Омичка навсегда. Лирика и мистика

Сон о слепом художнике

.Будущее в прошедшем

 
И где-то в коллекции страхов, и грез, и стихов,
Пытаюсь найти и тебя, и слова, и любовь.
Осталась лишь нежность и память, такая беда,
Но снова я в комнату снов возвращалась сюда.
 
 
И видела то, что случиться могло бы едва ли.
Там стройные ели, там дивные птицы взлетали,
Но мир ли привычный, эскиз ли художника рядом.
Слепой живописец смутился пред пристальным взглядом.
 
 
Вот так и остались в плену и стихов и иллюзий.
Куда-то спешили забытые звери и люди.
Стояли с тобой под дождем, и не двигались с места,
Куда мы уйдем, если вера еще не воскресла.
 
 
И только в коллекции страхов, как в том лабиринте,
Все бродим и бродим, и те мы картины увидим.
Венеции дивной кварталы и сны, и потери,
Мы там оказались, но что отыскать захотели.
 
 
И маски срывая, а после меняя на лица,
На том карнавале опять мы смогли разлучиться,
Скрипач, над толпою паривший, упал и разбился,
И в синих глазах его мир лишь на миг отразился,
 
 
А после мелькали то лица, то маски в тумане,
Герой не спасет, и судьба тебя там не обманет,
А здесь в тишине, только сны и стихи обнимают.
– О чем ты опять, все неправда, и так не бывает.
 
 
И ветер окно распахнул, только бабочек стая,
И кто-то опять Кастанеду так тихо читает,
И с магом беседует, видя иные пространства,
Нам так надоело реальности той постоянство.
 
 
Решив ускользнуть, мы за Стивеном Кингом тянулись,
И где-то в тумане во мгле в пустоте разминулись.
И где-то в коллекции страхов, и грез и стихов,
Пытаюсь найти и тебя, и сюжет, и любовь.
 
 
Слова ускользают. Меняются маски и лица.
Но где мы остались, и как мы могли заблудиться.
Пространство и время – все это другая стихия.
Нам светит звезда та далекая Анастасия
 

Лунный ангел Анна

 
Женщина взирает на луну,
Скрытую от мира в этот миг.
Бог страстей ее не обманул,
Дивный лик из пустоты возник.
Берег, обнаженные тела.
Это было или только снилось?
Там любовь внезапно умерла?
Что с телами бедными случилось?
 
 
Нет, она стоит на берегу,
Просит о покое, о пощаде.
– Отпусти, я больше не могу…
И прости. Бессонными ночами
Будет снова сниться адмирал,
Уходящий в свой поход последний.
Снова в бездну, в пропасть и провал,
И звезда сияет там, над бездной.
 
 
Знаешь, мы, наверное, пришли
В этот мир, ведомые звездою,
Чтобы Анна в грозовой дали
Снова дерзко спорила с судьбою.
Чтобы лунный ангел в тишине
Ждал меня покорно у причала,
И молилась женщина во сне,
Как она любила адмирала.
 
 
Анна, Анна, твой печален лик,
Над Иркутском грозовые тучи,
В сонме душ не различая лиц,
Знаешь, затеряться в бездне лучше.
Но опять присела у огня
И о чем-то говорит устало.
И с портрета смотрит на меня,
Там теперь молясь за адмирала…
 
 
Жду тебя, как вечно ждут весну,
Скованные тьмою и туманом.
Знаю, что однажды я засну
Рядом с безрассудным капитаном.
Мне поверит грозный Посейдон,
И вернет его в мои покои,
В каждой жизни ждет тебя любовь,
И звезда горит, и под луною
 
 
Бродит Анна, наш покой храня,
Пред грозой опять расправив плечи.
И в мерцанье дивного огня
Адмирал всегда спешит навстречу.
Этот остров запоздалых грез
Не отпустит больше Одиссея,
И на ложе с лепестками роз
Ждет скитальца в вечности Цирцея…
 
 
Жены остаются за чертой,
Звезды – их возлюбленные – светят…
Женщина склонилась над тобой,
Самая любимая на свете….
В каждой жизни встретит нас любовь.
Без нее – нелепая забава….
И парила Анна над тобой…
И звала из бездны Адмирала..
 

Заснула Анна в листопаде снов

Цикл Мой адмирал

 
Заснула Анна, в листопаде снов,
Пытается увидеть адмирала.
А он стоит, спокоен, вечен, нов,
И осень осенила у причала
 
 
Скитальца, и иные миражи
Ему видны и в этой синей дали,
Уходит в море, продолжает жить,
И Анна спит, забыв про все печали…
 
 
Век викинга прекрасен и суров,
А он из той породы, понимаем,
И только в вое заплутавших псов
Тот белый волк прекрасен и отчаян,
 
 
Среди собак ужиться ли ему?
И сколько ни корми, он смотрит в море.
А Анна, одолев немую тьму,
Ворвется в мир, с охранниками споря.
 
 
Изгнание, охота на волков —
Судьба еще подарит адмиралу,
Там, в шорохе смолкающих шагов,
На краешек кровати он устало
 
 
Присядет, и касается щеки
Его рука: – Но что еще случилось?
– Все хорошо, любимая, поспи,
Нам сам Нептун оказывает милость.
 
 
И Анна спит в объятиях судьбы,
И только осень вести ей приносит.
Не скажут палачи, что он убит.
Не скажут, но она их и не спросит.
 
 
Не сможет волк среди дворовых псов
Ужиться – это Анна понимает,
И крепко спит под звон колоколов,
Об адмирале Лада зарыдает…
 
 
Его у Тарских встретили с утра,
По Любинскому снова он проходит,
И ищет Анну на семи ветрах,
Зовет и ждет, но больше не находит.
 
 
Там он молчит, спокоен, вечен, нов,
И осень суетится у причала…
Заснула Анна, в листопаде снов,
Пытается увидеть адмирала.
 

И милые тени взирают устало с небес

.

Храм Святого Иоанна Крестителя

Построен в память о православном христианине Багнюке Иване Никитовиче, директоре компании «Росар», меценате русской православной церкви. Всем, кто был убит в лихие 90-е

Ангелы в слезах уходят в небо,

Словно птицы покидают лес.

О. Чертов

 
И милые тени взирают устало с небес,
А мир изменившийся нас листопадом встречает.
А что остается, легко обнажавшийся лес,
Там в блеске огня суматоха и спесь исчезает.
 
 
Когда мы стоим на краю у бурлящей реки,
И с осенью снова прощаться надолго готовы,
А что остается, звенящие дерзки стихи.
И яркие звезды, и дивно звучащее слово.
 
 
Но там, в небесах, они ласково смотрят на нас,
И что мы без них, только призраки грез и улыбок.
Куда-то несется, забывший уздечку Пегас,
И пусть в пелене заблуждений, страстей и ошибок
 
 
Мы выжили, только за все заплатили они,
И где-то свистят и хлысты, и интриги, и пули.
Что нам остается? Осенние теплые дни,
Последняя нежность, мы в лес заповедный шагнули.
 
 
И ветер, как киллер, во мгле настигает опять,
– Боишься, мой ангел? – Чего мне сегодня боятся.
Любимые тени, они нас теперь защитят.
Мы можем любить, пировать, и шутить, и смеяться.
 
 
И словно часовни, врываются в мир миражи,
Нас тихая осень, столкнет в этот миг листопада.
А что остается? Да целая светлая жизнь.
И шорох дождя, и лесная ночная прохлада.
 
 
Они у костра, снова тихие песни во мгле,
Мы с ними сегодня в ту лунную ночь пировали,
И мой генерал улыбается ласково мне,
Смерть – только мгновенье,
и осень лишь в самом начале.
 
 
А что остается, легко обнажавшийся лес,
Там в блеске огня суматоха и спесь исчезает.
И милые тени взирают устало с небес,
А мир изменившийся нас листопадом встречает
 

Замру на Любинском на миг Омичка

 
Ну как в объятьях старика
Свой век, моя краса, итожить?
И дрогнет желтая рука,
И он посмотрит осторожно.
 
 
Да, губернатор, да, герой,
Ровесник золотого века,
Но что он делает с тобой?
Обнажена в потоках снега..
 
 
И свет далеких маяков
Тебя к созвездиям не манит,
Острог прекрасен, и стихов
Высоты тают там, в тумане.
 
 
Сам Достоевский говорит
О чем-то, но его не слыша,
Ты видишь как  старик стоит,
Так тяжело  и тяжко дышит.
 
 
Навис Дамокловом мечом,
И не спастись, и не укрыться,
Чахотка и богатый дом,
В ладони  хрупкой есть синица.
 
 
История, как мир, стара…
И как романс, всегда печальна.
Кто говорит, что жизнь – игра?
О нет, она тоска и тайна…
 

А мороз пирует до рассвета

 
А мороз пирует до рассвета
В городе, укутанном метелью.
Спящий город, заслонясь от ветра,
Лик склонил над снежной колыбелью.
 
 
Фонари, как звезды проступают,
И искрятся там, за пеленою,
Верный пес со мной еще гуляет,
Черный кот пошел в туман за мною…
 
 
Мне ль его, отчаянной бояться.
Ничего не страшно в миг рассвета,
Только звезды дальние искрятся,
И морозы отступают с ветром.
 
 
Синий дым, давай-ка погадаем,
Замерзает Любочка, и стонет
Где-то скорбный дух, и увядает
Холод в душах, весело сегодня…
 
 
Мы кота из снега извлекаем,
И в тумане растворится полночь,
Жуткие морозы отступают,
Ты потом о холоде не вспомнишь.
 
 
Краткий миг, печали позабыты,
Остаются только ночь и звезды,
И фужер разбитый Маргариты.
Снежное вино допьет в морозы..
 
 
Нам покой с тобой и не приснится,
Музыка заснеженной волною
Улетает, как в тумане птица,
Выживем, и кот теперь со мною.
 
 
Укрывая белым покрывалом,
Не желая утонуть в метели,
Королева снова танцевала,
Колдовала, ведьма в самом деле
 
 
Спящий город, заслонясь от ветра,
Лик склонил над снежной колыбелью.
А мороз пирует до рассвета
В городе, укутанном метелью
 

.Прогулка с художником

 
Художник во мраке
плетется устало домой.
И в той суете городской
все мелькают картины.
Уходит реальность куда-то,
для всех он чужой.
И ангел-хранитель
его обреченно покинул.
А кто остается?
Копыта упрямо стучат,
В тумане скрываются
лики и светлые лица.
Он видит кровавое месиво,
стоны летят,
Ему остаётся исчезнуть,
пропасть, раствориться.
И он бы растаял,
но там остается она,
Прошедшая ад
и кошмар бытия Эвридика.
Она так прекрасна
и больше ни в чем не вольна,
И глохнет душа
от печали, тревоги и крика.
Сияют там звезды,
а здесь распустилась сирень.
И в этой сирени
он видит прекрасные лица.
И близится полночь,
и в бездну отпрянула тень.
Ему остается исчезнуть,
растаять, забыться.
Поверженный Демон
завоет, как призрачный волк.
Холодные лица скульптур
и немые портреты.
И гул экипажей
растаял в тумане и смолк.
И только летучие мыши
шуршат до рассвета.
В печали безбрежной
за кромкой далекой земли
Художника мир от утех
и страстей возвращает.
А знаешь, мой ангел,
по углям мы вместе прошли,
И смотрим в туман,
где один он до света блуждает.
Найдет ли свой дом
иль останется в облаке снов,
Какая усталость
сгибает поникшие плечи,
В провале проспектов,
в громадах уснувших домов
И гуле ужасном тень
Демона, скорбные речи..
 

БесСмертие художника

 
Сто лет назад в аду земных страстей
Стирались лица, проступали лики,
И лишь художник уходил в метель,
И вслед ему шептали, мол, «Великий».
Ну да, ни дома нет, ни мастерской,
Штрихи лишь недописанной картины,
И Демон увязался за тобой,
Царевна-лебедь и метель-лавиной
 
 
Окутала, и нет пути назад,
Замерзнуть, исчезая раствориться,
Поэты обреченные стоят,
Лишь силуэты, он не видит лица.
И вот тогда пригрезится ему
Туманный город, где пришлось родиться,
Сто лет назад, одолевая тьму,
На Любинский он мог бы возвратиться,
 
 
Не суждено, погибель за спиной,
И Демон безрассудный не отпустит,
От вдохновенья позднего хмельной,
Он рвется к Блоку, к новому искусству.
Но новое уже не по плечу,
Сам Блок еще чуть-чуть и задохнется,
Хохочет Пан, погасит он свечу,
И разожжет костер, подобен Солнцу.
 
 
Там бог всего живого, не сатир,
Художник угадал иную силу,
Но в беспощадном бунте глохнет мир,
И лишь поэт там бродит сиротливо.
Царевна Лебедь в Пекло уведет
И ничего иного не оставит,
А тихий город в суматохе ждет
Художника, но все здесь против правил.
 
 
И лишь поэт, забыв о кутеже,
Где Незнакомки в полночь исчезали.
Идет к нему, на этом рубеже
И Демоны повержены, и знали,
Что нет возврата, нет пути назад,
Горят в огне великие картины,
И Петербург, не новый Петроград,
Все зачеркнув, его навек отринул.
 
 
Да, в беспощадном бунте смысла нет,
О Дьяволе другой молил устало,
А трезвый и отчаянный поэт
Увидел пропасть, где его не стало…
Врывалась тень в их мертвые дома,
Метались лики свергнутых поэтов,
И кажется, что поглотила тьма
Художника в его закатном свете.
 
 
Добро творящий говорит о зле,
Он бродит здесь, растерянно усталый,
Пытается на выжженной земле
Найти Царевну и былую славу.
И ночью, лишь рассеется туман,
Он смотрит вдаль, почти завороженно
Все каменно, все дико, все обман,
И с ним лишь демон вечно побежденный.
 
 
Они еще продолжат разговор,
В сугробах души снова холодеют.
Но вечен мир, и вечен страстный спор
Художника, стихии и злодея
 

Картинки прошлого

Великолепному Г. П. Кичигину

 
На Любинском застынет каторжанин,
Чтоб заглянуть к художнику на миг,
Он так устал, да он совсем раздавлен,
От дум и грез, и призраков и книг…
 
 
И вдруг портрет, какой в нем свет и сила.
Бормочет что-то он про мертвый дом.
И в мастерской задумчивый и сирый,
Мечтает он о времени ином…
 
 
Писатель ничего не понимает,
Не может быть, откуда это вдруг,
Рванувшись прочь, к острогу он шагает,
Над головою снова солнца круг,
 
 
И радуги прекрасное начало,
Творец замрет у арки в этот час,
Когда с иной эпохой повстречавшись,
Уйдет к полотнам и заварит чай…
 
 
Застынет каторжанин, с постамента
На миг сойдя, туда вернувшись вновь.
И убедится, что не канут в Лету
Его страданья, верность и любовь…
 

Прогулки с поэтом

 
Вдоль берега седого Иртыша
Идет поэт и никого не видит.
Над пропастью летит его душа,
Уставшая любить и ненавидеть.
 
 
Она одна на этом берегу,
За ней несется облачные кони,
И призраки немые стерегут,
Устав от изнурительной погони.
 
 
Но где же Муза? Музы больше нет,
И ничего ему не остается.
Лишь только написать «Погиб поэт»
Ушел в запой и больше не вернется.
 
 
И будут ждать на этом берегу
Его друзья – веселые бродяги,
Обрывки строк покорно сберегут,
И хватит им для этого отваги.
 
 
Седой Иртыш в тумане зарычит,
Захочет снова глас его услышать.
Но лишь ворона в темноте кричит.
Какой ужастик по Эдгару вышел.
 
 
Поэта нет, есть город над рекой,
Тень Адмирала, скрытая в тумане.
На Любинском все ждет Городовой.
Но ускользнет, поэт его обманет.
 
 
В Долину смерти забредёт душа,
И кажется не вырваться из плена.
Ну вот мы и на бреге Иртыша
Здесь все пустынно, глухо, неизменно.
 
 
И те, кто жил здесь много лет назад
Над медленно текущую рекою,
Из темных вод на этот мир глядят,
Ведут куда-то тихо за собою.
 
 
И лишь на миг замешкав у Моста,
Какие-то мы строки повторяем,
И этот мир, и эта красота.
Поэта на поэмы вдохновляет.
 

Жена Генерал-губернатора

 
Я встречу назначаю у собора,
В тумане проплывают облака,
И солнце снег растопит очень скоро,
И вот тогда с мимозами в руках
Пройдем с тобой не призрачной столицей,
А здесь, где ждет ее Городовой,
И снова губернатору приснится
Соперник неприлично молодой.
Но ревновать как будто не пристало.
И он играет в карты до утра,
Она больна, она давно устала,
Она в кого-то тайно влюблена.
 
 
Но ничего такого не случится.
Ее мутит от запаха мимоз,
И снова перепутала девица.
Наряды к балу, больно ей до слез.
Сестра опять твердит о прибавленье,
О чем-то просит бывшая жена.
И снова помня чудные мгновенья,
Ушла в тот сад, где мертвая луна
Скользит по снегу, звуки менуэта.
Все как обычно, отчего ж печаль.
Узнав случайно дерзкие секреты,
Она поправит обреченно шаль.
А ночь прохладна, все темно и зябко,
И снится только бесконечный путь.
Тот свет далекий, на снегу перчатка.
– Вернись, Любаша. – Не могу, забудь.
Городовой покорно усмехнется,
И проиграет губернатор твой.
И во дворец красавица вернется.
Но что с тобой, печальный ангел мой?
 

«Мир онемел от снежной пелены…»

 
Мир онемел от снежной пелены,
От бесконечной белизны снегов,
И ждем освобождения – весны,
Как ждут юнцы лишь первую любовь.
 
 
Ярило же замешкался в пути,
Слепит, но не спускается с небес,
И нам в снегах по марту не пройти
Друг к другу, знаю, как заснежен лес.
 
 
Какая тишина над градом снов,
Сокрыты страсти от печальных глаз,
И тонет в тишине снегов любовь.
И только вечность настигает нас.
 
 
Как странен март, метелями увит,
На Любинском так пусто, как во сне,
Лишь Достоевский к крепости спешит,
И на плечах не тает больше снег,
 
 
И бесы затевают хоровод,
И вьюга стонет в снеговых столбах.
Да это март над миром проплывет,
И в пелене снегов мечта слаба…
 
 
И ждем освобождения – весны,
Как ждут юнцы лишь первую любовь.
Мир онемел от снежной пелены,
От бесконечной белизны снегов.
 

«Все мрачнее за окном, и все темнее…»

 
Все мрачнее за окном, и все темнее
В городе, окутанном дождем,
На ветру мой рыжий кот немеет,
Мокнет ангел, не влетая в дом.
Кот и ангел – все что мне осталось,
Но печали серой пелена,
Это не надежда, только жалость,
Я понять дождливый мир должна.
 
 
И расставить точки там, где надо,
Позабыв навек о запятых.
Этот дождь – прозренье и награда,
Мы не пустим в мирный дом чужих.
Звезд не разглядеть, стальное небо,
Как стихия в городе теней,
Кот и ангел, зрелищ нам и хлеба
Не хватает, все темней, темней.
 
 
– Тимофей вернись, я все прощаю,
Он шипит, забыв огонь и свет.
Вздрогнет и опять идет по краю
Всех своих свершений и побед.
Любинский тонул, а ливень длился,
Никого на улице пустой,
Ангел вымок так, что растворился,
Он кота уводит за собой…
 
 
На ветру мой рыжий кот немеет,
Мокнет ангел, не влетая в дом.
Все мрачнее за окном, и все темнее
В городе, окутанном дождем,
 
 
—
 

В контакте

 
А где-то там, за полосой незримой,
Пируют те, кого я так любила.
Там время не течет, несется мимо
Коней усталых стая, злая сила
Пегасов всех отправила куда-то,
И вдохновенья на земле не стало,
Нам остаются боли и утраты,
И птиц оттуда призрачная стая…
 
 
Холодный ветер отрезвит внезапно,
Богиня Лада тихо улыбнется,
Мы жить привыкли ярко и с азартом,
Но время то к нам больше не вернется.
 
 
На полотне забытого романа
Вновь проступают голоса и лица,
А где-то там, за полосой тумана,
Поэт, тобой забытый, веселится.
 
 
О, боже, там компания такая,
Что я бы, не раздумывая, снова
Осталась за чертой, любви внимая,
И понимая жест, улыбку, слово.
Но не могу оставить эти книги,
И тех, кто верит, что еще крылата,
Пусть окружают будни и интриги,
Сомнения, и звезды, и расплата…
 
 
Но мы в контакте с ними, мы едины,
И не оставят нас в беде, я знаю,
И где-то там, за полосой незримой,
Они о нас все время вспоминают
 

Памяти А. С. Сычева

АЛЕКСАНДР СЕРГЕЕВИЧ СЫЧЕВ (1937 – 2016) … первый декан филологического факультета Омского госуниверситета (с 1977 по 1983), заведующий кафедрой русского языка, тот, с кем этот факультет и эта кафедра формировались, обретали свое лицо. У нас остаются теплые воспоминания о нем. И светлая память

 
Ушел из жизни в морок снегопада,
На миг лишь оглянулся и растаял.
А нам еще пока остаться надо…
Прощай, декан, почто ты нас оставил.
 
 
Там было все и солнечно, и снежно,
И в юности, продлившейся мгновенье,
Мы были и легки, и безмятежны,
Как строчки тех чудес -стихотворений.
 
 
О, Александр Сергеич!! Нынче вьюжно,
Иные и проблемы и мечтанья,
Но нам пока еще остаться нужно,
До нового, до вечного свиданья.
 
 
И в снегопаде грезятся картины,
Из тех забытых снов и вдохновений,
Ушел из жизни, нас легко покинул,
Помедлил на пороге лишь мгновенье
 

Была весна и сессия, и сплин…

Светлой памяти Александра Борисовича Мордвинова, чем больше проходит времени, тем чаще он мне снится, слушаю лекции, сдаю экзамены по Общему языкознанию, сижу на семинарах, слышу его дивный смех, жду новой встречи там, на лунной дорожке…

 
Была весна и сессия, и сплин,
И холодок несбывшихся пророчеств,
И вдохновенный он совсем один,
Лингвист от бога в сонме одиночеств.
 
 
Там дождь шуршал за окнами, а я
Слагала строки, позабыв билеты,
И что нам до прозренья, бытия,
Когда известны все давно сюжеты..
 
 
Была весна, он молод и красив,
О, как он заразительно смеется,
И страсти той неузнанный мотив
Сквозь суету и чей-то плач прорвется.
 
 
И обморок у Тани, и хандра,
Ей не пройти языкознанья омут,
А я шучу отчаянно с утра
И рвусь к нему веселому, родному.
 
 
За все потом придется заплатить,
Но в майский день, на сессии в тумане,
Едва ловлю и голос тот и нить,
Лингвистика нас нынче не обманет.
 
 
Мы под дождем смеемся в этот час,
Забыв зачетки, не узнав ответы,
И лишь сердца отчаянно стучат,
О, где ты юность, универ и лето…
 
 
На кладбище такая тишина,
Что кажется, весь мир поник и канул
В ту бездну откровения и сна,
И я одна, нет Щербы, и нет Канта,
 
 
Нет никого, ворона так орет,
И ель ласкает снова, упрекая,
На сессию он больше не придет.
Как птица, в поднебесье улетает…
 
 
Здесь вдохновенный он совсем один,
Лингвист от бога в сонме одиночеств.
Была весна и сессия, и сплин,
И холодок несбывшихся пророчеств.
 

Омские осенние миражи

 
Как все уныло, Мастер, как темно,
Исхода нет унынью, в этот час.
А ведь не полночь, полдень за окном.
И прошлое не так волнует нас,
 
 
Как то, что завтра будет, ангел мой,
Как то, чего лишились мы теперь.
Там осенью запахло, не весной.
И как прожить без всех былых потерь
 
 
Мой черный кот по-прежнему сердит,
Сгребает листья, все готов поджечь,
А Искуситель странно деловит.
Для новой драмы там готов сюжет.
 
 
Все будет, словно птица в этот мрак
Уходит Пушкин, про дуэль забыв,
А мир готов для распрей и для драм,
И как уныл Шопен, он захандрил.
 
 
Маэстро, а давайте-ка мажор,
Нет черной дамы, больше нет огня,
И только темных дев я слышу хор,
И он уносит к пропасти меня.
 
 
И надо б отряхнуть кошмар тоски,
Но вряд ли я смогу, мой вздорный кот,
И снова бы по кладбищу пройти,
Да Фауст рассердился, не дает…
 

Прогулка к Старой крепости с котом. Арестант

 
Тяжело шагая по камням,
Выходя на берег невзначай,
Он смотрел, как алая заря
Светит и внезапно, и случайно.
Мертвый город что-то говорит,
И лепечет птица в вышине,
Ничего его не удивит.
Мир беспечен, отдает волне
 
 
Душу, в Питер он несется вдруг,
Там Порфирий бродит средь пучин,
Это снова жизнь на новый круг
Их уводит, он совсем один.
Мертвая старуха средь теней
Просит, чтоб ее не убивал.
И несется в пропасть, и больней
Жить среди нагроможденья скал.
 
 
Скоро Демон будет среди нас,
Здесь художник дивный тот рожден,
Арестант вдруг оборвет рассказ,
И растает в осени, как сон.
Тихий миг иного торжества,
И печаль, которой не унять.
Осень рядом, и она права,
Город ждет, не прочь его принять.
 
 
Будет там ему еще страшней,
Комната, как гроб, иная боль.
Но игрок все выше и сильней
Проклинает пропасть и с собой
Он уносит прежние года,
Страхи, сплетни и азарт немой.
Одиссей вернется навсегда
В крепость, и уводит за собой,
 
 
Осень над Сибирью, тихий свет,
Ничего как будто впереди.
Он вернется в эти шири? Нет
Только Командоровы шаги
Различаю, ничего потом,
Кот со мной, пошли же без хлопот,
Гонится за призрачным листом,
И по лужам к пропасти идет