Тень Прекрасной Дамы. Марина и Анна

И это имя неземное. В шорохе дождя

 
И это имя неземное Белла,
Звучит под сводом неба в вышине,
И не было границы и предела,
Когда она пришла на той волне.
Прекрасна, словно ангел, и печальна,
Все знавшая, жалевшая их всех,
Витала в поднебесье эта тайна,
Обречена на пропасть и успех.
И в пораженье ведая победу,
Лишь улыбалась, слезы скрыв от нас,
И никому тот звездный путь не ведом,
Мы слушали рассеяно подчас.
Не обижалась, только горевала,
И понимала каждого, в тиши
Она порою чтенье обрывала,
Куда-то все спешила и спешила.
И не было отчаянью предела,
Когда она совсем от нас ушла,
И только имя дивное звенело,
Над дождиком, когда сгустилась мгла.
Мы все в тот миг ненастный сиротели,
И никого на призрачном пути,
И все-таки поверить не хотели,
Что и она могла от нас уйти.
И место пусто, и беснуясь где-то,
Лишь Полозкова развлекает нас,
Кромешна ночь, и больше нет рассвета,
И Веру пнув, уносится Пегас…
А где же та, далекая, земная,
Куда она теперь устремлена.
Я этого вовеки не узнаю,
И ничего не скажет мне она..
 

Маскарад призраков

Маскарад призраков. Выход королевы

23 июня День рождения А. А. Ахматовой

 
Танец призраков в старой усадьбе.
Звездный бал до утра – маскарад.
Лишь слова, только в жесте и фразе
проступают. О чем говорят?
Узнаю их и быстро теряю,
снова вижу как тени в тиши,
в полутьме для меня оставляют
то стихи, то обрывки души.
Королева без свиты печальна.
Одинокая тень у стены.
Остаются сомненья и тайны,
и стихи, и иллюзий тех сны.
 
 
1
 
 
В доме, заполненном светом нездешних страстей
Ждет королева своих запоздавших гостей.
Что там осталось от странного замка в тиши?
Темной аллеи мираж, не спасти ей души.
Вот они снова приходят в покинутый дом,
И говорят о потерянно друге своем,
Пьют за здоровье, за Музу, потом за стихи.
Слушают музыку ветра, шаги их легки.
 
 
В их невесомости боли и радости нет.
Лишь королева все видит – и знак тот, и свет.
К темной аллее метнулась внезапно душа.
Кто-то вздохнет обреченно: – Она хороша.
– Да хороша. Отчего же не в меру грустна?
– Мужа убитого ждет до рассвета она.
Нам же пора, мы не будем мешать, господа!
Стройная тень, иногда он приходит сюда.
 
 
Только Летучий Голландец напрасно спешит,
Ей не уйти от страстей, миражей и обид,
Прошлое жжет и в грядущем им жить не дает.
Кто это там так красиво и звонко поет?
– О, дорогая, не слушайте, там Крысолов,
Он их чарует, забрать их с собою готов.
Нам же туда не пробраться, останемся тут.
В доме, заполненном светом, все гости встают.
 
 
И растворяются где-то за миг до зари.
Лишь королева пред ним обреченно стоит.
– Я отпускаю, тебя мне теперь не спасти.
И капитан отвечает ей тихо: – Прости,
На море буря, и я погубить не могу
Душу любимой, я Музу свою сберегу.
Тонкие руки внезапно метнулись к нему,
Но обнимает бессильно кромешную тьму.
 
 
И Крысолов оставляет, и замок пустой…
Плачет бессильно, смеется она над собой,
Отняли все, все ушли, королева одна,
И обреченно ей светит в тумане луна…
Свет отраженный не может согреть и спасти.
Вот и осталось шептать обреченно: -Прости.
И для поэмы героя едва ль отыскать.
Но маскарад продолжается, и танцевать
 
 
Кто-то чужой приглашает, покорна она,
Мастер уходит, а ты оставаться должна,
Силы оставили, воля предательски лжет,
Но обреченно шагнет королева и ждет,
То ли расправы, а может триумфа, гроза,
Мертвого мужа бездонные видит глаза.
И обнимает напрасно ее тишина.
– Пани сегодня осталась, я вижу одна.
 
 
Как на Шопена похож, да откуда тут он?
Трепет «Баллад» этот звон, этот горестный стон,
Выход, мазурка, и как же ему отказать.
Женщины дальней, ревнивой ты видишь глаза.
В этой мазурке смеясь, утопает она,
О, королева, она далека и больна…
В доме, заполненном светом внезапных страстей,
Ждет королева своих запоздавших гостей….
 
 
Кружатся тени и призраки рядом в тиши,
И не спасти обреченной на страсти души…
Бал завершится, но Мастера ей не спасти,
– Можно остаться? —Но ты ни о чем не проси,
Все отдадут, только могут они отнимать.
И в тишине проступает опять и опять.
Лунной дорожки незримая тянется нить.
Надо уйти и о главном еще говорить.
Но остается, чтоб горе испить до конца,
Маска не скроет во тьме очертанье лица.
Полночь все длится, и вечен ее маскарад.
Знает царица —никто не вернется назад…
 

Там Анна пела. Путь в вечности

 
На кончике пера таилась страсть,
И нежность тихо гладила крылом,
И улыбалась, чтобы не упасть,
Все время говорила о другом.
И музыка каких-то дальних сфер
Врывалась в дом, где не было тепла,
Хотя камин так яростно горел,
И запотело полотно стекла.
 
 
Там проступали знаки перемен,
И в жизни той печальной и далекой
Жила другая в пелене измен,
И в пасти страсти дикой и жестокой.
Поэт молчал, ему-то все равно,
Он только улыбался на прощанье,
И ведьма, заглянувшая в окно,
Ему опять назначила свиданье,
 
 
И он пошел, ну как же не пойти,
Такая ночь обещана. Плутовка
Взгляд отвела, все спутала пути,
Все сделала изыскано и ловко.
А ты грустна, ты как всегда грустна,
И в этой грусти слабость проступает,
И слишком поздно пробудясь от сна,
Вдруг поняла, что в жизни так бывает.
 
 
И никого в оставленном саду,
Повсюду только призрачные лики,
И поздно говорить: – Я не приду,
Когда душа окаменеет в крике.
Без свиты королева не живет,
Ей без любви досадно —одиноко..
Другая Анна там который год
Нам говорит про снежный профиль Блока.
 
 
И Демон мертв, его не воскресить,
И стройность тел не различить в тумане.
И стало ясно, как-то надо жить,
Когда та страсть бессмертная обманет..
Когда бушует бунт, сметая всех.
И помнит только дальняя Марина.
Успех, да полно вам, какой успех,
Она во всем виновна и невинна.
 
 
А где-то там блокады впереди,
И эта жуть лишь только нарастает,
И к Блоку позабыты все пути,
И даже Бог рабу свою оставил.
Но плечи распрямив, брела вперед,
О Мастере ушедшем вспоминая,
Из века в век брела, из года в год,
Всех палачей безжалостно прощая
 

И вот она стоит перед толпой. Одна в вечности

10 апреля, день рождения Б. Ахмадулиной

 
И вот она стоит перед толпой,
Пытаясь объяснить, понять, прорваться,
И этот мир, холодный и чужой,
Он тонет в высоте своих оваций,
Но ей едва ль постичь ее настрой,
Ее любовь, ее непониманье,
Все странно и нелепо тут устроено,
Осталась только рифма на прощание.
 
 
И все же не прощаясь в горький миг,
И понимая, все идет к финалу,
Она пред ними в пустоте стоит,
Дыханье сперто, все влечет к началу
Она поет, сомненьям вопреки,
Мучительно душа все ждет ответа,
Но высота порыва и строки,
Позволит быть понятной и воспетой
 
 
Но понятой ли? Странная пора,
Когда эстрада дышит так печально,
И кажется закончена игра,
И больше им она не отвечает.
Они все ждут напрасно, в этот час,
На перекрестке лет и грез вчерашних,
Она осталась где-то среди нас,
И потому нам радостно и страшно.
 
 
Она же не боится ничего,
Давно свое, наверно, отбоялась
И остается боль и торжество,
Полет и пропасть – все, что ей осталось
Осталось ли? Мышиная возня,
Тех, кто пришел на смену и лютует.
Проекты, не поэты и нельзя
Их сравнивать, и снова торжествуют
 
 
– И ладно, это даже хорошо,
И улыбнется как-то так устало.
– А что же делать, было и прошло.
И лишь душа от боли трепетала
 

2

 
Все это было точно в том апреле,
Все это будет после каждый год,
Стихи, как птицы белые летели,
Снега сходили с посеревших гор,
Судьба была прекрасна, но печальна.
Никто не знал, что все предрешено,
И только тайны, призрачные тайны
Заглядывали в темное окно,
 
 
Где музыке ее тогда учили,
И открывали дивные миры,
Марина с Анной, ноты все и стили
Дарили ей, укрывшись до поры,
И понимая, что они едины,
Что третьей будет с ними за столом,
Ее явленье приняли мужчины
В экстазе поэтическом своем,
 
 
Она казалась им неуловимой,
И все-таки пленила и звала,
Туда в высоты, и туда, в глубины,
Где лишь она совсем одна была,
И пела так, что хор смолкал пред нею,
И миг один в том мире проступал,
И там, во тьме укрылись где-то звери,
И исчезали в пустоте зеркал.
Да был апрель, мы это точно знали,
Свет неземной и тихая печаль,
И музыка в давно забытом зале,
Где гаснет перед вечностью свеча
 

И надо же было на свет появиться Гений

24 мая день рождения Иосифа Бродского

 
И надо же было на свет появиться
В том мае, чтоб маяться долго потом,
Стирались любимые вечные лица,
И жил на чужбине с печальным котом.
 
 
В России не знали, и знать не хотели,
И вечные муки оставив другим.
Он в сонной Венеции дивные трели
И странные строки свои выводил.
 
 
Смеялась в соседней квартире чужая,
И речь итальянская стала милей,
И надо же было родиться в том мае,
И вечно стоять у закрытых дверей.
 
 
Коты и поэмы его провожали
Туда, где все было добыто потом,
И только поэт в проходящей печали
Во сне мог увидеть и кров свой, и дом.
 
 
Нет, нет, он назад никогда не вернется,
Он станет изгнанником в мире страстей.
И странно нависло палящее солнце,
И выл в полумраке растерзанный зверь.
 
 
Но он человек, ему выть не пристало,
И все-таки вдруг обрывалась строка,
Когда она пела и снова взлетала
Над сонной Венецией, так далека.
 
 
О странная боль, и любовь неземная,
Все это забудется скоро, потом
Припомним, что он появился в том мае,
Что маялся где-то в пространстве ином.
 
 
Иллюзии, сны, и иные печали,
Остались в наследство немилой стране,
Когда так пронзительно чайки кричали,
И падали души в тумане на снег.
 
 
И снились метели, такие метели,
Что скрыться хотелось в их ласках опять
А белые птицы над морем летели,
Ему помогая стихи сочинять
 

Прогулки по Венеции в дождь

Когда и мне придется переступить черту, а жизнь она такая, от нее умирают все без исключения, там надеюсь отыскать две прекрасные тени, чтобы продолжить разговор, и чем черт не шутит, услышать новые стихотворения одного и размышления другого самого любимого мужчины… И пусть как Вергилий Данте он ведет меня по своей Венеции

 
В городке, окутанном туманом,
В мороси внезапного дождя,
Я  бреду за тенью, за  обманом,
Понимая, что спасти нельзя.
Кто-то там  за призрачной  чертою,
Вдруг окликнет, позовет  во мрак,
И когда душа кричит: – Не стоит,
Мало в этой жизни будет драм?
 
 
Я ее не слушаю как прежде,
И иду отчаянно на зов,
В городе, на мысе грез, надежде
Мы значенья много придаем
Там поэт  свой зонт  в кусты забросил,
И танцует, радуясь дождю,
Не пугает  призрачная  осень,
Я его потом  вдруг  полюблю.
 
 
А пока я слушаю  как снова
На исходе рокового  дня,
Просит он забыть, и из былого
Вытащит, упрямую меня.
Это над Венецией тревожно,
Никого, и ничего вокруг,
Он шагает  зло и осторожно,
В окруженье призрачных  подруг.
 
 
Что-то из Ремарка, только что же,
Мне понять, я знаю, не  дано,
И мороз проносится по коже,
И старуха, распахнув окно,
Что-то говорит ему и  верит,
Что он на свидание  придет.
Странный город помнит все потери
И к себе поэта заберет.
 
 
Вырваться б из пелены тумана,
И остаться снова за чертой,
Но поэмы странной и желанной
Не услышу  в  стороне иной.
Потому  я под зонтом  спасаюсь,
И хочу догнать  его опять,
Среди звезд, туманов и красавиц,
Как мне этот странный мир понять.
 
 
И когда не в силах дотянуться,
Не желая отпустить к   другим,
Я хочу, чтоб он   не оглянулся,
Вывел к свету, сквозь тоску и дым.
Я  бреду за тенью, за  обманом,
Понимая, что спасти нельзя.
В городке, окутанном туманом,
В мороси внезапного дождя
 

И в мире Бродского осенняя прохлада

 
И в мире Бродского осенняя прохлада,
Там тишина срывается на плач,
И листопад в глуши немого сада,
Какой-то задник, непонятный план,
Где женщина с зелеными глазами,
Босая, над безбрежностью парит,
Седая осень в странной этой драме
О чем-то непонятном говорит.
 
 
Кто слышит их, и кто ему внимает,
В печали, забытьи, за час до сна,
И сон во сне он снова воплощает
В безбрежности судьбы и полотна.
Идет по листьям, и спешит  на встречу,
И видит ли всю негу и печаль?
Стихов не слышно, их уносит ветер,
И в старом парке им не повстречаться,
 
 
Она не Маргарита, боже, правый,
Там есть художник, и к нему спешит.
И только непонятный и лукавый,
Поэт проходит мимо и молчит.
Что это было? Темные  аллеи,
И страсть ее к художнику, вдали
Там листья отлетевшие алели,
Они расстались – пленники любви.
 
 
С художником ей проще в миг заката,
Поэт к своей Венеции спешит,
И все твердит: – Она не виновата.
Поэму пишет, о любви молчит…
И в замке грез ее портрет пылится,
Как задник той картины роковой,
Кто ведьму знал, и кто в нее влюбился,
Тот потерял и дар свой, и покой.
 
 
Ему же словеса всего дороже,
И он боится потерять сей дар,
И гонит нежно так и осторожно
Любимую, и молча смотрит вдаль.
Не ревность правит миром, только лира,
Вершит его  печальную судьбу.
И на гондоле, в самом сердце мира
Офелию он встретит лишь в гробу
.
И ужаснется, Гамлета судьбину
Как данность примет чей-то жест, поклон…
Совсем один плывет куда-то мимо,
И рядом усмехается Харон,
Там, в небесах, сияет Беатриче,
Но он не Дант, ему Вергилий мил.
Идет по аду с вечным безразличьем.
И слушает поэта в звоне лир.
 

Прогулки с Бродским по иным мирам

Прощай, прощай – шепчу я на ходу,

среди знакомых улиц вновь иду,

подрагивают стекла надо мной,

растет вдали привычный гул дневной,

И. Бродский

 
Прогулки с Бродским по иным мирам,
По городам, которых нет в помине
На карте мира, только по стихам
Они проступят, и несутся мимо
Волхвы и звери, там ведь Рождество,
Там женщины, не будет их прекрасней,
И я в тот миг, не зная ничего,
Попала на какой-то дивный праздник.
 
 
И ослепил меня тот самый Див,
Не хочет он, чтобы неслась к поэту,
Но расстоянья, время победив,
Во тьму бреду, да, там так мало света.
И все-таки свидание не с ним,
С иной стихией, и иной эпохой,
Прогулки с Бродским, сигареты дым,
Грузинское вино, и так охота
 
 
Проникнуть в мир иллюзии и снов,
Где он плетет незримые узоры,
Своих сомнений и своих стихов,
Неспешный разговор, и мир, который
Не отпускает в бытность, в бытие,
От чаянья чего-то неземного,
И где-то там сомнение мое
Останется, и он вернется снова
 
 
В тот тихий дом, где Маргарита ждет,
Листая песнопений те туманы,
Не черный, а какой-то рыжий кот
Оставит нам сомненья и обманы…
Ведь на пути у вечности овраг
И ров, куда пробраться мне едва ли,
И за чертой всех горестей и драм
Тот замок, тень, и мы на карнавале,
 
 
И нет Венеций, есть лишь темный лес,
И мы с тобой, дойдя до середины,
Остановились, проводник исчез.
О, где же ты, таинственный Вергилий?
Вергилий спит, и даже видит сны,
О том, как мы в глухом лесу блуждали.
И были беззаботно влюблены,
В его стихи, тревоги и печали…
 

Сага о вечном изгнаннике

 
И вот тогда в сиянии огней
Явился он в тот мир, они не ждали.
Каким казался странным иудей
В поэзии своей, в своей печали.
И вот тогда они его нашли
Совсем не годным к жизни этой мирной,
На суд, забыв о чести, привели.
Пред судьями стоял Поэт невинный.
 
 
И ничего не мог он объяснить,
Иешуа в печальной этой бездне.
Но как работать, если не парить?
Махнул рукой и понял – бесполезно.
Был прокурор любителем стихов,
В стихии этой гений затаился,
Но сделал вид, что с ними незнаком,
А адвокат бессильный удалился.
 
 
2.
Остался он один перед страной,
И только Анна это понимала.
– Скажите, что творят они со мной?
– Творят тебе судьбу, – она сказала.
И он поверил, как же можно вдруг
Взлететь на миг и падать в эти дали.
Она ушла, и, затаив испуг,
Пошел поэт в ту глушь, и там не ждали.
 
 
Мир сер и мал, старухи, хилый скот —
Все это было чуждо, незнакомо.
Вот по деревне к дому он идет,
Как в бане мыться? Нет письма из дома.
А за душой лишь мифа полотно,
И стихотворье, здесь совсем иное
Призвание, и вдруг он под луной
Все пишет, где же видано такое?
 
 
3.
Венеция приснилась в эту ночь,
К нему приедут и друзья и люди.
И он везет в гондоле деву прочь
И говорить ей о призванье будет.
Но кто там с ним? Нахмуренный старик,
Они пока, конечно, незнакомы.
– Евгений, -он угрюмо говорит.
– Но не Онегин, в бурю мы влекомы.
 
 
Еще печальней, чем Иосиф, он
Хотя печальней вроде не бывало.
И слышится в протяжном слове стон,
И только птица в пропасть улетала.
Там будет все, пока же этот мир —
Убогая деревня, краем света
Любуется истерзанный кумир,
Клочок бумаги, или сигарета.
 
 
4
Откуда это, нам едва ли знать.
И все-таки рождаются поэмы,
В просторе неба жизни благодать —
Хождения по мукам незабвенны.
Покинуть город, где он был рожден,
Чтоб никогда обратно не вернуться.
Останется и стон, и вечный сон,
И как Орфей, он снова оглянулся.
 
 
О, Эвридика милая, о, Русь,
Тебе в стихах истерзанных остаться,
Судить, рядить поэта не берусь,
Нам всем придется снова попрощаться.
И слушают на лекции в тиши
Его стихи веселые студенты.
А мы лишь к телевизору спешим,
Нам воскресят Поэта киноленты.
 
 
5.
Как хрупок миг от встречи с ним опять
И до разлуки без конца и края,
И так легко в Венеции взлетать
И падать в бездну, над водой порхая.
Что нам король, и премия, и свет,
Изгнанник снова кажется Мессией,
А был он просто в Вечности поэт,
Его не сохранит уже Россия.
 
 
Да и кого нам было сохранить?
По миру их в тревоге разбросало,
И пусть душа в Венеции парит,
Мы знаем, что в финале есть начало,
И вечный суд, о, что они творят.
– Твою судьбу, – во сне ответит Анна.
И только этот обреченный взгляд,
А даль земная так опять туманна.
 
 
6.
И при луне в далекой стороне
Он не напишет больше о России.
Но как теперь поэту жить во сне,
Чужой среди своих, мы все чужие.
Но вслушайтесь в звучанье этих строк,
Нам письма из Венеции приходят,
Он не вернулся, не хотел, не мог,
Он где —то там покой теперь находит.
 
 
И пышный Петербург не Ленинград
Его сегодня юбилей отметит.
Душа поэта прилетит назад,
Туда, на Невский, темен он и светел.
В Россию возвращаются порой,
А он не мог туристом быть, я знаю,
И где-то там, над вечною иглой,
Печальный ангел снова пролетает.
 
 
7.
И в пелене тумана свет стиха,
И в золоте звучат стихи устало,
И на прощанье нам махнет рука,
И «Лунная соната» зазвучала.
Печальный ангел Питера парит,
Он видит этот незнакомый город,
И где-то там, угрюм и деловит,
Он снова слышит тихий странный голос.
 
 
Внимает ли? Какая суета,
Мосты его и черные каналы
Не узнаны, и только знак креста,
Она его опять благословляла.
Каким казался странным иудей
В поэзии своей, в своей печали.
И вот тогда в сиянии огней
Явился он в тот мир, его не ждали.
 

Прогулки с Бродским под дождем 5 сентября

 
И вновь прогулки с Бродским под дождем,
Шуршит он за спиной, зовет под крышу,
И манит в пропасть дум, и мы идем,
Все в мороке, почти себя не слыша.
 
 
А спутник мой в ударе в этот раз.
И новые стихи, и смех сквозь слезы.
И ритм знакомых так чарует фраз
И понимаю, отрекаться поздно.
 
 
И снова и спешу я, и пишу
Посланья в Рим, увеченный тревогой.
И мы выходим вместе к Иртышу,
Знакомой и неведомой дорогой.
 
 
Ничто не вечно, может только дождь
Не кончится, такая вот досада…
И ты напрасно этой встречи ждешь.
Здесь нет ни Воробьевых гор, ни сада,
 
 
Где можно встретить Дьявола в тиши,
Поговорить с котом о нашей доле,
И все-таки в Нескучный сад спешим,
Забыв и о поэте, и о доме.
 
 
И только Бродский, сотканный из грез,
И снов забытых и знакомых истин,
Все говорит о будущем всерьез,
О том, что мы от зрителей зависим.
 
 
До нитки промокаю, но бреду,
Я не могу расстаться с ним, я знаю,
Что послан мне на радость и беду,
И потому его не оставляю.
 
 
Оставшись там, у Любочки в плену,
Поэт мне помахал и растворился,
Поэму напишу потом ему,
О том, как в зеркалах не отразился.
 
 
О том, как в Омске призрачном моем,
Мы встретились внезапно с А..,
Он с ним ушел, осталась я с котом,
Таким печальным и таким бездомным.
 
 
Его я пригласила к нам пожить,
Сидит он у окошка ждет поэта.
И для меня кота он разбудить
Грозился, да забыл давно про это.
 
 
А кот грустит, как только за окном,
Шуршать начнет ночной осенний дождик.
И мы еще поговорим о нем,
О Мастере и о печальной доле.
 
 
Кот обещал поэта разбудить,
Вернуть из зазеркалья, мы тоскуем,
И лишь дождя прерывистая нить
Мелькает и его портрет рисует…
 

Поэт и Бродский

 
Он в комнату вошел весьма небрежно,
И усмехнулся, от обиды зол.
– Откуда столько Бродского? И снежный
Кот между ними снова был суров.
Сальери снова Моцарта увидел.
И разозлился не на шутку вновь,
Шутить пытался и себя не выдать
– Откуда к нищим пылкая любовь.
Он был собой и что ему упреки,
Да кто ж его за это упрекнет,
И только хрупкий ангел возле окон
Его вниманье снова привлечет,
– Откуда столько Бродского, как мило!!!
И замолчал, и отступил во тьму,
И черной птицей грусть его парила,
И улыбнулся, и бокал швырнул.
И женщина какая-то чужая,
Лишь улыбнулась Моцарту опять,
Сальери ревновал, опять скандалил,
И можно ль пыл воинственный унять?
Не получилось, Анна и Марина,
Вот так же встретясь, разошлись навек,
И только улыбается невинно
И что-то благодушно он изрек.
А в комнате еще тоска металось,
Какая-то внезапная тоска,
И черный человек, не отражаясь
Ушел в тот мрак, растаял там пока.
Он там поймет, что он погорячился,
Захватит снова сладкое вино.
Но пьет один, прощать он разучился,
И сути не поймет он все равно.
 

Кот и его поэт

 
Я познакомлю вас с котом,
И если он вас примет, значит
Мы будем с вами и потом,
Простите, не могу иначе.
Он жизнь моя, а вы лишь миг
Ну может быть чуть —чуть поболе,
Как нерадивый ученик,
В его я оставался я воле.
 
 
Он плут капризный, знаю я,
И все друзья мои, но что же,
И участь горькая моя,
С котом, с котомкой быть, итожа
Свой путь, стихи слагать в пути
Между Венецией и Римом,
И к вам с котом моим прийти,
Или пройти спокойно мимо.
 
 
Как нас встречают города
И провожают, сожалея.
Быть может я смогу тогда.
В себя и в вас легко поверить.
А если нет, в урочный час,
Когда придется нам расстаться,
Пусть кот останется у вас,
Пусть мир заглохнет от сенсаций.
 
 
Меня мой кот переживет,
Ему хозяйку подбирая,
Хочу я двигаться вперед,
И пусть там трубы доиграют
Марш похоронный, впрочем, нет,
Врубите в этот час Шопена,
Он любит той Баллады свет
И к вам привыкнет постепенно.
 
 
А мне не стоит привыкать,
Так горько будет расставаться,
С котом уходим мы опять,
Чтоб, все припомнив, возвращаться.
Не плачьте, стоит ли страдать.
О безрассуднейшем поэте,
Я лишь хочу кота отдать.
Ведь здесь мне ничего не светит…
 

2.Кот – поэту

 
Я знаю, ты меня любил,
Но век поэта так недолог,
А с этой дамой хватит ль сил
Остаться, ты такой недобрый.
 
 
Возьми меня с собой опять,
На том ли свете или этом,
Ты будешь мне стихи читать,
Я сжился, уж поверь, с поэтом,
 
 
А что она, и пусть добра,
И может быть меня полюбит,
Нр так бесхитростна игра,
Как все безжалостные люди,
А если к ней придет мужик,
Ведь не со всеми мне поладить.
К тебя с годами я привык,
А эти горестные дяди,
 
 
У них душа порой – дыра,
И на мороз меня отправит,
Она заметит лишь с утра,
И не меня, его оставит.
 
 
И вот тогда, а впрочем, что
Загадывать, я точно знаю.
Я не останусь ни за что,
Сбегу тебя я догоняя,
 
 
Возьми меня с собой, поэт,
И сколько жизни нам осталось,
Напишешь для меня сонет,
Венок сонетов, это малость.
 
 
А все ж бессмертие. Баюн
Пусть позавидует мне снова,
Вот я над пропастью стою,
Убьет иль воскресит нас слово
 

3. Поэт —коту

 
Хитрец, бродяга, старый плут,
Уговорил, пошли прощаться,
Здесь люди темные живут
И никогда не знают счастья,
А нам с тобою по пути,
Всегда коты к поэтам близки,
Но без нее ты не грусти,
О, как Луна сегодня низко.
 
 
И ты вдруг лунным стал котом,
И светишься в потоках ветра,
Я напишу тебе потом
Сонет, о, нет, венок сонетов,
Вино прокисло, труден путь
Но нас ничто не остановит.
Про эту женщину забудь.
И пусть с подругою злословит
 
 
О том, что слаб поэт и кот
Ему под стать, такой же хилый,
У нас и без нее забот
На целый год теперь б хватило.
Там у забора старый пес,
Тебя почуял – воет волком,
И первый снег на мокрый нос
Ложиться, будет путь наш долгим.
 
 
Но мы управимся с тобой,
И не такой проходили,
Любовь? Да ну ее любовь.
Поэт и кот лишь вместе были.
И будут вместе, ночь темна,
И далеко теперь до доме,
Но не грусти же, старина,
На это все давно знакомо.
 

4. Кот поэту

 
Ну вот и ладненько, пошли,
Собак пристало ль нам бояться?
Горят огни в ночной дали,
И нам бы надо приземляться,
Найти свой дом, поесть слегка,
Тебе же написать поэму,
А мне поспать в тепле пока,
Всегда надежней крыша, стены,
 
 
Чем неба черного провал,
Нас тут опасность поджидает.
А я бы у печи поспал,
Пусть Домовой нас охраняет,
Ведь кот привязан к дому век,
С людьми сживаясь осторожно,
О, мой бродячий человек,
Ну разве это все возможно?
 
 
Идем, бредем, простыл и след.
Я пожалел о той немного,
Тебе виднее, ты поэт.
Да что там льстить, поэт от бога.
А потому наш ясен путь,
Идем, куда не знаем сами,
Но надо все-таки вздремнуть,
Одна вам маята с котами.
 
 
А без котов еще сложней,
Совсем один на белом свете
Ты тоже думаешь о ней?
Пусть песню пропоет нам свете,
Пусть остаются впереди
И позади они до срока
Посплю немного, не буди.
Потом опять Луна, дорога