Япония по контракту

Глава III
Хорошо организованная страна

Осени поздней пора.

Я в одиночестве думаю:

"А как живёт мой сосед?"

Басё

Автобус

Быстрая молния!

Сегодня сверкнёт на востоке,

Завтра – на западе…

Кикаку

Ей нравилось жить в Японии – всюду чистота, порядок. Автобусов не надо было ждать, даже в городе они ходили по расписанию. На каждой остановке висели три листка: на белой бумаге – расписание для будних дней, на зеленоватой – для субботы, на жёлтой – для воскресенья. Эта нехитрая мелочь облегчала жизнь всем, особенно иностранцам. Народ собирался точно ко времени, выстраивался цепочкой и застывал недвижимо, молча, как в строю. Автобус подкатывал минута в минуту, впускал строгую цепочку в среднюю дверь. Вне строя не проходил никто: ни старики, ни женщины с малыми детьми, ни спешащие нахалы. Из передней двери выдавливалась наружу другая цепочка, такая же строгая. Несмотря на многолюдство, потоки не мешали друг другу, двигались в разных направлениях без давки и завихрений. Входя, люди отрывали билетик с номером остановки. Тот, кто имел магнитную карточку, отправлял её в автомат, занимавшийся тем же самым – записью номера остановки. Даже в городе автобус брал плату в зависимости от расстояния. Большинство использовало карточки – они давали скидку.

Новый бархат кресел матово серебрился, кондиционер выдыхал тёплый воздух, толпа источала запах чистоты без малейшей парфюмерной примеси. Водитель за стеклянной перегородкой блистал элегантностью: синий форменный костюм, синяя фуражка, белоснежная сорочка и белые перчатки. И всё дисциплинированно-вежливое движение на японской дороге соответствовало этим ослепительным перчаткам. Водитель устроился как дома – повесил китель на плечики, переобулся в сандалии, поставив новенькие туфли там, где им положено стоять в японском доме: при входе в кабину. Автобус приближался к остановке. О намерении выйти пассажир должен был известить водителя нажатием кнопки над своим креслом. При этом по всему салону загорались красные лампочки, уведомляя прочих едущих о торможении, в кабине водителя звенел звонок. Все остановки были по требованию. Маленькие кнопки экономили много бензина для Японии.

Выход из автобуса перегораживал цербер автомата, оставляя только узкий проход, через который невозможно было просочиться, не заплатив. И обречённые пассажиры были спокойны – творческий поиск на тему, как проехать зайцем, их не волновал. Пассажир задержался у выхода, чтобы разменять в автомате бумажку в тысячу йен. Вычислить положенную плату помогала висящая над ветровым стеклом таблица: маршрут разбивался на зоны, номер зоны, по которой шёл автобус, высвечивало электронное табло. Парень бросил нужную денежку в кассу вместе с билетом, оторванным при входе. Водитель взглянул на ящик – прозрачные стенки позволяли ему проверить, сходится ли номер билета с количеством денег. Неусыпный надзор воспитывал легендарную честность японских граждан.

Поездка в автобусе была организована как совершенный технологический процесс и требовала от пассажира определённой квалификации. Она не сразу сообразила, куда засунуть карточку. Агрегат у выхода щерился щелями: одна принимала для размена бумажные деньги, другая продавала проездные карты, третья предназначалась для приёма мелочи… Видя, что она замешкалась, водитель высунул руку из-за стеклянной перегородки, направил карту в четвёртую щель, улыбнулся, поклонился, поблагодарил. Очередь желающих выйти бесстрастно дышала ей в затылок, терпеливо ожидая окончания процедуры. Автомат считал номер исходной остановки, записанный при входе, вычел нужную сумму, напечатал на изнанке карточки остаток денег… Она подумала, что придётся купить кошелёк с отделениями для карт – здесь у неё их будет много – автобусная, банковская, телефонная, медицинская… И ещё положенное каждому иностранцу пластмассовое удостоверение личности с отпечатком большого пальца рядом с фотографией. А пока она положила карту в карман, поиграла упругим пластиком.

Вроде бы ничего не произошло. Карта выглядела абсолютно целой, но вечером автомат отказался её принять. Должно быть, лёгкого изгиба хватило, чтобы сломать что-то внутри карточки, а заменить её на новую можно было только в автобусной конторе. Подъезжая к вокзалу, она радовалась, что японского не знает и не поймёт, как её будут бранить. Но женщина в окошке, английского сообщения явно не поняв, тем не менее улыбнулась, поклонилась, взяла карту и вложила её в какую-то машину, немедленно выдавшую новую, исправную карту. Женщина протянула её на сложенных ковшиком ладонях, опять улыбнулась, низко поклонилась, за что-то поблагодарила – аригато"… Из конторы она вышла очень довольная собой – ей удалось без посторонней помощи справиться с заменой карты. Она вообще успешно справлялась с Японией. Знала, что если на вокзал идёт автобус 7-1, то возвращаться надо маршрутом 1-7. Вот только улицы за окном потянулись незнакомые. Автобус свернул налево, к морю, а ей надо было направо, к горам. Надо было срочно спасаться. На остановке скучал парень с книжками, перетянутыми по местной моде ремешком – школьник или студент. Он сразу понял её беду, наверное, не её первую эта штука погубила: автобусы различались не только номером, но буквой пред ним. А она вместо нужного ей маршрута 1-7 с буквой N, идущего на север – North, выбрала 1-7 с буквой W, означавшей английское слово West – запад. Расписание обещало автобус нескоро, с моря дул холодный ветер… Она подняла руку перед жёлтой букашкой такси, едва ползущей в ожидании клиентов. Дверца открылась автоматически, пахнуло теплом. Она вложила листок с адресом в руку в белой перчатке, протянутую из-за стеклянной перегородки, отделявшей водителя от пассажиров, удобно устроилась на белых кружевных чехлах сиденья – на сегодня проблемы кончились. Решать мучительный вопрос, сколько дать на чай, не стоило. Заплатить предстояло точно по счётчику. Чаевых японцы не брали. И таксисты не были исключением.

Заботливый город

Идёшь по облакам,

И вдруг на горной тропке

Сквозь дождь – вишнёвый цвет!

Кито

В Японии очень хороший транспорт! В поездах, в метро, в автобусах, в такси кондиционеры, бархатные сиденья, чистота. И ходит всё чётко. В Японии прекрасный транспорт! Но цены! В автобусе одна остановка на окраине стоила сто пятьдесят йен, в центре – сто семьдесят. Проезд от Ягиямы до центра обходился в двести пятьдесят йен, такси – вдесятеро дороже. В общем, цены способствовали любви к пешей ходьбе.

– Все русские предпочитают ходить пешком, особенно семейные, – утверждала Наташа. – Тем более, что город невелик. Мы с мужем и дочкой пешком добираемся до центра за час с небольшим, а проезд туда и обратно обходится на троих в тысячу пятьсот йен. Да на эти деньги мы целый день питаться сможем!

В ближайшее воскресенье она решила разведать дорогу в центр, пользуясь Наташиными ориентирами. День выдался подходящий – ясный, солнечный. Она шла по тихим чистым улицам, промытым ветром с утреннего моря. Лесистые склоны окрестных холмов выдыхали через бронхи улиц свежий дух близкой весны. Пахло распускающимися цветами и шампунем. Потому что те немногие люди, что появлялись на пустых утренних улицах, что-нибудь мыли. Дамы драили с мылом окна и крылечки своих домов, мужчины – машины. Центр лежал в долине, окраины – в предгорьях, значит, ей предстояло спуститься с горы. В Японии, куда ни пойдёшь, будет с горы. Или в гору. С обрыва у края холма открылась петля реки в скалистых берегах и устроившийся по её берегам город. Широкие прямые проспекты уходили к невнятной серой мелкоте окраин, а за ними блестела полоска моря. Туда она и пошла, к морю. В Японии, куда ни пойдёшь, будет к морю. Город маячил совсем близко, рядом. Но дорогу неожиданно преградил новый холм. Неожиданный холм – вещь обычная в Японии. Запахло хвоей, сосновые иглы запорошили асфальт – улицы оборвались, уткнувшись в крутой лесистый склон… Но город позаботился, чтобы холм можно было не только объехать по шоссе на карнизе, прорубленному в отвесному склоне. Для пешеходов на холм проложили лестницу. Даже две – одну со стороны окраин, другую – из центра. В Японии не найдёшь ни одного необустроенного холма. Лестницы выглядели старинными, с большими неровными ступенями из пластинчатых камней… Но соорудили их недавно, одновременно с постройкой нового района на окраине. Япония любит делать новые вещи похожими на старые, искусственные – на натуральные. Бетонный заборчик вдоль лестниц точно копировал обрубки стебля бамбука.

На вершине холма среди высоких криптомерий стоял буддийский храм. На вершине соседнего холма – шинтоистский шраин. В Японии не встретишь холма, на вершине которого не стоял бы храм. Оба храма похожи – простые деревянные амбары, только ворота разные. Возле шраина – ворота тории – два красных столба с выгнутой концами вверх перекладиной. Ворота стояли сами по себе, без забора. У буддийского храма забор был. И глухие створки. Возле буддийского храма – лесенки и качели – в будни тут работал детсад. И маленькие каменные статуи Будд – словно дети, наряженные зачем-то в красные матерчатые передники. А возле шраина вместо Будды на постаменте лежал дремлющий медведь. Шинтоисты – язычники молились понятным богам. Возле дощатой кабинки туалета стояли тапочки, повёрнутые носками внутрь, чтобы входящему было удобнее переобуться. А чтобы горожанам и туристам удобнее было добраться до лестницы, ведущей к храмам, через речку перекинули пешеходный мост. Спуститься к мосту можно было напрямую с большого проспекта по железной лестнице, навешенной на речной откос. Трудно найти в Японии хотя бы кусочек необустроенной земли!

Город резко распадался на два мира – широкие проспекты с бетонными небоскрёбами офисов, отелей, банков – тут царил Запад, и хранившие японский дух узкие боковые улочки. Тут стояли низкие деревянные домики с маленькими окнами в частых переплётах, с загнутыми вверх уголками крыш… А начинался город от железнодорожной станции. Как от печки. Отсюда уходили автобусы, начиналась линия метро, торговые улицы… Стоило задать вопрос "где?", и в ответе непременно появлялось слово "станция". Где лучшие рестораны, магазины, рынки, главные банки, фирмы по аренде машин, телефонов? Ответ был – у станции. Центром города был вокзал. И, побродив по вокзалу, можно было многое понять про Японию. Во-первых, что страна это процветающая, – весь вокзал сиял. Во-вторых, что страна это тесная. Вокзал использовал каждый квадратный сантиметр своей площади на сто один процент. Первый этаж отправлял пригородные электрички, второй занимали залы ожидания, офисы, кассы… Третий составляли платформы Шинканзена – скоростной поезд ходил по бетонной эстакаде на высоких ногах. Ещё два этажа добавляли автостоянка на крыше и рестораны в подвале. А всё свободное пространство на всех уровнях занимали магазины, лотки, киоски… Пройдя по вокзалу, можно было не только купить дорожный обед или продукты для дома, но и одеться-обуться, запастись подарками, лекарствами… Это удобно для граждан. И для торговцев. Магазины-ловушки, неизбежно пропуская через себя пассажиров, без покупки их не выпускали.

Вокзал, как большой паук, выпустил над привокзальной площадью длинные волокна пешеходных эстакад, связав паутиной места полезные – магазины, отели, рынки… Воздушные мосты служили не только переправой через проспект, но и навесом для автобусных остановок. Ноги опор несли на себе расписания движения, вмещали киоски, контору, где ей поменяли сломанную карточку… С эстакады открывался вид на город, на торговые кварталы. Под весенним солнцем сияли длинные, укрывшие целые улицы стеклянные крыши. Торговый квартал походил на прозрачные трубы, внутри которых клубилась пёстрая, заманчивая жизнь. И ей можно было нынче к этой жизни приобщиться!

А хорошо это придумали японцы – собрать магазины вместе и укрыть их общей крышей! Горожанам не приходилось метаться по городу, чтобы купить много разных вещей. Не приходилось откладывать поход в магазин из-за непогоды. Солнечные зайчики прыгали по стеклянным сводам, по полированному камню пешеходных улиц. В вестибюле большого магазина, за оконцами в полу открывались подсвеченные снизу виды моря, гор. Японцы не жалели выдумки и денег, чтобы довести свой торговый центр до невероятного, безудержного блеска. Неисчислимые двери магазинов, ресторанов выпускали тёплый воздух – кондиционеры создавали под крышей свой климат, свой мир. Вместе с тёплым ветром наружу вырывались запахи: японский дух рыбы, водорослей, соевого соуса и неяпонское благоухание кофе, французских пирожных, духов… Запахи свивались в тугой весёлый клубок и, щекоча ноздри, катились по стеклянным трубам улиц.

Общая крыша превратила улицу в общий коридор, и хозяева магазинов, стеснённые скудным метражом, вытащили сюда всё, что не поместилось внутри: стеллажи, лотки, прилавки… Возле них хлопотали продавцы, заполняя пространство под сводами бодрыми криками. Для пущего эффекта они даже звонили в колокольчики… Девушки с корзинами одаривали прохожих бесплатными бумажными салфетками в пакетах с адресами магазинов. Все магазины единодушно считали салфетки наилучшим носителем рекламы, так что пройдясь однажды по улице можно было запастись салфетками на целый год. Горожане любили свой торговый центр – это чувствовалось. И приходили они сюда – оживлённые, принаряженные, не только покупать, но и отдыхать в западном комфорте и тепле от японской скудости и холода. Пожилые дамы усаживались пить кофе с пирожными в кондитерской, молодёжь с банками кока-колы оккупировала лавочку…

Она шла по полированному мрамору пешеходных улиц, стараясь хоть что-то различить в общем сиянии – лавку кимоно, магазин чая… Стеклянные крыши оборвались возле широкого проспекта. Соображая, куда идти, она достала карту, полученную на вокзале. Служащий бюро информации, едва завидев её, поинтересовался, давно ли она в Японии, и, улыбаясь, предложил бесплатно карту города. Карта была похожа на тетрадь в клеточку: все большие улицы шли с севера на юг, параллельно берегу моря. Их пересекали под прямым углом другие, протянутые с запада на восток. Назывались улицы без затей: Ичибанчо-дори – первая улица, Нибанчо-дори – вторая улица, и дальше по порядку. Чтобы не заблудиться, достаточно было выучить числительные – ичи, ни, сан… – раз, два, три… Заблудиться среди чётких линий заново отстроенных кварталов вообще было трудно. Но на всякий случай на мостовой была выложена разноцветными плитками схема перекрёстка с названиями улиц. Город заботился о горожанах.

Из подземного перехода доносилась негромкая музыка. Туннель расширился, образуя круглый зал. В центре зала журчал фонтан, подсвеченный разноцветными фонариками. На скамейках полированного дерева среди горшков с цветами отдыхали люди, любуясь изделиями местных ремесленников в застеклённых витринах: лаковыми шкатулками, глиняными вазами, деревянными куклами… На стенах висели чёрно-белые фотографии неказистых домишек, обитавших до войны на этом перекрёстке, и военных руин после бомбежки. Завершали ряд яркие цветные снимки новых кварталов под сверкающими стеклянными сводами – того, что было нынче наверху. Японец уносил из перехода окрепший патриотизм, иностранец – восхищение, и оба уходили наверх отдохнувшими от суеты. В большом магазине тоже была устроена комната отдыха – стены, украшенные стеблями бамбука, мягкие диванчики, кондиционер… Нашлась здесь и микроволновая печь, чтобы подогреть котлеты, купленные в отделе кулинарии – картофельную и овощную, и крупную креветку, зажаренную в сухарях. Пластмассовая коробка упаковки, рассчитанная значит и на этот случай, не расплавилась. Автомат продал банку горячего чая, потому что она нажала кнопку из окрашенного красным. Холодное питьё было помечено синим, исключая ошибки даже для тех, кто не знает языка. Чтобы банка не обожгла руку, она обернула её бумажной салфеткой, припасённой тут же на столе. Допив чай, она подошла к мусорнице, задумалась, куда бросить банку. В длинном ящике, как положено в Японии, было четыре отделения: для металла, пластмассы, бумаги и всего остального. Но где какое? Надписи были японские, а мусор скрывали чёрные полиэтиленовые мешки. Пьяный мужчина, единственный пьяный на всей торговой улице, подошёл, шатаясь, швырнул, не глядя, баночку из-под сакэ. И попал, куда надо, – пластмасса глухо тюкнула о пластмассу. Воистину Япония – хорошо организованная страна раз привычку к порядку здесь не истребляет даже алкоголь!

Домой она возвращалась пешком через храмовый холм. Среди глухой громады тёмного вечернего леса стояли японские каменные фонари и табличка: древнее детское кладбище. Детское кладбище – плохое сочетание слов! Бросить детей, хоть и мёртвых, одних – плохая идея. Она ускорила шаги. Тем более что дальше тоже потянулось другое, новое кладбище для всех – она почему-то не заметила его утром. Каменные плиты надгробий стояли плотным рядами – покойники лежали бок о бок, в привычной для японцев тесноте. На плитах были только иероглифы – ни портретов, ни фотографий. Могилы устилал песок, узкие тропинки между ними гравий – порядок на кладбище был идеальный, как везде в Японии. Она проскочила гору одним махом, торопясь поскорее уйти в жилой квартал. Но здесь было так же темно и тихо, как на кладбище. Только в конце улицы светился стеклянный кубик магазина. Почти бегом добралась она до ярко освещённого крыльца, обернулась на чёрную гору… Ни за что не решилась бы идти в одиночку по тёмным безлюдным улицам, по ночному лесу в любой другой стране! А тут, в Японии, пошла без колебаний. Значит, уверена была, что не встретит ни лихих людей, ни бродячих собак. Оказалось, совсем недалеко от её дома работал хороший магазин, незаметный из окна автобуса. Из окна автобуса страну как следует не разглядишь! А пешие прогулки познавательны. Её лицо разгорелось от свежего воздуха – пешие прогулки полезны для здоровья. И для кошелька – на пятьсот не потраченных на автобус йен она купила отличный ужин – овощи, свежую рыбу…

Банк (Ханко и гинко)

Кто терпелив, тот бедности не поддаётся.

Кто беден, тот и глуп.

С деньгами и в аду не пропадёшь.

Японские пословицы

Не очень весело ходить по городу без денег. Те, что дал ей взаймы Хидэо, быстро разлетелись, съеденные пустой квартирой, неопытностью, любопытством… В её контракте значилось приличное жалование, которое научный фонд в Токио обязывался переводить в банк на её имя.

– Для того, чтобы открыть счёт в банке, Вам нужно ханко, – сказал Хидэо.

Ханко называлась маленькая печать, на которой выгравирована фамилия владельца. Там, где в других странах расписываются, в Японии оттискивают ханко. Хорошо организованная страна не могла допустить, чтобы граждане расписывались то так, то эдак, повинуясь настроению или количеству выпитого. А ханко давало каждый раз абсолютно одинаковые отпечатки.

Задумавшись на минуту, Хидэо написал иероглифами её фамилию. Она взяла бумажку и отправилась… в столовую. Сюда университетский народ шёл за любой нуждой. В одном здании со столовой располагался магазинчик, который продавал всё, что пожелает душа, временно оказавшаяся в университете: учебники, бутерброды, компьютеры, шлёпанцы, теннисные мячи… У входа в магазин заказывали очки, фотографировались, стриглись, покупали билеты на поезд и самолёт, копировали бумаги на ксероксе, брали в банкомате деньги… Мастерская печатей тоже имелась. Пожилой мастер, кланяясь, принял заказ, а через несколько дней выдал ей пакетик, где лежала палочка размером с палец. На её конце была приклеена овальная резиновая печать с выпуклым птичьим следом её японского имени. Выемка на палочке указывала, где у печати верх. И это было очень кстати не только для неё, неграмотной, но и для японца, исключая случайную ошибку. Поблёскивающая свежим лаком вещица была так красива, что бросить её в сумочку без достойной упаковки было невозможно. В галантерейной лавочке продавались пенальчики для ханко – всех цветов радуги снаружи, изнутри красные, под цвет круглой подушечки, заранее смоченной красными чернилами. Это сохраняло пенал опрятным, даже если чернила слегка пачкали его. Подушечка, предусмотрительно помещённая в пенале, в точности соответствовала размеру печати. Её красный цвет печати воскрешал в памяти сцены из старого фильма, где самурай прижимает большой палец к лезвию меча, потом к бумаге – подпись кровью. Может, потому и выбрали для ханко этот цвет – алый? По традиции.

Ханко точно легло в пенал, пружина мягко и надёжно захлопнула крышку – путь в банк был открыт! Намико вызвалась проводить, помочь, заполнить бланки. Посетители отрывали на барабане у входа квиток с номером очереди и усаживались ждать на диванчиках, овеваемые свежестью кондиционера – банк клиентов баловал. И, доводя свою заботливость до совершенства, вывесил диаграмму посещаемости банка с двумя горбами – утром и в обед, чтобы клиент мог выбрать для своего визита малолюдное время. За стеклянными окошками трудились девушки в одинаковых серых костюмчиках, с гладкими чёрными головками, с радикально закрашенными личиками. Улыбки не сходили с их лиц. Словно были частью униформы. Тихий звон оповестил, что служащая ждёт следующего посетителя. Номер, высветившийся на табло, совпал с её билетиком. Девушка в окошке улыбнулась, поклонилась и протянула прямоугольную тарелочку, по размеру точно совпавшую с бланком. Её дно укрывала рифлёная резина. Эта ерундовина позволяла одним движением отделить бумаги от скользкого дна. Через несколько минут девушка вручила ей банковскую книжку с отпечатком ханко и завершила встречу обычным японским набором – поклон плюс улыбка. Сверх программы была выдана какая-то коробка.

– Это подарок за то, что Вы открыли счёт, – объяснила Намико. В коробке оказались бумажные салфетки. – Ваш подарок скромен, потому что сумма, которую Вы положили, очень мала.

Номер банковского счёта следовало вписать в соответствующий бланк и послать в Токио, чтобы там знали, куда переводить зарплату. Научный фонд загодя прислал толстый конверт с бумагами, необходимыми для сопровождения её японской жизни. На каждый случай был заготовлен бланк: приезд в Японию, аренда квартиры, открытие счёта… Одно событие – одна бумага. Для содержания бумаг в идеальном порядке стипендиату присваивали номер. Его следовало указывать в каждом письме. Хидэо вызвался заполнять бланки самостоятельно, опасаясь, что иностранка допустит ошибку.

– Я переслал бланк с номером Вашего счёта в Токио, – сообщил Хидэо через два дня. – И уже получил подтверждение о доставке письма. Вам будут переводить деньги двадцать пятого числа на месяц вперёд. Первую стипендию Вы уже можете получить в банке.

Приятно иметь дело с хорошо организованной страной!

– Ваша магнитная карточка готова, я звонила в банк! – известила через две недели Намико и опять вызвалась сопроводить в банк, научить пользоваться банкоматом, на котором были только японские надписи.

Намико вложила в одну щель автомата новенькую карточку, в другую – раскрытую банковскую книжку… Фигурка японочки на экране приложила палец к губам – ждите! Автомат вернул книжку с первой записью, выдал стопку денег. На десятитысячной купюре над головами двух фазанов тянулась надпись латинскими буквами: "Ниппон Гинко".

– Японский Банк, – перевела Намико.

У входа в банк росло высокое раскидистое дерево с твёрдыми тёмными листьями, похожими на маленькие веера. Его название звучало похоже на слово гинко – банк.

– Это гинкго, – сказала Намико, – знаменитое японское дерево. Его плоды используют в пищу, а из листьев делают лекарство.

Толстый ствол дерева в серой растрескавшейся коре был солиден и устойчив. Как японский банк. Может, потому дерево называлось похоже?