Кошачий бог

8 глава Киноистория

ИРка ничего толком не прояснила, как юная поэтесса, сравнила жизнь с течением реки, сообщила, что мы появляемся из неоткуда и уходим в никуда, но при этом ничто не исчезает – не умирает, что всё преобразуется, что процесс любого действия имеет свои циклы, которые люди привыкли называть временами, так удобней вести отсчет от начала до следующей стадии. Она предложила просмотреть ретроспективу советского периода развития человечества в этом конкретном месте, чтобы определить вектор собственных действий. ИРум поддержал идею, переключился на архив базы данных Петровичей. Вошла Ульяна, ее жестом пригласили посмотреть киноисторию.

Если ИРум направляет архивную информацию на удаленный канал Ирки, значит, сама база академгородка не исчезла, может быть, промчался ураган и все живы-здоровы? Что за чушь тогда, что родители еще не родились, не встретились? И кто тогда родится, если он уже существует вместе со всем своим потомством? Главный конструктор был зол на Ирку. Академик, маман с батей и кошками преспокойно сидят в климатроне, терпеливо дожидаются обещанной связи с сыном и внуком. Куда она завела, экспериментируя с искривлениями в космосе? Что она демонстрирует? Главный всё это проходил в школе и фильмы о войне смотрел, а для девочки это шок, фантастику она не читала, да и не могла читать.

А волосы у нее изумительные, он помнит с детства удивительный восторг огненного ветра маминых волос на слепящем солнце, когда они качались на качелях. Да, мама была рыжей, а теперь совсем седая. А девочка русоголовая, но тоже красивая. Главная задача – сберечь ее жизнь, создать научный центр. Может быть, послать распечатку рассказа о «кошачьем боге» мальчику Саньке? Всё же записано ее почерком, только как бумажный носитель создать, не имея производства. Древесины, железа завались, а подручного оборудования нет!

– Досадно… – произнес он вслух.

Ульяна обернулась неприязненно.

– Это американское кино? Зачем вам я? Я ничего не знаю, я еще ребенок, не знаю никаких секретов, я и в тайге плохой проводник, вам охотники нужны…

– Пожалуй, ты права, Уля…

– Но ведь тебе угрожала опасность, я же разведчик, я обязан помочь. Ты вполне могла остаться на берегу, а не идти за мной.

– Первуша, а что ты разведываешь?

– Я ищу металл, минералы, живые организмы, не известные в природе.

– Так ты геолог! – обрадовалась Ульяна. – Вы всё со своей базы перетащили на новое место, а свою команду потеряли. Это из-за меня получилось?

– Ну, ты и фантазерка, барышня! Почему же из-за тебя?

– Ну… застряли в болоте, меня выручили, время потеряли.

– Время-я… – протянул Чудик, расплываясь в улыбке.

Мужчины переглянулись.

– Слышишь, ИРка, а время-то всё-таки существует!

– Расчетное, полетное, конечно, существует. Что вы так цепляетесь за это обозначение? – спокойно ответил мамин голос за кадром.

– А кто здесь еще?

Ульяна сделала круглые глаза, озираясь по сторонам.

– Радио слышала? Вот мы говорим по радио…

– Так просто?!

– Не очень просто, наоборот, довольно сложно для твоего понимания. Ты смотри кино, смотри, нас не слушай…

– ИРка! Включай Академгородок, давай прямую связь с домом! Будешь дурачить нас со своим ИРумом, получишь в лоб.

– Задача ясна, командир. Работаем. Пока не получается интерпретировать квантовые условия Бора на основе волновых представлений среди сигналов со всей галактики.

– Оставь Бора в покое, дебройлевские волны просканируй. Или ты отупела, получив власть надо мной?

– Ты не сказал волшебное слово.

– Пожалуйста, будь любезна… Довольна?

– Я другого ждала…

– Ну-ну, еще зареви… Заткнись, дура! ИРум – работать одному до моего личного приказа о включении Ирки!

– Да, командир. Задача принята. Эмоции губительны для разума.

– Вот-вот, работай самостоятельно.

– Спасибо Петровичам, – вздохнул разведлет. – Уля…

Он хотел позвать девушку на воздух, да и давно пора завтракать, а не киносеансы устраивать, но она его не слышала, слезы катились по щекам, на экране «катюша» громила фашистские позиции…

– Не-ет, это лишнее для ее положения, – сказал он командиру, тот в ответ кивнул.

Сеанс окончился. Ульяна всё еще находилась в гуще событий, богатое воображение рисовало продолжение фильма.

– Так не должно быть! – всхлипывала она.

– Да… мы знаем, но так было… Это документальные кадры.

– Погладь ее по голове, выводи отсюда, надо подсчитать до завтрака, что мы имеем в плюсе, – сказал Главный конструктор.

– И купить ей тетрадок и чернил. Пусть перепишет нашу историю на бумаге.

– Согласен, командир, будем беречь ее…

– Ау! Земля вызывает! Трапезничать пора.

– Так у нас не говорят, вас сразу за чужих примут.

ИРум показал действующий постоянный сигнал приемника, координаты: «Москва, Кремль. Соединять?»

– Москва, Кремль… Ульяна хочешь поговорить?

Девушка замерла на полушаге, обернулась.

– Дай-дай, дай трубку!

– Соединяю, просто говори, тебя услышат.

– Приемная Сталина, – ответил бодрый голос.

– Здравствуйте-здравствуйте! – зачастила взволновано Уля.

– Здравствуйте, девушка, как ваше имя? – вкрадчиво ответил тот же голос. – Говорите, не стесняйтесь…

– Ульяна, Мещерова Ульяна…

– Здравствуйте, Мещерова Ульяна, что передать товарищу Сталину? Что вы хотели спросить?

– Я… я хотела спросить, а где моя мама?

– А что с вашей мамой, Ульяна Мещерова?

– Я… я давно ее не видела, я… даже имени не помню, – она захлюпала носом.

– Я всё узнаю и обязательно сообщу вам, а вы где находитесь?

– Я… в тайге, – она отпрянула от экрана, в который она кричала, чтобы ее услышали.

– У вас есть телефон? В тайге?!

– Есть…

– А как город называется? Сколько вам лет?

– Семнадцать. Почти…

А города нет. И связи нет. Бегущая строка на экране погасла, Ульяне показалось, что она оглохла от наступившей тишины. Какая же она дура! Выдала себя с головой. Теперь заново начнут искать. Крестьянки ей тогда сказали, что барыня в Кремль отправилась, правды искать. Вот мама и не вернулась. Потом Мотя, как старшая в доме, пристроилась в городе няней, деньги зарабатывала на налоги, но на людях никогда не признавала отца и брата за родных. Единоличники… значит, против колхозов, против Советов. Выходит, что дед и батя чужими были для Ульки, а она и не знала, только сейчас прозревать стала. А ведь она хотела другое сказать товарищу Сталину, что в тайге американские шпионы. И она уверена, что они не сомневались в ее намерении, они читали ее мысли, видели ее насквозь, и ничего не боялись. Удивительно!

9 глава Мотя

Реакция на звонок была скорой, уже через час в сторону Серебряного Бора мчались служивые. Профессора застали за воскресным обедом, выволокли из-за стола, требуя сказать, где прячет Мещерову Ульяну, почему она изволит шутить с органами. Опрокинутый борщ заливал белую скатерть, криминалисты помчались в кабинет снимать отпечатки пальцев с телефонной трубки.

Мотя, как была в кладовке за кухней, так и осела на пол. Девочка жива! Взлетела занавеска в проеме двери и опала, топот был уже на лестнице. Они ее не заметили в темноте. Она тихонечко поставила банку с компотом на половик, лежа на брюхе, выглянула осторожно, выбралась через окно в сад, на ходу снимая белый фартук, пригибаясь, по тропке меж кустов смородины, прокралась к оврагу. Там она столкнулась с Санькой, он понуро пробирался домой от речки. Она прижала ему ладонью рот, заставила присесть, чтобы случайно никто не приметил, прошептала, что надо уходить.

Она повела его не в сторону города по дороге, а в обход деревушек, через Щукино и Стрешнево к Соколу, откуда можно уехать попуткой или на телеге с колхозником. Мотя толково объяснила, что надо устраиваться на работу, что в Метрострой берут молодых ребят с удовольствием, она скажет, что, мол, братишка из деревни приехал…

– Няня! Ну как в город в таком виде?! Ни костюма, ни документов, ни учебников не взял! Ничего! Как так можно жить? Уля из тайги звонила! Нашли обвинение! И тайгу в папином кабинете! Бред какой-то, бред сивой кобылы.

А Мотя словно не слышала.

– Вот и поживем на Сивцевом вражке, не у кобылы, у нашей родни, город большой, затеряемся. А что весь народ без белой рубашки, без костюма живет, это ничего, это нормально. Загорелый, нечесаный, как раз сойдешь за деревенского. Ой, только не умничай, с завода тоже учиться посылают, слыхивала. Сейчас, главное, шкуру сберечь… А я-то обомлела, как услышала, что Улька жива!

– А папа, что с папой?

– Папа-то? Папа профессор, помурыжат, конечно, потом отпустят. Барыня уж всех на ноги поднимут. Ты, главное, сам не попадайся под горячую руку. А там и Улька прибьется, откуда ни возьмись.

– А я знаю, что не утонула она… Нет больше барынь, няня, не называй так больше маму мою.

– Знаешь… так забудь, чего знаешь, – отрезала няня, пропустив мимо ушей замечание.

И Санька по привычке подчинялся, шел за ней как теленок за коровой.

– Нет, нянь, я сердцем знаю, я во сне с ней говорю, вижу ее часто. Как глаза закрою – вижу!

– Об чём же говорить-то… – улыбнулась Мотя, – знамо дело, о любви. Тело-то молодое, любви просит, жизни… А вот ей-бо житья-то нетути. Перемаяться придется…

– Нянь, ну чего «нетути»? Никак говорить не научишься разумно.

– Глупая нянька, глупая… не будет Мотя профессором, мадамой тоже не будет, глупая совсем потому что. Так уж доля моя, сынок. Не обижай Мотю, я ведь люблю вас, родненькие, своих-то не привелось иметь…

Санька отвернулся, не любил он слезливых излияний Моти, хитро пользующейся своей мудрой «глупостью»…

Ни маман, ни папа больше не вернулись. После армии он успел поступить в институт и закончить перед войной. Его завод эвакуировался в Сибирь, снять бронь так и не удалось. Возвращаться было некуда, только к няне, работавшей дворником всё на том же Сивцевом вражке, и она как-то исхитрилась прописать его в свою коммуналку. Ульяна так и не объявилась, если не считать, что Мотя передала ему тетрадку, исписанную ее почерком.

Некая фантазия о запрещенной генетике, говорящих кошках, таинственных вирусах. Складывалось впечатление, что писал специалист в области микробиологии. Он решил, что это намек на ее профессию, намек, в каких научных кругах искать ее. Няня никак не могла объяснить появление этого странного пакета под половиком, куда она прятала ключ.

Улька была здесь, но не нашла его, что немудрено по тем временам. Санька увлекся формулами из тетрадки, пришлось еще поучиться химии, биологии, окончил аспирантуру, но уже не по стопам отца.

В день блуждающей звезды он приезжал на место их тайных встреч, но после бомбежек уже не нашел его, бродил рядом, лежал на траве до самых звезд и холодной росы…

10 глава Виктория

Ульяна задумчиво сидела на пороге дома, держа на коленях доску и раскрытую тетрадку. Она ничего не писала, а смотрела на звезды. Здесь они падали редко, и она могла подолгу смотреть в темноту, не обращая внимания на призывы мальчиков всё-таки поужинать. Четырнадцатилетний сын присел рядом, чмокнув ее в макушку, уроки для него на сегодня закончились, даже чистописание в тетрадке он исполнил беспрекословно.

Ей удалось убедить чудиков, что рано или поздно, они должны выйти в люди, чтобы сын получил образование, стал полноправным жителем страны, поэтому она учила его сама помимо компьютерного обучения. Она улыбнулась, вспомнив его рождение и спор об имени.

– Вот, Уля, держи сына, – сказал разведлет, бескровно перерезав пуповину волшебной палочкой – лазерным ножом, – как ты его назовешь?

– Виктором…

– Почему? Мы думали – Санькой.

– Виктория – победа, победа над системой. Виктор Александрович. Теперь я точно знаю день блуждающей звезды, это будет мой второй праздник. Я веду свой календарь чудес.

– Дуля, – вмешалась кошка Удача, махнув хвостом, – Дуля, теперь вылизывай котенка.

– Надо же, кошка, а ревнует как свекровь.

– Ну, не наговаривай, Удача очень умная кошка, а все животные вылизывают своих котят, да и чужих тоже, не гони ее.

– Нет, Ульяна, если победа – Виктория, то почему тогда Виктор, и что значит – Александрович?

– Но он же сын, мужской род – Виктор, женский – Виктория. Санька – это только для меня Санька, а полное имя Александр, значит отчество Александрович.

– А это обязательно иметь полное имя, да еще указывать, чей он сын?

Уля рассмеялась до слез. Просто чудики!

– Обязательно и еще фамилия дается человеку «в миру», как вы говорите. И еще документы нужны. Ну-у… бумажки такие с печатями, что вот такой-то такойтович родился там-то там-то, тогда-то когда-то, за сим удостоверяю: начальник, подпись, печать органа, выдавшего документ.

– Органа? – подивились чудики, – орган какой части тела?

– Ай, как сложно с вами в простых вещах… – отмахнулась Уля, – поищите в компе образцы документов, нам отдыхать пора. Меня кот посторожит, мявкнет, если что-то вдруг понадобится. Кот ученый, ус крученый, – напевала она младенцу, побуждая к сосанию.

Кот отвернулся обиженно, малыш кривил рожицы, но никак не захватывал сосок, чтобы попробовать грудь. Уля капнула молочком на язык, сынуля рот закрыл, она уловила момент позевывания и наконец-то приложила его к груди, новорожденный начал сосать, щекотливо и больно вытягивая молоко из нерасцеженной груди. А чудики никуда не ушли, зачарованно смотрели на сияющее лицо новоявленной мамочки, ничего вокруг не замечающей.

Уля вздохнула, трепетные, незабываемые чувства… Виктор удался в Саньку, с каждым годом всё ярче проявлялись черты лица, даже жесты. Такая же феноменальная память, улыбка… Она обняла сына.

– Папку ждешь? – спросил он.

– Да, малыш, я чувствую его. Ему грустно, как и нам, но немножечко, ибо много дел.

– Ты мне сказала, что можно сразу быть в двух местах одномоментно.

– Можно, ну и что? Даже в трех, пожалуй, можно…

– Почему ты об этом чудикам не расскажешь? Они живые люди, тяжело разлуку с домом переживают. Ты не замечала? Видеосвязь, это конечно, неплохо. Уже неплохо… Но каждый стремится понять сущность явлений, а ты молчишь, не замечаешь.

– Разве, Виктор? Не замечала…

– Да, мамчик, да! Об этом надо рассказать, если ты узнала это.

– Ну-у, – потянула Ульяна, – ну это же так просто! Шкурка тела здесь, душа витает в облаках, а когда я пишу сказку, мысленно я здесь отсутствую. Чего уж проще?! При этом мир столь многогранный, что можно заблудиться. Я полагаю, они заблудились, а Главный напрасно подозревает и злится на Ирку, она же его любит.

– Ма-а-ам! ИРка не человек, а счетная машина! Грубо говоря.

– ИРка мыслит? Мыслит. Значит и в способности любить ей отказать нельзя. Неправильно. Нельзя запрещать любить.

– Допускаю, что можно любить без тела – на расстоянии. Допускаю. Ладно. Но любят не мозгами, а чувствами, эмоциями, сердцем.

– Точно так… Правильно. Тем более правильно. ИРка уникальный разум, новая эра познания любви – умом. И это твое открытие, сынок. Вот именно поэтому она может решать немыслимые задачи, а ИРум – нет.

– Очень интересно, что не смог сделать ИРум? Ну, приведи пример.

Ульяна перебирала в памяти всякие решения для бытовых проблем и вдруг рассмеялась.

– Когда ты родился, Первуша испугался, что в аварийных летягах памперсов нет.

– А что это такое – памперсы?

– Навроде одноразовых пеленок для маленьких, трусики такие… Я сама не видела ни разу, но у нас же на складе портяночной фланели несколько рулонов, так, конечно, пеленок я давно сама нарезала. Главный говорит Ирке: «Что делать будем?» А она отвечает: «Поднимись на тысячу лет позже и возьми из дома». Это же так просто!

– Так почему же они не поднимутся к своим родным?

– А он не доверяет Ирке, вот и вся проблема. И еще мы с тобой ждем случая, чтобы податься к людям незаметно.

– Люди… они такие же, как мы? Почему нужно незаметно, в чём опасность?

– В системе… То, что мы с тобой знаем, рано доводить до умов, не поймут. Просто не поймут.

– Но почему не поймут? Все кругом дураки что ли? Мы-то поняли, мамчик!

– Сынок… читай больше историю. Начни с Ветхого завета. Читай! И если найдешь хоть одного пророка, которого не убили, а прославили, мы выйдем из заточения, отпустим чудиков к бабуле…

– И всё-таки я не согласен! Вот сейчас поэты – они же пророки, их же читают, любят, они-то живые.

– Кого оставили в живых, тех любят, и по радио слушают, и даже некоторых кормят. А сколько тех, о которых никто не услышит, не узнает? Они не молчали, читали вслух и видели глубже, и писали, честно говоря, гораздо лучше. Мы потому всё еще здесь, чтобы ты научился молчать. Думать и молчать.

– Иначе система раздавит. Слышал уже. Так не ждать тебя на трапезу или ты хочешь побыть одна?

– Не ждите, ешьте, конечно. Вы мужики, вам нужно поесть и отправляться на покой, а я еще помечтаю.

Сын вошел в дом, на взгляды Чудика и Первуши, приподнял плечи и развел руками. Мать словно спиной видела все ужимки и выражения лиц всех троих приятелей и покачала головой. Что означало, какие они все еще дети.

11 глава Сказочники

Первый разведлет осматривал свою летягу, готовил машину к подъему в воздух. Ночью они слышали гул двигателя, днем видели, что над тайгой прострекотал самолетик. Они давно не осматривали местность, поэтому решили, что пора внести поправки в карту. Подбежал раскрасневшийся Виктор.

– Мамчик! Мам, Первуша обещал взять меня с собой!

– Что?!

Ульяна просто взорвалась и отчитала «командиров». Мало того, что сын бунтует, хочет быть конструктором, так еще они затравливают детское любопытство, чтобы парень окончательно отбился от рук. Она не отрицала, что чертежи он читает безошибочно, но взгляните на небо, там пока керосинки летают. Куда он сунется со своими знаниями в миру! Как им объявиться среди людей, да еще без документов и справок. Сын спрятался за спину Главного, нашлепать ему не удалось, взмахи руки проходили сквозь воздух, но словно стена мешала ей извернуться и достать сына. Она не успокоилась, а протянула открытую ладонь к груди Чудика. Невидимая преграда действительно не позволяла дотронуться.

– Что это? – сурово спросила она.

– Я защиту включил. Уж очень ты бойка на расправу, матушка. Разве ты не знаешь, что каждое поколение бьется смертным боем – отстаивает право на собственные ошибки, а опыт родителей им нипочем? Себя вспомни. Юношеский нигилизм, максимализм и так далее.

– Нет у него никаких прав на ошибки! Нет! У вас ничего не выйдет! Не позволю отнимать ребенка от себя.

– Всё?! Можем спокойно поговорить о деле? Ульяна, ты всё увидишь на экране, нас наверняка зафиксировали, если не визуально, то аэрофотосъемка покажет. Это раз. Другой момент, что возможно здесь прокладывают воздушную трассу, срочно надо осмотреться и найти летунов.

– Не летунов, а летчиков… Дальше! Постой, что вы с ними сделаете?

– Ничего, Ульяна, ничего, разведаем обстановку и перебазируемся.

– Как? Как вы перебазируетесь?! В один миг? Как разведаете? Выйдете в светящихся комбинезонах народ пугать? Нам даже не в чем прибиться к оленьему стаду, чтобы нас чукчи нашли. Там все без паспортов живут, никто их не считал…

– Поэтому именно ты смотришь на экран и даешь оценку и одобрение на пристальное изучение нового поселения, а Виктор учится хладнокровию. Прокричится от восторга, потом будет серьезным мальчиком. Кто болен небом, тот неизлечим, Уля. Парень мужает и это замечательно!

– Командир, жду приказаний, – вмешался Первуша.

– На взлет, малыш, полет разрешаю.

– Мамчик, так что? Я лечу?

Ульяна только отмахнулась, ушла в дом, чтобы парни не увидели слез.

Напоминалки быстро привели ее в порядок, она вернулась в каюту Главного, сосредоточенно вглядывалась в кадры высотной съемки. В ста километрах от базы шла значительная полоса вырубленного леса, как грибы повырастали прямоугольники поселений. Они спокойно жили в иллюзии, что непроходимая тайга вокруг защищает их.

– Командир, захожу на второй квадрат, здесь слишком людно.

– Первый, возьми Север в обработку.

– Есть, командир. Северо-восток.

– Да, пройди вдоль рек, что там? Покрупнее покажи нам…

– Есть. Исполняю.

Главный с ИРкой и ИРумом анализировали данные, Ульяна отстранилась от экрана, смотрела на спину командира. «Сколько лет к нему никто не прикасался», – подумалось ей. Сквозь тонкий летний комбинезон обозначились позвонки, она провела указательным пальцем по линии позвоночника. Мужчина не обернулся, не заметил. Истукан.

– Были бы у нас беспилотники, мы бы не рисковали подниматься средь бела дня, – сказал Чудик, – развернувшись к ней. – Они снижаются, будем держать совет, не уходи, хоть тебе уже и стало скучно.

– Да не скушно мне… тоскливо, совсем не у дел становлюсь.

– Разумеется, тревожно. Внимательно просмотрим, как люди одеты, где это можно взять, где эти документы берутся. И будем расставаться.

– Вот так просто и навсегда?

– Тебе интуиция подскажет вектор движения, ты хорошо воспринимала обучение, молодец.

– Научишь меня своей защите? Чтобы никто ухватить не мог?

– Это обязательно. Включаешь электростатик, все будут просто отскакивать.

– Где мне его включать?

– В костюме есть такая функция, ты только подумай об этом, автоматически сработает непробиваемость, маскировка под окружающий фон или усиленная подсветка, если потеряешься. Машина разведлета обычных комбинезонов не производит.

– Знаешь, Чудик, на что наши костюмы похожи? На американское исподнее трико, причем военное. Кто увидит, сразу донос напишет.

– Возможно, но мы же «одежку» найдем, «исподнее» скроем.

– А что со складом? Куда шинельки-мешки штампованные денете?

– Лишнее сбросим там, где взяли, а здесь всё притопится, смоет следы.

– А зверье куда денем?

– Домашних с собой заберешь, дикие сами уйдут.

– Чудик! А у меня будет дом?! Ну, чтобы домашних забрать…

– Почему же нет?! Человеку тоже нужны условия, не только животным.

Ульяна покивала головой и вышла из командного пункта встречать сына. Навстречу бежал опьяненный небом Санька, раскинув руки крыльями, жужжа и маневрируя…

– Вылитый папка! – воскликнула она, прижав к себе свое чадушко. – Мы тоже так летали, когда маленькими были…

– Ма-а-ам! А мы скит нашли, осталось только одежду стырить, а еще я «кукурузник» видел, и как он планирует!

– Виктор! Ну, какой «кукурузник»? Откуда? И что значит «стырить»?

– Я точно знаю все модификации, не спорь, мамчик… Мальчишки так кричали, мы же записывали, наблюдали, как они дерутся!

– Значит и ты сразу захотел драться и плохие слова говорить?

– Нет, мамчик, ничего плохого нет в том, чтобы стырить. Там еще хуже выражались, в словарях не найдешь. Ты не знала?

– Нет, ни разу не слыхивала, потому что это уже не слова, а грязь.

– Ладно, мамчик… А разве родители бывают маленькими, мамчик?

– Вопрос неправильно поставлен. Из детей вырастают мамки и папки, как из зерна колос. Ты видишь, что разведлет делает? Вот иди, переоденься. А кукурузный заскок случится гораздо позже, поэтому не хвастайся тем, что еще не случилось. Биплан Поликарпова для географических наблюдений мы видели, я на мониторе – с точными характеристиками прочитала.

– Точно! Точно По-2СП модификация! Знаешь, мамчик, а скит прямо на пути геологов спрятался, они нас и найдут… А мы им скажем, что всегда здесь жили, ничего не ведаем, годов не помним.

– Да-да… Хорошая идея, к вечеру церковно-славянский язык надо выучить, а коль оговоритесь случайно, скажете, что в ветхой книге так написано, – поддержал Первуша.

– Сказочники, – вздохнула Ульяна.

Едва стемнело, «стрекоза» обхватила домик со сложенными припасами, Первый разрешил подъем, сканируя маршрут перелета. Через час они уже раскладывались во дворе заброшенного подворья. Мужчины таскали, пересыпали зерно и муку из казенных мешков в подвальные клети под трапезной. Волчок выл на луну и принюхивался.

– Тяжела же крестьянская ноша, – объявил главный чудик, выбравшись из подвала с ворохом мешковины.

Ульяна осматривала пыльный дощатый стол, покрытые паутиной иконы, силясь представить, как она жила здесь от рождения, как это помещение должно выглядеть на чужой взгляд. Кот гнал черную лесную крысу и придушил ее у самых ног хозяйки.

– Ох и набежит крыс из лесу на зерно, если местные передохли, – заключила она, поддав ногой дохлятину за порог.

– Крысы? – одновременно изумились чудики и осеклись.

– Да-да, крысы, ты же сам с них начал рассказ, Первуша.

– Да-а, с них-то все наши беды…

– Ребята, а что это вы так побледнели? Вы наверно и мышей боитесь? А еще мужики называетесь! Давайте, приказывайте, где дом прятать будем, в какой лачуге замаскируем?

– Для подзарядки дома свет нужен, открытая поляна и доступ к воде. Ручей есть, вода хрустальная…

– Почти целая изба с печью есть, там должен быть жилой вид, кадки с помоями… – заключила Уля, – но крыша-то худая. Только городские дурачки могут поверить, что мы могли тут выжить. Крысы не помеха, пару кошечек стырить для нашего бойца Василия, надежней охраны не бывает. И тряпья здесь доисторического хватает.

– Ульяна, Виктор, вы запомнили, как быстро трансформируется домик. У вас будет время уйти от ручья, сложив его за пять действий, спрятать под валежник. Только свои маячки надо держать при себе.

– Но им тоже нужен заряд света, куда их спрячешь? На стену?

– Точно, мамчик! На стену, заместо зеркала, боярышня.

– Не кривляйся, учи язык или молчи…

Первуша закончил сканирование, ничего опасного в округе не нашел, показал цифровую карту.

– А вот это? Что это в углу? Монастырь, который станет Академгородком через тысячу лет?

– Нет, здесь более поздняя постройка и совсем другой квадрат. Мы намеренно удалились от былого центра, не ищи подвоха, Уля.

– Я не ищу! А вам придется распадаться на атомы, чтобы вернуться домой? – всхлипнула она в ответ.

– ИРка, дура, ответь ей или я тебя придушу, зараза!

– А говоришь, не любишь, Чудик! Я просто пошутила, девочка, – откликнулась ИРка.

ИРум вместо слов усилил звук тикающего хронометра.

– Вот бабьё-ю, – подначила кошка Удача, обвивая пушистым хвостом ногу главного конструктора. – Любуйтесь блуждающей звездой, не забывайте нас.

Чудик, подхватил кошку, закинул на плечо, пристегнув шлейку к ее ошейнику, махнул рукой, и купол «стрекозы» закрылся.

– Что с нами будет? – вскрикнула Уля.

Первуша пожал плечами, направился к своему аппарату. Виктор догнал его, повис на шее.

– А будет то, что будет, Улька. Мы же вас не бросаем, – весело ответил он, освобождаясь от объятий.

Через миг он превратился в крупную, мерцающую зеленым светом звезду, зависшую над скитом.