Справившись с минутной растерянностью, девушка стала искать сестру. Ей не верилось, что среди разношёрстной толпы она увидит до боли знакомое лицо – единственное родное. Букетами цветов, роскошными и скромными, встречали одних, другие, без сантиментов, устремлялись к метро.

– Неужели не смогла? – девушка засомневалась.

– Люда!!! – ей показалось или на самом деле её окликнула сестра?

Тут же от мысли, что она не одна в этой суете, быстро пошла на знакомый голос. Наверное, впервые сёстры так искренне обрадовались друг другу! Чувство одиночества отступило. С тех пор они пошли по жизни рука об руку.

Спускаясь в метро на эскалаторе, наперебой рассказывали новости. Лена – о жизни в северной столице, Люда – о родителях, родственниках, о соседке Алле, которая тяжело переживала расставание с любимыми подругами.

Они заехали в студгородок, в теперь уже знакомое общежитие Политехнического института. Поели в огромной студенческой столовой. Люда снова испытала отвращение к общепитовским запахам. А ещё она вспомнила кировскую городскую баню, в которой, как и в этой столовой, царили гвалт и хаос …

По тем временам в частных домах не было центрального отопления и водоснабжения. И хотя у Степановых в доме стояла ванна, пользовались ею редко, в исключительных случаях, если кто-то болел. Только истопив котёл, в кране появлялась горячая вода. Мылись в городской бане, куда маленькая девочка ходить не любила, но её никто не спрашивал. Мама с соседкой тётей Шурой превращали походы в баню в своеобразный ритуал. Первое, что надо было сделать, – собрать чистое бельё. И желательно, тщательно выглаженное.

– Девчат, не люблю я гладить, постирать, пополоскать – пожалуйста! Полы помыть – тоже не прочь. Может, выручите?! – так просила Нина Михайловна дочерей, но относилось это по понятным причинам к Лене. Младшей – обращаться с электричеством ещё не доверяли. Сестра откликалась неохотно. Люда хорошо помнила, как бабушка Наташа, переехав из деревни в Киров на постоянное место жительства к своей младшей дочери Любе, гладила одежду своим внукам.

– Начинаем с воротничка, с маленьких деталей, – давала она уроки домоводства своей маленькой помощнице. – С двух сторон проглаживаем, затем – рукава и только потом – полочки.

Люда, отличавшаяся наблюдательностью, обратила внимание на то, как бабушка делала «стрелки» на рукавах. Этот приём она взяла на заметку. Ей казалось, что выглаженное таким образом бельё смотрелось лучше, как новое. Бабушка аккуратно складывала его в стопку, поглаживая нежно рукой, как ребёнка.

– К каждому делу с любовью надо подходить! – приговаривала она. – Без желания лучше не браться. Эти слова девочка часто вспоминала уже во взрослой жизни.

Собрав бельё, женщины отправлялись в городскую баню на Верхний. Шли пешком, автобусы ходили редко. Вся дорога занимала минут сорок. Может быть, поэтому поход в баню сравнивался с визитом в кинотеатр или Дворец культуры на вечер какой-нибудь заезжей знаменитости. Для неизбалованных провинциалов любая вылазка из дома считалась событием.

Двухэтажное жёлтое здание бани казалось мало привлекательным как снаружи, так и изнутри. В вестибюле всегда пахло жаренными пирожками и пивом – неподалёку находился столь любимый мужчинами буфет. Некоторые приходили не столько помыться, сколько выпить свежего напитка с таранкой или воблой холодного копчения. Пена из пивных кружек лилась через край. Огромные грязные бочки с ржавыми обручами, тучная продавщица с несвежим белым фартуком вызывали крайне неприятное чувство.

В «женский» день всегда было многолюдно. Многие приходили с детьми, даже с маленькими мальчиками. Люда всегда смущалась. Она стыдливо опускала глаза и старалась прикрыться. Но взрослые на обращали на это внимания. Грохот от цинковых тазов, которые женщины торопились разобрать в предбаннике и наполнить их горячей водой, пугал. Скользкий пол от мыльного раствора, мокрые листья от дубовых и берёзовых веников делали передвижение в «помывочной» небезопасным. Резиновых тапочек тогда и в помине не было. Большие скамьи из камня, на которых сидели любители бани, казались ей лобным местом, где вот-вот состоится казнь. Нина Михайловна не теряла ни минуты. Задача вымыть своих дочерей за сеанс, длившийся всего полтора часа, – требовала большой сноровки. Иногда ей помогали сослуживицы или тётя Люба. Больше всего девочке не нравилось, когда подходило время мыть голову. Попадавшая в глаза мыльная пена приводила пятилетнюю малышку в ярость.

– Я всё папке скажу, он у меня пожарным работает, он вам задаст! – неизвестно кому жаловалась она.

Но её никто не слышал. От обиды горячие слёзы смешивались с водой, которая казалась ей кипятком, а мама – бессердечной и жестокой. Малышка не могла понять, зачем люди ходят в парилку? Невыносимая жара мешала дышать, а женщины, поливая раскалённые камни холодной водой, восхищаясь, приговаривали: «Ух, хорошо! Дух захватывает!». С каждым разом посещать баню хотелось всё меньше.

К счастью, вскоре появилась возможность променять её на душ. Тем, кто работал на местном чугунолитейном заводе, разрешалось пользоваться душевыми. В будние дни, по вечерам, когда уже никого не было, приходили к папе в «Диспетчерскую». С трудом, особенно зимой, поднимались в гору высотой с трёхэтажный дом, которая издали напоминала потухший вулкан. Сюда свозились отходы литейного производства. Оно считалось вредным для здоровья. Из-за присутствия раскалённого металла в «горячих» цехах рабочим давали молоко, доплачивали «за вредность» и провожали на пенсию на пять лет раньше обычного. Литейный горелый песок, шлак от вагранок, формовочные смеси, металлическая стружка, строительный мусор – всё это отравляло окружающую среду.

– Опять выбивка заработала, – сокрушался отец, когда ветер доносил неприятные запахи со стороны завода.

Он мрачнел, настроение портилось. Но приходилось мириться с таким «соседом». Завод был, как теперь сказали бы, градообразующим предприятием, и большая часть населения трудилась в его цехах. Тогда Люда ещё не разбиралась в основах литейного дела и не знала, что выбивка – разрушение разовой литейной формы для освобождения отливки – одна из самых тяжёлых и вредных операций, так как сопровождалась выделением большого количества пыли, теплоты и газов. У некоторых в результате вдыхания пыли, содержащей двуокись кремния, со временем развивалась болезнь лёгких – силикоз. Но об этом не принято было говорить вслух. С увеличением объёмов производства стала и природа «задыхаться». Георгий Тимофеевич, однажды заметив на листьях фруктовых деревьев, на самих плодах, ягодах и помидорах чёрный налёт, понял: экология в опасности. Противостоять человеческой беспечности могла только природа – близость реки и леса.

Мальчишки использовали отработанные брикеты из песчано-глинистых смесей для выпиливания различных фигурок: обычно – пистолетов. Отец нашёл отходам производства другое применение: решил закатать их в грязь, чтобы таким образом сделать в большом микрорайоне хорошие дороги. И всё потому, что с началом весны городские уже переобувались в туфельки, а «зареченские» ещё долго ходили в резиновых сапогах.

Поход в душ, как и в баню, был с обязательными элементами страха. Старались пройти на территорию завода незаметно, «партизанскими» тропами. Нахождение посторонних, мягко говоря, не приветствовалось. За час вымыться успевали. Благо, не нужно было носить неподъёмные тазы с горячей водой. Домой приходили уставшие. Люда сразу ложилась спать, ведь походу в душ предшествовала генеральная уборка в доме. Мыли полы, протирали пыль … – и так каждую неделю. Тогда дом девочке казался огромным средневековым замком. Говорят, то, что даётся физическим трудом, на всю жизнь запоминается …

После обеда сёстры отправились на почту, чтобы послать телеграмму родителям.

– «Доехала хорошо» … – по нескольку раз перечитывала Нина Михайловна два слова. На сердце становилось легче, но грусть не отступала.

– Как они там? Сможет ли младшенькая приспособиться к столичной жизни? – сама себе задавала вопросы. И сама на них отвечала: «С Леной ей будет веселее! Полгода – но вместе!».

– Она так долго шла к своей мечте! – как мог, успокаивал Георгий Тимофеевич. – У неё начинается новая жизнь.

И отец не ошибся. Он верил: дочь не подведёт его, с трудностями справится.

Девушки не заметили, как оказались на Балтийском вокзале, откуда электрички уходили в один из удивительных пригородов Ленинграда – Старый Петергоф. Этот путь был им знаком. И снова сорок пять минут пролетели как одно мгновение.

– Следующая станция – «Университет», – голос диктора заставил, как и месяц назад, вздрогнуть. Но теперь – от счастья. Экзамены – позади, впереди – свобода, самостоятельная взрослая жизнь.

Для слушателей подготовительного отделения в студгородке выделили этажи в общежитиях математического и физического факультетов, переехавших сюда на постоянное место жительства. Здесь же расположились и учебные корпуса.

Сёстры быстро оформили документы и уже через полчаса поднимались на четвёртый этаж, в комнату №160, где Люде предстояло провести семь месяцев. Каким принципом руководствовалась администрация при расселении слушателей подготовительного отделения Ленинградского государственного университета имени А.А. Жданова, для неё осталось загадкой. В одном блоке жили будущие абитуриенты с юридического, экономического, философского факультетов … Причём разных возрастов и с разными взглядами на жизнь. Именно поэтому время учёбы на рабфаке многие считали «золотым». Здесь Людмила убедилась в том, что математики и физики – романтики и лирики с великолепным чувством юмора и потрясающей иронией. Каждое своё выступление они превращали в спектакль на «бис». Их вечера не шли ни в какое сравнение с теми, которые устраивали журналисты или филологи.

– Они творят чудеса, а мы всего-навсего отражаем нашу действительность … – то ли рассуждала, то ли сожалела Людмила.

В такие моменты ей казалось, что журналистика – не то, о чём ей мечталось. Однако везде есть свои плюсы и минусы. Понимание пришло, когда она с головой погрузилась в учёбу: подавать материал о той самой действительности можно по-разному. В умении делать это искусно и заключался смысл обучения журналистике.

26. «Провинциальная мода на … учёбу»

Отец с нетерпением ждал от Людмилы сначала писем, потом, как и в школьные годы, – результатов.

– Потянет ли провинциальная девчонка? – переживал он, но виду не подавал.

Мама по-прежнему видела в муже уверенного человека, который точно знает, что хочет от жизни. Такой же вопрос сама себе задавала и начинающая журналистка. Первые лекции, семинары, коллоквиумы – беседы преподавателей и студентов … Программа ничем не отличалась от той, которую она знала назубок, – так ей казалось.

– Непонятно, почему я тогда не поступила в Ленинградский педагогический институт? – Разум, способность всё анализировать иногда мешали ей не только учиться, но и жить. Множество вариантов не всегда приводило к единственно правильному решению.

Занятия по литературе, а вернее, преподаватель Елена Николаевна Петрова круто изменила не только её отношение к учёбе.

– Мне опять повезло с учителем, – обрадовалась провинциалка.

Приглянулась она ей не сразу. Невысокого роста, в тёмно-синем брючном костюме, с высоко завязанным хвостом (скорее, с шиньоном) пепельного цвета, она производила впечатление женщины, умудрённой опытом. На вид ей было лет семьдесят. Курила …

По тем временам к женщинам с сигаретой в зубах относились с неприязнью. Людмила не стала исключением. В клане Степановых, кроме деревенских, никто не курил. Отец получил надёжную прививку от дурной привычки в детстве, когда с пацанами попробовали самокрутку, использовав вместо табака листья сушёной малины. Тошнота, рвота отбили всякое желание даже думать о папиросах или сигаретах. Эстафету отвращения к пагубной привычке передал дочерям, хотя многие предрекали: «Уедут в большой город, закурят». Георгий Тимофеевич очень рассчитывал на силу воспитания. И дети его не подвели.

Только умение преподавателя делать занятия праздником для души растопило сердце девушки. Так сложилось, что в школе литература всегда была последним уроком, рассчитывать на внимание учеников не приходилось. По классу летали «почтовые самолётики», учителя никто не слышал. Нина Борисовна Мастерова вначале пыталась навести порядок, но тщетно. В итоге сочинения, которые писали ученики старших классов, сводились к переписыванию высказываний великих литературных критиков и никаких самостоятельных умозаключений. По этой причине на подготовительных курсах литература тоже оказалась в разряде скучных предметов.

Профессор Елена Николаевна Петрова смогла переломить ситуацию, хотя цели такой не ставила. Однажды, отвечая на вопрос по грибоедовскому «Горе от ума», Люда услышала в свой адрес странное замечание.

– Так думает Белинский, а я хочу услышать мнение Степановой, – вынесла «приговор» Елена Николаевна. Будущая абитуриентка опешила.

– В школе моё мнение никого не интересовало, – прошептала она.

Возвратившись с занятий, долго думала, размышляла. Точка зрения имелась на любое событие. Но …

– Вдруг будут смеяться надо мной? – страх снова взял её в плен. За очередное сочинение взялась без особого желания.

– На всякий случай покажу свой опус любимцу Елены Николаевны – Мише Герасимову.

В очках, которые делали его похожим на мультяшную черепаху Тортиллу, с пухлыми губами, к тому же ещё и грассировал, произносил «р» с гортанным призвуком … Словом, был малопривлекательным молодым человеком и в то же время – добрым и безотказным. Прочитав сочинение, он не согласился с точкой зрения Людмилы, чем очень разозлил её. Она полчаса что-то доказывала ему, горячилась и, казалось, вот-вот обидится.

– А теперь всё, что ты произнесла в пылкой полемике, изложи на бумаге, – предложил он девушке. Та нехотя принялась за работу. Легла спать за полночь.

– Интересно, как отреагирует Елена Николаевна? – предстоящего урока литературы она ждала в состоянии сильной тревоги.

Занятие началось с разбора сочинения Людмилы Степановой.

– Удивила! – произнесла то ли с насмешкой, то ли всерьёз преподавательница. У девушки душа ушла в пятки. И только следующая фраза вернула её к жизни.

– Молодец! Интересная работа! Так держать! – искренне пожелала она.

С тех пор Людмила читала труды критиков и произведения классиков, но при этом уже не боялась «спорить» с великими.

С русским языком проблем не было. Его преподавала тоже женщина, и тоже профессор. Подготовительное отделение не поскупилось на кадры. Наверное, потому что именно здесь давали путёвку в будущую профессию.

– А где наша девушка с музыкальным слухом? – так она обращалась к аудитории в случае, когда требовались не столько знания, сколько интуиция и чутьё языка. Обычно такой дар передаётся по наследству. Но ни отец, ни мама Люды не блистали в этой области. Сестра, хотя и не гуманитарий по складу ума, тоже русский знала на «отлично».

Видимо, музыкальный слух, доставшийся Люде от бабушки Кати (папиной мамы), помогал моментально находить стилистические «огрехи» в тексте.

Чувство уверенности в себе крепло с каждым днём. К ней часто обращались за помощью. В группе учились отслужившие в армии парни – нелегко им давались знания. Она с радостью помогала всем. В ней с ещё большей силой «заговорило» учительство. Ей казалось, что, становясь учителем, в первую очередь начинаешь работу над собой.

– Я должна быть примером, образцом – увлекать, творить, гореть и излучать…, – часто вспоминались наставления отца.

Родители старались уберечь дочь от равнодушия, которое Георгий Тимофеевич считал главным врагом в педагогике. Учитель – это творец, а творчество, как верно подмечено, – момент создания будущего в настоящем. В такие минуты в ней сочеталось данное от природы участливое отношение к людям и желание самой быть верхом совершенства.

Ленинградцы, которые наряду с приезжими постигали азы гуманитарных наук, бесспорно, отличались широким кругозором, но не эмоциональным восприятием окружающего мира. «Окультуривать» сестру взялась Лена. Она изо всех сил старалась, чтобы Люда поскорее почувствовала себя «настоящей ленинградкой»: покупала билеты в театры: Ленсовета, Большой драматический, Ленкома, концертные залы «Юбилейный» и «Октябрьский». Много времени проводили в пригородах – историческое прошлое государства Российского, золотое убранство палат, блеск и сияние царских одежд, дух, царивший в знаменитых дворцах, произведения великих мастеров кисти манили к себе, как звёзды манят мечтателей. Экономили на всём, чтобы лишний раз сходить на спектакль или концерт. Так в их меню появились бутерброды, где вместо сливочного масла – маргарин, чай «белые ночи» (обычный кипяток) … Иногда сестринская экономия раздражала. Но после очередного похода в кафе, где провинциалки заказывали себе по бокалу «Шампанского» и по порции развесного мороженого с разными добавками – сиропом, орехами и тёртым шоколадом, Люда сменяла гнев на милость. Лена просила не говорить родителям о «такой» экономии, чтобы не расстраивать их понапрасну.

Отец, хотя и на расстоянии, держал руку на пульсе. Сдержанно радовался успехам дочерей. Пока всё шло по плану. Люда готовилась к первой сессии на подготовительном отделении. Русский, английский, литература, история КПСС – всё тот же набор. Каждый экзамен девушка воспринимала как испытание, хотя причин для переживаний не было. Отношению преподавателей к ней мог любой позавидовать.

– Умница, трудолюбивая, скромная, – так о ней отзывался «англичанин» Борис Александрович Шаров. За время обучения он не изменил своего мнения и был очень доволен, что не ошибся, дав шанс Людмиле, самой молодой слушательнице всего университетского подготовительного отделения, поступить на факультет журналистики.

У девушки появилась подруга – Таня Глыбина, такая же провинциалка, как и тысячи других, желающих поступить на юридический. Они быстро сошлись, вместе вели скромное «хозяйство», в свободное от учёбы время выезжали в Старый Петергоф за продуктами. Соседка по комнате оказалась весёлой, озорной девчонкой. Люда иногда завидовала тому, с какой лёгкостью она относилась к жизни. Таких людей ей явно не хватало. Даже когда девушку отчислили с третьего курса юридического из-за «неуда» по Всемирной истории, её слёз никто не увидел. Таня устроилась на фабрику «Красный треугольник». Здесь выпускали знаменитые на всю страну галоши. С тех пор они больше не виделись. В 2002 году предприятие обанкротилось. Ныне его территория известна как один из самых мрачных и депрессивных районов теперь уже Санкт-Петербурга, культовое место любителей заброшек, андеграунда и рок-музыки.

С Ириной Журавкой, ещё одной подругой, с которой Люда проживёт следующие пять лет, познакомилась на почве … неприязни. Дело было весной, на улице шёл сильный дождь – визитная карточка Ленинграда. Жители северной столицы всегда носили с собой зонтик, даже если выходили ненадолго. От общежития до корпуса, где проходили занятия, – рукой подать, метров пятьсот, а то и меньше. Однако в случае внезапного дождя этого было вполне достаточно, чтобы промокнуть до нитки. Девушка, которая показалась в стеклянных дверях новостройки, привлекла внимание не только Людмилы. Прикрывая глаза ладонью, она вдруг подошла к той, которая невзлюбила незнакомку из-за яркого макияжа.

– У Вас не найдётся платочка или салфетки? – попросила она голосом, который мог вызвать только сочувствие.

Люда увидела текущую по щекам чёрную тушь, и рука автоматически оказалась в сумочке. Она быстро протянула новый носовой платок.

– Ирина, – произнесла незнакомка.

– Люда! – они быстро разговорились.

Ещё минуту назад казалось, что это даже в кошмарном сне невозможно. Ирина взяла её под руку, и больше они не расставались. Жила она под Выборгом, в небольшом селе Кондратьеве. До 1940 года оно входило в состав волости Сяккиярви Выборгской губернии Финляндии. В 1948-м переименовано в память Героя Советского Союза командира истребительного авиаполка гвардии полковника Петра Васильевича Кондратьева.

Подруги часто ездили в гости к родителям, которые через год постарались сделать Людмиле пропуск, поскольку поселение оставалось приграничным. А до этого приходилось рассчитывать на милость сотрудников Контрольно-пропускного пункта.

– Всё будет хорошо! – успокаивала Ирина.

– Мне бы твою уверенность! – в такие моменты Люде казалось, что вся жизнь состоит из одних страхов и переживаний – экзаменов, неудач, несчастий … Только через десятки лет придёт понимание: цвет жизни во многом зависит от собственного к ней отношения. Но, как говорят в таких случаях, лучше поздно, чем никогда!

Благодаря подруге, Люда вовремя осознает, что гениальнее учителя, чем сам город с его богатой культурой, нет. И что проводить время только за учебниками – преступление. Своей бесшабашностью Ирина напоминала ей предыдущую подругу Таню. Сначала с опаской, а потом, доверяя всё больше, Людмила поддерживала любые, даже сногсшибательные, идеи. Как ни странно, но такой подход к учёбе на протяжении пяти лет, дал неожиданный результат. Но об этом чуть позже.

Приближалась весенняя сессия, которая определяла, кому быть студентом первого курса. Георгий Тимофеевич волновался, но уже меньше, чем полгода назад. Он знал, что и в провинции можно получить хорошую базу, не уступающую по качеству столичной. Оценки дочери только укрепляли в этой мысли. Сдав экзамены на «отлично», она получила право на повышенную стипендию – пятьдесят рублей. Для семьи это было большим подспорьем. Ещё столько же ежемесячно высылали своим детям родители. Такая сумма позволяла студенткам сводить концы с концами. Подрабатывать, как это делали некоторые, отец не разрешил. Для него было важно, чтобы и Лена, и Люда ни на что не отвлекались, получили прочные знания. К тому же стеснение (от слова «тесно») в средствах пошло дочерям на пользу. Они научились их тратить с умом: соизмерять доходы и потребности. Такая «арифметика» им очень пригодилась в семейной жизни.

В том же году произойдёт ещё одно событие: Лена готовилась к защите диплома. Она подолгу засиживалась в читальном зале студенческой библиотеки, что-то чертила, вместе с однокурсницами репетировала выступление у доски. Люда старалась не отвлекать, однако с приближением даты глаз не спускала с сестры … по просьбе мамы.

– Люда, очень тебя прошу, посмотри за Леной! – с тревогой в голосе просила она по междугородному телефону. – Случай рассказали: один парень защитил диплом, на радости первый раз выпил и …, – Нина Михайловна замолчала. Видимо, ей не хотелось произносить страшное слово.

– Не переживай, будет сделано! – успокоила она маму.

Тотальный контроль обернулся ссорой. Сёстры долго после этого не разговаривали, но Люда сдержала своё обещание. Нина Михайловна потом долго благодарила младшую дочь. Когда обе вернулись домой на каникулы, постаралась объяснить, что побудило её пойти на подобную провокацию.

– Станете родителями, поймёте, как трудно достаются дети и насколько они дороги, – фраза прозвучала убедительно. Дочери всё поняли и больше к этому не возвращались. Эпизод остался их маленькой женской тайной, в которую Георгия Тимофеевича посвящать не стали.

27. «Мы – врозь, душою – вместе!»

Встречи и расставания для «Ромео» и «Джульетты», казалось, принимали хроническую форму. Но привыкнуть к этому они так и не смогли. И чем дольше не виделись, тем сильнее становилось желание быть рядом. Успешно сдав экзамены на подготовительном отделении, Людмила наконец-то стала первокурсницей и готовилась провести лето в строительном отряде. Упорно ходили слухи о формировании из зачисленных на журфак Международного ССО, который отправится в Болгарию. Такой поворот разрушал все её планы. Встреча с любимым могла состояться только через три месяц. Гена в это время учился на поготовительных курсах при Московском автодорожном институте (сейчас это Московский автомобильно-дорожный государственный технический университет), жил у знакомых, готовился к вступительным экзаменам. Сюда его привела мечта стать механиком-испытателем.

Непреодолимое желание увидеться, заставило девушку действовать. Уже вечером она была на Московском вокзале, откуда уходили поезда в столицу. Она, как ей казалось, всё рассчитала: ночь – в пути, день – с любимым, ночью – снова в Ленинград. Почти как в советском культовом фильме Эльдара Рязанова «Ирония судьбы, или С лёгким паром!», который впервые вышел на экраны 1 января 1976 года. Многих людей он сделал романтиками, способными на безумные поступки.

Под стук колёс спалось особенно сладко. Проснулась девушка от предложения проводницы сдать постельное бельё. Поезд прибывал в столицу. Зная адрес института, приблизительное время начала занятий, Люда надеялась дождаться любимого абитуриента. Москва встретила недружелюбно. Ей показалось, что Ленинградский дождь следовал за ней по пятам. Серые облака, изморось несколько остудили пыл «Джульетты», но не избавили от желания увидеть «Ромео». Однако первым, кто ей попался на глаза, был тётушкин сосед по Кирову, Андрей Литвинов.

– А он занимается во вторую смену, – не дождавшись вопроса, пояснил он. Охотно дал телефон, по которому связывался с одноклассником, и поспешил на занятия.

Она позвонила из ближайшей телефонной будки.

– Алло! – в ответ услышала женский голос. В какое-то мгновение он показался ей знакомым. – А Гену можете пригласить к телефону?

– Кто его спрашивает? – манера говорить человека на том конце провода лишь усилила тревогу.

– Знакомая! – девушка соображала на ходу. И вдруг в трубке она услышала родной голос.

– Кто это? – спросил тот, кого Люда хотела увидеть, обнять и нежно поцеловать.

– Ты сможешь прийти к институту? – не дождавшись разоблачения, спросила незнакомка.

От того, как быстро «Ромео» согласился на встречу, ей стало не по себе. И только элемент интриги не позволял падать духом. Она в плаще цвета беж сидела под голубым зонтиком на деревянной скамейке и терпеливо ждала. Через полчаса показался слушатель подготовительных курсов. От неожиданности заговорил не сразу.

– Как ты меня нашла? – спросил он через какое-то мгновение.

Ей хотелось ответить словами героини из «Иронии судьбы», но радость встречи захлестнула. Он показал ей институт. Мимо проходили мужчины – кто с палочкой, кто на костылях …

– Это механики-испытатели, уважаемые люди, – попытался уверенно и спокойно произнести её спутник.

– Ты тоже так хочешь? – на полном серьёзе спросила она.

В ответ он улыбнулся. По всему было видно, забота о нём понравилась. А женщина, которая разговаривала с ней по телефону, оказалась его мамой. Светлана Петровна приехала поддержать сына, а заодно походить по столичным магазинам.

Дождь закончился, Москва показалось гостеприимной. Взявшись за руки, «Ромео» и «Джульетта» гуляли, никого не замечая вокруг. Она рассказывала о том, как сдавала экзамены, о предстоящем строительном отряде, он – как нелегко учиться на курсах. К вечеру уставшие, но счастливые пришли на вокзал.

– Один – до Ленинграда на ближайший поезд, – девушка протянула купюры кассирше.

– Билетов нет, только на завтра и только в СВ, – информация обескуражила молодую пару.

Ничего не оставалось, как принять предложение. В её распоряжении оставались сутки. Они отправились бродить по вечерней Москве, и снова счастье перемежалось с грустью.

– Тебе пора, – на правах старшей по возрасту распорядилась она. – Наверное, твоя мама уже места себе не находит.

Он проводил её до вокзала, там и расстались.

– Пора с небес спускаться на грешную землю, – посмеялась она над собой в очередной раз. – Во что бы то ни стало нужно поскорее сесть и заснуть.

Но найти свободное место поздно вечером на Ленинградском вокзале – было не так просто. И вдруг – удача, она заметила у кафе или ресторана большой подоконник.

– Здесь я и переночую, – решила она, но теперь всё делала для того, чтобы не уснуть. Контингент у подобных заведений – известный. Так, с полуприкрытыми глазами, она провела час-другой, пока снова не увидела знакомое лицо. Ей снился замечательный сон – до тех пор, пока рука не коснулась её плеча.

– Началось, – подумала она.

Но это был Гена. Его мама ахнула, когда узнала про случившееся.

– Оставить восемнадцатилетнюю девушку на вокзале! – она не на шутку испугалась.

У неё в голове не укладывалось, как сын так мог поступить?! Быстро собрала еду и отправила его со словами: «Разыщи и будь с ней, пока в вагон не посадишь!».

– Нашёл почти сразу, – вздохнул с облегчением юноша.

И снова они гуляли, пока не забрели в троллейбусное депо. Парк, видимо, давно не обновлялся. Некоторые машины стояли с распахнутыми дверями. Один из стареньких троллейбусов и стал пристанищем для незадачливых молодых людей. Мягкие сиденья с потрескавшимся от времени дерматином казались им роскошным диваном с обивкой из замши.

– На самом деле, с милым рай и в шалаше. В нашем случае – в троллейбусе, – подумала она и загадочно улыбнулась. Но в темноте он этого не заметил.

С первыми лучами солнца они вернулись на вокзал. До отправления поезда оставалось сорок минут.

– Наверное, состав подали, – предположила девушка. – Можно выходить на перрон.

К счастью, проводники уже приглашали пассажиров занимать свои места. В спальном вагоне Люда ехала впервые. Зеркала, ковровые дорожки, шёлковые занавески на окнах – как и подобает «Красной стреле». Но заметила она эту роскошь не сразу. Как волшебный сон вспоминала время, проведённое с возлюбленным, момент расставания, его нежный поцелуй и до боли знакомый жест: «Всё будет хорошо!».

По приезде она узнала от новоиспечённых студентов, что стройотряд никуда не едет. Осенью всех ждёт уборка моркови в совхозе «Всеволожский», что в Ленинградской области. Однако и её перенесли на год.

Нечто подобное ради одной встречи совершил и Гена. Не поступив в МАДИ (нередко наши амбиции не совпадают с возможностями), он устроился на Кировский чугунолитейный завод. Георгий Тимофеевич по просьбе будущего свата взял его в «Диспетчерскую».

– Под присмотром будет, да и работа не пыльная! – рассуждал он. – Человек вроде старается!

Однако скоро заметил, что юноша уже к обеду ходит без настроения.

– Что случилось? – пытался узнать он. Но Гена находил любые предлоги, чтобы уйти от ответа.

– Кого-то выдавать не хочет! – смекнул Тимофеевич.

Стал наблюдать. Кто-то за сигаретами просил его сходить, кто-то ключи гаечные подать … Когда просили за бутылкой сбегать, он отказывался.