Богиня тьмы Никта. Мифы и легенды

Глава 3 Схватка со смертью

Никта увлеченно слушала рассказ об упрямом царе, который решил тягаться со смертью, старалась понять, чем это завершиться, она на самом деле ничего не знала о таком происшествии. Да и много чего еще не знала богиня ночи в те дни. И она даже забыла о Гелиосе, когда тот опустился в Тартар, предвкушая свидание с нею.

Надо признать, что он давно был влюблен в Никту, и всегда радовался такой встрече. Но в чертогах Никты он нашел только Лису в полном одиночестве, рыдающую и несчастную. Он о чем – то спрашивал бедняжку, она не слышала его и ни о чем сказать не могла. Тогда он спросил о Никте, понимая, что ничего от нее не добьется, но Лисса кажется не знала, где находится ее матушка. Гелиос не стал задерживаться, он боялся, что эта чудовищная дева станет к нему приставать, как она делала это всегда, вот и побрел по Тартару, живясь тому, какой же он огромный и непроходимый.

– И он ушел, – вздохнула брошенная всеми девица, ни на что больше не надеясь.

А Танатос между тем продолжал свое повествование:

– Он решил действовать – сначала не принес даров Артемиде, – а она, не считаясь со своим братцем, не собиралась его жаловать, богиня бывала очень жестока.

Тогда, почуяв меня, он стал искать того, кто его защитит, вырвет из моих объятий. Но желающих не нашлось. Друзья стали смеяться над ним, они не понимали, что ценного в его жизни, если они ради нее должны жертвовать своими. Даже старые родители не собирались обрывать свои жизни и дарить ему свет и солнце. Все ждали своего срока. Напрасно он уговаривал, просил, умолял, одаривал. Но одна глупышка все-таки нашлась – это была его жена, то ли так была ей ненавистна жизнь рядом с ним, то ли она его любила, но царь торжествовал.

Рассказчик замолчал, словно хотел сказать что-то важное.

– Я надеялся еще и на то, что она в меня влюбилась, и потому готова на такие жертвы. А что, мне очень не хватало любви тогда…

На прощание она сказала царю:

– Я попрошу тебя только об одном, не приводи мачеху для наших детей.

Царь вдруг опомнился, он вовсе не хотел, чтобы она уходила.

– Откажись от этого, мы найдем кого-то еще, – не унимался царь.

Но она уже умерла, так как и хотела с самого начала. А тут к нему пожаловал Геракл, словно снег на голову свалился.

Царь скрыл свое горе от старого знакомого, чтобы его не расстраивать – Акмед знал какое у того большое и горячее сердце. Только разве можно скрыть такое от гостя, Геракл узнал обо всем, что случилось. Что мог он придумать? Конечно, решил вырвать женщину из моих рук, он ведь с самого начала совершал свои подвиги напрасные.

Танатос остановился, чтобы перевести дыхание. Но Никта оказалась не на шутку любопытной, она торопила его, ей так хотелось узнать, что же там у них случилось дальше.

– Геракл спрятался за гробницей, когда все ушли. И услышав мое приближение, он насторожился.

– Когда я приблизился к гробу, он бросился на меня так, что кости мои затрещали, я вырывался, бил его своими крыльями, но Геракл одолел и связал меня тут же в склепе.

И снова замолчал Танатос, он стал мрачнее прежнего. Он слышал и видел все, что творилось, словно это было с ним только что.

Никта не осмелилась его ни о чем спрашивать.

– Я вырывался слишком долго, наконец, он отпустил меня, не решаясь перейти черту и совершить что-то страшное. Мне пришлось пообещать ему вернуть царицу живой и невредимой.

Это было неслыханным делом. Я должен был признать свою слабость перед смертным, перед героем. Да и проигрывать мне вовсе не хотелось. Разве не был я одним из самых сильных и могущественных богов в этом мире?

Эти двое жили долго и счастливо, после всего, что с ними случилось. Какова же была моя радость, когда мне надо было прийти к ним снова во второй раз. Танатос расхохотался, предвкушая счастливый миг.

– Геракл, – задумчиво произнесла Никта.

Она прежде не слышала этого имени. Но догадывалась, что с ним будет связанно многое. Никта решила заглянуть к Тартару, устыдившись того, что слишком долго его не навещала.

История любви смертного царя заставила ее задуматься о многом, и вспомнить о своих близких. Они попрощались, хотя Танатос и не понимал, почему матушка, никуда не спешившая, вдруг заторопилась уйти. И проводив ее взглядом, Танатос остался один. Ему больше не приходилось ждать гостей. Он оставался в одиночестве.

– Люди меня встречают неприветливо, когда я прихожу к ним, а сами они ко мне никогда не торопятся.

Ему вдруг захотелось что-то изменить.

– Они не ценят меня, но если бы меня не было, то что бы стало со всем миром. Вот потому и приходится трудиться в поте лица.

Люди старались не обращать на него внимания, с ужасом убегали, как только видели или слышали его. Но и боги мало чем отличались от людей. Но разве не только благодаря ему они и могут оставаться сами собой. Вероятно, смерть была самой большой наградой, если это узнать и понять до конца.

Глава 4 В темноте

Гипнос догнал Никту в одном из лабиринтов, она дрожала от холода и казалась отрешенной и потерянной.

Он даже не сразу узнал ее. Ему так хотелось, чтобы она оценила его тепло и свет, сравнивая с миром своего брата. Он казался мягким и веселым. Люди, каждый вечер, когда наступала темнота, вспоминали о нем, и желали, чтобы он вернулся назад. Но до утра, они словно бы умирали вместе с ним, а потом снова возвращались к реальности с первыми лучами солнца. О, как он любил проноситься над землей и над водой. Он знал, что властен над всем этим миром. Но они не боялись его и часто игнорировали. Но горе было тем, кто лишился сна. Они становились в темноте самыми одинокими и несчастными созданиями, тогда и учились ценить его свет и тепло.

Гипнос гордился тем, что он помогал не только отдыхать, но часто посылал им самые разные, порой пророческие сны. Он предупреждал, особенно симпатичных людей о несчастьях, сердился, когда они не прислушивались к его словам, если бы они были внимательны, то многих бед с ними бы не случилось.

Никто и сама испытывала страх и волнение, когда Гипнос перед нею появлялся. Это раздражало и волновало его. Но и она за него волновалась, особенно когда он связался с Герой. Она не сомневалась, что такая связь как бы она не начиналась, закончится плачевно. От верховной богини, обиженной и несчастной она никогда не ждала ничего хорошего. Уж слишком дерзкой, жестокой и слабой была жена Зевса.

Но Гипносу льстило ее внимание, она шла на многое, чтобы заполучить Гипноса. Он гордился тем, что ему дважды удалось усыпить молодого Зевса, и тот никак не мог с ним справиться.

– Зачем тебе это? – спрашивала у сына Никта.

Она сильно за него волновалась.

– Она тебя не сможет защитить, да и не станет этого делать. Зевс не бросит ее, она навсегда с ним останется. От всего этого пострадаешь только ты один.

Но сын Никты был глух и слеп, он смеялся, ничего не слышал, и слушать не желал. Гипнос позабавился, когда Зевс запретил богам вмешиваться в Троянскую войну. Только запрет его подействовал не на всех. Страшно обиженный Посейдон решил вмешаться в происходящее и помочь ахейцам.

– Как все тогда было замечательно, – восторженно говорил Гипнос, – Гера за все это отдала мне в жены Хариту. А что было бы, если бы я его ослушался? Я давно и безошибочно понял, кого следует опасаться, а с кем нужно оставаться до конца.

– И не Зевс нам страшен, а его коварная и строптивая жена, – возражала Никта

– Все козни пошли только на пользу Гераклу.

Поняла Никта, от кого впервые она услышала это имя.

– Значит и Гипнос упорно борется с героем, – подумала она в тот миг.

Она не будет скучать в ближайшее время, пока с ней рядом ее безумный, но такой обаятельный сын, и сын этой смертной женщины, который никому не дает покоя.

Нет, имя матери героя Никта никогда бы не запомнила, но вот сын ее, вероятно, останется в веках.

– Насколько я знаю, ему пришлось дорого заплатить.

После тяжкой беседы с Танатосом, с Гипносом говорить было легко и весело. Она и сама не догадывалась о том, что у нее может быть такой легкий и забавный сын.

По дороге он весело рассказывал ей о своих сыновьях Морфее, который мог принять образ и голос любого человека, о Фантазе, часто представлявшимся призраком. Так незаметно они и одолели долгий путь во мраке, и подошла к вратам Тартара вместе.

– Мы не станем навещать Лету, – попросил у матери Гипнос, я не могу и не хочу лишиться памяти.

Она и сама не собиралась отправиться руслу этой реки, но такая ее просьба Никту удивила. Стало немного обидно и горько.

Никта оглянулась на окно, около которого сидела Дева с пустыми глазами.

Глава 5 Видение

Дева сидела перед окном и без всякого выражения и чувств она взирала куда-то вдаль. Кажется, она не видела их, ей не было до непрошенных гостей никакого дела. И мать и брат как-то слишком поспешно проходили мимо. Конечно, она их узнала, но не стала окликать. Зачем ей было звать тех, кто избегают и сторонятся ее?

Странная обида жила в ее душе. О ней вспоминали и с нею были добры только когда хотели получить забвение. Напиток, который только она одна могла брать из этой реки, окружавшей ее маленький домик со всех сторон. А такое случалось не часто. Люди, оказавшиеся здесь, были так устроены, что им вовсе не хотелось забвения, они не хотели забывать даже самое скверное из того, что с ними случалось.

Никта горевала оттого, что она поддалась капризам Гипноса и прошла мимо дочери, даже не окликнув ее. Но было поздно возвращаться и исправлять что-то. Она убеждала себя, что заглянет к ней на обратном пути, хотя ей вовсе этого не хотелось. Была другая дорога, и ей хотелось обойти стороной и домик, и реку забвения. Она была тиха и неподвижна. Ей не было дела до того, что происходило во тьме, не потому ли все старались пройти незаметно мимо?

№№№№№№№№№

Пропасть, в которой они оказались к тому времени, была странно освещена. Думая о бедняжке Лете, Никта не сразу заметила это. Но теперь она убедилась в том, что здесь что-то не так. Видя, что она остановилась от изумления, Гипнос пояснил:

– Это Гелиос зашел к своему отцу. Он тебя здесь дожидается.

Этого Никта хотела меньше всего. Иногда ему слишком нравится наша тьма. Ему хочется избавиться от своих.

Больше не желая ничего слышать, она спряталась в одном из своих закутков, понимая, что сама пришла к тому, кого хотела видеть меньше всего на свете. Но здесь легко было спрятаться, не было такого места, которое она не ведала, даже сам Тартар. А не только светлый бог не смогли бы ее отыскать.

Гипнос усыпил Никту, как только она укрылась от мир. Он знал, что Никта ненавидит свет и тех, кто на земле и в небесах обитает. Он решил разбудить ее только тогда, когда Гелиос отправится к себе на небеса. Ему очень хотелось это сделать для нее. Сам же он хорошо относился к Гелиосу, и рад был его увидеть, потолковать немного с ним.

Гипнос знал, что Титан чужак и среди своих. Они словно не понимали, что все в мире от него зависит.. Но Гипноз не забывал, что если исчезнут люди, то ему нечего будет делать в мире. Тогда он умер бы от тоски, хорошо, что если это и случится, то не так скоро.

№№№№№№№№

Гелиос шагнул в кромешный мрак Тартара, здесь уже томились Титаны, сброшенные Зевсом с небес.

Его стала мучить совесть, он решил, что наказание для них слишком сурово. Но выпустит ли он их из тьмы. Иногда громовержец проявлял слабость.

После Никты он был с Геей, и она родила от него чудовище – многоглавого Тифона, надеясь на то, что именно он и сможет погубить Зевса, позволит освободить и снова привести к власти титанов. Но ничего у них не вышло. Во второй раз побежденным титанам снова пришлось вернуться в Тартар, который они покинули по воле своего повелителя. Но только они сами должны винить себя за то, что с ними случилось.

Когда Гелиос увидел Гипноса, то очень ему обрадовался.

– Никта спит, тебе ее не дождаться, – говорил ему Гипнос.

Ему стало жаль Гелиоса, но раз мать не хотела его видеть, то так будет лучше для всех.

Тартар понимал, что Никта где-то рядом, и ждал ее появления. Она не слишком радовала в последнее время своего возлюбленного.

Гелио надеялся на то, что на обратном пути он снова заглянет в ее чертоги, он упрямо решил поймать и вернуть свою неуловимую богиню, к которой его влекло с невероятной силой.

Глава 6 Страдания Гелиоса

В его владениях был весь мир. И Гелиос давно сделал его самым красивым, осветив и согрев своими лучами. Но сам он был лишен любви, отвергая и титанид и богинь. Они казались ему лживыми и притворными, готовыми убежать к тем, кто окажется ближе. Да и всегда они были слишком далеки от него, не хотели приближаться, чтобы не сгореть в его объятиях.

А темная и первозданная Никта – это совсем другое дело. Если бы богиня ночи не убегала, не ускользала от него в лабиринтах своей тьмы. Но запретный плод был сладок и для Гелиоса, а не только для смертного.

Гипнос усмехнулся. Словно бы ему была известна страшная тайна, и он собирался открыть ее миру. Когда он скрылся во мраке и оставил Гелиоса одного, и Марк стал для него привычным, Гипнос обратился к своему отцу.

– Она здесь, но ей не понравился твой светлый гость.

– Разбуди ее, он удалился, – потребовал Тартар, – я так хочу снова обнять мою Никту.

Гипнос чувствовал, что ничего другого ему не остается, только исполнить приказание. В тот миг Никта пробудилась и бросилась к своему вечному возлюбленному. Столько веков прошло, а они все еще оставались вместе.

Гипнос отправился прочь, видя, что они больше не замечают его. Бог сна решил снова отправиться на землю, но сначала заглянул к своей сестре Лисе – самому несчастному созданию во всех мирах. Только почему то весельчаку Гипносу вовсе не хотелось жалеть свою сестрицу. Он не понимал ее чувств к самому ничтожному и несчастному созданию..Но у Лисы Гипноза и встретила Немезида.

– Пошли скорее, там тебя все давно заждались, – требовала она, а тут пусто и тебе нечего делать, они все как-то устроились, им больше нет дела до нас.

Он подчинился сестре, надо было как можно скорее отправляться на землю.

№№№№№№№

В тот час, когда Никта была в объятьях Тартара и ни о чем больше не мечтала, лучезарный Гелиос поднялся на небеса. Он чувствовал, что надолго останется в одиночестве.

Сколько бы он не гонялся за ней, они были слишком далеки, разобщены, и несчастны. Но Гелиос не сомневался в том, что наступит время, когда они должны будут встретиться. Оставалось торжествовать – он выбрался из тьмы и смог вернуться назад. Наверное, только оказавшись во тьме, можно было оценить свет и тепло, которых было в избытке в этом мире.

Никто заставила посмотреть его на самое начало, на Хаос, из которого они все вышли когда-то. Конечно, Никта и ее дочери были значительно старше, чем он сам. Но он, скорее готов был оставаться с ними, чем с новыми богами.

Вот так и приходилось выбирать между тьмой и новыми богами, но сколько бы времени не прошло, он не был ни с теми, ни с другими – из тьмы все время вырывался, на Олимпийцев смотрел свысока – они казались ему слишком молодыми и дерзкими, он не любил этой суеты и бесконечных страстей, которые не стихали в их душах, как пламя костра.

Гелиос очень устал, даже уходя, он знал, что ради общего блага придется вернуться назад, как бы ему не хотелось спрятаться где-то навсегда. Рано или поздно, они возвращали его назад. Он поддавался уговорам, потому что слишком много для этого мира сотворил, чтобы так просто от него отказаться.

Глава 7 Гелиос на земле

Порождения тьмы в те времена оставались и на земле. Первым из тех, кого встретил Гелиос на земле, был Пан. Жуткий великан радостно побежал к нему навстречу. Все знали, что он появился на свет в глухом лесу. Младенец выяснил в самом начале, что он был таким страшным, что все разбегались в разные стороны, как только он появлялся.

Чтобы не травмировать свою тонкую душу, Пан стал прятаться от всех в дремучем лесу. Здесь же когда-то пряталась от посторонних глаз и матушка его Дриона.

Он быстро усвоил, что такова его участь и не сильно расстраивался, наоборот, смирился, и даже умел радоваться жизни. Он говорил дриадам, и Артемиде, которая любила с ним беседовать длинными лунными вечерами, что у каждого свое место в этом мире. А Лес это прекрасное место для жизни. Дел очень важных у него было немного, Гелиос и с небес до него легко доставал, он всегда мог понежиться и погреться на солнышке. От него же он узнал, что такие чудовища есть в разных местах, рано или поздно он с ними обязательно встретится.

Правда, когда Гелиос исчез в первый раз, сначала он ощутил беспокойство, а потом жуткий холод. Но сильно из-за этого не переживал, убедился, что тот вернется рано или поздно. А насколько приятно было снова и снова встречать его с радостью, быстро обсыхать после купанья в озере. И хотя он знал, что во мгле чувствует себя значительно уютнее. И отказываться от солнца и света он не собирался.

Сейчас, когда Гелиос возвращался в очередной раз, он первым, едва заметив его, сразу бросился к нему. Приветствуя Гелиоса, Пан радовался как ребенок малый. Все хорошее, пусть и не так быстро, как хотелось бы, возвращается назад. И никаких Зевсов не существовало для Пана, только Гелиос – единственный и самый главный в мире.

Ведь еще недавно, когда царил спесивый Кронос, все так и было. Даже имени Зевса никто не ведал. Но ведь за все хорошее, теплое, светлое, придется расплачиваться.

Но в воспоминаниях Пан возвращался к самому началу. Тогда, в самый первый день его появления на свет, когда еще никто не видел его, матушка же после родов потеряла сознание от боли и ужаса, казалась мертвой, никак не могла прийти в чувства. Сам же себя он видел юным и прекрасным богом, жаль, что все остальные так и не смогли этого разглядеть.

Пробудившись, Дриопа, вспомнила, что с нею приключилось, и стала искать своего ребенка. Он никуда не убежал, был поблизости, но боже, каким же страшным он оказался. С великим ужасом в глазах она его оттолкнула прочь.

– Я не могла родить такое чудовище, в истерике кричала бедняжка.

Рядом никого не было, нимфы, увидев его, разбежались еще раньше, спрятались, и подходить к ней не собирались.

Так она и осталась одна с малышом. Не зная, как ей быть, она бросилась бежать. А когда поняла, что за ней никто не гонится, она остановилась, и решила сказать всем, что потеряла ребенка, чем показать свету и красавцу Гермесу такое чудовище. Не было в ее душе жалости и сочувствия, только страшная горечь разочарования.

Так и сделался Пан сиротой при живой матери. Сначала он догнал ее и стал уговаривать, чтобы она не оставляла его одного. Но тогда нимфа снова бросилась бежать. А Гелиос, случайно бросивший на ту поляну взор, увидел все это первым.

Нимфа опомнилась, устыдилась своей слабости и вернулась к тому месту, где Пан оставался в одиночестве… Но он увидел ее снова, и очень обрадовался.

– Твой отец Гелиос, – говорила Дриона, – бог солнца.

И понял он, почему с первых минут, его так тянуло в небеса с теплу и свету.

Глава 8 Сын Гелиоса

Когда тайное стало явным, Пан вдохновился еще больше:

– Видно, я не случайно с первого дня тянулся к нему, – размышлял Пан, с нежностью взирая на небеса.

Гелио не обращал на него, как и на весь остальной мир внимания, он просто светил всему, что было на земле, согревал всех, и этого было достаточно.

– Он горд и прекрасен, и вряд ли признает своим сыном такое чудовище, как я, – боги видно привыкли гордиться своими детьми, они видят только тех, кого можно показать другим. Сколько времени Гера не замечала Гефеста, сколько усилий и даже насилий потребовалось бедняге, чтобы спесивая мамаша признала, что он ее сын.

Это еще нрав его должен быть, чтобы пережить все это и не отчаиваться, даже Арест ей не всегда угоден. Такие вот они и есть и остаются…

– Твой Гелиос ничем не лучше, – отвечала ему Артемида, – у нее были свои счеты с Зевсом и с Герой, и она не собиралась их оправдывать, наоборот, при каждом удобном случае подчеркивала, что они несносны, и самое разумное – держаться от них подальше.

Вот и Дриада снова куда-то исчезла, она решила, что чем дальше будет от него, тем лучше. Артемида долго с ней говорила накануне, а потом отправила подальше и потребовала, чтобы она больше не попадалась ей на глаза:

– Уходи и не возвращайся, – не стоит оправдываться, мы с тобой никогда не поймем друг друга.

Дриада и не ожидала по своей глупой наивности, что богиня так к ней отнесется, но оправдываться было поздно, она боялась ее мести и постаралась спрятаться подальше. Пан увидел в глазах Артемиды все, что она скрыла от него, он оказался странно проницательным созданием. Но она подарила ему жизнь, и жизнь для него была вполне сносной, – так он оправдывал ее и ничего уже не хотел, ничего не боялся, да и терять ему было нечего, оставалось только жить и не тужить.

– Одиночество и страх перед ним испортит характер любого, только Дионис остался прежним, – продолжала свою речь богиня. И Пан понял, что он должен познакомиться с этим вольным, и таким же заброшенным в этом мире богом, как и он сам.

Дионис был прекрасен, свободен и весел, даже после того, как это несчастная Ариадна, которую он спас от нелюбви Тезея – несносного сына Посейдона, взяла да и бросилась с обрыва в воду, чтобы покончить с этим миром. Но и Пан и Артемида, и сам Дионис, узнав о случившимся, были уверенны, что все к лучшему. Нельзя удержать в мире того, кто не хочет жить и упрямого добивается того, чего не может быть.

– Он мог быть и хуже, – размышлял в это время Гелиос, который слышал разговор с небес, и был благодарен дочери Зевса за то, что она не отталкивает его сына, ведет с ним беседы, по-своему неуклюже и все-таки заботится о нем, там на земле. А это дорогого стоит.

А при первой возможности, оказавшись на земле, Гелиос собрал нимф и потребовал от них, чтобы они были с Паном и позаботились о нем. Нимфы должны были ему это обещать, хотя сам Пан не узнал об этом клятве, иначе бы, наверное, не обрадовался так странным переменам, которые неожиданно произошли с ними со всеми.

Пан уверял теперь всех, что вместе со злом в этом мире существует и добро, и он был в какой-то мере прав. Самой несчастной и далекой была его мать Дриопа, с нее Гелиос не взял никакой клятвы, он сделал вид, что ее просто не существует в мире. И ей было очень обидно такое отношение бывшего возлюбленного.

Вот так и имей дело с Титанами, недаром не доверяет им Зевс и жестоко наказал одного из них, – мстительно думала она, оставаясь в одиночестве. Своей вины во всем происходящем она не чувствовала, обиды затмили ее разум окончательно.

Жизнь стала вдруг веселой и счастливой – Пан убедился в том, что после тьмы всегда приходит свет. И это его несказанно обрадовало в те дни.

– Не сердись на свою мать, – говорила Артемида, – она просто слаба и не может проявить великодушия, она просто несчастное создание, и потому не стоит от нее требовать слишком многого.

Но она подарила нам тебя, и мы ее прощаем за все остальное, и ты прости.

Пан давным-давно простил, а вот Гелиос оказался глух и слеп по отношению к бедной нимфе, и это ее печалило больше всего.

Когда нимфы с восторгом рассказывали об Олимпе, где они побывали в свое время, Пан слушал вполуха, про себя он решил:

– Мне вряд ли там придется побывать, да и не очень хочется, мне и в лесу хорошо, чем дальше от Зевса, тем спокойнее. Не касается меня та жизнь и те страсти.

– Но почему бы не мечтать и о большом? —усмехнулась одна из Нимф.

– В начале я хотел многого, а следовало бы радоваться, тому, что есть.

Пан был умен, а теперь решил еще и мудрствовать. Только бы его размышления не дошли до Зевса, вряд ли такие речи ему понравятся. И сама Артемида, конечно, ничего не рассказывает, но здесь часто неожиданно появляется Аполлон, а вот тот уж точно молчать не станет, и что тогда станет с бедным чудовищем?

№№№№№№№№

Дриона не выдержала и решила все-таки навестить своего сына, который в последнее время в ней совсем не нуждался. Пан был в центре внимания всего леса, нимфы и дриады легкой стайкой неслись за ним, и он успевал только поворачиваться то к одной, то к другой и был счастлив с ним. никто давно не замечал его безобразия, словно они все ослепли, как такое вообще могло быть?

Ей следовало бы порадоваться, увидев такое, но она затаила обиду, ведь помогли ему чужие девы, а родная мать пальцем о палец не удалила, словно кто-то (а это был Гелиос, она не ошиблась) хотел показать ей всю ее ничтожность. Так и пришлось ей снова удалиться, потому что вся эта веселая компания отторгла ее, не оставив ей надежды на то, что все может перемениться.

Бедная, бедная Дриона, что же она сотворила.

№№№№№№№

Но и сам Пан теперь заботился о нимфах, ведь они стали его большой и дружной семьей. Он слышал, что нимфа Клития безнадежно влюблена в его отца Гелиоса. И само по себе это не было чем-то необычным и странным. Она с восторгом рассказывала о прекрасном и неприступном боге, к которому и приблизиться невозможно, чтобы не обратиться в пепел.

– И все равно, – настаивал Пан, – даже если он так хорош, как тебе кажется, он не стоит твоих слез.