Странные вещи

Глава четвертая

Дорогие юные читатели – эта новость для вас. Американская компания «Порог» приступила к сьемкам фильма «Смертельная Битва», по мотивам одноименной компьютерной игры, так полюбившейся молодому поколению. Известно, что заглавные роли в нем сыграют Жан-Клод Ван Дамм (Джонни Кейдж) и Синтия Ротрок (Соня Блейд).

Тюмень, Журнал «СибСофт», 10 мая 1994 года

Вторник, 10 мая 1994 года

– Я – Ненси, – сказала себе Алена, собираясь в школу.

Она чувствовала, что готова явиться на урок русского, который ведет оборотень. Готова как Брюс Ли, когда он вошел в Башню Смерти, как Соня Блейд перед встречей с Шао Каном.

Да, ей было страшно.

Но оставаться дома было еще страшнее. Потому что у них оставались ночевать друзья отца.

И ты не знаешь, как быть с ними, когда они ломятся среди ночи к тебе в комнату, а потом говорят, что перепутали дверь. С оборотнем все понятно: врезал арматурой по затылку и дело с концом. А эти… Они говорят, мол, просто пришли спать, потому что не идти же среди ночи домой, а ты тут вообще не главная, чтобы нас прогонять.

Сама она перебралась на балкон вместе с одеялами, и всю ночь там проспала неглубоким сном. А утром, чуть стало светать, побежала на кухню готовить завтрак всей отцовской компании, пока те еще не проснулись. Собрала с собой стопку бутербродов на завтрак и обед.

Так что, если оборотень, который вселился в Людмилу Евстафьевну, будет вести себя особенно буйно, она готова поколотить его прямо в классе. Как она уже сделала однажды.

Потому что она храбрая. Как Синтия Ротрок.

И вообще, она – Ненси.

А Ренат весь день в школе всячески избегал третьего этажа, где как правило обитала Людмила Евстафьевна. Даже туалетом он воспользовался тем мерзким, который на первом, и где у кабинок не было дверей.

Но то была оправданная жертва. Училка-оборотень не должна была его увидеть.

Там же, на первом этаже, обитал, как правило, и Крапива со своими дружками.

Дружки были на месте, а вот Крапива куда-то пропал. Да и Денис уехал в Тюмень до конца недели.

Ренат с ужасом думал о том, что они все теряют время. Бездельничают. А флот вторжения, возможно, уже на орбите Юпитера.

Сидя на уроке музыки, он представлял себе как громадные звездолеты на полной фотонной тяге движутся к Земле. Он несколько раз посмотрел в окно, но летающих тарелок не увидел.

Ренат был одним из немногих в классе, кто любил уроки музыки. Он на них блистал. Потому что мог отличить три четверти от четырех. А однажды, когда учительница затеяла на уроке викторину, правильно угадал к какому времени года относится каждая из композиций Вивальди.

Каждый преподаватель уверен в том, что именно его предмет самый главный, и всегда напоминает об этом родителям на собрании. «Ваша дочь, конечно, замечательная. Но в ее сочинениях так много ошибок». «На физике и только на ней стоит наш мир». А математика – так это вообще «царица наук».

На этой ярмарке тщеславия для предмета Тамары Георгиевны не оставалось места. И Тамара Георгиевна год назад начала экспериментировать. Что-там у молодежи модного? Рок. Отлично, будет им рок.

Рок для Тамары Георгиевны делился на плохой и хороший. К плохому року относился «весь этот ваш металл». Был для нее и хороший рок. Гарри Мур, «Смоки» и группа «Скорпионз», у которой все прекрасно, кроме названия.

Сегодня она добралась до мюзикла «Звезда и смерть Хоакина Мурьеты», который считала правильной советской рок-оперой. Ренат уже слышал эту музыку у некого Эндрю Уэббера на папиной видеокассете «Иисус Христос – суперзвезда». Но спорить с учительницей не хотел, потому что думал о вторжении пришельцев.

К тому же у оперы был важный для Тамары Георгиевны контекст. Она (опера и учительница) говорила о борьбе отважного героя с ястребами капитализма, угнетающими рабочих и крестьян далекой Калифорнии.

В затылок Рената ударилась записка. Он нагнулся, взял ее и развернул. «Ты сегодня не блистаешь. Что-то случилось?», – говорилось в ней. И далее шла подпись: «Катя».

Катя проявляла к Ренату особый интерес, но происходило это почему-то только на уроках музыки.

Он перевернул записку и написал на обратной стороне: «Голова забита войной с пришельцами. Р.» и, когда учительница отвернулась, бросил записку Кате.

Так они и перекидывались посланиями до конца урока.

«Я трачу время, – думал Ренат, – пришельцы строят козни, а все куда-то подевались»

Он только сейчас вспомнил про Ненси.

Сегодня Людмила Евстафьевна совсем не походила на оборотня. Она улыбалась и вполне по-человечески рассказывала о дуэли Онегина с Ленским.

– Все грехи этого мира рождаются из мелочей, – говорила Людмила Евстафьевна. – Казалось бы, безобидный флирт с чужой невестой привел к великой трагедии, – она говорила это, но смотрела вовсе не на класс, а в окно. Пару ребят, которые думали, что она их не видит и можно шептаться, Евстафьевна уже успела выставить за дверь, – Из этого мы делаем вывод – дамы должны быть всегда бдительны и не позволять себе лишних разговоров с посторонними мужчинами.

Алена считала иначе. Как по ней, то Онегин был редким проходимцем, столичным мажором, дорвавшимся до простых сельчан и несчастной дуры Ольги. Это же было очевидно. И непонятным оставалось лишь одно – как Людмила Евстафьевна превратилась не только в монстра, но и в ханжу.

Умение превращаться в чудовище казалось чем-то потусторонним, почти неправдоподобным. На этом фоне кажется более убедительным, и оттого страшным, когда человек становится лицемерным злыднем. Эту проблему не решить ударом арматурой по затылку.

– Если у тебя, провинциальной девицы, ветер в голове, – говорила оборотень, – это твои проблемы. Только будь добра, умей отвечать за базар.

Настоящая Людмила Евстафьевна никогда бы себе не позволила выражения «отвечать за базар». Это же не из ее лексикона. Неужели другие этого не видят?

Другие наверняка видели, но виду не подавали.

– В галактике есть места… – вдруг продолжила учительница. – Ну, представим себе это. Так вот, в галактике есть места, где совсем не существует полов. А значит, убийств. И войн. Все живут мирно, ради общей цели, как единый организм.

«Так вот куда ветер дует! – поняла Алена. – Единый организм, стало быть».

– И поэзии, значит, тоже нет, – раздалось с камчатки, – Пушкина, Лермонтова.

Это говорил Андрей, троечник, который много читал, но не гнался за оценками.

Людмила Евстафьевна будто смутилась, потом кивнула.

– Да, представьте себе, – сказала она, – и поэзии тоже. Но вот что я вам скажу, детишки. Как сказал один мудрый человек, если Лувр будет гореть, я спасу из него кошку, а не Рембрандта.

«Эта тварь, – подумала Алена, – на редкость хорошо знает наш мир. Она вовсю использует память Людмилы Евстафьевны, но только в своих целях. Или они долго наблюдали за человечеством, прежде чем напасть».

Алена решила, что нужно поделиться этим соображением с Ренатом, раз уж они договорились, что она будет ходить на уроки, чтобы наблюдать за училкой. Ренат был самым умным в их компании, хотя и немного трусливым. Зато в пришельцах разбирался лучше всех, потому что все время про них смотрел или читал.

Они встретились в столовой, где в тот день давали пюре с вареными котлетами и клюквенный компот.

– Ну как там наш оборотень? – спросил Ренат.

– Они хотят сделать нас бесполыми, – сказала в ответ Алена.

– Ну-ка, давай поподробнее, – заинтересовался Ренат и почему-то покраснел.

Алена как могла процитировала слова Людмилы Евстафьевны.

– Общая цель, говоришь? Единый организм? – Ренат задумчиво кивнул. – Стало быть, они собираются превратить нас в коллективный разум.

Про коллективный разум он узнал из фантастических рассказов. Как правило, те истории были жуткими. Люди там были что муравьи, подчиненные единому интеллекту.

– По крайней мере, мы теперь знаем их цели. Осталось только узнать, с какими новостями придет наш Страж Врат.

Он еще вспомнил о Крапиве. Тот куда-то пропал с самого утра.

В эти минуты ни Ренат, ни Алена, ни Денис, ни даже Страж Врат не знали, что увидят Крапиву еще не скоро. А когда увидят, будет уже слишком поздно.

Глава пятая

Вторник, 10 мая 1994 года

Ничто не предвещало беды, пока рано утром на пороге дома Крапивы не появился сам Тимур-большой. Долговязый, лысый, как всегда одетый с иголочки – в шикарных армейских ботинках, джинсах и черной косухе. В руке у него была желтая ленинградка³, которую он только-что у кого-то отжал.

Первым делом он похвастался трофеем, а потом рассказал Крапиве план.

В город оказывается завезли страшно крутую и страшно дорогую музыкальную технику. Грех такое не стащить.

Технику держат в гаражах. Только не в тех, что за микрорайоном, а в больших у причала.

– Там этого добра хоть залейся, но времени у нас будет мало. Потому нужно максимальное количество рук. Максимальное, понимаешь?

– Хорошо, – сказал Крапива, потер руки и для пущей убедительности хитро улыбнулся.

С убедительностью не сработало.

Тимур-большой изучал лицо Крапивы.

– Что-то ты мне не нравишься. Тут ходят слухи что ты сдал.

– Да не, я в деле.

– Вот и отлично. На гаражи идем сегодня ночью.

– Как, сегодня? Почему так быстро?

Тимур-большой улыбнулся.

– Потому что с выходных все знают об этом плане, да тебе не говорят, – он похлопал Крапиву по плечу. – Ты не обижайся, но была версия, что ты заделался стукачом. Только вот Малой за тебя заступился. Говорит, что он тебя насквозь видит, и ты не стукач.

Крапива пошел бы на дело вместе с «тимуровцами». Но что будет, если их поймают? Тогда команда спасателей человечества – Денис, Ренат, Алена, Пес – останется без него. И они не справятся.

Вся эта аппаратура не стоила такого риска.

– Раз вы мне сообщили только сейчас, то имейте в виду – у меня дела. Я не могу вот так взять и сорваться.

– Ты что, баба? – сказал Тимур-большой. – Обиделся? Прям как лох.

– Сам ты лох, – отозвался Крапива, хотя понимал, что может отхватить за это.

Тимура-большой сжал кулаки.

– Может, ты и не стукач, – сказал он, – но точно сдулся. – Тимур сплюнул на пол подъезда прямо у порога. – В любом случае нам в деле такие, как ты, только мешать будут. Ты – лох, Крапива. Так и запиши.

Он подхватил гитару и скрылся в глубине подъезда.

Вторник 10 мая и ночь на среду 11 мая 1994 года

Одно дело, когда хорошую музыку слушаешь только ты. Другое, когда она доступна всем.

Если уж ты напоролся на потрясающую песню, то твоя святая обязанность – сделать ее достоянием общественности.

Микрорайон 7А состоял из однотипных дворов, будто размноженных под копирку. Дома в форме буквы «Г» образовывали квадрат с двумя выходами – практически питерские дворы-колодцы, только пониже и пошире. И акустика там была что надо, если ты решил поставить свою колонку S50 на балкон и порадовать соседей новым шлягером.

А новым шлягером в сезоне «весна-лето 94» был Газманов. «Полем-полем-полем свежий ветер пролетел. Полем свежий ветер, я давно его хотел», «Есаул, есаул, что ж ты бросил коня, пристрелить не поднялась рука». И наконец, главный хит – «Эскадрон моих мыслей шальных, ни решеток ему, ни преград».

Эти песни были настолько схожими, что пусти их на реверсе (если такая функция имелась в вашем магнитофоне) то никто бы и не заметил разницы.

К счастью, в культуре Стража Врат не существовало понятия музыки, и он не мог поведать о Газманове всей галактике.

О музыке он узнавал прямо сейчас, разглядывая свежую афишу группы «Комбинация». Группа собиралась дать концерт как раз в том недостроенном здании, куда каждую ночь приходили пришельцы, собравшиеся захватить Землю и поработить человечество.

Это не могло быть просто совпадением.

Объявление повесили поздним вечером, а концерт «Комбинации» должен был состояться в это воскресенье. Времени оставалось совсем немного.

Пока пес разглядывал объявление, пожилые дамы на лавке разглядывали его.

Чтобы не привлекать к себе внимания, Страж Врат почесался задней лапой, немного погрыз переднюю, словно выкусывая блох, извинился и пошел в сторону стройки.

С тех пор как он был тут в последний раз, здание преобразилось. Больше внутри, чем снаружи. Было уже далеко за полночь, а вокруг все еще сновали грузовые машины. У мешков с цементом курили люди.

В таком столпотворении никто не обратил внимание на пса, который обошел дом вокруг и нырнул в окно.

В нескольких местах работали сварочные аппараты, и в их свете он заметил на вершине центральной лестницы всю троицу во главе с Сидоровичем. За их спинами был тот самый зал, где пришельцы собирались в предыдущие ночи.

Страж Врат не рискнул проходить мимо них и окольными путями добрался до того самого окна, откуда ребята следили за инопланетянами.

Пес выглянул в окно и посмотрел вверх. Над ним высились стропила, и две дюжины рабочих монтировали крышу. Еще пара дней, и она будет готова.

– Эй, кто это там? – заорали внизу. – Чья собака?!

Страж Врат дал деру, чтобы его не увидели Сидорович с компанией.

Нужно было рассказать все ребятам, пока не поздно.

Он сел у подъезда, где жила Алена, и всю ночь смотрел на ее окно, как старый верный пес, ждущий хозяина.

Вторник, 10 мая 1994 года

Ты – лох, Крапива. Так и запиши.

Эти слова преследовали Крапиву весь день. Они его терзали.

Вся его предыдущая жизнь рушилась из-за пришельцев. И выход был один: найти доказательство существования инопланетян и предъявить пацанам. В фотографии они не поверят, а образец живой крови был благополучно сожжен дома у Габдула.

Нужна была улика. Настоящая и неопровержимая. Но чтобы она при этом не пыталась тебя съесть.

Пришельцы никогда не прилетают голыми. Они не Терминаторы. А значит, у них есть что-то. Какая-то неземная техника.

Вон даже в фильме «Нечто» инопланетянин заперся на складе и что-то строил.

Топор, молоток и даже пила – это слишком шумно. Крапива взял разводной ключ, в надежде, что сможет открутить что-нибудь от загадочного инопланетного устройства, которое наверняка существует.

Он заставил себя позвонить Ренату. Заставил, потому что Крапиве только что указали, что он фраер и общается с фраерами. Да еще и собирается просить у одного из них совета.

Но судьба человечества была важнее.

Мама Рената сказала, что тот только что ушел в школу. У Алены никто не брал трубку. А Дениса не было в городе. Номер говорящей инопланетной собаки Крапива не знал.

Значит, действовать надо самому.

«Дальше действовать будем мы», – подпел бы ему из окна Цой.

Итак, Крапива взял разводной ключ и вышел из дома. Он прошел по Первомайской, где справа от него на двери видеосалона «Красный скорпион» висела афиша. Того самого концерта «Комбинации».

Если бы Крапива обратил внимание на афишу, он бы сопоставил факты. Он бы понял, что именно для этого концерта в причальные ангары подогнали дорогую аппаратуру.

И если бы он пошел на ходку с Тимуром-большим и Тимуром-малым, то, возможно, сорвал бы концерт и сделал бы для человечества (и своей репутации в криминальном мире) куда больше, чем сейчас.

Но сейчас он шел в направлении пресловутой стройки с разводным ключом в руках. И почему-то был уверен, что пришельцы с далеких звезд тоже используют шестигранные болты.

Глава шестая

Среда, 11 мая 1994 года

Этой ночью Алена решила снова спать на балконе. Она поставила тут старую раскладушку, в изголовье которой не хватало нескольких пружин.

Квартиру она всегда убирала, и особенно тщательно – после отцовских попоек. И проветривала каждый день. Но все равно воздух дома был спертый, нехороший.

Так что, спать на балконе оказалось настоящим счастьем. Словно она была и не на улице, но и не в этой ужасной квартире.

А утром проснулась и увидела пса. Сенбернар смотрел на нее и улыбался, как могут улыбаться только большие собаки, которые на стороне добра.

Алена открыла окно.

– Надо поговорить, – сказал Страж Врат. – Собирай всех.

В любой другой день Алена сначала прибрала бы дом, приготовила завтрак и обед, а уж потом вышла. Но сегодня она просто надела желтые, не панковские, а пионерские шорты, неглаженую футболку, китайские кеды, и перемахнула через балкон, наплевав на заведенные в этом доме правила, что, конечно же, ей аукнется, но позже.

«Соблюдает дня режим Джим! Знает, спорт необходим Джим!». По телевизору пират из «Острова сокровищ» призывал заниматься спортом.

Ренат пытался следовать призыву. Он лежал на ковре после четвертого подхода по отжиманиям.

Когда тебе двенадцать, ты не можешь быть доволен своим телом. Ты всегда слишком высокий или коротышка, дрыщ или жиртрест. Никаких полумер. В двенадцать все твои чувства выкручены на максимум.

Ренат сегодня был жирным.

Неделю назад он был еще ничего, а сегодня с утра точно был жирным. Вернее, с семи тридцати, когда встал перед зеркалом.

Ну и еще у него был трояк по физкультуре. По всем предметам четверки и пятерки (для пацана, он вообще считался отличником). А эта оценка раздражала, ибо портила статистику.

Алена вот не походила на отличницу, но он был уверен, что по физкультуре у нее пятерка.

А потом он чуть не умер. В дверь постучали. Папа как раз только-что ушел на работну. А он всегда что-нибудь забывал. Так что дверь за ним можно было не запирать – все равно через две минуты вернется.

Ренат открыл дверь. А там была Алена.

А он был в одних трусах. И потный. И толстый.

Он открыл дверь и быстро закрыл. И, кажется, даже закричал. Он даже мог бы свалиться в обморок, если бы был девочкой. Но мальчики не падают в обморок.

А за дверью Алена засмеялась.

– Да ничего я не видела, принцесса. Открывай дверь, надо поговорить.

Ренат побежал одеваться. Нет, сначала облиться водой, потому что он потный. В ванне была мама, и когда он сказал, что это не папа, а Алена, мама хитро улыбнулась и так странно сказала «ну, понятно», что он вконец засмущался.

Пока он делал себе в дорогу бутерброды, Алена нахальным образом проникла в квартиру и уже снимала обувь. За ней вошел отец, который забыл дискеты с важными чертежами.

– А где твой портфель? – спросил Ренат Алену.

– Сегодня мы в школу не идем. События ускоряются. Надо спасать мир. Пес ждет нас внизу. Он все объяснит.

– Ты говоришь, как Шварц в фильмах, сразу перед тем как начинаются самые крупные неприятности.

Алена помогла с бутербродами и сделала это так ловко, словно всю жизнь их готовила.

Ренат пошел в свою комнату собирать портфель.

– У меня первый урок – география, – объяснил он. – Я буду читать доклад про Джонатана Ливингстона.

– А я в школу не иду, у меня первый урок – спасение мира.

***

Сказать проще, чем сделать. За прошедшие дни логово инопланетян преобразилось кардинально. Нет, построить дворец за три дня они не успели. Но случилось другое – тут стало многолюдно. Мужики быстро отогнали Крапиву и пригрозили врезать, если он еще появится.

Тогда он покрутился там с полчаса, в поисках бреши во вражеской обороне. Крапива никогда не отчаивался. Он знал, что из любой ситуации есть выход, как есть решение в любой школьной задачке. При других обстоятельствах этот хулиган стал бы отличником по математике. Только математикой для Крапивы была улица.

А на этой улице, то есть на Ленинградской, жил Антон.

На зимних каникулах Крапива встретил Антона на улице и отжал у того картридж с Дабл Драгоном. А сегодня Крапива пришел к Антону домой просить помощи.

Но прежде чем Антон откроет дверь и увидит перед собой Крапиву с разводным ключом, нужно рассказать о том, чем так важен Антон для нашей истории.

Вернее Антон-Д.

Глава седьмая

Из Записок Рената.

За несколько месяцев до описываемых событий.

Антонд

Давайте будем честны: большую часть нашего детства мы провели не в подвалах и на стройках, а перед телевизором. И в основном это было связано с приставкой.

Только в двух случаях родители разрешали нам сидеть близко к телевизору – когда мы гоняли в Денди и когда лечились Кашпировским.

Память картриджей того времени не позволяла делать игры длинными. И чтобы мы не «закрывали» игры за полчаса, их делали архисложными. Включил недавно на телефоне старую «Контру» и продержался семь секунд. А ведь я ее когда-то «закрывал». И ты тоже.

Школоте не понять, но игры сейчас уже не те, что прежде. Вот в наше время их делали из камня и привинчивали к полу вот такенными шурупами. Чтобы никто не украл.

Как скрижали тайных альбигойцев, тетрадки с кодами переписывались вручную и передавались от друга к другу. И не дай бог допустить ошибку! Она могла стоить нескольких потерянных часов и рваных мозолей.

Насчет мозолей. Вот тут и начинается рассказ об Антоне из квартиры 52 дома на Лениградской улице.

Одна сторона бетонной девятиэтажки была завешена текстом «Мир, труд, май». Окно комнаты Антона торчало как раз из прямоугольника в букве «Д».

Эта «Д» открывала массу возможностей для эпитетов, которыми мы награждали Антона, но исключительно за глаза. А все потому, что Антон был нам нужен.

Он плохо учился, не ходил на секции и не выходил во двор. Он был худой и бледный даже по сибирским меркам.

Но Антон был игроком.

Жил он с отцом, который предпочитал алкоголь воспитанию сына. Антон редко мылся, ходил в заляпанной и мятой одежде. Чтобы не отвлекаться от игры, питался хлебом и «Галина-Бланкой», растворенной в стакане горячей воды.

Пальцы Антона покрывали мозоли. Иногда мозоли лопались, он срезал их лезвием и перебинтовывал пальцы, чтобы боль не мешала играть.

Если вы не видели Антона из квартиры 52, то не знаете, что такое настоящий ботаник.

Мы сидели на кривом диване и говорили об играх.

– Я черепашек не могу пройти, – жаловался мой одноклассник Женя-пончик. – Ее можно только вдвоем, а я один дома. Даже кота нету.

– Подвижная точка, – сказал Антон-Д, не поворачиваясь к нам.

Мы не поняли, но прислушались. Антонд обладал нечеловеческой логикой, странной лексикой и особым построением фраз. Если бы скрестили Гребенщикова, «человека дождя» и Йоду, то получился бы Антон. Антон-Д. Антонд. Это как «андроид», но похожий на человека.

– Отнесись к игровому пространству как к полю с безопасными и опасными точками, – сказал Антонд. – Например. В той же Контре первые боссы валятся с одной безопасной точки, куда не дотянут его пули. В Черепашках безопасная точка подвижна. И потому тебе надо найти алгоритм действий. Чем круче босс, тем сложнее алгоритм. Прыжок, движение, прыжок-прыжок, движение – что-то типа того.

– Ну а если босс двигается? – спросил Женя.

– Тогда игровое пространство двигается относительно него. Ориентируйся не на картинку в рамке телевизора – отсчитывай координаты от точки, в которой находится босс, вот и все.

– Хорошо, а если ты до босса доходишь уже полумертвый?

– В поле до босса тоже алгоритмы. – Антонд поднял большой палец вверх и изрек: – Человек умнее компьютера, потому что компьютер действует только по алгоритму.

Шел 93-й или 94-й год. Каспаров еще не проиграл компьютеру.

Не у всех был Денди. Это были суровые девяностые, и мы выкручивались как могли. Я, например, пока не получил приставку, настраивал телевизор на канал, который ловил игру соседей, складывал плотный прямоугольник из бумаги, рисовал на нем… да-да, кое-кто из вас делал то же самое… рисовал на нем кнопки и делал вид, будто играю.

И знаете, выходило вполне натурально. Через пять минут я уже забывал, что играет кто-то другой.

Это был летсплей эпохи «Властилины», циркониевых браслетов и Юппи.

Но однажды, сквозь тундру, тайгу и болота, в том 93-м или 94-м до наших краев добралась Сега. До того мы видели ее только в руках у Сергея Супонева. Он вел «Денди – новая реальность». Супонев нам, детям девяностых заменял маму-папу, старшего брата и дворового гуру.

До Супонева моим гуру был сосед, который умел надувать пузырь из слюны и пускать его по ветру.

Супонев вел «Звездный час». Передачу мечты. Именно там, на «Звездном часе», я впервые увидел, как кому-то дарят Сегу.

Строго говоря, своей приставки у Антонда на тот момент не было (отец тратил все на водку). Но кто-то всегда оставлял у Антонда свою, чтобы он помог пройти игру или узнать код. Антонд и для кодов находил «алгоритм» (его любимое слово).

– Алгоритмы есть везде, – вещал Антонд. – Представь себе кнопки как порядок действий, и подбирай комбинации строго в этом порядке. Тогда не запутаешься. Если ты помнишь алгоритм своих действий, то всегда знаешь, какую комбинацию надо проверять следующей.

Антонд находил пароли, чит-коды, скрытые уровни, уязвимости и глюки в играх. Через его руки проходили Атари, Кворумы, Спектрумы, и везде он выискивал слабости, пасхалки и пресловутые алгоритмы.

Но все изменилось, когда Антонду принесли Сегу, а вместе с ней и вишенку на торте 16-битных приставок – Мортал Комбат.

Ну, КомбАт, короче.

Скорость противника и сложность его действий просто поражала. Антонд, бледный и с перевязанными руками, проводил сутки перед телевизором. От него стало так вонять, что, приходя к нему, мы сразу открывали форточку.

А еще он зачем-то продырявил днище стула, на котором сидел перед телевизором.

– Она не берется. Никак, – проскулил он, посмотрев на нас красными глазами.

Нет, он «закрыл» КомбАт в первый же день. Но сделал это интуитивно. Он не нашел алгоритма, и это его бесило.

– У всего есть алгоритм, – сказал Антонд. – Система.

И так день за днем.

В конце концов он хлопнул себя по лбу и сказал:

– Я знаю в чем дело.

– И в чем? – спросили мы.

– Перед тем как выпустить игру, они, скорее всего, ее тестируют на уязвимости и очевидные алгоритмы. Дают людям вроде меня, и те говорят – мол, переделайте вон то, вот это.

Антонд назвал этих людей «тестерами», считая, что сам придумал это слово.

– Хорошо работать тестером, – сказал я и представил, как сижу с настоящим (не бумажным) джойстиком перед телевизором, играю, и мне за это платят Херши-колой и «турбами».

Мы не знали, что переломный момент в жизни Антона наступил, когда сжалившийся Женя-пончик протянул руку и сказал Антонду:

– Ну хочешь, я сыграю. Вместо компьютера.

Тут оказалось, что у Пончика тоже есть алгоритмы. Когда Антонд играет за Милену, Пончик (то есть его персонаж) нагибается, и ждет, чтобы сделать апперкот. А в это время его можно сверху ударить ногой. В иных случаях Пончик поступает иначе, но всегда в рамках правил, которые сам не осознает.

Тогда-то Антон понял, что люди – это тоже компьютеры, которые действуют по алгоритмам. А значит, их следует изучать.

Он начал интересоваться алгоритмами за пределами игры. Личную гигиену и чистую одежду он стал воспринимать как бонусное оружие, которое помогает за пределами приставки. Другие элементы реальной жизни тоже обрели игровую терминологию.

И вот однажды, пару лет спустя, погожим летним вечером я увидел, как Антон идет домой в обществе девочки.

– Нашел компаньона для Комбата? – спросил я с надеждой.

– Типа того, – ответил он, немного смутился и добавил, – надо кое-что протестировать.

Девочка захихикала, Антон махнул мне рукой, и они скрылись в подъезде.

Еще несколько минут я смотрел печально на его окно, торчащее из буквы «Д».

И тем же летом, словно не выдержав срама, красная буква «Д» свалилась с той бетонной стены, превратив доброе советское слово в американское и классово враждебное «тру».

Вторник, 10 мая 1994 года

В тот день, когда Крапива вошел в подъезд, буква «Д» еще висела, а Антон еще был Антондом.

Когда Антонд открыл дверь, он так испугался, что тут же ее захлопнул.

– Ты спятил, Крапива, – зашептал он в замочную скважину. – Одно дело – уличный грабеж. А тут кража с проникновением. Тебя посадят как малолетнего. Это нерационально.

И за дверью послышались звуки, будто кто-то собирает баррикаду.

К слову, Крапива раньше пару раз приходил к Антонду по сугубо деловым поводам, вроде починки краденного. Но с тех пор как Крапива отобрал у юного инженера картридж с игрой, тот страшно его боялся и избегал в школе. Антонд даже перестал ходить в столовую, чтобы случайно там не столкнуться с Крапивой.

А иногда Крапива снился Антонду. В этих снах Антонд убегал от Крапивы, но никак не мог добежать до двери, потому что коридор был длинный, как в Твин-Пиксе.

– Открой дверь, мне помощь нужна.

Крапива был готов рассказать про инопланетян даже через закрытую дверь. Только Антонд ни за что не поверит. Крапива знал репутацию Антонда. Что тот руководствуется в жизни исключительно логикой и здравым смыслом. А в истории про пришельцев, вторгающихся на Землю через микрорайон 7А города Н-ска, не было ни логики, ни здравого смысла.

– Пришельцы вторгаются на Землю через наш микрорайон, – сказал Крапива.

– С этого бы и начал, – сказал Антонд и открыл дверь. – Я это подозревал.