Морально-боевое состояние российских войск Западного фронта в 1917 году

Глава 2
Февральская революция и Западный фронт. Установление двоевластия

2.1. Влияние Февральской революции на морально-политическое состояние армий Западного фронта

27 февраля 1917 г. в России победила Февральская буржуазно-демократическая революция. Решающим условием победы был переход армии на сторону революционного народа. В этот же день из представителей буржуазных партий было сформировано Временное правительство во главе с князем Г. Е. Львовым. В его состав вошли семь кадетов (А. А. Мануилов, П. Н. Милюков, Н. В. Некрасов, Ф. И. Родичев, А. И. Шингарев и др.), два октябриста (Г. Е. Львов и А. И. Гучков), по одному представителю от партий прогрессистов, Центра и трудовиков и один беспартийный. Почти одновременно представители партий революционной демократии, а также кооперативного и профсоюзного движений, депутаты Государственной Думы создали Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов – орган революционно-демократической власти. Образовалось двоевластие.

Начавшись в центре России, Февральская революция быстро распространилась по всей стране. Вслед за Петроградом по аналогии двоевластие устанавливалось на местах: наряду с органами буржуазного Временного правительства создавались Советы. В Минске сообщение о свержении самодержавия было получено 28 февраля, в Витебске, Могилеве и Гомеле стало известно о победившей революции 1 марта 1917 г. Как и в целом по Российской империи, в городах и местечках Беларуси наряду с правительственными органами власти, создавались революционно-демократические – Советы. Уже в первой половине марта Советы были созданы в Минске, Витебске, Гомеле, Бобруйске, Борисове, Мозыре, Молодечно, Мстиславле. Несколько позже – в Могилеве, Городке, Докшицах, Дриссе, Лепеле, Калинковичах, Речице, Рогачеве, Слуцке и других местах^[84].

На Западном фронте о победе Февральской революции стало известно позже. Командование фронтом, опасаясь влияния революционных событий на боеспособность войск, пыталось скрыть от солдат известие о победе революции. Более того, монархически настроенные генералы во главе с главнокомандующим фронтом генералом А. Е. Эвертом надеялись на подавление революции и пытались оказать в этом свое содействие, направив по требованию начальника штаба Ставки Верховного главнокомандующего генерала М. В. Алексеева наиболее преданные царю части с фронта.

Однако сведения о революции проникали на фронт по неофициальным каналам: из поступавших писем, от возвращавшихся в части отпускников, проезжавших пассажиров и т. д. Поняв, что победа революции – свершившийся и необратимый факт, генерал М. В. Алексеев 2 марта 1917 г. разрешил главнокомандующим фронтами огласить войскам «те заявления, которые успокаивают армию»^[85].

Командование фронтом проявляло осторожность при осведомлении войск о революции и внутриполитическом положении в стране. Командирам корпусов было рекомендовано содержание телеграмм о положении в стране передать начальникам дивизий для личного сведения и осведомления командиров полков. Последним предписывалось «постепенно, в удобной форме и в удобное время» при содействии старших офицеров разъяснять солдатам «существующее положение в стране и указывать, как к этому должна относиться армия». Разъяснение рекомендовалось проводить по подразделениям и в разное время, «дабы не привлекать к этому всеобщего внимания и не подчеркивать создавшегося положения»^[86]. Доведение до войск воззваний Временного правительства и Государственной Думы, манифестов об отречении от престола царя Николая II и его брата Михаила осуществлялось перед строем как отдельных войсковых подразделений, так и целых гарнизонов, возглавлявшими их командирами и начальниками. Разъяснение указанных документов и политических событий в стране, как правило, завершалось призывом к войскам сохранять спокойствие, крепить дисциплину и боеспособность перед лицом внешнего врага.

Весть о победе Февральской революции солдаты и демократически настроенные офицеры встретили с большой радостью. Они связывали с ней надежды на большие перемены в политической и социально-экономической жизни страны: прекращение войны, решение вопроса о земле, установление социального равенства, отмену или ограничение произвола начальников.

Верховное командование и командование фронтов в первое время после революции пытались не допустить распространения произошедших политических и демократических перемен в стране и на армию. Они связывали с этим неминуемое падение дисциплины, боеспособности войск, последующее разложение армии, что в условиях войны считали гибельным для России. «Пусть провозглашенные принципы свободы, близкие нашему сердцу, не коснутся нас, как военных, – призывал войска в своем приказе командующий 10-й армией генерал В. М. Горбатовский и заключал: – Армия должна оставаться армией»^[87].

Ставка Верховного главнокомандующего и Временное правительство с тревогой ожидали как войска и население воспримут манифесты об отречении от царского престола. Командующий 10-й армией уже 4 марта приказал командирам корпусов и начальникам дивизий «с полной откровенностью» доносить об этом^[88].

Генерал М. В. Алексеев просил главнокомандующих фронтами «срочно сообщить … какое впечатление на армию произвели манифесты», добавляя при этом, что «правительство очень ожидает сообщения об отношении действующей армии к совершившемуся…»^[89]

Из наспех составленных донесений командиров корпусов, обобщенных командующими армиями и направленных через штаб фронта Верховному главнокомандующему, следует, что на Западном фронте весть о свержении царского самодержавия была встречена в основном «спокойно», «сдержанно»^[90].

Однако в действительности отношение войск к совершившемуся перевороту не было однозначным, а представленные сведения не были полными. Так, в Сибирском корпусе 2-й армии, по словам его командира, к моменту представления сведений «отношение солдат еще не успело вылиться в определенную форму». Окончательно оно не определилось в гренадерском корпусе. Неполными были сведения из 9-го армейского корпуса^[91]. Не одинаковым было отношение к объявленным манифестам дивизий 10-го армейского корпуса: если в 112-й пехотной – «спокойное и большей частью сознательное», то в Сибирской казачьей «манифесты произвели угнетающее впечатление»^[92].

Отрицательную реакцию офицерства фронта вызвало имевшее место в дни революции насилие над офицерами в тылу. «Офицерство в большей, и притом в своей лучшей части глубоко возмущено допущенным отношением к нему толпы Петрограда, Москвы и других городов», – сообщал в своей телеграмме в штаб Западного фронта командующий 2-й армией генерал В. В. Смирнов^[93]. Об устранении солдатским комитетом начальника бригады и избрании на эту должность нового сообщалось в телеграмме из Калуги^[94].

Командование Западного фронта болезненно реагировало на эти и другие подобные факты. Оно увидело в них начало разложения армии и с тревогой сообщало об этом в штаб Верховного главнокомандующего и Военное министерство. Получив телеграмму из Калуги, генерал А. Е. Эверт уже 4 марта телеграфировал о ней Военному министру, сделав заключение, что «такие факты при возможном их развитии приведут армию к полному разложению и она будет не в силах оказать сопотивление врагу». Главкозап считал «небходимым немедленное заявление правительства, что дисциплина и внутренний порядок в войсках должны поддерживаться согласно существующих уставов и что нарушители должны подлежать беспощадной каре по суду»^[95]. О своем обращении к Военному министру генерал А. Е. Эверт информировал Верховного главнокомандующего генерала М. В. Алексеева и просил последнего поддержать его^[96].

Тем временем революционные события развивались, все больше захватывая армию. На Западном фронте уже после получения первых вестей о революции солдаты совершили вооруженное насилие над командирами и офицерами, высказывавшими сожаление по самодержавному строю или отличавшимися строгостью к подчиненным. Такие факты имели место в 21-м пехотном Муромском полку 6-й пехотной дивизии, 673-м Прилукском, 674-м Золотоношском и 675-м Конотопском пехотных полках 169-й пехотной дивизии, 12-й полевой артиллерийской бригаде 3-й армии, 68-м Сибирском стрелковом полку 3-го Сибирского корпуса 2-й армии^[97].

«Во вверенной мне армии были два случая ареста командиров частей горстью своих же солдат, недовольных строгостью начальников, а в одном случае немецкой фамилией начальника», – сообщал в штаб фронта 8 марта командующий 2-й армией генерал В. В. Смирнов. Командарм считал, что «эти случаи самоуправства должны быть пресекаемы самим законом в интересах государственной и военной дисциплины»^[98].

Особую тревогу командования вызвало вмешательство в жизнь войск Петроградского и других Советов, обращавшихся к войскам как через телеграммы и воззвания, так и направлявших свои делегации с целью развития и углубления революции. Уже 4 марта главнокомандующий Северным фронтом генерал Н. В. Рузский телеграфировал Верховному главнокомандующему генералу М. В. Алексееву о том, что из разных пунктов района дислокаций войск ему поступали донесения о появлении таких делегаций, распоряжениям которых подчинялись солдаты^[99]. Их действия, по словам генерала, были в ущерб воинской дисциплине и авторитету начальников.

Сообщая о телеграммах генералов А. Е. Эверта и Н. В. Рузского Военному министру, генерал М. В. Алексеев требовал «немедленных, самых энергичных правительственных мер» для искоренения случаев ареста, устранения делегатами военных начальников и избрания солдатами на их место новых, «дабы зараза разложения, начавшаяся в тылу, не перекинулась в армию и не привела ее к полной небоеспособности»^[100]. Военный министр А. И. Гучков в ответ на обращение Верховного главнокомандующего генерала Алексеева телеграфировал, что для урегулирования «печальных случаев» арестов военных начальников «всевозможными делегациями и комитетами и выборов солдатами новых начальников принимаются меры»^[101].

Верховный главнокомандующий, не дожидаясь защитных для фронта от революционной пропаганды мер правительства, предписал главнокомандующим фронтами принять самые решительные меры против проникновения в армии «преступного элемента», и «имея на узловых станциях достаточно крупные караулы», при появлении таких «шаек» «немедленно их захватывать и предавать…тут же на месте военно-полевому суду»^[102].

Командование Западного фронта, получив указания Ставки Верховного главнокомандующего, создало заставы и дежурные подразделения из солдат и казаков на близлежащих к фронту железнодорожных станциях Вилейка, Молодечно, Кривичи, Уша, Осиповичи и др. Кроме того, был усилен контроль в частях и подразделениях с целью не допустить революционной пропаганды среди солдат. В результате принятых мер последовали аресты: в Полоцке было арестовано 17 делегатов Петроградского Совета, в Могилеве – 3 человека от Московского Совета, остальным удалось скрыться.

Однако эти и другие меры командования не допустить распространения революции на фронт, оградить солдат от идеологического влияния на них партий революционной демократии успеха не имели. Всколыхнувшийся вестью о революции полуторамиллионный фронт приходил в движение. «Совершившийся государственный переворот создал в первый момент небывалый подъем общественного настроения и жгучее желание разобраться во всей сложности переживаемого момента», – отмечалось в одной из сводок военно-цензурного отделения штаба Западного фронта^[103].

События первых дней революции говорили о том, что время единодушия, проявленного почти всеми слоями российского населения при свержении самодержавного строя, прошло. Наступал период резкой дифференциации политических сил в вопросах революции.

Буржуазия была против углубления революционного процесса и ограничивала задачи революции созданием буржуазной парламентской республики. Основной задачей общества она считала консолидацию всех сил для успешного ведения войны до полной победы. В армии такой взгляд на революцию разделял генералитет и часть офицерского корпуса. Вот, например, как определил задачи революции генерал Н. В. Рузский в своем письме от 4 марта 1917 г. Верховному главнокомандующему генералу М. В. Алексееву: «В настоящее время, после опубликования манифестов, формирования ответственного министерства и вступления такового в управление государством, о чем все войска и население широко оповещены, нет больше почвы для внутренней борьбы и нарушений нормальной жизни страны»^[104].

По-своему видели задачи революции партии революционной демократии, создавшие Советы рабочих и солдатских депутатов. Так, Петроградский Совет, возглавляемый меньшевиками и эсерами, ставил «своей основной задачей организацию народных сил на борьбу за окончательное упрочение политической свободы и народного правления». Обращясь к населению страны, Совет призывал к доведению борьбы до конца в интересах демократии и для этого предлагал «создать свою, собственную властную организацию»^[105]. Минский Совет приветствовал Временное правительство, но заявлял, что «рабочие и солдаты будут оказывать ему полную поддержку» лишь в том случае, если оно «будет неуклонно вести борьбу с приверженцами старой власти, охранять начала полной политической свободы для гражданского и военного населения, подготовлять созыв Учредительного собрания и установление демократической республики»^[106].

Наиболее радикально настроенные силы – большевики, левые эсеры, меньшевики-интернационалисты, имели свои задачи в революции. В манифесте РСДРП, с которым обратился «ко всем гражданам России» центральный орган этой партии, они в основном заключались в конфискации всех земель и передаче их народу, введении восьмичасового рабочего дня, созыве Учредительного собрания на основе прямого и тайного голосования, конфискации запасов, заготовленных прежним правительством для обеспечения продовольствием населения и армии, создании временного революцинного правительства, «немедленной и неотложной» задачей которого явилось бы обращение к пролетариату всех воюющих стран с призывом превратить империалистическую войну в гражданскую против царских правительств и капиталистов своих стран, прекратить мировую войну и др^[107].

Отчетливо понимая, что успешное решение задач революции зависит от того, на чьей стороне окажется вооруженная сила – армия, все политические партии направили свои усилия на идейно-политическую пропаганду в войсках. Для этого они использовали периодическую печать, специальные листовки, делегирование своих представителей в части и подразделения. Наибольшим влиянием среди солдат в первые дни после революции пользовались вышедшие из подполья самые многочисленные партии эсеров и меньшевиков. Важную роль в росте их авторитета сыграл приказ № 1 возглавляемого лидерами этих партий Петроградского Совета, направленный на демократизацию армии.

Верховное командование, сделав попытки оградить армию от политической пропаганды, вскоре убедилось, что этот путь таит в себе еще большую угрозу – рост недоверия солдат к офицерам и выход их из повиновения своим начальникам.

Деятельность Временного правительства с самого начала зависела от Петроградского Совета. Сообщая об этом главнокомандующим фронтами, Верховный главнокомандующий генерал М. В. Алексеев призывал их «стать тоже на путь компромиссов»^[108].

Таким образом, непримиримая позиция командования по отношению к Советам в начале марта 1917 г. несколько изменилась к середине месяца. Причиной этого была все возрастающая популярность Петроградского Совета, в адрес которого поступали многочисленные, в том числе и с Западного фронта, поздравления с победой революции, просьбы о проведении разъяснительной работы, об оказании организационной помощи и по другим вопросам. Кроме того, Совет пошел на сближение с Временным правительством и командованием, ограничив влияние приказа № 1 о демократизации армии, против которого особенно выступало командование, рамками Петроградского военного округа, а в принятом 14 марта воззвании «К народам всего мира» от имени русских рабочих и солдат заявил о готовности «стойко защищать свободу от всяких реакционных посягательств – как изнутри, так и извне»^[109]. Все это дало понять Верховному командованию, что для обуздания стихийного солдатского движения, удержания солдат на фронте против внешнего врага можно успешно использовать революционно-демократические органы, и прежде всего Петроградский Совет. Поэтому не случайно генерал М. В. Алексеев в телеграмме главнокомандующим фронтами прямо признавал, что Петроградский Совет «в известной части состоит из умеренных, понимающих положение элементов, признающих необходимость продолжения войны до победы, сохранения в армии дисциплины, порядка, подчинения начальникам»^[110].

С первых дней революции непримиримую позицию к Временному правительству и непролетарским политическим партиям заняли только большевики. В телеграмме большевикам, возвращавшимся из эмиграции в Россию, вождь большевистской партии В. И. Ленин 6 марта 1917 г. просил их телеграфировать в Петроград: «Наша тактика: полное недоверие, никакой поддержки новому правительству … никакого сближения с другими партиями». Бюро ЦК РСДРП(б) в принятой 9 марта резолюции о войне заявило, что продолжение войны новым Временным правительством преследует те же захватнические цели, что и свергнутое царское правительство, с той лишь разницей, что стремится для этого «использовать движение революционной демократии, в частности революционной армии». Бюро ЦК партии подтверждало прежние партийные решения об отношении к захватническим войнам и заявляло, что «основной задачей революционной социал-демократии по-прежнему является борьба за превращение… антинародной империалистической войны в гражданскую войну народов против своих угнетателей – господствующих классов»^[111]. Бюро ЦК РСДРП(б) считало это своей «неотложной и важнейшей задачей», для осуществления которой видело необходимым наладить связи с пролетариатом и революционной демократией воевавших стран для немедленного прекращения войны, проводить широкое и систематическое братание солдат на фронте, демократизацию армии на основе приказа № 1 Петроградского Совета, поддержать и усилить революционное движение народов против господствующих классов и их правительств во всех странах.

В заключение было заявлено, что революционная демократия станет защищать свободу от внешних врагов только тогда, когда завоюет эту свободу, и «только при революционной диктатуре пролетариата и крестьянства»^[112].

Каждая из политических партий через призму своих взглядов на революцию стремилась создать представление о ней в массах. Через прессу, специально направляемых делегатов несли они сведения о революции и стоявших перед ней задачах и на Западный фронт. С этой целью в марте 1917 г. войска фронта посетили депутаты Государственной Думы члены партии кадетов Н. Н. Щепкин, Ф. Д. Филоненко и Н. О. Янушкевич; более 20 депутатов Минской офицерско-солдатской комиссии, в основном меньшевики, бундовцы и эсеры, большевики Н. И. Кривошеин, И. Г. Дмитриев и С. Г. Могилевский. Все они, кроме большевиков, пропагандировали под лозунгами «Война до победного конца», «Защита свободы и революции»^[113] и т. п.

Пропаганда политических партий, направленная на продолжение войны в защиту родины, свободы и революции, на поддержание в войсках дисциплины и боеспособности, соответствовала курсу Временного правительства и командования и имела свои результаты. Во многих частях и подразделениях, в том числе и Западного фронта, на общих собраниях и заседаниях войсковых комитетов были приняты резолюции в поддержку Временного правительства и проводимой им политики. Такие резолюции были приняты солдатами и офицерами 676-го пехотного Зеньковского полка 169-й пехотной дивизии, 73-й пехотной дивизии 10-й армии, полковым комитетом 7-го гренадерского Самогитского полка 2-й гренадерской дивизии 2-й армии^[114] и некоторых других частей.

Резолюции с заявлением о полном доверии Временному правительству и доведении войны до победного конца были приняты на заседаниях офицерско-солдатских комитетов 1-й гренадерской дивизии 10-й армии, штаба 3-й армии, 7-й Сибирской стрелковой дивизии, 513-го Холмогорского и 515-го Пинежского пехотных полков 129-й пехотной дивизии, 5-й пехотной дивизии 2-й армии. С оборонческими резолюциями были направлены в Петроград и прибыли в Государственную Думу делегации от офицеров и солдат 15-го Тифлисского и 24-го Навтлугского гренадерских полков 2-го Кавказского корпуса 10-й армии^[115].

Вызванный революцией морально-политический подъем в войсках командование фронта стремилось использовать в войне против внешнего врага. Командующий 10-й армией сообщал в Ставку, что вызванный революцией «подъем духа нужно осторожно взять в руки и направить в то русло, которое должно затем мощной лавиной обрушиться на внешнего врага»^[116]. Главнокомандующий Западным фронтом, командующие армиями, командиры корпусов и другие начальствующие лица видели в революции средство успешного продолжения войны до победного конца. В своих приказах, распоряжениях и выступлениях они настойчиво проводили эту мысль.

Призыв правительства и командования к продолжению войны до победного конца был поддержан в войсках Западного фронта прежде всего офицерством. Рядовая солдатская масса воприняла этот лозунг не совсем однозначно. В полном составе поддерживали идею продолжения войны до полной победы казачьи и артиллерийские части. С меньшим энтузиазмом отнеслись к этому пехотные части и подразделения, которые все больше проникались настроением в лучшем случае «не пускать врага дальше», но не наступать. «Много речей произносится на тему, что революция – средство победы, и это создало много адептов ее среди офицеров», – писал в середине марта в Петроградский Совет прапорщик 16-го гренадерского Мингрельского полка 10-й армии И. А. Кушин^[117].

Принятые на общих собраниях частей и подразделений и заседаниях войсковых комитетов резолюции с заявлениями о полном доверии Временному правительству, о доведении войны до победного конца не всегда выражали общее настроение солдат. Об этом свидетельствовали с новой силой возобновившиеся с середины марта дизертирство – стихийная форма антивоенного движения солдат, а также братание солдат русской армии с солдатами противника.

Братанию предшествовал, как правило, обмен прокламациями путем подбрасывания их к проволочным заграждениям в виде листовок и больших плакатов. Причем инициатива в первое время исходила от солдат противника. Прокламации содержали информацию о революции в России, призывы к прекращению войны, пропаганду, направленную против союзников России – Англии и Франции, с целью раскола Антанты.

Командование русской армии боролось с этим явлением, применяя, наряду с разъяснительной пропагандой, и репрессивные меры. Из всех политических партий только большевики поддерживали братания солдат противоборствующих сторон, так как видели в них одну из форм антивоенного движения, а также считали их средством революционизирования солдат противника.

Вышедшие из подполья большевики в первые дни после революции были немногочисленны и разобщены. Их антивоенная пропаганда большого влияния на морально-политическое состояние войск еще не успела оказать. Однако провозглашенный ими лозунг «Долой войну!» стал широко известным в войсках и внес заметное смятение в сознание солдат Западного фронта. «Вопрос о войне фактически ставится уже жизнью. Читаются статьи, из которых узнают, что существует лозунг «Долой войну!» и т. п.», – писал в марте 1917 г. прапорщик 16-го гренадерского Мингрельского полка И. А. Кушин в Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов^[118]. Антивоенные настроения солдат отмечали в своих сводках командование и военная цензура.

Таким образом, победа Февральской революции вызвала подъем морально-политического духа в войсках Западного фронта. Верховное командование и командование фронта, делавшие попытки не допустить распространения революции на фронт, вынуждены были уступить. Направив свои усилия на то, чтобы революционный подъем в войсках обратить против внешнего врага, они продолжавшуюся войну объявили войной в защиту революции и свободы. Для пропаганды под лозунгами «Война до победного конца», «Война в защиту революции» и другими на фронт были допущены агитаторы всех политических партий. Этим было положено начало политизации армейской жизни.

Победу Февральской революции в России в 1917 г., на наш взгляд, не следует оценивать однозначно. Свержение самодержавного строя, являвшегося тормозом общественного развития страны, предоставление демократических прав и политических свобод всем слоям населения было прогрессивным явлением. Однако в условиях войны, при низком образовательном и культурном уровне большинства населения политизация общества, и особенно армейской жизни, введение демократических начал во взаимоотношения между начальником и подчиненным, взгляд на эти отношения с классовых позиций подрывали дисциплину в войсках и их боеготовность, способствовали разложению русской армии.