стала абсолютно бессмысленной,
приходит грусть. Потом начинаешь
думать, что во всем, что нас окружает
и без того нет никакого смысла.
Зачем эта книга стоит на полке: она
никому не нужна, никто ее никогда
не читал и не прочитает, она даже
мешает, занимая определенное
место. Зачем она нужна? Зачем эти
какие-то маленькие бумажки на
столе, в которых когда-то что-то
записали, но потом эти записи
никому не нужны. Забытые вещи. В
такие моменты я думаю о них, потом
мысленно удаляю их из
пространства. Без всех этих мелочей,
барахла, никому не нужных вещей
пространство было бы не таким
уютным, веселым, и цветным. Когда
находишься в депрессии – глаза
натыкаются только на темноту, на
углы, на недовольство. Это темнота.
Когда счастлив: все в порядке, все на
месте, все радует и полно счастливой
благодати.
В моей жизни очень важное
значение имеет процесс, увлечение,
окунание головой. Между этим, и
после этого – пустота, нирвана,
эфемерность.
Один мой друг рассказывал: я ехал
вдоль зеленого луга, и на какой-то
миг мое сердце забилось, и возникло
такое чувство, что я сейчас упущу что-
то, что не смогу потом уловить в
жизненных буднях. Я повернул и
голову и вдали из улея домов, из
сотен окон перед глазами отделилось
и предстало одно окно, где на
холодном подоконнике стояла
девушка с недлинными темными
волосами, кончики которых едва
прикасались к бледным плечам.
Почти голая, в одних трусиках с
широко распахнутыми глазами она
едва прикасалась к стеклу и как будто
провожала меня, как будто она не
находилась в своем доме, а заглянула
ко мне из другого мира, всего лишь
на момент, как будто ждала, что я ее
спасу. Я чуть не попал в аварию,
потому что знал, что если отвернусь,
остановлюсь и поверну назад, ее уже
не будет.
Желание смерти часто может
возникнуть просто от того, что ты
устал, и просто хочешь спать.
Однажды свет погас у меня внутри,
но снаружи было очень светло.
Весенний солнечный день, что
можно понять какого цвета линзы на
твоих темных глазах, такой цвет, что
хочется надеть что-то легкое, светлое
и смешное, когда ходишь в
повседневном сером. Все до того
светло, что почти празднично.
Заходишь машинально в книжные и
канцелярские магазины:
продолжение света, продолжение
красок. Долго рассматриваешь
различные записные книжки,
обложки для паспортов,
предназначенные для студентов,
разноцветные силовые кнопки,
полосатые скрепки, пока не
натыкаешься на уголок, где
продаются прозрачные, почти
леденцовые всевозможных цветов
палочки для коктейлей, колпаки для
именинника, и эти дурацкие
игрушки, в которые любят играть
американские детишки. Покупаешь
сто палочек-сосулек, звонишь какой-
то дальней приятельнице и даришь
ей эту красоту. Потом вы беседуете ни
о чем, пьете воздух из стаканов,
едите медицинские батончики, а
свет продолжает резать глаза в виде
моря товаров для здоровья, детских
памперсов, клубной музыки,
молодежи, которая смотрит на тебя,
толкает тебя, потом извиняется,
улыбается, все по-доброму.
Приятельница, прощаясь с тобой,
накупает себе целый пакет чисто
фруктов, говорит, что будет готовить
торт-суфле. А ты отправляешься
умирать в гостиницу. Ах, что за стены
у этой гостиницы! Цвет у них, как
платье у английской королевы-
девственницы. В том же самом
магазине кроме палочек ты
прикупила себе канцелярский нож и
игрушку йо-йо. Игрушка йо-йо не для
трюков, а скорее для детей
детсадовского возраста с
изображением желтого мишки. А
канцелярский нож годится для того,
чтобы его отпускали только с
разрешением. Такими ножами не
пользуются школьники, у них
обычные тоненькие резаки. Такое
холодное оружие в толстенной
кожуре выдают в офисах, ими удобно
резать заклеенные коробки, пену для
евро-окон, особо толстые письма, и
даже хлеб и консервы. Только потом
от них будет вкус железа и чего-то
приторного. Девушка открывает
большие окна и впускает в комнату
воздух. Становится весьма
прохладно, но запах человека,
который спал до этого, исчезает. Это
не неприятный запах, просто от него
еще больше усугубляется твоя
внутренняя темнота, думается, что
там внутри навсегда отключили свет.
Принимая душ, поскальзываешься от
усталости, падаешь, ушибаешь свое
посиневшее тело, но боли не
чувствуешь, потому что не
чувствуешь вкуса. Забираешься в
кровать, цвет постельного белья
навевает болото, забвение, пропасть.
Рядом с подушкой кладешь ножик и
йо-йо, и тут твой телефон сходит с
ума. Вечно молчаливый и
надменный, он становится похожим
на бразильский карнавал. Все хотят
тебя. Друзья, родители, коллеги,
начальник, левые люди. Ты
становишься пупом мира.
Переключаешь на режим без звука,
начинается поток смс-ок. Ты знаешь,
что сегодня не будешь никому
отвечать, поэтому кидаешь телефон
поглубже в сумку, чтобы не видеть его
яркие огни и укутываешься в одеяло,
потому что в комнате прохладно. Для
галочки включаешь телевизор, но
пульт с множеством кнопок и эхо,
расходящееся от комнаты, которое не
является твоим домом – раздражает,
поэтому вырубаешь ящик и
закрываешь глаза. Щупаешь рукой
канцелярский ножик, потом
аккуратный круглый йо-йо. Нож
выскальзывает из рук и падает на
пол. Лезть за ним нет никаких сил.
Ты засыпаешь.
И спишь почти сутки. А когда
просыпаешься, не понимаешь, что
это: утро, день, ночь. Зевая, читаешь
целый вагон сообщений, понимая,
что проблемы никуда не делись, но
это уже не так раздражает.
Поднимаешь ножик, трешь его
поверхность о простыню, и кладешь в
сумку: ведь это очень полезная
вещица! Им можно резать скотч,
засохший постер, чистить кожуру с
фруктов, и даже подравнять косо
сломавшийся ноготь, который всюду
цепляется. Берешь йо-йо, бросаешь
его туда-сюда и отправляешь вслед за
ножиком, а там в кармане еще
несколько таких игрушек,
прикупленных для родственников.
Расплачиваешься и, уходя,
замечаешь девушку, которая
подходит к окну и резко отдергивает
тяжелые шторы, впускает свет, а
потом распахивает окна, откуда в
комнату врывается холодный свежий
воздух.
Когда хочется умереть – надо
попробовать немного поспать.