То самое чувство

3 То самое чувство: Послевкусие

Слушая начитку статьи о течениях и направлениях в современном искусстве Аллой Николаевной – настаивающей, чтобы я, по западным традициям, звала ее исключительно по имени, – я с трудом ее понимаю, потому что никак не могу сосредоточиться на занятии. Ни на этом, ни на всех предыдущих на этой неделе, включая уроки в школе. Ее безупречная, без намека на характерный русский акцент, английская речь не доходит до моего сознания. Сидя перед экраном лэптопа, мне с трудом удается сохранять заинтересованное выражение на лице. Из всего услышанного мозг регистрирует лишь обрывки информации – упоминания о цветовом поле, о фигурном экспрессионизме, о минимал-арте, но никакой конкретики. Вся надежда только на то, что она не успеет дочитать статью до конца и не станет гонять меня по тексту, проверяя, насколько хорошо я слушала. Что-то я, конечно, смогу наплести, почерпнутого из школьного курса МХК, но сделать это на английском в моем в буквальном смысле разобранном состоянии будет весьма непросто. Я бросаю взгляд в правый нижний угол дисплея и в облегчении на секунду закрываю глаза – до конца занятия остается меньше четырех минут.

На том конце связи, в Бостоне, пищит запущенный на смартфоне таймер, и Алла говорит:

– Okay, Kira. Следующий урок пройдет в форме интервью. Я отправила на вашу почту статью и примерный список вопросов. Вы выступите в роли специалиста музея современного искусства. Выберите пару стилей из статьи и подготовьтесь к содержательному диалогу.

– Хорошо, Алла Ни… Алла. Я буду готова.

– Надеюсь, – преподша смотрит на меня проницательным взглядом. – Последние два занятия ты сама не своя. Едва ли слышишь, что я говорю, хоть и отвечаешь, надо признать, вполне по делу. Ты явно не в форме. Не знаю, что случилось за время коротких каникул, и не стану мучить тебя расспросами о причинах, просто соберись и сделай, что должна. Договорились?

– Простите, – еле слышно бормочу я, пристыженная тем, что воображала себя искусной конспираторшей, но, оказывается, англичанка, точнее, американка, читает меня, как открытую книгу. – Договорились. Конечно. Я обязательно подготовлюсь.

– Вот и отлично. Верю в тебя. Тогда до понедельника!

Она завершает звонок, и я шумно выдыхаю. Oh my God! Надеюсь, репетша одна такая проницательная и никто больше не заметил, что с прошлого понедельника я, мягко говоря, не совсем в себе. Иначе это провал. Все дни я хожу, старательно скульптурируя на лице выражение безмятежности с легким налетом скуки – именно так, по моему мнению, я выгляжу в своем обычном состоянии. И так как никто не задает неудобных вопросов, постепенно я уверилась в мысли, что у меня получается всех обмануть и замаскировать свои душевные терзания. Вызванные тем злосчастным знакомством с Викиным парнем, о котором не могу перестать думать, как ни стараюсь.

Возвращаясь к событиям того дня, я раз за разом задаюсь одним и тем же вопросом: На фига я согласилась сесть в его машину?!

Точнее, вопросов, начинавшихся преимущественно с "на фига", было много, но ответов на них не было так же, как на первый. Говоря подруге, что собираюсь пройти мимо поджидавшей меня машины, я твердо намеревалась так и поступить. И как уже через минуту я позволила ей надавить на жалость и уговорить себя, я просто не понимала. Это был словно злой рок. Или судьба, как мне хотелось бы думать, если не кривить душой хотя бы перед самой собой. Но все эти мысли я и так гоняла только наедине с собой, ни с кем ими так и не поделившись.

Поначалу это было лишь приятное послевкусие от встречи с симпатичным мне во всех отношениях человеком. Ну ладно, не только, еще и некоторое сожаление о несправедливости судьбы, не позволившей нам встретиться раньше. И я просто отмахивалась от них, как от чего-то незначительного и раздражающего. Но чем больше гнала я от себя непрошеные мысли, тем назойливее они становились. А потом все резко поменялось. Вечером на телефон поступил вызов с незнакомого номера, и сердце внезапно ухнуло вниз, как при подъеме на сверхскоростном лифте. Когда я отвечала на звонок, руки так дрожали, что я дважды выронила смартфон, но это оказалась Вика, звонившая с чужого номера, так как ее телефон в очередной раз был разряжен. Разочарование от того, что это она, было таким сильным, что я с трудом сдерживалась, чтобы не зарычать на нее. Постаравшись побыстрее свернуть разговор, который, разумеется, был о том, как прошла поездка с Никитой, не сильно ли он сердился, не хамил ли – ни за что бы не поверила, что он на это способен, – я занялась самокопанием. Спрашивала себя, что это было: что за странная реакция на звонок, и почему я так неадекватно отреагировала на то, что звонившей была Вика? Не лучшая подруга, конечно, но столь бурного отторжения ее звонки никогда у меня не вызывали. Что послужило причиной этому взрыву несвойственных мне прежде эмоций? И, главное, на чей звонок я надеялась?.. Долго я ходила вокруг да около, не желая смотреть правде в глаза и отмахиваясь от очевидного, но ближе к ночи все же заставила себя признаться, что виной всему классный парень Никита. Однако стало только хуже.

Как только ко мне пришло осознание, что Никита нравится мне сильнее, чем кто-либо когда-либо до него, сильнее, чем должен, сильнее, чем я могла позволить себе признаться, я стала думать о нем, не переставая. Приятное послевкусие сменилось горечью. Я думала и о нем, и о том, что не должна о нем думать, что так нельзя, нечестно, что это предательство. Эти чувства мне, видимо, внушал живущий во мне ангел, моя правильная – лучшая – половина. Дьявол же во мне нашептывал, что Вика не заслужила такого парня, что она его не любит, использует, держит про запас. Но другая я возражала, что это, в общем-то, не мое дело, и если Никита позволяет ей так с собой обращаться, значит, его чувства к ней сильны, и у какой-то случайной девчонки вроде меня просто нет шансов.

В этих противоречиях и переживаниях я провела всю ночь, даже не пытаясь уснуть. От переполнявших меня эмоций я то и дело вскакивала с кровати – хорошо, Алиска спит как убитая, – и ходила туда-сюда по комнате, протирая длинную дыру в ковре. Я бесконечно прокручивала в голове каждую секунду нашего времени вместе, анализировала каждый его взгляд, каждое сказанное слово, выискивая мельчайшие признаки того, что я ему тоже понравилась, и для меня не все так безнадежно. Но увы, не находила. И наутро пришла к решению похоронить в себе это проклюнувшееся чувство, название которому я давать остерегалась. Пришла к решению выкинуть – постараться выкинуть – прошедший день из головы, прибегнув к древней восточной мудрости про зло, которое если не видеть, не слышать и не говорить о нем, то его вроде как и не существует. А значит, не нужно никому рассказывать ни о том, какое впечатление на меня оказало это внеплановое знакомство, ни даже о самом его факте. Ни сестре, ни маме, ни Лельке, хотя на пробежке на следующее утро удержаться было очень трудно. Ни, конечно же, Вичке. Эмоции выплескивались через край, но я держалась и притворялась обычной Кирой. И даже думала, что у меня это отлично получается. До этого разговора с Аллой.

Но стоп! Хватит заранее себя накручивать – может, и правда, у Аллы дар чтения по бесхитростным детским личикам, или я при ней расслаблялась, и нацепленная маска беззаботности чуть сползала с моей мордахи, что и позволило ей проявить чудеса проницательности. Заметь мою ненормальность кто-то другой, уже бы тоже наверняка спросили о причинах, а не стали играть в молчанку. Кому это надо? Или же замечают, но не придают особого значения, списывая на осеннюю хандру, запарки в школе и прочие дополнительные нагрузки. Да мало ли поводов у современного подростка уйти в себя? Гораздо больше, чем я способна придумать. Короче, поднимайся-ка, Кира Владимировна, и дуй на кухню готовить ужин. Тебе еще сегодня наряжаться и наносить боевую раскраску, как именовал папа мои попытки в вечернем макияже, – Вика все-таки добралась до нас с Обуховой, и вечером мы идем в клуб. Теперь думать, что надеть…

И как будто эта мысль была условленным сигналом, телефон тут же оповестил о полученном сообщении от Виолетки.

"Кира, че серьезно в платья вырядимся?"

Я вздыхаю, вспоминая Вичкино заявление "Форма одежды максимально развратная. Будем ловить мужиков на живца".

"Клубника атакует меня месседжами с угрозами, но я собираюсь облачиться в слимы и, так уж и быть, топ выберу с пайетками. Выряжусь по полной. Чтоб не придиралась".

Ее скалящийся смайл в конце сообщения более чем соответствует моему настроению в отношении выбора наряда. Я тоже склоняюсь к тому, чтобы пренебречь советами клубной завсегдатайши, и ограничиться джинсами и каким-нибудь ярким – чтобы не совсем уж буднично выглядеть – верхом. Им еще придется озадачиться. Если у себя ничего стоящего не найду, возьму Алискин – у сестрицы полно подходящего барахла. Она и в школу наряжается, как в ночной клуб.

"Тоже думаю забить на ее указания и пойти в удобном. В этих клубах всегда так холодно, я постоянно мерзну и вряд ли вообще сниму свитер. Ради кого я должна в платье морозиться?!"

По дороге на кухню получаю от нее большой палец и боевое наставление: "оки, выступаем единым фронтом, держим оборону, не сдаем позиций", отправляю в ответ краткое "ОК" и принимаюсь за чистку овощей для фирменного фамильного рагу.

Не проходит и пятнадцати минут, я едва успеваю закончить с кабачками и картошкой, как смартфон вновь оживает. На этот раз к моей сознательности взывает сама Виктория. Но ее требования прямо противоположны, и текстовым сообщением она не ограничивается. Пользуясь тем, что дома одна, я прослушиваю ее голосовое через динамик.

"Шереметева, я не сомневаюсь, что вы с Виолкой дружите против меня в вопросе лука на сегодня. Ее не переубедить.

Не оденется как на лекцию о запрете раннего полового воспитания, и то счастье. Хотя с ее цветом волос она и так не затеряется. Но ты… Как спец, как подруга, в конце концов, прошу тебя: надень платье! Простенькое, без закидонов.

Классику – маленькое черное платьице от Гуччи"

Она смеется.

"Какие Гуччи?" набираю я влажной рукой, оставляя на экране разводы. "Мой папа не Илон Маск".

"А что, наследство предков-дворян уже потратили, даже на платье не осталось?"

Шутки по поводу моей графской фамилии я не приветствую и ничего не отвечаю.

"Ладно, не закатывай глаза. Гуччи – это же образно. Любое маленькое платье, хоть, блин, вязаное,

раз ты такая мерзляка. Надень колготки поплотнее, побольше дэн, и вперед".

"Я подумаю", отвечаю через минуту, чтобы не провоцировать дальнейший бессмысленный обмен сообщениями. Вика все равно не услышит мои доводы и не примет аргументы, да и не надо. Я – взрослая девочка и уж что и куда мне надевать, способна решить без чьих-либо подсказок. Начну копаться в гардеробе и что "на глаз" упадет, то и выберу. Не исключено, что это будет платье – как звезды сойдутся.

Надо признать, благодаря Вичке и ее look'овой борьбе, впервые за неделю мои мысли заняты чем-то кроме безостановочной прокрутки записи той самой встречи. Обнадеживающая тенденция. Надеюсь, этим вечером я к наизусть заученным сценам и диалогам не вернусь. Хотя на самом деле, я надеюсь, что в этом клубе меня ждет еще более судьбоносная встреча, и своднические планы Вики по моему парнеустройству, наконец, осуществятся. Но теперь у нее есть поддержка – я тоже этого хочу. Клин, как известно, клином.

4 То самое чувство: Интерес

Такси высаживает нас с Виолеттой прямо у входа в заведение с подсвеченной огнями вывеской – латинские буквы названия клуба. Фасадная стена и крыльцо перед входом преждевременно украшены к новому году, до которого еще целых полтора месяца, но настроение, надо признать, поднимают. Мы оглядываемся в поисках главной идейной вдохновительницы сего знаменательного события, потому что, признаться, чувствуем себя не очень уверенно. В клубах ни я, ни она гости не частые, и толком не знаем, как здесь все работает. Может, нужны входные билеты?..

Организаторша совместной вылазки в клуб объявляется звонком на телефон.

– Ну чего застыли на месте? Входите уже. Я вас не дождалась, потому что не одета для того, чтобы ждать на улице.

Ответить я не успеваю – Виолетта трогает меня за локоть и качает голову в сторону узкого затонированного окна справа от входа, по периметру в несколько слоев обмотанного гирляндой белого цвета. Вику в нем можно рассмотреть в полный рост. Да уж, она действительно одета не по ноябрьской погоде. Блестящее золотое платье на ней не скрывает ни сантиметра её длиннючих ног. И в мерцающем свете гирлянды выглядит она таинственно и сногсшибательно. Миллиона на полтора баксов.

Мы плетемся к дверям, с опаской поглядывая на грозного вида парней-фэйсконтрольщиков на входе, но они не удостаивают нас вниманием, равнодушно распахнув двери, и мы с облегчением проскальзываем внутрь. Оборачиваясь через плечо и бросая взгляд сквозь закрывающиеся резные створки на оставшихся с той стороны церберов, я с восхищением думаю, что с такими плоскими лицами им бы в покер играть – обогатились бы.

– Ну наконец-то! – встречает нас Вика в небольшом холле и командует: – Раздевайтесь и пойдемте внутрь.

Дожидается, когда мы сдадим верхнюю одежду в гардероб и ведет за плотные шторы, по краям которых несут вахту по-деловому строго одетые девушки с дежурными улыбками на ярко подведенных губах.

– Добро пожаловать. Проходите.

Но Свяжина, словно и не замечает их присутствия, проходит мимо и сообщает нам доверительно:

– Столики все заняты, будем тусить у барной стойки. Но это и к лучшему – так мы будем у всех на ладони, и нас будет просто невозможно не заметить.

– Тебя и сейчас невозможно не заметить, – уверяет ее Виолетта.

– Спасибо, – довольно улыбается Вика, сверкая белыми зубами, резко контрастирующими с темно-вишневым цветом ее любимой помады. – И спасибо, что послушались моего совета.

– Разве? – удивляется отличница и демонстративно осматривает свое одеяние – она осталась верной себе и не нацепила так навязываемого ей платья.

– Аха, – скалится Виктория. – Я просто хотела, чтобы ты оделась не как обычно, а лучше всего этого добиться, поставив тебе запредельные условия. Ты однозначно понизила бы планку, и вуаля – заданное платье превратилось в нормальный топ. Проси больше – получишь меньше, – заключает она с умным видом.

Она так горда собой, будто не развела одноклассницу на какую-то незначительную мелочь, а реализовала план Барбаросса. Никак не меньше. Я невольно улыбаюсь этой особенности подруги переоценивать свои достижения. Но недооценивать себя куда хуже, чем переоценивать, это я знаю точно.

Идя по залу, мысленно отмечаю, что музыка тут не сильно громкая, и можно почти нормально поговорить, не напрягая связки и уши собеседника. Танцпол, видимо, где-то в другом месте.

– Тебе привет от Никитоса, – огорошивает меня Вичка, когда мы подходим к бару, и двое парней галантно уступают нам стоящие рядом высокие стулья.

От неожиданной информации я едва не промахиваюсь мимо стула. Хватаюсь за край круглой седушки враз ослабевшими руками и сажусь ровнее. Щеки мои под плотным слоем тональника наверняка вспыхнули от резко прилившей к ним крови, но увидеть это невозможно, а чтобы скрыть огонь, вспыхнувший в глазах, я резко отворачиваюсь и хватаю ламинированный лист коктейльной карты. Делая вид, что изучаю список, стараюсь унять тахикардическое сердцебиение и вернуть влажность мгновенно пересохшему рту.

Справившись с собой не так быстро, как мне бы хотелось, я не могу не спросить:

– Он тебя сюда привез?

– Аха, – все-таки отвечает Вика, хотя ее вниманием уже завладел один из джентльменов, на чьих местах мы сидим. Она точно не собирается сама платить за свою выпивку, и сразу принимается за охмурение потенциального спонсора.

Ее жертва что-то шепчет ей на ухо, она смеется, тоже склоняется к его уху, и парень, многозначительно поведя глазами, куда-то удаляется.

Как удобно, когда рядом есть такой Никитос, с горечью думаю я. Но как же не подходит ему это… прозвище!

– Если здесь не найду никого, кто меня отвезет, то позвоню Никитосу. Пофиг, что ночь, не на такси же тратиться.

Меня коробит от столь явного выражения ее потребительского отношения к нему. Я и раньше неприязненно воспринимала проявления такого ее обращения, которое она даже не пыталась скрывать – от нас, по крайней мере. Искренне надеюсь, что с ним она ведет себя иначе. Если и для него ее потребительство очевидно, но он продолжает цепляться за эти отношения, то я вообще ничего не понимаю в людях и отказываюсь жить в этом мире.

– А почему он с тобой сюда не пришел? – влезает сделавшая заказ на две безалкогольные – для начала – Кровавые Мэри Обухова. – И за пиво бы платил, и домой отвез. И не надо вешаться на первых встречных.

Виолетта тоже явно не одобряет методы, которыми наша общая подружка добивается экономии карманных денег.

– Да вы чего? Я для этого и хожу сюда – чужих парней поцеплять, навыки соблазнения свои потренировать, ну, типа не терять квалификацию. Зачем мне здесь свой "самовар"? Тем более я Никитосу сказала, что сегодня у нас важная миссия – найти Кирке бойфренда.

Первый же глоток коктейля застревает у меня в горле, и, поперхнувшись, я выплевываю его обратно в бокал с черешком сельдерея и лаймом.

– ЧТО ты сказала?!

– Правду. Лично я тебя сюда ради этого притащила. И ты пришла, разве нет? Он, кстати, пожелал нам удачи.

Этими словами она ставит точку в своем участии в беседе, так как возвращается ее филантроп-назначенец с двумя бутылками пива в руках. Я отодвигаю от себя бокал с испорченным напитком, чувствуя, как пылает от нестерпимого стыда лицо. Теперь он будет думать, что я охотница за парнями! Такая же, как Вика. Хотя он и раньше мог так думать – не зря же мы дружим. "Если он вообще о тебе думает", сама себе язвительно возражаю я, но этим не успокаиваюсь, продолжая развивать мысль о том, как ужасно я теперь выгляжу в его глазах.

Погруженная в свои мысли, я не замечаю, что Вика со своим новым другом куда-то отходят, и на ее стул слева от меня опускается Виолетта. Подталкивает ко мне новый бокал и сочувственно спрашивает:

– Ты что, знакома с ее Никитосом?

Я киваю и делаю глоток. Горло обжигает мощная доза алкоголя – эта "Мэри" явно не безалкогольна. Вытаращенными глазами я смотрю на подругу.

– Подумала, что тебе нужно выпить. Там двойная порция водки.

– Я вообще-то водку не пью, – выдавливаю я.

– Я знаю. Но это и не водка, а водкосодержащий напиток, – наставительно изрекает будущая золотая медалистка.

– Действительно, – усмехаюсь я и, согласная с тем, что немного выпить мне не помешает, делаю второй глоток, меньше и осторожнее.

Краем глаза вижу, что Обухова удовлетворенно кивает.

– Почему на тебя так влияет упоминание Викиного парня, полагаю, лучше не спрашивать?

Чуть повернув голову, я смотрю в ее понимающие глаза. Спалилась…

– Не стоит. Если мы не собираемся сегодня напиваться.

Взгляд подруги перемещается куда-то мне за плечо, и ненакрашенные, но припудренные, губы расплываются в ехидной улыбочке. Я поворачиваю голову в том же направлении, куда смотрит она, и вижу парня, сидящего у стойки наискосок от нас, и не сводящего с меня пронзительного взгляда пугающе темных глаз. Он сидит, наклонившись вперед, почти лежит на барной столешнице, и мне кажется, что это неспроста. Словно он не хочет, чтобы люди, сидящие между нами, и другие, постоянно подходящие за выпивкой, не заслоняли меня от него, не мешали обзору. Когда я оборачиваюсь на него, то вижу, что он улыбается. А он, увидев, что я заметила его интерес, улыбается еще шире и еще… Я не могу подобрать определение для его улыбки. Она какая-то скользкая, какая-то всезнающая, какая-то… раздевающая? Одновременно и лестная, и гадкая, и от нее у меня в животе все скручивается в тугой узел. И этот узел разрастается с каждым глухим ударом сердца, которые я и как будто слышу, и ощущаю физически – сердце бьется там, где узел. Теперь он – мое сердце. Я чувствую необъяснимую тревогу, у меня снова пересыхает во рту.

Поспешно отводя взгляд, я делаю торопливый глоток. Вот теперь мне точно нужно выпить. И двойная порция алкоголя сейчас как нельзя кстати.

– Запал парниша, – мурлычет, наклонившись к моему уху, Виолетта. – Вичка-то свое дело знает.

– Какое дело? – от напряжения я чуть повышаю голос. – Думаешь, это она его подослала?

Стараясь отвернуться от странного парня как можно дальше, я кручусь на барном стуле, и слежу за тем, чтобы даже случайно не повернуть голову в его сторону.

– Это мысль, – смеется подруга, – но я, скорее, имела в виду ее совет про платье. Ты послушалась, и вот – первая жертва.

– Я не послушалась, – возражаю я уже тише. – Просто ничего другого не нашла. Планировала раздеть Алиску, но она пришла домой не в духе – родители не отпустили ее на выхи на дачу с друзьями, а я не помогла их убедить. Теперь я – главный злодей, и просить что-либо у нее бесполезно, мне она не даст даже линялой футболки.

– Да, систер у тебя упертая. Несгибаема как ледокол Ленин. А платье классное. Правильно, что надела.

– Ты же не думаешь, что он на меня из-за платья пялился? – все же спрашиваю я, хотя уверена, что ответ будет отрицательным.

– Конечно, не думаю! – стреляет она глазами. – Чтобы видеть и оценить твое платье, он должен или с самого входа за тобой наблюдать, или обладать рентгеновским зрением и насквозь прожигать взглядом толстенную деревянную плиту.

"Меня едва не прожег", думаю про себя, а ей улыбаюсь, извиняясь за глупый вопрос.

– С этим экземпляром ты, похоже, и сама справилась. Без мисс всезнайки и без своего платья. Ну не в смысле "без"… – Виолетта по-индийски качает головой и хохочет над собственной шуткой.

Я к ней присоединяюсь. Смеясь, непроизвольно наклоняюсь чуть вперед и натыкаюсь на того же парня, точно так же нависающего над стойкой, но уже с другой стороны от нас. Мой смех обрывается, и я автоматически поворачиваю голову туда, где он сидел пять минут назад, но там уже расположилась другая компания. Я снова смотрю на него, на его дерзкую улыбку, словно бросающую мне вызов, и снова отворачиваюсь. Но в последний момент мой собственный организм предает меня, и каким-то непостижимым образом я отвечаю на его улыбку своей! Эта его насмешливая, дразнящая, приглашающая и многообещающая улыбочка оказывается такой заразительной, что я против воли отзываюсь на нее. Я так напугана этой ответной реакцией, что пытаюсь сдержать улыбку – втягиваю щеки, кусаю их изнутри, только чтобы перестать так неуместно лыбиться.

Я готова провалиться от стыда. И от страха, что этот нахал воспримет мою непроизвольную реакцию организма как поощрение к дальнейшим действиям, как приглашение к более близкому знакомству. У меня ничего подобного нет и в мыслях, но вряд ли кто-то – даже верная Виолетка – в это поверит.

– О-го, – говорит она словно в подтверждение моих мыслей, и волна стыда буквально накрывает меня с головой.

Это помогает мне справиться с лицом, стереть с него непрошеную гостью, и я осторожно поворачиваюсь к подруге, чтобы объяснить, что не хотела этого, что сама не знаю, как так получилось, но делаю это зря, потому что в поле моего зрения снова попадает этот самоуверенный тип. Он пересел еще ближе к нам, теперь он находится всего через одного человека от Виолетты. Положение тела он поменял и сидит, опершись головой на выставленный на стойку локоть. И его манящая улыбка… Перед тем как опустить глаза в пол, я видела ее меньше секунды, но этого хватило, чтобы мое тело подставило меня еще раз. Чтобы остановить движение мышц лица, предательски растягивающие мои губы в недопустимую улыбку, я обеими руками хватаю себя за щеки и крепко их сжимаю. Но – о ужас! – это не срабатывает, и я снова улыбаюсь, как последняя дура.

– Ты чего? – сдержанно смеется Обухова, не понимая моего поведения. – Ничего страшного, если ты ему улыбнешься.

Чувствуя себя еще большей идиоткой, я качаю головой, потому что ответить словами не могу, и в следующую секунду вскакиваю со стула и быстро удаляюсь от проклятой барной стойки. Виолетта бежит за мной.

Через пару шагов наваждение проходит, и я убираю руки от лица.

– Эй, что это было? – догнав меня, спрашивает подруга. В глазах ее недоумение.

– Сама не знаю, – мой голос звучит так, словно я только что пробежала стометровку на время. – Точнее, это дурацкое свойство организма. Я слаба на улыбки, и могу начать лыбиться без повода, и совсем не к месту. Ничего не могу с собой поделать. Но не думала, что это свойство распространяется и на незнакомых мужиков.

– Да я не про него, – медленно тянет она слова, и я понимаю, что ее вопрос относится не к странной игре в гляделки, а к моему позорному бегству.

– Просто хочу найти Вику, – вру я и меняю тему.

Если ей интуитивно непонятно мое нежелание быть так легко, так неоригинально "снятой" каким-то сомнительным типом, я не смогу ей этого объяснить. Точнее, мои доводы она вряд ли примет, а вступать в дискуссию с аргументами и пруфами я совершенно не настроена.

– Действительно, пора бы ей уже появиться, – не возражает Виолетта о смене темы, и я незаметно выдыхаю.

В следующем зале атмосфера более приватная, верхний свет приглушен, столики освещаются настольными лампами с красными мини-абажурами, что в дополнение к тканевой обивке стен того же цвета, бордовым бархатным портьерам и отделке золотом создает ощущение, что мы попали в будуар знатной дамы. Я видела похожую в альбоме Эрмитажа.

– Не сюда, – говорю я и уже собираюсь развернуться и продолжить поиски там, откуда гремит музыка, но подруга останавливает меня, схватив за руку.

– Сюда-сюда, – хмыкает Виола и большим пальцем указывает на один из кожаных диванов, на котором в объятиях своего нового знакомого возлежит наша Свяжина.

Она активно машет нам рукой, приглашая присоединиться к их компании. На том U-образном диванчике, окружающем овальный стол, они сидят не одни. На нем, на другой его дуге, располагаются еще двое парней и одна девушка, но каждый зависает в своем смартфоне, как будто они и не вместе.

– Пойдем? – с сомнением спрашиваю я.

– Ну а куда денемся? Она нас видела и звала, – пожимает плечами подруга и двигает к столику.

Я плетусь за ней. Мне вовсе не хочется ни сидеть с Викой и смотреть, как она тискается с этим чуваком, ни знакомиться с их компанией. Мы явно будем лишними на этом диване.

– Привет, – равнодушно роняет Виолетта и плюхается на кожаное сиденье.

Я сажусь рядом, мысленно обещая себе, что мы тут надолго не задержимся и при первой же возможности свалим под каким-нибудь предлогом. Да хоть в туалет, хоть подышать свежим воздухом – придумаю что-нибудь.

– Это Лёша, – Вика поглаживает по голове парня, на чьих коленях она удобно устроилась, называет ему наши имена.

Он, в свою очередь, представляет нам своих друзей, которые ради обмена дежурными приветствиями отвлекаются от гаджетов и даже выражают радость – кажущуюся вполне искренней, кстати, – от знакомства с нами.

– Угощайтесь пивом, закусками, – гостеприимно предлагает Леша и наклоняется к столу, видимо, чтобы придвинуть к нам бутылки и тарелки, но сидящая на коленях Вика мешает ему сделать, и он машет рукой, – сами дотягивайтесь.

– Мы позовем официанта, спасибо, – отказывается от предложения Виолетта.

– Да ладно вам, девчонки, не стесняйтесь. За все заплачено, – пьяным голосом настаивает Лёша.

Я же ограничиваюсь кивком, сопроводив его легкой улыбкой – ни спорить, ни показаться заносчивой и неблагодарной не хочу, но и угощаться ничем не собираюсь. От взглядов того странного типа меня до сих пор трясет, и я все равно не смогла бы ничего в себя запихнуть, даже простую воду. Надо убираться нафиг из этого клуба, чего вообще я сюда пришла? На что рассчитывала? Неужели и впрямь верила, что встречу кого-то хотя бы в половину такого же классного, как Никита, но кто пока ни с кем не встречается?.. "Ты меня удивляешь, Шереметева", мысленно осуждаю сама себя, хотя в положительном ответе на предыдущий вопрос не вполне уверена. Скорее, робко надеялась на чудо. Но до Рождества еще прилично, и чуда не случилось…

Чтобы мой уход выглядел более естественно, даю себе три минуты на то, чтобы скоропостижно захотеть в дамскую комнату. Если Виолетта пойдет со мной, предложу ей сбежать вместе, если не согласится, уеду одна. Не маленькая. Но смотреть, как Вика вот-вот начнет целоваться с этим Лёшей желанием я не горю. Зная, что она вообще-то несвободна и имеет обязательства перед своим парнем, я просто отказываюсь становиться свидетельницей, даже почти соучастницей ее измены. Ведь по ее версии она пришла сюда ради меня, значит, и вина за все, что она здесь сотворит, полностью или частично лежит на мне. Я могла бы поговорить с ней, высказать, как выглядит ее поведение со стороны, но ничего этим не добьюсь, в вопросах морали мы мыслим разнополярно, и вряд ли она ко мне прислушается. Да и не поймет, с чего это вдруг я читаю ей нотации – о том, что в вопросе парней Виктория предпочитает количеству качеству мне известно давно, со дня нашего знакомства, и прежде я обходилась без нравоучений. Конечно, не одобряла и не поддерживала ее похождений, но и не осуждала, предпочитая держать свои мысли при себе. Так чего же сейчас мне так противно видеть ее с другим? Ответ на этот вопрос я знала, но признаться в этом Вике не смогу ни за что. А значит, не стоит и заводить разговор, который может закончиться неудобным для меня встречным выпадом.

Сейчас мне противно видеть ее с другим, потому что лишь мысль о том, что она с Никитой пара, что они вместе и должны быть вместе, примиряет меня с тем, что первый так сильно понравившийся мне мальчик уже занят. Занят моей подругой. И как же горько и обидно знать, получать постоянные подтверждения тому, что ей он не нужен, что она им не дорожит, но при этом не иметь права воспользоваться этим знанием. Не иметь права хотя бы потому, что нет уверенности в…

Мысль остается незаконченной, потому что периферийным зрением я замечаю, как что-то заслоняет от меня свет, проникающий сюда из холла, освещение в котором гораздо ярче, поэтому мне вдруг становится темно. Словно я наблюдаю солнечное затмение. Я резко поворачиваю голову налево и вижу, как на диван рядом со мной, отрезая мне пути к отступлению, опускается мой новообретенный сталкер. Он одет во все черное, поэтому сходство с луной, закрывающей солнце, кажется абсолютным. И таким же зловещим. На губах его по-прежнему блуждает дразнящая улыбка, но теперь она на меня не действует. Я слишком напугана его неожиданным появлением, чтобы суметь улыбнуться в ответ.