калечить горазды. А вот когда сами попали в такую ситуацию, сразу обделались. Так еще вперемешку с кровью.

От слов Никиты я от души посмеялся. Каждый раз, когда он реагирует на что-то подобными эмоциями, у меня это вызывает безудержный смех. Первые разы его бесило, но со временем привык и сам начал поддерживать мою реакцию смехом.

– Ладно, я понял, – собрано сказал я, повернулся к Пучеглазому и продолжил. – Выйдете, ждите за дверью и помогите идиоту на полу вытереть кровь, – закончил я.

Пучеглазый с остальными одновременно кивнули, и вышли за дверь. Я же проводил их взглядом.

К этому моменту Никита тоже был собран, не взирая на вонь, которая его буквально беспокоила минуту назад. Теперь стоял с видом, словно заключает контракт на миллиарды. Мы подошли к двум избитым людям, сидящих на холодной плитке, привязанных к вешало для туш. И опустили взгляд. В этот момент Никита был спокоен, а я откровенно удивился.

– Так вы еще сопляки, вам по лет восемнадцать, – сказал я.

Я сел на корточки и начал их осматривать, двигая головой из стороны в сторону. Они так же смотрели на меня. Никита же стоял возле.

– Вы знали, что страх – это фундаментальная эмоция человека, – произнес я, смотря на них. – И вы наделили ею полгорода, чем всполошили органы. Мне было бы плевать, если это не касалось лично меня, – озлобленно закончил я.

На что один из парней попытался сказать, откашливаясь, в слезах и крови:

– Нам… нам нужны были деньги, а многие не хотели отдавать сразу.

Его поддержал второй:

– Прошу, отпустите! Больше такого не повторится.

Я поднялся, встал прямо над ними, засунул руки в карманы и начал говорить:

– Как я и сказал, страх – это фундаментальная эмоция. Прежде чем поступать так, как поступали. Нужно было подумать, а не окажетесь ли в подобной ситуации или даже хуже, лично вы, – говорил я, смотря сверху вниз. – Вам могли мстить, объявить охоту или вовсе перейти дорогу кому хуже…

Второй сразу начал дергать головой, сопровождая действия криком:

– Это все он придумал. Я не хотел этого. Отпустите меня. Клянусь, что больше такого не повторится, и я никому не расскажу! Клянусь!

Первый сначала обескураженно пялился, но сразу пришел в себя, начав отрицать и перебрасывать вину на соседа.

– Заткнулись оба, – скаля зубы, сказал я. – Уже не важно кто виноват. Когда одна свинья из партии заражена болезнью или паразитами. Мясо становится непригодным. И на убой идет вся партия. При чем, самым негуманным способом. Их просто напросто сбрасывают в яму и закапывают заживо.

После этих слов парни не стали кричать или пытаться выбраться. Они лишь смотрели в пол. Принимая свою судьбу.

– Не думайте, что просто умрете и на этом все. Я же сказал, что вы перешли дорогу “кому хуже”. Прежде чем умереть, сполна расплатитесь за содеянное, – сказал я.

Как вдруг они снова почувствовали тягость к жизни, подтверждая криком и попытками вырваться. К этому моменту кожа на руках начала облазить от затянутых стяжек, оголяя мясо и сухожилия. Большое количество адреналина и норадреналина притупило боль настолько, что даже такие раны не являются помехой для тела и мозга.

Я повернулся к Никите. Смотрящего на них.

– Можешь позабавится, если хочешь, но сделай так, чтобы они кричали, как свиньи и после тебя. Нужно побаловать психов за дверями. Пусть проведут свои хороводы. Импровизируешь какой-нибудь текст от моего лица. И передай, чтобы их тела отвезли к участку полиции, не забыв оставить подпись, что воры, о которых, говорят найдены, – сказал я.

– Не думаю, что они могут мне чем-то помочь. Поэтому сразу это сделаю, – сказал сухо Никита, смотря на парней.

На что я кивнул и снова повернулся к двум мальчишкам:

– Вы должны знать, мне противно здесь находиться. Находится рядом с такими мизиробильными существами, как вы. Только тратите мое настроение. Слышали о сатанистах в нашей стране, – улыбчиво произнес я, на что они сразу напряглись и лица покрылись страхом. – Думаю, вы поняли, скоро во всей красе увидите и примите участие в представлении, как главные герои.

Я поправил Реглан, осмотрел обувь и подошел с Никитой к дверям.

– Сделай все как надо, – протер рукой лицо от усталости. – Это уже третий подобный случай. Мне начинает казаться, что мы делаем работу лучше, чем предназначенные для этого органы. На что они нужны вовсе? Теперь в сети нас почитают как народных мстителей. А во дворах рисуют граффити незнакомца, держащего серп, залитый белой жидкостью. Такая слава не сильно полезна и нужна.

– Но так или иначе, интересно за этим наблюдать. Благодаря тебе, люди смогли отомстить обидчикам. Честный суд не устроил бы даже самых праведных, оставив лишь неудовлетворенность, – сказал Никита.

Несколько раз подбил носок туфля об холодную плитку. Раздавая небольшое эхо.

– Интересно другое, Никита. Насколько бы ужасный человек, по их мнению, не стоял за этими делами, главное, виновные получили по заслугам. А то, что они могли испытать куда более ужасные вещи, будучи, к примеру, мальчишками. Или вовсе, истязатель, делал это не из альтруистических целей. Их не волнует, скорее даже не задаются подобными вопросами, – я снова взглянул на парней и вздохнул. – Ладно, мне пора. Нужно встретится со знакомой, а завтра на опрос в полицию. Идти придется, район весь из себя элитарный, нельзя вызывать подозрения только из-за отказа. И все из-за этих двух. Хотя странно, что не вызвали раньше, – закончил я.

Никита сразу поинтересовался:

– Она?

Я моргнул и стуча обувью вышел из помещения.

Глава семнадцатая

Приготовления к празднику почти завершены. Соломенная трехметровая чучело во дворе ждет своего сожжения. Аутентичные народные костюмы дожидаются примерки на каждый возраст мальчика и девочки. Конкурсы томятся в ожидании озорных детишек. Приспособления для выпечки уже стоят подготовленные к работе. Ну и, конечно, подарки. В этот раз подготовленные каждому ребенку. Принадлежности для письма, ежедневники и блокноты – отличное начало для планирования жизни.

– Вот список программ, запланированных на часы вперед, – сказала я ведущему и передала план.

– Хорошо. Понял, Анфиса Алексеевна. За сегодня выучу текст, – ответил он.

Я одобрительно улыбнулась, пожала руку, и мы разошлись. Еще один раз обошла территорию учреждения, просмотрев каждый участок. Убедившись в подготовке, направилась к выходу. Уже подходя к воротам, в начале мельком, а после четко, как ясный день, услышала женский голос:

– Подождите, Анфиса… Подождите секундочку! – кричала женщина.

Это заместитель директора детского приюта. Мчалась на всех порах.

– Да, я вас слушаю, – сказала я.

Отдышавшись, женщина начала говорить:

– Я хочу в еще один раз поблагодарить. Наш директор, может и ведет себя как господа и не признается, но мы благодарны вашему фонду и особенно вам лично, что устроили такой праздник для детей. Спасибо от всего коллектива, – женщина сразу склонила голову и пожала руку.

– Да не стоит. Я лишь хочу показать им, что мир не такой злой, каким может казаться. Да, он не справедлив и порой очень жесток, но всегда найдутся те, кто подставит плечо. А после эти дети подставят плечо другим, – нервно выдохнула я. – В свое время я наделала кучу ошибок, а видела еще больше. Справившись и приняв это, я не могу стоять в стороне и ничего не делать, – закончила я.

– Вы сильный человек. Знайте об этом, – сказала гордо женщина.

– Спасибо. Ну… ладно, мне пора идти. До завтра, – улыбаясь, сказала я и вышла за территорию.

Уже не впервой слышу подобные слова, но понимаю под ними совершенно другое. Она произнесла это искренне. Все они говорят это искренне. Но что-то внутри словно перефразирует слова в совершенно противоположное значение. Неужели я до сих пор не верю в то, что делаю даже спустя столько лет. Я же не просто так пошла работать в фонд. Карьеру тут не построишь. Социальные страховки, что-то абстрактное. Заработная плата минимальная. Коррупция на каждом шагу. И многое-многое, другое. Все это не просто так, верно же?

Села в машину. Для расслабления включила отстраненную волну радио. Закрыла глаза и положила голову на руль. Как же иногда хорошо и приятно на минуту погрузиться в себя. Лишь музыка, звук автомобиля и в идеале еще дождя, капли которого падают на стекло и сам автомобиль, создавая глухой звук проносящегося по салону. Помогает расслабится и отпустить ненужные мысли, застрявшие в голове.

После посмотрела на время. Убедилась, что в запасе целый час. Решила заехать домой и быстро переодеться. Подъехав до дома, припарковала машину, в темпе вальса поднялась на этаж, открыла дверь и зашла в квартиру. Сняла обувь и быстро бегая то в комнату, то в ванну, подготавливала новую одежду. Спустя десять минут в раздевалке стояла готовая к выходу. В этот момент из туалета вышел Максимилиан.

– Как нарядилась, – воскликнул он. – Уходишь? – спросил он удивленно.

– Да, с одноклассником вот списались и решили встретиться, – поправляя воротник у зеркала, ответила я. – Прости, забыла сказать. Из-за подготовки праздника совсем вылетело из головы.

– Нет, ничего, – спокойно сказал он и продолжил. – Слушай, ты еще не передумала перейти в компанию? Мне нужен человек, как ты. Тем более близкий, на которого можно положиться, – закончил он.

Я повернулась к нему лицом, посмотрела в глаза и сказала:

– Мы это обсуждали. Все со временем. Сейчас мне очень важно заниматься именно этим.

– Ладно-ладно понял. Смотри, будь осторожна. Вы раньше были друзьями? – поинтересовался он.

Я опустила взгляд, собралась с мыслями и, уже улыбаясь, снова подняла.

– Могли быть, – ответила я, поцеловала его в щеку и вышла из квартиры.

***

Подходя к ресторану, у которого договорились встретится. Я заметила силуэт. Он был в темно-зеленом длинном пальто, такого же цвета брюках и черных оксфордских туфлях. Их я ни с чем не перепутаю каждый день, видя, как собственный муж начищает две пары аналогичной обуви. Хочешь не хочешь, запомнишь. Сомнений, что это был Милан, становилось все меньше. Чем ближе я подходила, тем яснее становилось, что это он. Но сейчас, нежели в школьные годы, его стиль одежды отличался. Если в то время он был подогнан под стандарты школы и желания учеников в их выражении сводились к минимуму. От чего не редко вид Милана был не полным, а порой даже нелепым. То теперь это завершенный стиль. Находясь в метрах тридцати от него, взгляд зацепился, наверно, за самую важную часть образа – его телосложение. Теперь это не подросток средних размеров, переживающий пубертат, а крепкий мужчина. Я более чем уверена, что все перечисленное невольно заставляет вести собеседников пред ним сдержанно и даже покорно.

Находясь в метрах десяти, Милан стоял на небольшой возвышенности заканчивающейся лестницы. Держа руки в карманах пальто, с прямой спиной и широко расставленными ногами. К этому моменту заметивший меня терпеливо дожидался строго направленным взглядом. Неужели за десять лет человек настолько сильно способен изменится? Лишь этот вопрос витал у меня в голове.

– Привет, Анфиса. Аж напрашивается. Сколько лет, сколько зим, – протягивая руку произнес он.

– Привет. И правда, много времени прошло, – неожиданно грустно ответила я.

Он сразу предложил пройти в ресторан. Расположенный сразу за его спиной. Милан последовал первым. Я смиренно шла за ним. Хостес провела до свободного столика положила меню и ушла.

– Как поживаешь я весь во внимании, – осмотрел меня глазами и продолжил. – Расслабься немного, а то с того ни сего напряглась. И не пытайся скрыть, я прекрасно вижу. Прошлое уже позади, – сказал он, открывая меню.

– Да с чего бы, – быстрым движением глаз посмотрел на меня и сразу вернулся к меню. – Работаю в фонде помощи бездомным и детям… – начала я.

Так я рассказала про то, как фонд ездит по стране, помогает брошенным детям в приютах или проблемным семьям, в большей степени связанных с наркотиками или алкоголем. Устраивает праздники с развлекательными программами, а семьям помогает материально и курсами реабилитации, борьбы с зависимостью. Дабы не разлучать ребенка с ними. Бездомным и ветеранам, у которых нет близких родственников и друзей, готовых помочь. Частой ситуацией которых является то, что как только фонд помогает пожилому человеку, особенно если это ветеран. Через месяц по приезду узнать о изменениях. Случается то, что я не могу понять и принять за столько лет – суицид. Получается, помощь была напрасной? Или все же мы дали ему жизнь, в которую он не мог поверить за столько лет бедствия и единственным решением, положительным решение, найденным им. Оказался суицид.

Все это время Милан, смирительно держа руки в замке, внимательно слушал, не разу не перебив. Будто знает, как никто другой, о чем ему рассказывают. И единственная причина слушать мой своеобразный монолог – это эмоции человека, столкнувшегося с этим. После он подвинул меню в сторону, расстегнул пальто и откинулся на спинку, обнажая приталенную черную рубашку.

– Ведь дети не рождаются добрыми и любящими, напротив – бессердечными, эгоистичными. Чтобы понять смерть, им нужно понять любовь и страх потери. А если стереть из них это останется только монстр…для которого смерть ничего не значит. Эмпатия, точно так же, как и жестокость – не врожденное человеческое качество. Дети – чистый лист, в них отсутствуют ценности. Если воспитывать мальчика или девочку в обществе убийц, он или она будет убийцей. Например, парой метко брошенных слов или действий, довести человека до убийства или самоубийства. Люди безвольные. Ты не будешь обвинять машину в том, что она не заводится. Ты не будешь называть огонь злым за то, что он сжигает твой дом, – закончил он монотонно, смотря мне прямо в глаза.

После этого я застыла. Не могу понять, как реагировать. Была ли это похвала? Сомнение в моих действиях? Или вовсе упрек, укоризна всего того, что я сделала?

В этот момент нам принесли еду. Он поблагодарил официанта. Я же не проранила и слова.

– Рад, что ты нашла свое место. У меня скорее все куда скромнее. Закончил на заочке бестолковый институт и сейчас работаю в компании по поставке мраморного мяса, – сказал он и приступил к еде. Я также последовала за ним.

– А на какой должности? – спросила я.

– Главный логист, – сказал он, пережевывая еду.

И после этого я должна считать, что у него “куда скромнее”. Теперь я окончательно поняла, что, как и в школе, ни черта не понимаю, когда он говорит правду, а когда ложь и смеется над тобой. Два варианта: передо мной сидит теперь уже либо честный открытый человек, либо тот же злой, закрытый, гнусный лжец, который вдобавок стал в несколько раз опаснее.

– Слушай, Милан. Я хотела извиниться перед тобой, – он остановился, застыв над тарелкой. – Я виновна в произошедшем полной мере и признаю это. Плюс после и с родителями Влада произошло такое несчастье, от чего тебе не хило доста… – меня перебили.

– Я же сказал, все в прошлом. А на счёт Влада, это логично. Помнишь, Марк предупредил меня, вдруг если что-то всплывет, то отхвачу я. А тут такое происходит с родителями. Распяли на заборе с вырезанными символами на телах… Конечно, я знал, что прилетит по самое не балуй, – закончил он спокойным ровным тоном, смотря на меня.

– Наверно, из-за этого на пятилетку и десятилетку никто и не собрался, – грустно сказала я.

– На пятилетку и десятилетку не собрались ни потому, что вспомнили Влада или Милана. На пятилетку никто не собрался, потому что всем плевать друг на друга. Сомневаюсь. Даже по тем группам, что находился класс в школе, их отношения продержались точно не больше года. В классе существовали симбиозные отношения, просто никто их не признавал. И те обещания, которые были даны на выпускном, являлись чисто условностью, – закончил он и снова принялся за еду.

– А как твоя бабушка с дедушкой? – спросила я.

Несколько секунд он молча смотрел по сторонам, словно разыскивая помощи. Подобное, я наблюдаю впервой. И сказать, что меня это удивило, ничего не сказать.

– Я что-то не то сказала, Милан? – виновато, поинтересовалась я.

– Нет, все хорошо. Бабушку я отправил в пансионат, а дед, – он замолчал. – Дед… скончался.

– Прости, – сказала я.

– Да с чего бы, ты ничего не сделала. У него вскочила аневризма мозга. И бац! – закончил он.

В школьные годы, в нем явно прослеживался циник, нахал. Ну так мне казалось, но никак не сопереживающий кому-то человек.

***

Через какое-то время общения мы оплатили счет, вышли из ресторана. Хотело быть, попрощаться. Милан сказал:

– Мне тоже следует извиниться. И поэтому, как ты смотришь на то, чтобы через полторы недели, в воскресенье, встретиться еще раз. Я не все рассказал о себе. У меня есть еще маленькая кафешка на окраине города, – на секунду он остановился. – Марк, Саша и Лилия уже согласились.

Последними словами, введя меня в небольшое шоковое состояние.

– Подожди, ты позвал всех тр…

– Я же говорю, я виноват не меньше других. Сказал бы очень многом. И мне неприятно за те сказанные слова в Сквере, – сказал он.

Неужели все-таки передо мной стоит честный и откровенный человек, принявший свое прошлое.

– Да, конечно. В принципе, я не против. Только время и место уточни, – сказала я.

Он продиктовал место и время. После чего первый протянул руку, попрощался. И пошел в свою сторону.

Оставшийся вечер, меня не отпускало впечатление. И скорее не от такого долгого промежутка времени, а от смешанности и сумбурности чувств, появившихся от общения.