Накануне эры Водолея. Книга 1

Глава 3

Домой Алёша вернулся далеко за полночь. Отец, разумеется, уже спал. Проскользнув на цыпочках в свою комнату, взял журналы, пошёл на кухню. От безукоризненной чистоты в ней веяло духом казармы. Единственным нарушением была покрытая белоснежной салфеткой тарелка с хлебом на столе. Это в память о матери. При ней всё здесь было по-другому.

Алексей поставил чайник на плиту, стал щипать хлеб с тарелки. Заглянул в холодильник – на полочках аккуратно расставлены продукты, всё строго по своим местам. Обычный набор: кефир, молоко, сосиски, грудинка, сыр, масло. После смерти мамы они не готовили дома. Отец получал на службе отличные продуктовые заказы, и, кроме того, им очень повезло с магазином. Прямо во дворе стоял маленький неприметный домик. Мало кто знал, что в нём всегда можно было купить свежие сосиски, сыр, даже ветчину, не говоря уже о молочных продуктах. Ассортимент был невелик, но зато всегда отменного качества.

Алексей заварил в стакане с подстаканником крепкий чай. Хороший чай – это от отца. Он готовил его сам, смешивая несколько разных сортов, по ему одному известному рецепту. Намазав вологодским маслом хлеб, Лёша нарезал толстые куски рокфора. «Вкуснотища! Лучшего ужина и не надо. Даже матушка, строгая ревнительница домашних ритуалов, смирялась с таким нехитрым блюдом».

Мама… Она дожидалась его в любое, даже самое позднее время: поднималась, кормила его. Если он не был голоден, подогревала чайник и делала такие вот бутерброды. Чай обязательно крепкий и сладкий, хлеб – белый, пышный. А масло пахло сливками.

Как матушка умела слушать, понять, не говоря ни слова, подвести самого к нужной мысли!..

После её смерти всё стало другим: намного упростился быт, вышли из обычая праздничные столы с многочисленными гостями, исчез милый беспорядок, придающий комнатам особый уют… В доме стало тихо, чисто и грустно. Дом и они сами остались сиротами.

«Ну ладно, пора баиньки, – вздохнул Алексей, – завтра вставать чуть свет! Поля страны ждут!»

В крохотном совхозном автобусе мест было мало. Сидели только женщины и пожилые сотрудники. Боевая часть коллектива, держась за неудобные высокие поручни, стоически боролась со сном. Впрочем, многочисленные ухабины и ямы на дороге не дали бы это сделать никому, даже впавшему в летаргический сон человеку.

– А ты переживал, что не успел сделать зарядку, – засмеялся Андрюшка Фролов, подпрыгнув на очередной колдобине, чуть не до потолка.

– Неправильная эта зарядка, у меня от неё весь ливер дыбом встал, – возразил Лёша. – После такой разминки часа два надо отлеживаться, не то, что работать!

– Какой вы привередливый, Лёшенька, – с улыбкой заметила его шефиня, Ольга Тарасовна, – посмотрите на своего товарища – спит, как младенец, даже в таком положении.

Ребята оглянулись на Борьку Фитисова. Тот, вцепившись мёртвой хваткой в металлическую палку, действительно умудрился заснуть. Впрочем, понять его можно – изгулялся мужик, вон одни мощи остались. Шатает бедолагу, болтает, как сухой лист.

– Не знаешь, кто его так уходил? – поинтересовался Пётр. Лёша пожал плечами.

– Это его пациентка, я её видел, – доверительно сообщил Леонид Матвеевич, только что дремавший на соседнем кресле. – Маленькая такая, тощенькая, с обтурационной желтухой. С неделю назад пришла к нему выписываться, принесла хорошего коньяку, французского.

– А вы откуда знаете?

– Как откуда? – искренне удивился Леонид Матвеевич. – Боря хороший товарищ, мы с ним эту бутылочку вместе оприходовали. Ещё Серёжа из инженерной группы к нам присоединился.

– Ну-ну, – нетерпеливо перебил его Петя. Про патоморфолога и так все знали: лучшего партнера для выпивки не найти. Во-первых, сколько бы ни принял на грудь – не закусывает, зажует какой-то специей из своего кармана и выглядит полным «огурцом». Во-вторых, и это главное, случись чего, никогда не выдаст, с кем пил и кто наливал. Кремень! – Дальше-то что было?

– Ах, ну да, – с досадой, что отвлекли от приятной темы, продолжил Леонид Матвеевич. – Дала, значит, коньячок и попросила его телефон – мало ли что, посоветоваться. Позвонила на следующий день и попросила заехать, проконсультировать. Сказала: я, мол, в долгу не останусь. Борис поехал – и вот результат! – указал он ладонью на болтающееся из стороны в сторону бренное тело товарища.

– И это за неделю?! Сильна… – подключился сидящий рядом с ним Кирилл Петрович, старший научный сотрудник. – Вот, Петенька, всегда вам говорил: избегайте субтильных девиц. У этих малышек столько энергии!..

Леонид Матвеевич важно покивал головой. Дамы по этому поводу тихонько похихикали. Все знали, что маленький, щуплый доктор обожал крупных женщин. Прочих просто не замечал.

– Вот и приехали, – обернулся к пассажирам водитель автобуса. – Выгружайтесь!

Сотрудники, поёживаясь от свежего ветерка, смотрели на небо. На нём, слава Богу, ни облачка.

– Воздух-то какой! – потихоньку просыпаясь, восклицали учёные дамы, выгружая объёмистые сумки с провизией. Бросали их тут же, в ближайших кустах, срывали какие-то цветочки вдоль дороги, делали моментально вянущие букеты, плели венки.

– Вы чувствуете, какой аромат?! – восторгалась Стелла Юрьевна, поднося свой букетик к самому носу Борьки.

– Угу.

Бедняга еле ворочал языком, тем не менее, послушно вдохнул пахнущий бензином пучок травы с торчащими во все стороны колючими цветками.

– Согласитесь, так пахнут только полевые цветы, – продолжала щебетать докторица. Ей почему-то непременно хотелось, чтобы её подопечный разделял не только её научные воззрения, но и восторженное отношение к жизни.

– Куда до них садовым! – изобразив подобие улыбки на опухшей физиономии, согласился Борис. Шефиня ему нравилась: выполняет за него часть работы, подбирает нужную литературу, постоянно подкармливает пирожками. Делает всё это, будто стесняясь, и при этом ничего, ничего не требует взамен!

– Святая женщина, ей бы мужа попроще и троечку детей, – беззлобно посмеивался он в кругу друзей. Впрочем, другим говорить о ней пошлости не позволялось – это была его епархия.

Глава 4

– Так, товарищи, все подошли сюда! – хлопая в ладоши, призывала всех к порядку совхозный бригадир, симпатичная молодая женщина, Зинаида Кузьминична. Она уже несколько лет работала с шефами из института и знала многих сотрудников института в лицо. – Сегодня мы работаем на прополке морковки. Подойдите к грядкам, я покажу, как она выглядит.

Все послушно подошли к полю, глядя не столько на землю, сколько на Зиночку. Смотреть на неё было приятно – загорелая, белозубая, со стройным, крепким телом. Она, сама прекрасно сознавая это, вела себя с соответствующим достоинством. Вырвав одно растеньице, подняла его высоко над головой:

– Все видели? Не спутайте с сорняками. Если сомневаетесь, спросите у меня или у наших товарищей.

Совхозные товарищи, лежа в кустах неподалеку, с нисхождением поглядывали на «никчемную интеллигенцию», не имеющую понятия, как выглядит морковкина ботва.

– Ваша норма отсюда – во-он до тех кустов!

Все с тоской посмотрели в указанном направлении. Цель казалась столь же недостижимо далекой, как горизонт.

– Ничего-ничего, я вам помогу, – приободрила Зиночка приунывших сотрудников и ловко принялась за дело: быстро-быстро выдергивала сочные сорняки, оставляя хиловатые хвостики благородного растения.

Горожане нехотя взялись за работу, но потихоньку втянулись. Где перекурили, где похохмили…

Местные колхозники, уже датые, несмотря на раннее время, покрикивали:

– Эй, эрудиты! Давай не ленись, мать вашу! Чего встали!

Чтобы не очень надоедали, скинулись аборигенам на пиво – тех как ветром сдуло. В общем-то, никто ни на кого не обижался – понимали, что все они – невольные участники неведомо кем и для чего затеянной игры. Не надо было иметь большого ума, чтобы посчитать стоимость морковки, на прополке которой работали не только лаборанты и мэнээсовцы, но и профессора.

Разумеется, ни профессора, ни пожилые или болезненные сотрудники в поле не работали. Самым важным делом было отметиться в списке – количество работающих должно строго соответствовать разнарядке. Считали по головам: сначала в городе, потом на месте, а уж кто явится на самом деле – не столь важно. Вместо них приходили дети, внуки, аспиранты… Все это принималось как должное и никогда не обсуждалось. И не потому, что боялись. Просто не хотелось говорить об очевидной глупости и портить отношения с институтской администрацией. И вообще, если «наверху» решили, что каждый сотрудник, не занятый в сфере производства, должен отработать на стройках народного хозяйства энное количество времени, – пожалуйста. В конце концов, «там» сидят люди неглупые, и возможно, во всем этом безобразии есть некий высший, непонятный простым смертным, смысл.

Иногда, вопреки негласным правилам, кто-нибудь из стариков являлся собственной персоной. Можно было только догадываться, для чего они это делали: скорее всего, это была демонстрация солидарности, молчаливый протест против очевидного маразма.

Сегодня был как раз такой исключительный случай. Их трудовой десант возглавлял профессор Георгий Владимирович Санорский, учёный с мировым именем, – он осуществлял общее руководство. Зиночка хоть и видела его впервые, сразу выделила его из всех. Хватким, крестьянским своим умом смекнула: это тебе не просто какой-нибудь интеллигентишка. Говорила с ним уважительно, но старалась держаться подальше. Зиночка не любила, когда чего-нибудь не понимала, а дядьку этого она не понимала, потому побаивалась. Осторожно поглядывая на высокого, худощавого мужика, расхаживающего между грядками, думала: «Что за сила в этом старике? Да и стариком-то его грех назвать. Вроде и одет, как чучело: курточка – без слёз не взглянешь, шляпа дурацкая, ботинки – на помойке лучше лежат… А всё одно, сразу видно – основательный, коренной, настоящий мужик идёт, не то, что эти. Таким не покомандуешь…»

Зинаида чувствовала всеми фибрами души, что было что-то очень неправильное, даже политически вредное в том, что такой человек проводит своё рабочее время здесь, на грядках с морковкой. Но кому об этом скажешь? И самой лучше не думать о том, что всё равно не понять.

Взглянув на ручные часы, Зиночка облегченно вздохнула: полдень!

– Ну всё, пришло время обеда, отдыхайте! – громко заявила она.

Все знали, что на поле они больше не вернутся, по крайней мере, сегодня. Какая работа после обеда? Да и колхозники отлично понимали:

больше четырех часов на солнце, да с непривычки, не поработаешь.

Сотрудники мыли руки, поливая друг другу водой из бутылок, и подтягивались к «столу». Из сумок извлекались многочисленные пакеты, пакетики и свёртки с бутербродами, яблочками, булками, термосы с чаем и кофе, ну и разумеется, разнокалиберные бутылки с различным содержимым.

Первый тост произнёс Сергей Васильевич, признанный тамада:

– Я хочу выразить благодарность нашему руководству, предоставившему нам прекрасную возможность встретиться вот так, вне формальной обстановки, подышать воздухом, пообщаться, – он осторожно взглянул на Санорского. Тот жевал бутерброд и смотрел куда-то в сторону: он столько раз поднимал вопрос об этой «счастливой возможности» в ректорате, что толку?

Коллеги, поддержав тост бодрыми выкриками, с удовольствием выпили и разом заговорили.

– А вы напрасно иронизируете, коллеги, – обратился Сергей Васильевич к сидящим рядом молодым людям, явно не испытывающим благодарность к руководству. – Вспомните сакраментальную фразу: «Учёный – это человек, удовлетворяющий свое любопытство за счёт государства». За счёт государства, – повторил он, многозначительно подняв палец. – И кому-кому, а нам грех жаловаться, что мы обделены его заботой. Оборудование у нас на уровне мировых стандартов.

– Вот, кстати, – оживился профессор, – завтра к нам приедут представители фирмы из Швеции. Прошу встретить их достойно. – Ну, это уж как водится, – потёр руки Леонид Матвеевич. – Культурная программа и прочее…

– Вот с «прочим» прошу поосторожнее, – охладил его энтузиазм Георгий Владимирович. – В прошлый раз так уходили немцев – бедняги, рады были, что живыми остались.

– Зато какие отзывы из фирмы! Обещали скоро ещё приехать, предлагают реактивы на льготных условиях, – весело оправдывался Леонид Матвеевич.

– Сказано, надо поаккуратней! – вмешался парторг, Сергей Васильевич. – Одно дело – гэдээровские немцы – почти наши люди, а другое – шведы. Капстрана, понимать надо!

Вскоре за первым тостом последовал второй, традиционно – за женщин. Потом были тосты за науку, за мир… Позже особо крепкие товарищи пили уже просто так, без всяких тостов. За хорошим столом, да за дружеской беседой время пролетело быстро.

– Скоро подадут автобус, – Алёша толкнул в бок своего друга. Тот что-то нашёптывал на ухо Светлане.

– Что, автобус? – обернулся Пётр. – Да мы пойдём пешком, здесь до электрички всего-то километров пять-шесть. Прогуляемся, подышим воздухом…

– Ну-ну, в добрый час, – улыбнулся Алексей и, кивнув головой в сторону миниатюрной девушки, тихо добавил: – Помни, что нам говорили старшие товарищи. Побереги себя!

– Будь спок, старенький! До встречи!

Желающих пройтись пешком нашлось немало среди молодняка, поэтому сидячих мест в автобусе хватило всем. Всю дорогу назад пели, балагурили… И не заметили, как приехали в город. Тепло распрощавшись с коллегами, Алексей с Борисом направились к своей автобусной остановке – жили они в одном районе, неподалёку друг от друга.

– Ты что же это, домой?

– Да, – обречённо махнул рукой Борька. – Сил уже нет по бабам таскаться, так можно и ноги протянуть! А тут ещё эта «прекрасная возможность» поработать в колхозе!

– Чёрт его знает, а может, действительно, в этой идее что-то есть. Во всяком случае, объединяющее начало налицо. И вообще… Хоть что-то мы сделали на этом поле, помогли колхозу, – размышлял вслух Лёша.

– А почему же во всем мире крестьяне, фермеры справляются со своей работой, кормят не только свою страну, но и экспортируют продукцию? Да ещё какая конкуренция за рынки сбыта! – отрубил приятель.

– О чём только думают наши экономисты, чем занимаются?

– Да им, наверное, тоже некогда заниматься своим делом! Маются где-нибудь на овощной базе или на стройке.

Алексей не мог не признать резонность Борькиных возражений. Ему почему-то стало стыдно и за тех, кто всё это придумал, и за тех, кто, боясь испортить карьеру, участвует в этом фарсе, за себя… Встряхнув головой, решил больше не думать на эту тему. Мало у него своих проблем, что ли? Сроки с диссером поджимают – вот это серьёзно! – Так когда, говоришь, должна подойти новая партия мышей?

– Дня через три-четыре, – удивлённо взглянул на него Борис, – но если надо срочно, дам тебе десятка два своих, вернее, твоих «блэков», для моих экспериментов они уже великоваты.

– Вот и ладушки!

Глава 5

Елена уже с четверть часа стояла перед почти законченной картиной. Безусловно, с профессиональной точки зрения придраться не к чему, вполне зрелая работа. И всё же, что-то в ней не устраивало. Взяла в руки набросок с натуры. Да, здесь всё на месте – очарование первого весеннего дня в Подмосковье, мягкий, рассеянный свет с неба, трепет оголившихся веточек деревьев, трогательная хрупкость первоцветов. Кажется, от маленького картона исходит аромат талого снега, просыпающейся земли, хвои. Ничего этого на большом холсте нет. Но почему?! В точности сохранена композиция, все пропорции соблюдены, цветовая гамма – один к одному. Чего тут не хватает?

Настроения, быть может?

А как же опыт учителей? Они не уставали повторять, что настоящий профессионал не должен зависеть от сиюминутных настроений. Заказали тебе работу – извольте выдать её качественно и в срок, иначе с тобой никто не будет иметь дело. Преподавателям своим Лена доверяла. Искренне уважала, любила, восхищалась ими. Конечно, она, вместе с другими студентами, подшучивала над ретроградными взглядами стариков на некоторые вещи. Но мастерства их никто не оспаривал, с мнением учителей считались.

– Вам, милочка, – обратилась она менторским тоном к своему отражению в зеркале, – просто-напросто не хватает мастерства. Да-с… Вы – просто лентяйка! Работает, видите ли, когда ей захочется, когда «стих найдёт».

Лена укоризненно покачала головой, машинально отметив, что ей очень идет строгое выражение лица.

– Так и запишем: лентяйка и бездарь…

Вздохнув, нанесла несколько последних мазков и решительно кинула кисточку в банку с растворителем. Посмотрела на часы: о!.. Быстренько собралась. Вынув одну заколку из пучка волос, нетерпеливо помотала головой. Оставшиеся шпильки, звеня, посыпались на пол, высвободившиеся волосы непослушными длинными прядями закрыли пол-лица. Лена слегка провела по ним расческой, туго перевязала короткой тесьмой.

– Алёна, звонок! Встречай жениха!

Лена поморщилась: знала, отец шутит, вернее, дразнит её, и всё равно злилась – жених, тоже мне!

Олежек, как всегда, явился с цветами. На этот раз в его руках было аж два букета: один попышнее, из темно-красных и белых гвоздик (это, разумеется, маме), другой поменьше – розы. Лена вдохнула аромат бледно-розовых цветов. Едва распустившиеся бутоны источали запах спелой малины.

«Да, неплохо быть врачом в известной клинике! Считай, все бытовые проблемы отпадают сами собой. Попробуй достань в такое время что-нибудь приличное! Что ни говори, живые цветы – это роскошь!»

Как ни фыркала Елена, с некоторых пор Олега принимали в доме как жениха. Олег Толубеев очень симпатичный, интеллигентный парень из профессорской семьи. Был он на десять лет старше её, работал в крупном хирургическом центре, успешно делал кандидатскую. За Леной ухаживал долго и красиво: дарил цветы, редкие книги. Когда у него появлялось свободное время, ходили в театры, на выставки.

Елене нравилось приходить к нему в клинику на дежурство, наблюдать, как он общается с коллегами, читает больным лекции. Она видела, с каким обожанием на красавца-доктора смотрят пациентки и молоденькие медсестрички, – её это забавляло. Сознание того, что Олег не только приятный во всех отношениях человек, но и хороший врач, серьёзный учёный, было не последним аргументом в его пользу. В общем, намечался нормальный, прогнозируемый, благополучный брак.

За обедом выпили немного легкого вина. Все знали о цели сегодняшнего визита Олега. Родители, словно оттягивая важный момент, говорили о каких-то пустяках: рассказывали старые анекдоты, задавали гостю никчёмные вопросы, сами же на них отвечали… Олег, улучив крохотную паузу в неудержимом потоке красноречия хозяев, вышел из-за стола, достал из недр огромного «дипломата» бутылку шампанского, водрузил её на стол. В воздухе повисло напряженное ожидание.

Олег сделал официальное предложение. Говорил он долго, хорошо поставленным, выразительным голосом. Точно так он читал лекции студентам – ненавязчиво, внятно, доходчиво. За это время родители заметно успокоились.

– Если дочка согласна, то мы будем рады принять вас в свою семью, – с улыбкой ответила мама. Отец молча подтвердил её слова.

Олег умело открыл шампанское: пробка с праздничным хлопком ударила в потолок, кипящая перламутровая пена медленно и торжественно сползла по горлышку бутылки. Хрустальные бокалы наполнились искрящимся янтарным напитком. Все разом заговорили.

Отец снял пиджак и расслабил галстук, мама незаметно переобулась в домашние туфли. Лена смотрела на всё спокойно, с какой-то странной отрешённостью: «Наверное, именно так всё и должно быть».

После ухода жениха Лена принялась мыть посуду – мама устала и легла в постель смотреть телевизор.

Пришёл отец:

– Наелся солёного, теперь никак не напьюсь.

Елена внимательно смотрела, как он долго-долго размешивал чай. Ждала – отцу явно хотелось что-то сказать. Эдакое напутственное, и чтоб без мамы.

– Лен, ну как ты?

– Всё в порядке.

– Да?

На лице отца появилось выражение растерянности, даже беспомощности.

– Пап, ты что? Тебе что-то не нравится в Олеге? Скажи, ты же знаешь, как дорожу твоим мнением, опытом.

– Дочка, замужество очень ответственный шаг. Никто, кроме тебя самой, не сможет принять решение за тебя. Ты ещё очень молода.

Может, не стоит спешить?

– ?..

– Видишь ли… Сегодня на кухне я увидел, невольно, конечно…

– Как Олежек поцеловал меня? Что здесь плохого? Разве мы – не жених и невеста? – пожала плечами Лена.

– В этом нет абсолютно ничего плохого, – сделал отрицательный жест отец, – но ты… Извини, что опять же невольно подсмотрел… Как только Олег отвернулся, ты вытерла губы полотенцем, – выпалил отец и покраснел.

– Вот как? Что-то не припомню, – усмехнулась Елена. – Разве что, машинально?

– То-то и оно. Ты сделала это непроизвольно, и это значит только одно – тебе было неприятно. Согласись, это плоховато вяжется с поведением девушки, влюблённой в своего жениха.

Елена промолчала.

– Дочка, мы с мамой хотим, чтобы ты была счастлива. Сейчас многие стремятся к благополучию и вполне удовлетворяются спокойной обеспеченной жизнью. Но ты… Ты – художник. Сможешь ли ты жить так? По уму, без сердца? Подумай, присмотрись, пока есть время, к нему, к себе.

– Хорошо, я подумаю. Помолвка, ведь ни к чему серьёзному меня ещё не обязывает? – легко согласилась Лена. Ей не хотелось говорить на эту тему с отцом… и вообще ни с кем.

Отец вздохнул и покинул кухню, оставив на столе чашку с остывшим чаем. Лене стало жалко отца, хотела вернуть его, но передумала. «Всё само собой образуется. Подумаешь, вытерла губы полотенцем! Не станешь же объяснять отцу, что вообще терпеть не могу эти дурацкие нежности…»

Её размышления прервала матушка. Плотно закрыв за собой дверь, Марина Андреевна тревожно спросила:

– Леночка, что произошло? Вы повздорили с отцом? Улегся на кровать, не говорит, от самого корвалолом пахнет.

Лена нехотя, в двух словах передала смысл разговора.

– Яс-нень-ко, – протянула мама. – Но знаешь, есть вещи, которые мужчинам трудно понять. Девушке вовсе не обязательно с восторгом принимать ласки жениха. Главное – чувство, так ведь? – Мама пытливо взглянула на дочь. Отсутствующее выражение лица Елены её ничуть не обескуражило. – Всему своё время, дочка. Впрочем, надо с пониманием и уважением относиться к порывам жениха – мужчина есть мужчина! Надеюсь, Олег ничего такого не заметил?

– Нет, он был ужасно взволнован, к тому же выпил больше обычного.

– Вот и славно. Всё идёт, как надо, всё образуется, а отца я сейчас успокою.

Уже на пороге Марина Андреевна вдруг оглянулась и неуверенно произнесла:

– В одном наш папа прав – ты ещё очень молода и красива. Это большое преимущество – не тебя выбирают – ты выбираешь.

Лена удивленно вскинула глаза. Мама уже скрылась за дверью комнаты.

«И мама туда же. Начала за здравие, кончила за упокой. К чему её последние слова? – Елена устало провела ладонями по лицу – Наверное, родителям не хочется расставаться со мной. Как и мне, впрочем. Рассказать бы всё Тине! Она девушка мудрая, всё понимает, всё объяснит. Скорее бы наступило завтра!»