Клоп в малине
Пышка похвасталась бабушке своими кулинарными способностями, и возник жаркий спор, кто готовит лучше. К ним присоединился Булка, и дело чуть до драки не дошло. Решено было устроить состязание на лучший ягодный пирог.
Бабушка решила печь из черники, а Булка и Пышка – из малины. Правда за черникой пришлось идти в лес – бабушки простых путей не ищут, не ленятся!
Взяв свои спасительные очки и корзинку, она отправилась по тропинке через ручей по мостику в лесок – там шикарный черничник! Присела у кустика, обобрала его, присела у следующего – обобрала… Остановить бабушек вовремя тяжело, каждый следующий кустик так заманчиво на неё смотрел, что она кланялась и кланялась ягодам.
В это время Булка и Пышка с азартом собирали садовую малину – чем больше горстка, тем вкусней! Они продвигались друг к другу с разных сторон посаженных в ряд кустов и встретились на середине. Осталась последняя ягода, и ветку с ней потянул к себе и Булка, и Пышка.
– Девочкам надо уступать! – грозно заявила Пышка и дёрнула ветку на себя.
– Нет, много не надо! – по-детски возразил Булка, потерявший в необъявленном состязании голову.
– Нет, надо! – не отступала воинственная Пышка.
– Ещё посмотрим! – совсем ошалев от жадности прошипел Булка, резко сорвал ягоду и показательно бросил её не в банку, а сразу в рот.
– Да ты не грозомот, а просто ж-ж-ж-жмот! – обиделась Пышка и хотела убежать, но увидела, как смешно расползается и киснет морда Булки. Он пытался стерпеть и не выказать, но у него не вышло проглотить ягоду. Нажевавшись, он сдался и выплюнул её:
– Клоп в малине, – с поражением произнёс он.
Пышка не стала дразнить его: «Так тебе и надо!». Оба сразу остыли и представили, как смешно они только что смотрелись. Оставив малинник, они отправились на кухню заниматься тестом.
Время шло, а бабушка не возвращалась, и дети начали переживать:
– Зачем мы отпустили её одну?
– Но это она за нами присматривает, а не мы за ней, – напомнила Соня брату.
– И мы за ней, – по-взрослому заявил Вася. Соня так любила эти нотки в его голосе, которых становилось всё больше, и гордилась братом. Может, не до конца понимала, что он имеет в виду, но чувствовала, что он говорит и думает по совести.
В лес отправились все. Лесок был не очень большой, но нужно скорей отыскать бабушку – вдруг ей плохо?! И распределившись, пошли по разным направления, только Соня – за ручку с Васей. Как на зло, им достался самый сложный путь – ёлки росли так близко друг к другу, их ветви плотной колючей стеной преграждали путь и хлестали в лица.
Дальше следовал бурелом. Вася первый перешагивал поваленные деревья и перетаскивал за собой сестру.
– Вась, ты думаешь, бабушка могла здесь пройти?
– Она может пройти где угодно! Ты же знаешь нашу бабушку.
– Да…
Все кричали «Ау!», и наконец детям в ответ прозвучало слабое бабушкино «Ау-у-у!». Прибежав к ней, они увидели её сидящей около берёзки, опершись на неё спиной и полной корзиной черники.
– Ох, – виновато начала она. – Собирала-собирала, да увлеклась, сил-то на обратный путь уж не осталось.
– Бабуля, хорошо, что мы тебя нашли! – Соня бросилась обнимать её и подала бутылку водички, которую предусмотрительно захватил с собой Вася.
Созвали с помощью «ау!» и грозомотов. Хотя те, вспомнив, что они грозомоты, почувствовали, где беда, и быстро прилетели. А может быть, они не чувствовали раньше, когда только заходили в лес, потому что не должны были, ведь бабушку сами отыскали её внуки?
Возвращались верхом на небесных бегемотиках – бабушке не в первой! А дома приготовили огромный пирог – с малиной и черникой с узором из теста посередине в форме сердца красного цвета.
А вот за компотом пришлось лезть в погреб…
У страха глаза велики
– Кто полезет в погреб? Точно не бабуля, ей итак тяжело, – так начал Вася обсуждение предстоящей операции не для слабонервных. Ведь спуститься в погреб – под землю, по множеству ступенек в замкнутом пространстве в окружении неизвестно кого… По слухам, там живёт Бабайка. Сыро, холодно, жутко…
– Боюсь – не пролезу, – сразу нашёлся Булка. Его не соблазнило даже то, что в погребе столько всего вкусненького запасено!
– А я сразу упаду туда и выпрыгну обратно – по закону мячика, – не растерялся и Мячик.
– Следуя голосу разума… Нет, точно не я, – заключил Мотя.
– Господи, снова всё самой-самой! – возмутилась Пышка и смело одним нелёгким взмахом руки отворила дверь в полу – тут ей быстренько помогли все остальные – лишь бы не передумала, сделала неуверенный шаг вниз, ещё, ещё…
Тело, хотя оно у Пышки было по-грозомотовому прозрачное и неощутимое, стало покалывать мелкими ледяными иголками, глаза сковала темнота, к ногам, казалось, привязали кирпичи… Она шла наощупь, боясь оступиться, под ложечкой посасывало…
«Не проле-е-езет он, – возмущалась про себя Пышка, – а я так пушинка, ну и что, что девочка, девочки тоже имеют право много кушать и тоже куда-нибудь не пролезать…», – а ступеньки всё не заканчивались.
«Вы-ы-ыпрыгнет он… А я так прыгать не умею, да я вообще как балерина, вдруг случайно разъедусь в шпагате и носком зацеплюсь за верхнюю ступеньку, что не оторваться будет!» – неприятные мысли не заканчивались и ступеньки тоже.
«Голосу разума… придумает же! Так, а Гром, самый громкоголосый, вообще голоса не подал! Так, Гром, Гром, а может, ты?!», – Пышка уже впала в панику и готова была закричать вслух, правда получилось на деле другое, срывающееся на визг:
– Включите све-е-е-э-э-э-эт!
– Пышка, – где-то прямо над ухом ответил Гром, – свет горит.
Пышка открыла глаза. Сначала она ослепла: свет в конце туннеля?! Ведь кроме него ничего не видно. Потом зрение восстановилось: это обычная лампочка Ильича, висящая на одном проводе. Оказывается, Пышка зажмурилась и спускалась с закрытыми глазами. Пока ворчала про себя на своих друзей, ей казалось, прошла вечность, и она уже где-то у центра земли, а ступенек-то, вот они, всего десять!
–Тускло как-то, – Пышка постаралась завуалировать свой страх и уже смелей начала оглядываться вокруг себя: аккуратно прибитые к стенам деревянные полочки ломились от варений, солений, маринадов, соков, компотов… Она села на пол, взяв банку с вишнёвым чудом – а как ещё это назвать? – сочные вишенки жались блестящими тёмно-бордовыми боками к стеклу изнутри, гипнотизировали, умиротворяли, заставляя забыть обо всём на свете, подсказывали свой вкус…
– Пышка, ты что, замёрзла?! – позвал сверху Вася.
А её всё окружающее согревало, стоило только открыть глаза. Пышка взяла с полки баночку с малиной. Как бы хотелось её в себя опрокинуть, так ведь заметят же, она сама как стеклянная… Нехотя Пышка поставила её на место, потерев на прощание: ещё вернусь! Выбрала яблочный компот, на котором год на крышке был самым давним, взяла его под мышку и весело вспорхнула наверх. Гордая, как победительница Олимпийских игр, встреченная приветственными аплодисментами, победившая саму себя, свои страхи и предрассудки, показавшая всем, на что способны девочки.
Мотя, недоверчиво глянув в опустевший погреб, словно там затаился кто-то невидимый, прямо посередине и вот-вот выскочит, быстро захлопнул дверь и раскатал на полу ковёр, скрывающий вход в подземный мир труднодосягаемых вкусностей.
Тайфун из бабочек
Светило солнце, на небе ни облачка. Грозомоты, грозодети и грозобабушка недавно проснулись и завтракали на веранде яичницей и бутербродами с ореховой пастой.
– Что это за тёмное пятно, вон там, вдали, за лесом? – показала всем Соня. Она больше всех любила по утрам смотреть в окно во время завтрака: любовалась, как просыпается природа, солнце играет лучами на кронах деревьев, цветы поворачивают к светилу свои нежные головы…
А пятно постепенно увеличивалось и приближалось.
– Похоже на тайфун, – с опасением сказал Мотя. – Но какой-то он странный – не разрушает ничего на земле.
Грозомоты решили остаться дома и понаблюдать в окно за тем, что произойдёт. Это совсем не свойственно для грозомотов, но разве бабушка так запросто отпустит своих любимых на встречу тайфуну?!
– Саранча! – испугалась она. – Однажды она уже скосила весь наш урожай и теперь снова надвигается! Где моя мухобойка?! – и отважная бабушка схватила своё оружие, намереваясь если не прогнать всех, так хоть кому-нибудь из стаи зарядить хорошенько по лбу.
А пятно уже было с полнеба, и в окно стали стукаться отдельные… бабочки!
– Посмотрите, какая красота! Всё окно мне заляпают, а мыть кто будет?! – ругалась бабушка.
Соня рассмотрела одну, распластавшуюся крылышками на стекле:
– А ведь красивая… Бедненькая!
– Ничего хорошего в красоте, когда она в таких количествах налетает на тебя, – бесчувственно заявил Мотя.
– Но откуда же они все взялись?! – задумался вслух Вася, да и все остальные ломали голову над этим.
– Откуда ни взялись, а вот съесть их всё равно придётся, потому что они сейчас могут стать причиной крушения самолёта, – облизнулся Булка.
– Мудрая мысль, – поддержал Мотя, и команда вылетела в небо.
Так смешно было наблюдать, как бегемотоподобные раскрывая пасти пожирали сотни бабочек, а те продолжали махать крылышками у них в животах и щекотать их изнутри. Грозомоты выполняли своё дело, сотрясаясь от хохота. Скоро в них накопилось столько бабочек, продолжающих лететь, что грозомоты могли даже сами не махать крыльями и держаться при этом в воздухе, зависнув в позе звезды, словно лежали в солёном море.
Тайфун был ликвидирован, и, как всё красивое и хорошее, бабочки постепенно растворялись в грозомотах. Становились невидимыми, но оставались где-то там, внутри их, невесомо, ненавязчиво, скромно.
Грозомоты отправились в ту сторону, откуда двигался тайфун из бабочек. Их долго не было. А когда вернулись, Гром поведал следующую душещипательную историю:
– Бабочки спасались от холода. Но не от природного, а от душевного.
Бабушка посмотрела с усмешкой из-под очков на Грома.
– Да, – продолжал он печально, – именно! Они замёрзли оттого, что их не любили. Люди перестали ценить живую красоту, перестали понимать пользу бабочек в опылении цветов, хотя это так очевидно! Они стали бессердечно отлавливать их и, сметая кисточками с крылышек пыльцу, делать краски для глаз привередливых состоятельных граждан, готовых платить за экзотику немалые деньги.
Бабушка всхлипнула. И на глазах Сони выступили слёзы. Она представила, как обходились с маленькими беспомощными красавицами люди, каким станет мир у этих людей без бабочек – у них же скоро и цветов не будет, ведь опылять их больше некому! Или эти граждане скоро купят всю планету и будут творить на ней, что захотят?!
– Бабочки не могли там больше оставаться, – продолжил Гром. – Они собрались и улетели. Но и в новом месте не выжили бы – их дом там.
– Гадкие богатенькие людишки! – проворчала бабушка и нервно щёлкнула пультом телевизора, чтобы отвлечься на «Новости». А там сейчас показывали, как самые обычные людишки летом, отдыхая на природе, в лесу и у воды, оставляют после себя такие кучи мусора, что ноге ступить негде.
– Гадкие мелкие людишки! – проворчала бабушка и нервно щёлкнула пультом телевизора, выключив его.
Вася с Соней, зная, что бабушка сейчас во взрывоопасном состоянии и может вспыхнуть от любого неосторожного движения, даже самого малейшего, молча, еле слышно смели тряпочками после завтрака за собой крошки хлеба, собрали со стола посуду, отнесли на цыпочках (но не уронили!) в раковину, и Соня включила воду, чтобы вымыть. Вода громко зажурчала, бабушка резко повернулась в ту сторону, Соня повернулась и опасливо взглянула на бабушку, и…
Бабушка вышла из оцепенения, оценила порядок, который навели дети, посмотрела на милую картину – Соня с губкой, стол чистый, Вася не облился молоком – и довольно улыбнулась: по крайней мере в этом доме и на этом участке, и вообще от этих детей, гор мусора и пострадавших животных, даже самых мелких, не будет!
Пышка и Фрюся
Новое чудо пришло в жизнь детей и грозомотов неожиданно. Этим летом они зачитывались интересными книгами про Блошкинса и Фрю, а потом, будто прямо со страниц, вбежал в их двор маленький пушистик, которого они назвали Фрюсей.
Поначалу кошке больше подходило имя Блошкинс, но всё-таки она – девочка, как и Фрю. Поэтому роль Блошкинса досталась Васе, и он был не против, так как любит мастерить, как герой книги, делавший для себя крылья из разных материалов.
Особенно в восторге были Пышка и Соня. Они сюсюкались с котёнком, как с малышом: укладывали спать, носили попить-поесть, наряжать пытались… Пышка слетала на небо:
– Для такой принцессы нужна постель с самыми нежными облаками, что только могут появиться! – утверждала она и стелила облака в маленькое уютное гнёздышко, свитое из соломы Васей.
– Ложись скорей, Фрюся! А то твоя постель сейчас улетит! Кис-кис! – манила её Пышка. – Я бы взяла кошку в Грозодом, да только если она вдруг выскочит в дверь, при падении с такой высоты…
– Но кошки же живучие, у них по семь жизней! – вспомнил Вася.
– Но мы живём выше седьмого неба – пока летит, все семь жизней закончатся…
– А, тогда понятно.
Хотя эта кошка была, кажется, прирождённой лётчицей. Мама родила четверых котят на высоком шкафу – спряталась от старой хозяйки, чтобы детей у неё не отобрали, и Фрюся – единственная, кто свалился за шкаф, ещё и доставать с трудом пришлось. Цела и невредима.
Ползала, глупая, по самым тонким верхним веткам берёзы, спускалась вниз – почти до конца слезла, но как ветки на стволе закончились, прыгнула, упала на бок. Напугала всех до смерти, на переднюю правую лапу вставать не могла, но отлежалась – и как ни в чём не бывало!
Мячик, воспользовавшись Мотиным эликсиром, уменьшился до размеров Фрюси и долго играл с ней маленьким щенком, а вовсе не бегемотоподным существом. Она ловила его, представляя, наверное, упитанной бабочкой или необычной птицей с крупной мордой вместо клюва, а он не боялся быть съеденным или поцарапанным. И так приятно ему было чувствовать себя в этот момент самым настоящим, земным существом! Он просто жил, просто играл, и Фрюся была счастлива и беззаботна.
Правда, постепенно из-за маленького невинного существа начала разгораться настоящая война: всем так хотелось поиграть с Фрюсей, а она была всего одна, что её в один прекрасный, хотя для неё не очень прекрасный, момент чуть не разорвали, пытаясь поделить.
Пышка впала в детство и хотела во что бы то ни стало исполнять роль Фрюсиной мамы. Для этого она брала её на руки, бежала с ней через весь огород с криками: «Она моя, никому не отдам!» вместо колыбельной, а за ней гналась стая грозомотов и грозодетей, а за ними за всеми бабушка с веником и криками: «Неблагодарные негодяи, мою морковку топчете, лучок, салатик!»
Вася играл в полицейского и заключал преступницу Фрюсю в старую ржавую клетку для попугая. Она правда была мелкой преступницей: воровала еду со стола, портила когтями вещи, уводила резиновые мячики в неизвестном направлении. Но пришлось напомнить Васе, что он совершает вещи, гораздо худшие, чем эти. А бабушка – совсем не полицейский, иначе бы давно в клетку посадила.