Презумпция виновности. Часть 1. Надежды не тая. Россия. Наши дни. III

Глава 3. БС – Большой спец

На пороге камеры стояли лучезарно улыбающийся Валера и пожилой седовласый коренастый мужичок. Григория вместе с парнем завели внутрь и громко закрыли за ними дверь. Хата на первый взгляд казалась небольшой – пять с половиной на два с половиной метра, с двумя двухэтажными кроватями, расположенными друг за другом по правой стене от окна ко входу. В небольшом закутке справа от двери к стене была прибита деревянная вешалка, ниже которой располагалась крохотная батарея из пяти секций. Слева от входа находился дальняк, отделенный от камеры кирпичной кладкой, облицованной свежей коричневой плиткой. Вход в туалет был занавешен полиэтиленовой шторкой для ванны такого же коричневого цвета. Новый унитаз сиял чистотой. Над входной дверью – сквозное отверстие с решеткой, к которой был прикручен веревками большой электрический вентилятор. Слева располагались стальной рукомойник и большое чистое зеркало, маленький белый холодильник, над которым висел металлический шкаф для посуды и сухих продуктов. Весь дальний левый угол занимал дубок – металлический стол, обшитый деревянными досками, с приваренной с одной стороны скамейкой, которая была покрыта крепко скрученными серыми одеялами из набора арестанта, для комфорта прикрепленными к поверхности прозрачным скотчем. В самом левом углу стола стоял плоский жидкокристаллический телевизор черного цвета с диагональную не менее пятидесяти дюймов. Напротив входа – огромное деревянное окно с массивной современной решеткой внутри и старинной, XIX века, на фасаде здания. На белом свежевыкрашенном потолке – две плоские лампы дневного света, спрятанные за ажурными прутьями антивандального колпака, которые давали шикарное освещение, и от этого камера казалась намного больше, чем была на самом деле. Хата была чисто убрана, и сразу было видно, что хозяева педантично следят за чистотой и порядком.

Валера обнялся с Гришей так, будто они были знакомы всю жизнь. Крепко пожав руку второму вошедшему, он представил своего сокамерника:

– Знакомься, это Иваныч!

Взрослый дядька протянул Григорию руку и, улыбаясь, представился:

– Владимир Иванович Степанов. Статья 159 часть четвертая, впрочем, как и у многих здесь находящихся.

– Да, это точно, – поддержал Иваныча Валера. – Здесь в основном наркоманы и мошенники сидят – те, кто может платить за удобство.

Иваныч указал ребятам, куда положить их машки, а Грише предложил разместиться на кровати над ним – дескать, здесь теплее и не дует из окна.

Настало время знакомиться с новеньким. Молодой атлетически сложенный парень невысокого роста с темными длинными волосами был одет в модные синие джинсы, дорогую шерстяную кофту и красные кроссовки «Пума». Он был явно обескуражен происходящим, но держался неплохо – можно даже сказать, с достоинством. За все время движения от карантина по коридорам централа и нахождения в камере два-восемь-восемь он не проронил ни слова, пока к нему не обратился Валера:

– Меня зовут Валера Чурбанов. Я в этой камере с мая 2014 года, а Иваныч – и того дольше? с февраля. А тебя как зовут? И что у тебя за беда?

– Александр Ткаченко. Статья 159 часть четвертая. Занимался строительством в Московской области. Не успел достроить дом, дольщики подали заявление, и вот я здесь.

– Очень приятно! – дружелюбно ответил Валера. – Может быть, есть хотите?

Он открыл холодильник, до отказа забитый продуктами, демонстрируя вновь прибывшим гастрономические изыски и стараясь возбудить их аппетит. Григорий посмотрел на Сашу и отказался, ссылаясь на только что съеденный обед.

Валера закрыл холодильник, усадил ребят за дубок, а сам присел на кровать рядом с Иванычем.

– Как я и обещал, договорился с опером, чтобы тебя распределили в нашу камеру и пораньше забрали с карантина, – радостно сообщил Григорию Валера. – Как видишь, у нас все есть, а быт налажен очень хорошо. Горячая вода, в отличие от общих камер, унитаз вместо очка в полу, да и отношение персонала к нам намного лучше, чем к остальным зэкам. Вечером будет телефон – сможете позвонить своим родным и успокоить их.

– Спасибо тебе большое, Валера! – искренне поблагодарил его Григорий. – Честно скажу, не ожидал такого. В автозаке ты правильно сказал, что и в тюрьме можно жить. Теперь я это вижу!

– А как немножко освоитесь и поговорите с другими сидельцами, то реально поймете, что комфорт в тюрьме просто необходим. Здесь есть спортзал за пять тысяч рублей в месяц. Это, конечно, не фитнес-зал, но для разнообразия очень даже неплохо! Самый большой плюс занятий спортом – что после этого можно пойти в душ. Так-то баня только раз в неделю – у нас, кстати, по вторникам, – а дополнительная помывка после спорта очень даже кстати. А еще это дополнительный досуг. Чего в тюрьме действительно дефицит, так это досуга… Скука страшная! Я хожу в спортзал раз в неделю, а Иваныч филонит: говорит, что плечо потянул. Поэтому с удовольствием приглашаю вас присоединиться! Там можно встретить пацанов из других хат, пообщаться, узнать последние новости централа, расспросить, кому какие сроки дали по нашей статье в последнее время: статистика – штука хорошая и полезная! Сашу Емельяненко можно встретить, если повезет: его недавно перевели к нам на Бутырку с Матроски²². Он часто в спортзал ходит железом баловаться! Тут вообще много звезд собралось, помимо этого бойца без правил. Матвей Жмурин – банкир, который зятя Путина избил на Рублевке, уже четыре с половиной года сидит в тюрьме – никак осудить не могут: эпизод за эпизодом накручивают ему, уже на семь лет накрутили, и это еще не конец. Роман Панов – замминистра регионального развития, бывший вице-губернатор Челябинской области: посадили за хищения при строительстве инфраструктуры острова Русский перед саммитом АТЭС²³. Да и вообще здесь сейчас собралась приличная компания из банкиров, чиновников, бизнесменов – бандитов сажать некуда: все камеры под завязку, централ переполнен. В общих камерах спят по очереди – на двадцать шконок тридцать сидельцев… Так что вам сильно повезло, пацаны, что к нам в камеру попали! Да, кстати: номер камеры, если спросят, надо произносить правильно – «два-восемь-восемь», а не «двести восемьдесят восемь»! Этого и менты, и кенты²⁴ требуют: во всем должно быть однообразие.

Валера мог бы говорить до вечера, но, зная эту его слабость, Владимир Иванович прервал товарища, положив руку ему на плечо. Подтянувшись, он оторвался от стены, на которую все это время облокачивался и сел на край кровати вровень с сокамерником.

– Я как старший по камере позднее доведу до вас все правила и порядки, расскажу, как надо себя вести, как представляться сотрудникам и другим сидельцам и вообще, как сделать так, чтобы «не попасть в жир ногами»²⁵, как тут говорят: ну, то есть не найти себе новых проблем к уже имеющимся, – начал свою речь Иваныч, пристально глядя на Григория. – А сейчас для того, чтобы все здесь присутствующие понимали, кто есть кто, предлагаю чуть подробнее рассказать о себе. О Грише мы немного знаем: он уже пересекался с Валерой в автозаке. А вот о вашей беде, молодой человек, хотелось бы поинтересоваться поподробнее! – Иваныч перевел взгляд на Сашу и впялился в него своими глазками-буравчиками. – Так уж у нас в камере заведено: вскладчину ведем хозяйство, вместе ходим гулять, вместе отвечаем за запреты²⁶ в хате, советуемся по всем вопросам… Поэтому мы все должны быть уверены друг в друге и знать, кто из нас что из себя представляет. Расскажи, пожалуйста, каким образом на тебя повесили мошенничество!

Ткаченко, не задумываясь и абсолютно не опасаясь окружающих, как обычно поступают либо уверенные в своей невиновности люди, либо прожженные рецидивисты, живущие преступным ремеслом, поспешил рассказать свою историю.

– У меня небольшая строительная компания. Точнее, я учредитель и генеральный директор. Строим таунхаусы и малоэтажные дома, в основном в Московской области. Три года назад купили участок, заключили с пайщиками договор долевого участия на строительство дома на этой земле. Построили дом, подвели коммуникации: газ, воду, электричество и канализацию. И тут выходит постановление правительства Московской области о запрете строительства домов такого класса на земельных участках такого типа. Нам, естественно, не дают разрешения на подключение дома к сетям. И, конечно, мы задерживаем сроки сдачи дома в эксплуатацию. Деньги дольщиков, разумеется, потрачены, а когда недовольные стали обращаться в компанию с требованием вернуть их из-за невозможности получить ключи, я отвечал им отказом и предлагал совместно бороться за наши права в суде. Кто-то согласился, а кто-то подал заявление в полицию. Больше года я, как на работу, ходил на допросы в качестве свидетеля – до тех пор, пока у одного из дольщиков не нашлось мохнатой лапы в правоохранительных органах. Лично генерал полиции из ЮЗАО²⁷ дал приказ меня арестовать. Как будто, находясь под арестом, я быстрее найду деньги, чтобы расплатиться! – После этих слов Саша улыбнулся, хотя до этого на его лице была гримаса безысходности и отчаяния. – Два дня я провел в КПЗ²⁸ главного управления полиции ЮЗАО, потом меня отвезли в суд, где официально арестовали, и затем доставили сюда. Дома жена с ребенком с ума сходит – она вот уже три дня ничего не знает о моей судьбе: я же, как обычно, уезжал на допрос и должен был вечером вернуться домой, а тут – арест… Даже позвонить домой не дали – предупредить, чтобы не волновалась. Поэтому я жду вечера, как никто другой, чтобы успокоить, сказать, что жив, здоров и где нахожусь.

– Не волнуйся! – встрял в Сашин рассказ Валера. – Вечером, как только появится возможность достать тээрку²⁹, тебе первому дадим пообщаться с семьей. – Он глянул на Иваныча, как бы согласовывая с ним сказанное, и, получив зрительно одобрение малозаметным кивком, продолжил опрос: – А твой адвокат разве не сказал семье о твоем аресте?

– У меня не было частного адвоката. Я же изначально был свидетелем по делу. А когда меня в одночасье перекрестили³⁰ в подозреваемого номер один, то выделили бесплатного адвоката, который долго уговаривал меня подписать признательные показания в обмен на предоставление мне своих услуг. А когда я наотрез отказался, то он в отместку отменил свое обещание позвонить моей жене. Вот такие у нас порядочные люди в адвокатуре работают!

– Надо сказать жене, чтобы она тебе хорошего адвоката нашла, раз ты вину не признаешь. Поскольку бороться из тюрьмы практически невозможно – это задача для дорогого адвоката, – снова влез с советом Валера. – Иваныч, у тебя еще есть вопросы к Александру? – посмотрев на товарища, спросил Чурбанов и, дождавшись отрицательного покачивания головы, начал говорить о себе. – У меня вообще удивительная история: я до сих пор не понимаю, за что меня посадили. В моем уголовном деле написано, что в неустановленном месте и в неустановленное время потерпевший передал мне деньги, после чего пошел и написал заявление в полицию, что я обманом выманил у него денежные средства неизвестно за что. На самом деле, потерпевший – это мой приятель, которому я одолжил крупную сумму. И вместо того, чтобы возвращать долг, он решил меня посадить! Без доказательств, без видео- или аудиозаписей наших разговоров и контактов, только на основании его показаний – вот это реальный беспредел!

Валера очень любил поговорить. Он рассказывал, что у него жена и шестеро детей, большой дом на Рублево-Успенском шоссе. Сам он из Сочи, был офицером-подводником и служил в Гаджиево. Его мама в советское время была директором сочинского магазина «Березка», поэтому он знает всю сочинскую мафию. До недавних пор работал в руководстве Новороссийского порта и именно там встречался в 2004 году с Гришей Тополевым, когда тот приезжал договариваться о загрузке танкеров зерном. Он очень хорошо помнит эту встречу, хотя Григорий признался, что Валера совсем не отложился у него в памяти. Это никак не помешало Чурбанову дополнить свой красочный рассказ подробностями той встречи, описанием ненужных деталей и, главное, вспомнить, что еще тогда Гриша ему очень понравился как человек и успешный бизнесмен.

Эту тираду с трудом прервал Владимир Иванович, почувствовав, что еще немного – и от Валеры можно будет услышать признания в любви и вечной преданности Григорию, как было почти полгода назад с ним самим, когда Чурбанов только заселился в камеру и узнал, что они оба в армии бороздили моря и океаны на подводных лодках, только в разное время и разных концах земного шара.

– Расскажу коротенько о себе перед тем, как перейти к инструктажу по технике безопасности пребывания в камере два-восемь-восемь, – улыбнувшись приятно и очень располагающе к откровенности, начал повествование Иваныч. – Я сам из Омска. Переехал в Москву лет пять назад. Открыл микрофинансовую компанию. Бизнес шел очень хорошо. Я даже не ожидал, что за такое короткое время обрасту огромным количеством клиентов – как кредиторов, так и заемщиков, причем без помощи рекламы. Через несколько лет я настолько устал от работы, да и возраст не тот, чтобы крутиться, как молодому, что принял решение передать бразды правления своему заместителю Мише-армянину. Он, кстати, сейчас сидит в камере прямо над нами. Назначил его генеральным директором, а сам уехал с молодой женой в Омск. Тот начал вести широкую рекламную кампанию, привлек еще больше клиентов и стал очень заметным для правоохранительных органов. И они, органы, не заставили себя долго ждать. Пришли сначала по-хорошему, за малой долей: попросили, вежливо так, двадцать пять процентов от прибыли. Этот дурачок Миша отказал им и даже со мной не посоветовался – так поверил в себя, что решил самостоятельно все вопросы решать. Ну, естественно, родились заявления от недовольных клиентов о мошенничестве, и этого новоявленного «решалу» закрыли. Ему бы молчать, как рыба об лед, но он ведь умнее всех бакинских комиссаров! Дал показания на меня, думая, что после этого его отпустят… Ан нет, не отпустили – наоборот: теперь у нас группа лиц в лучшем случае, а в худшем вообще организованное преступное сообщество пришить могут. А это сразу пятнашка… Короче, меня объявили в розыск. И я ни сном ни духом пару месяцев хожу в розыске, ничего не подозревая! Приезжаю в аэропорт в Омске, где меня прямо в самолете и задерживают. Привозят на Бутырку – и сразу на воровской продол: это специальный блок на первом этаже, где селят воров и тех, кого надо сломать. Там отдельная охрана с собаками, видеонаблюдение в камерах круглые сутки и, естественно, ничего – ни телевизора, ни холодильника, холодная как лед вода из крана, грибок по стенам от холода и сырости. В общем, просидел я в таких условиях больше месяца, а тут меня к себе опер наш – ну, который нас сейчас курирует, – вызывает и предлагает переселиться в БС за два с половиной миллиона рублей. Мы поторговались, он скинул до полутора, и вот я тут с февраля – восемь месяцев обитаю в тепле и с налаженным бытом. Жду объебона³¹. С делом меня уже ознакомили, так что остался только суд, этап и лагерь.

– Владимир Иванович, и какой срок, вы думаете, вам дадут? – поинтересовался чересчур любознательный Гриша.

– В суде я буду бороться за пять-шесть лет, меня это вполне устроит. По нашей с вами статье срок лишения свободы – от нуля до десяти лет, но если есть дополнительные эпизоды, то он может быть увеличен максимум до пятнадцати. Впрочем, такого на моей памяти никогда не было, максимум двенадцать давали.

– Вот Моте Жмурину наверняка по полной программе влепят – показательно! – вклинился в разговор улыбающийся Валера. – Как подумаешь, что человек уже больше четырех лет сидит в малюсенькой камере и конца и края нет его мучениям, свои проблемы сразу кажутся такими ерундовыми!

– Ладно, Папа³² ему судья! – прервал Валерино лирическое отступление Иваныч. – Перейдем к ликбезу по внутреннему укладу и распорядку. На дальняк ходить нельзя, пока хоть кто-нибудь сидит за дубком и ест. Когда идешь по-большому, обязательно включать вентилятор над дверью, чтобы не было запаха. В трусах за дубок не садиться. Убираемся по очереди парами: я с Валерой сегодня, Гриша с Сашей – завтра. Все, что есть в камере, – общее, то есть на продукты, запреты, утварь скидываемся вместе и пользуемся тоже. Телефон достаем только после восьми вечера, когда вероятность шмона минимальная. Дорогу не держим – только по запросу. Утренняя проверка в десять, вечерняя – в пять, прогулка – каждый день с семи до восьми утра. Каждый день даем выводному пачку сигарет «Парламент»: за это он нас ведет в большой, а не в маленький дворик гулять. Вопросы есть?

– Что значит, «дорогу не держим»? – дождавшись паузы, поинтересовался Гриша.

– Все камеры обязаны держать дорогу – так называют тюремную связь. Между окнами камер натягиваются канаты, и по ним передаются малявы³³, бандюки³⁴ и прогоны³⁵. Нам официально Русланом, смотрящим за БС, разрешено дорогу не держать. Если в нашу камеру надо что-то передать, нам стучат из верхней камеры, мы открываем окно и ловим от них коня³⁶ с содержимым. Если нам вдруг понадобится что-то отправить куда-нибудь по тюрьме, то мы достукиваемся в потолок до верхней камеры и кричим в окно: «Спусти коня!» Ловим канат, привязываем то, что надо отправить, прикрепляем сопровод – адрес получателя, например, «хата два-девять-четыре, Руслану», дергаем три раза – и все: груз пошел. Потерять груз по дороге – это залет, могут предъявить по полной программе, поэтому в каждой хате есть дорожники, которые следят за дорогой, фиксируют в тачковке – специальной тетрадке – все передвижения грузов, прошедших через их руки, чтобы можно было легко найти, на какой хате произошел обрыв дороги. Дорога – это кровеносная система тюрьмы. По ней идут и телефоны, и наркота, и спиртное – все, что может заинтересовать сидельца, поэтому дорожник – очень уважаемая специальность в местах лишения свободы. Он освобождается от всех обязанностей по хате, не скидывается на общак. Более того, его все кормят на халяву: отказать дорожнику считается залетом – спросят по полной. А у нас хата возрастная, нам в эти блатные игры влезать не надо, поэтому нам позволено жить без воровской романтики.

– Вот вы всё говорите «спросят по полной», «могут спросить». А что это значит? – спросил наконец-таки включившийся в разговор Саша.

– Дай я объясню! – вылезая на первый план и оборвав на полуслове Иваныча, заговорил уставший от молчания Валера. – Тюрьма – это воровской мир! И тут все законы воровские. Живут по понятиям, воровскому укладу и традициям. Видели на сборке внизу надписи на стенах «АУЕ! Жизнь ворам!»?

Ткаченко и Тополев дружно кивнули, а Валера, сделав многозначительную паузу, продолжил:

– Так вот, АУЕ – это «арестантский уклад един». Закон воров. Ну и, естественно, за соблюдением этого закона воры следят, а делают они это через своих доверенных лиц – положенцев, а те, в свою очередь, – через смотрящих за корпусами, продолами и хатами. Огромная вертикальная иерархия с ворами на вершине пирамиды! Их слово – последнее. Сказал вор, что ты не прав и должен заплатить столько-то денег, значит, вынь да положь всю сумму на стол, иначе прирежут или покалечат, а еще хуже – в обиженку³⁷ загонят. В общем, решение вора лучше выполнять или оспаривать у другого вора. Тут как на свободе: апелляция, кассация и Верховный суд – только решения жестче и контроль за выполнением болезненнее.

– А что такое «обиженка»? – продолжал с большим интересом расспрашивать Александр.

– Это низшее тюремное сословие, куда попадают все наказанные членом или изначально нетрадиционной половой ориентации. В обиженку также можно попасть, если за руку поздоровался с другим обиженным или поел с ним из одной тарелки, попил из одной кружки – в общем, имел непосредственный контакт. А еще в последнее время в обиженку загоняют особо разговорчивых дурачков, которые рассказывают, что лизали у женщины. Поэтому если вдруг вас кто-нибудь начнет расспрашивать о сексуальных пристрастиях или подвигах, лучше всего спрыгивать с таких разговоров короткой фразой «Это мое личное, личное обсуждать не хочу». За личное даже вор не может спросить!

– И что обиженные делают в тюрьме? И как их распознать? – не отставал Саша.

– Они убираются, моют дальняки, делают самую тяжелую работу, сексуально ублажают других заключенных и некоторых мусоров – любителей этого дела. В общих хатах лежат у туалета на полу – кровати им не положено, как и матраса с подушкой. Обычно они живут в отдельных камерах. Например, прямо под нами такая хата – два-ноль-один. Недавно туда перевели Веронику и Жасмин, в действительности они Миша и Остап – трансформеры. С ними даже дорогу держать нельзя! Все ждем, кого к ним третьим подселят. А мусора подселить к ним могут тех, кто плохо себя ведет, не слушается или по просьбе оперов и следователя, ведущего твое дело, – в назидание за отказ от сотрудничества, чтобы опустить. Но сейчас это большая редкость. Сейчас для этого используют пресс-хаты³⁸, где тебя не только изобьют до полусмерти, но и снасильничают.

– Хватит их страшилками пугать! – прервал Валеру Иваныч. – Давайте лучше составим список вещей и продуктов, которые вам надо будет сегодня вечером заказать по телефону у своих родных, чтобы в понедельник их принесли как передачу. Первая передача по закону – самая большая. Можно передать и продукты, и вещи. Поэтому берите ручки с бумажками и записывайте!

Валера вырвал из тетрадки два листочка, достал с полочки две ручки и раздал новичкам. Степанов, убедившись, что ребята готовы записывать за ним, продолжил:

– Поскольку вы приехали налегке, вам в первую очередь нужен баул для вещей, с которым вы потом пойдете по этапу. Он должен быть в меру вместительным, но не очень большим, чтобы его было удобно нести. Не за горами зима, поэтому нужны термобелье, куртка, теплые ботинки на молнии, кроссовки на липучках – шнурки, ремни и часы запрещены, спортивный костюм, майки, трусы, носки, шерстяная кофта, шапка, перчатки…

– Иваныч, ты нас как на зимовку собираешь! – с улыбкой сказал Гриша.

– Когда зимой в промерзший автозак залезете, вспомните меня добрым словом. В нем будет чуть теплее, чем на улице, а ехать придется не один час, сидя жопой на ледяной железной лавке. Вот тогда шерстяные носки и варежки с шапочкой очень пригодятся! В тюрьме что самое главное? – спросил Иваныч и, дожидаясь ответа, уперся взглядом в Сашу.

– Не попасть в обиженку? – неуверенно ответил Ткаченко.

– Нет! В тюрьме самое главное – не потерять здоровье! Когда ты сильный и духом, и телом, тебя ни одна падла не победит. – Иваныч многозначительно посмотрел на новеньких, шаловливо подмигнул Грише и продолжил: – Переходим к продуктам питания и сопутствующим товарам. Весло³⁹, шленку⁴⁰ и кругаль⁴¹ вам выдали, но поверьте мне: гораздо приятнее пить из пластиковой кружки и стакана, не обжигаясь, а есть металлическими столовыми приборами, но они в тюрьме запрещены, так как из них делают заточки. Поэтому только пластиковые ложки, тарелки – лучше и глубокую, и плоскую попросите, чтобы купили. Обязательно моющие средства для посуды и уборки, губки, тряпки, резиновые перчатки, мыла разного, шампуни, гели, мочалку. Обязательно резиновые тапочки для душа, чтобы грибок не подхватить. Ну и, конечно же, стиральный порошок. Чистота – залог здоровья. Мы стираемся раз неделю, по очереди. Для этого есть тазики. Вот, кстати, два тазика тоже закажите и бельевые прищепки. Теперь – постельные принадлежности. Как вы уже заметили и успели опробовать, положняковое⁴² белье – редкостная гадость, после нескольких стирок оно превратится в труху. В общих хатах из него плетут канаты для дороги. Поэтому записывайте дальше: одеяла шерстяные – две штуки. Одним будете укрываться, а другое возьмете с собой в автозак, чтобы положить под задницу или укутаться, когда ударят двадцатиградусные морозы. Пододеяльники, наволочки, простыни – все в двух экземплярах: одно стирается и сохнет, другое используете. Мыльно-рыльное: тот дешевый набор, который вам выдали при поступлении, пригоден только на несколько раз. Бритву – козью ножку – мы разбираем на мойки⁴³ для бытовых целей, а щетки зубные – для чистки обуви или изготовления крючков. В тюрьме вообще-то нет ненужных вещей – все идет в дело, для всего находится применение. Поэтому записывайте дальше: хорошая бритва с кассетами, зубная щетка, обязательно в чехле для гигиены, штуки три зубной пасты, дезодорант, чтобы не вонять от нервов. Парфюм весь под запретом, поэтому довольствоваться можем только запахами от дезодорантов и освежителей воздуха. Вот, кстати, его тоже его включите в список, две штуки. Я так понимаю, что все мы здесь некурящие, поэтому заказываем сигареты только для дела. Сигареты в тюрьме – валюта, поэтому их много не бывает. Записывайте: «Парламент» – один блок, «Ява» – два блока. По-моему, все… По поводу продуктов – это к Валере, он у нас по кишке главный.

Настало время Чурбанова выйти на авансцену и продолжить этот длинный список:

– Колбаса копченая, сыр, масло, молоко сгущенное, каши быстрого приготовления, не требующие термообработки, тушенка, фрукты, сахар, чай, кофе. Это все разрешено. Дальше пишите запрещенные продукты, о передаче которых мы договоримся с опером: колбаса вареная, творог, сметана, молоко. На первое время хватит, а потом будем вместе писать список и распределять расходы на четверых.

Гриша добавил в список еще ручки с тетрадками, чтобы вести дневник и писать письма и ходатайства, а также Уголовный и Уголовно-процессуальный кодексы для изучения своих прав и обязанностей. Внутренний голос подсказывал ему, что эти книжки ему еще пригодятся, и не раз.

После составления списков компания разделилась на группы по интересам. Валера с Сашей сели на кровать и стали болтать, а Гришу Иваныч пригласил поиграть в нарды за дубком. Постоянно работающий в камере телевизор был единственным источником точного времени, поэтому сразу после пятичасовых новостей на канале «Звезда» Степанов напомнил всем, что скоро будет проверка и как по этому поводу надо себя вести:

– Выходим из камеры и строимся в линию по правой стене. Я как главный в камере выхожу последним, потому что, если вдруг проверяющий захочет провести шмон, я единственный из вас, кто может при этом присутствовать внутри и следить, чтобы нам ничего не подбросили. Или, если найдут что-то для нас ценное и запрещенное, попробовать договориться, чтобы не изымали. Для этих целей у нас есть на киви-кошельке зарезервированная сумма денег, которую мы используем для взяток и решения форс-мажорных обстоятельств. На проверке стоим тихо, не дергаемся, не шутим, отвечаем, только когда обращаются. Дежурный будет называть наши фамилии, в ответ называем имя-отчество и статью. На проверке можно передать заявления, например, с просьбой про прием у врача или о переводе в другую камеру, ходатайства следователю или руководителю изолятора, просьбы. После окончания проверки все в том же порядке заходят обратно в камеру. Тот, кто после проверки не зашел в хату и остался стоять на продоле по каким-то своим соображениям, признается всеми ломовым, то есть тем, кто ломанулся – ушел из хаты по своей воле. Ломовые – это слабые духом люди, которые не выдержали своих сокамерников, совместный быт и тяготы проживания. Их обычно уже не принимают в других людских⁴⁴хатах, и для них одна дорога – в камеру для ломовых или обиженных. Поэтому не задерживаемся на продоле и быстренько заходим обратно.

В коридоре громко гремели дверьми, лязгали замки. Около шести часов проверка дошла до хаты два-восемь-восемь. Все прошло в точности так, как рассказывал Иваныч. Майор ФСИН вежливо со всеми поздоровался, поинтересовался у новеньких, нет ли у них претензий или жалоб на условия содержания. Получив отрицательный ответ, сказал:

– Добро пожаловать в Бутырку! – и захлопнул за всеми дверь.

Посмотрев вечерние новости по пятому каналу, Иваныч подошел к тормозам⁴⁵ и стал внимательно прислушиваться к внешним звукам. Через пару минут он дал отмашку Валере, который залез в холодильник, проворно оторвал заднюю панель и достал заветный сверток. Запрыгнув на свою кровать, он спрятался как можно глубже, чтобы его не было видно в глазок камеры, и извлек из свертка маленький черный кнопочный телефон. Из внутренностей своего матраса через специально сделанное отверстие он достал еще один маленький сверточек, в котором находилась сим-карта. Собрав все воедино, он включил телефон. Проверив входящие СМС, баланс счета и уровень зарядки, подозвал к себе Ткаченко. Сашка молниеносно запрыгнул вглубь Валериной шконки и скрылся там с телефоном. Чурбанов подошел к лежащему на своей пальме⁴⁶ Грише и тихо, почти шепотом, объяснил суть происходящего.

– Иваныч сейчас на тормозах – слушает эфир. Все, кто не говорит по тээрке, следят за его жестами. Если он почувствует, что к нашей двери подходят, то подаст сигнал, и мне как ответственному за запрет, надо будет быстро спрятать телефон в курок⁴⁷. Поэтому, когда сам будешь разговаривать, будь готов в любой момент прервать связь и выключить тээр. Потом, как освоитесь, привыкнете и сможете отчетливо различать внешние звуки, тоже встанете на тормоза. Мы установили лимит в сорок минут на человека, чтобы до отбоя все успели поговорить. Общаться по телефону надо очень тихо, шепотом, чтобы никто не слышал. Когда наберешь номер родных, попроси, чтобы тебе перезвонили обратно, дабы не тратить наши деньги.

Саша разговаривал около часа. Его, конечно же, никто не прерывал, входя в его положение. До Гриши доносились обрывки фраз, по которым стало понятно, что Сашина жена находится в шоке и постоянно плачет. Ткаченко с трудом удалось донести до нее, что ему нужна одежда и продукты и что в пять утра понедельника ей надо будет приехать к Бутырке, занять очередь и сделать ему передачу. Он вылез из так называемой переговорной с влажными глазами и красным лицом – последние пять минут разговаривал с детьми, объясняя им, что папа уехал в срочную командировку и скоро вернется с подарками.

Настала очередь Гриши, и он поспешно занял нагретое Сашей место. Набрал несложный номер Ларисы и довольно быстро услышал ее голос на другом конце.

– Ларисочка, привет! Это я. Я уже в камере, в СИЗО № 2 «Бутырка». Это мой номер телефона, запиши его.

– Давай я тебе перезвоню, чтобы ты деньги не тратил! – прервала его жена.

– Да, отлично, жду звонка. – Гриша нажал на отбой. Долго ждать не пришлось – секунд через десять телефон завибрировал на беззвучном режиме, и Тополев снова услышал голос любимой. – Привет еще раз, родная! Как ты там?