IV
На следующий день после ошеломительного события в жизни Наи, она сидела в своей комнате с настежь открытым окном и просматривала профили, которые ей скинул Гаврилов. На фотографиях юноша выглядел так же прекрасно, как на ее картинах и в воображении. Видно было, как он явно заморачивался над своим внешним видом и выставлял на всеобщее обозрение самые эстетически приятные изображения. На некоторых из них были заметны следы монтажа, правда незначительные, в основном они касались цветовой гаммы и никак не затрагивали видоизменение его тела или лица – в этом плане он всегда был максимально честен с посетителями своих страниц. Приняв удобную позу, а это сидя по-турецки, она держала телефон двумя руками на коленках, как делают люди с новыми, дорогими смартфонами, используя его с осторожностью и изолируя от возможных нежелательных повреждений, она со внимательностью разглядывала его профиль: закончив с фотоальбомом и списком друзей, она листала его ленту и так и долисталась до конца, где первым его постом была фотка, низкокачественное селфи. Странно, но несмотря на казавшуюся его педантичность во многих аспектах жизни, его лента состояла из множества постов, репостов, когда он был еще маленьким и, по какой-то причине, весь этот шлак он не удалял, возможно из-за лени, так как Наиле пришлось просмотреть бесконечное множество такого детского контента. Целый час она провела на его странице и не сделала ни шага вперед. Кнопка добавления его в друзья светилась тем же самым цветом – она толком ни о чем не думала и в ступоре медленно водила пальцем по экрану то вверх, то вниз. Спустя определенное время, она отбросила телефон устало, в гневе на свою девическую неуверенность и детскую надежду в то, что он самостоятельно каким-то чудом напишет ей. Она оставила телефон с включенным экраном на диване, а сама подпрыгнула и немного прошлась по своей комнате по периметру, искоса поглядывая на смартфон. Очевидно, надо было что-то предпринять, решиться на серьезные, быстрые шаги, чтобы наконец-таки сдвинуться с мертвой точки, из которой не получалось выйти, по причине ее неуверенности, а также страха разочарования в возлюбленном, после близкого с ним знакомства. Она боялась его разлюбить, узнав настоящее лицо, которое скрывалось все это время под маской красивого, миловидного мальчика. Что же могло произойти, если бы весь выстроенный, сформированный ею идеал, вмиг растрескался бы на жалкие куски? Уничтожение идеала непосредственно сказалось бы на ее моральном состоянии, чего она всегда пыталась избегать и не имела ни малейшего желания стать живым, единственным зрителем ужасающего спектакля, в котором главный герой, влюбивший в себя весь зал, с невероятной скоростью терял свое бывшее лицо и облекался в мерзкие черты, черт пойми кого. Она не была готова это пережить – не уж то Камила оказалась права? Наиля вспомнила слова подруги и более не могла тянуть; какой был тогда смысл проворачивать это дело, просить помощи у Гаврилова? Она не могла себе позволить спустить впустую все старания. Она опять упала на диван и смотрела на экран, не взяв телефон в руки. В очередной раз ее схватил ступор и сомнения:
«Да это уже невыносимо, боже! Над чем я ломаю голову, что за детский сад! Ну не окажется он принцем на белом коне, что в этом страшного? Скорее всего так и будет, так чего мне бояться? Должна же я в конце концов решиться, сколько мне лет, стыдно уже, ну правда! Получается я просто так провела столько времени в мыслях о нем, мечтая как мы встретимся в реальной жизни после длинной, милой, дружелюбной переписки? Нет уж, не будет такого!»
Она взяла телефон молниеносным движениям и, казалось, была уже готова нажать на кнопку „Отправить сообщение“, палец нависал над ней несколько секунд и в результате не опустился вниз. Она заплакала. Слезинки медленно катились по щекам, в конце падая на покров дивана. Ей стало холодно, она протерла лицо и закрыла окно на задвижку. В таком моральном упадке, человека уже ничего не волнует и он может решиться на самые безумные подвиги. Наиля взяла телефон с той мыслью, что это без сомнений последняя ее возможность, и неторопливо нажала на долгожданную кнопку, после чего ей открылась новая, пустая с ним переписка – только сейчас к ней пришло понимание, что самый трудный этап только ей предстоял. Как же начать беседу? Она больше не собиралась опускать руки и впадать в беспомощное, жалкое положение, поэтому крепко держалась за телефон, в страхе упустить навсегда эту возможность. Как только она начала набирать трясущимися пальцами первые буквы приветствия, кто-то постучал по двери. Она машинально выключила телефон, кинув на диван, и после этого бросила на него взгляд с мыслью: «Возможно, оно и к лучшему». Она открыла дверь и к ее удивлению она увидела стоящего, улыбающегося Гаврилова с букетом роз. Без лишних слов он вручил его Наиле и прямо, без прелюдий произнес, стоя еще в дверях:
– Я не знаю, написала ли ты ему уже или нет, но мне хотелось бы тебе сказать, что я тебя, походу, люблю.
V
Бергин шел к себе домой после тяжелого рабочего дня. Все тело клонило ко сну, ноги автоматически шли по заученной тропинке, не давая времени бедной, уставшей голове Бергина что-либо обдумывать. В нескольких десятков метров он заметил у подъезда красно-синие огоньки скорой помощи. Как только он подошел поближе, вся сонливость ушла и он поинтересовался у сотрудника, что случилось и за кем они приехали, на что тот ответил обычным тоном, привыкшим уже ко всем страшным ситуациям:
– Говорят, умер дедушка в этом доме.
После этих слов открылась дверь подъезда с тиканьем домофона и Бергин с ужасом увидел горбатого старика, которого несли на носилках и положили в машину.
– Точно умер. – заявила одна из несших тело сотрудниц коллеге, на его вопросительный взгляд.
Бергин долго провожал уезжающую машину томным, пустым взглядом и какое-либо желание спать напрочь отпало. Ночной, холодный ветер обдувал его лицо и, возможно, уносил на небеса душу дедушки.