Так и прошло три дня, пять дней, недели. Сардонический смех – смех жертвы в момент смерти. Когда тебя режут, ты только улыбаешься. Это нормально. Нормально, что ты поднимаешься вверх, нормально, что ты опускаешься вниз. Это цикл.
А он просто жил. Жил так же, как и всегда. Нормально быть упавшим лицом в грязь, нормально снова упасть с горы. Нормально светить этим грязным лицом у её подножья. Всё равно мы хотим сделать всё неправильно. Мы всё равно будем пытаться лезть наверх, всё равно будем надеяться на что-то. Дорога к этому губит.
Ну как сказать нормально жил. Жил так, будто у него вырезали глазницы, пазухи и раковины и вставили всё это обратно, только перепутав местами. Жил как ростовая фигура номер 8 после отработки навыков стрельбы из крупнокалиберного автомата. Весь в дырках, рваных кожаных лоскутках, с потёками пороховых следов, но физическая оболочка целая, нетронутая. Кожистая оболочка поверх мышц и сухожилий цела. Труба с отверстиями с двух концов. А внутри пуля со смещенным центром тяжести разодрала твоё нутро в щепоть. Но снаружи ты цел. Ты делаешь себя таким, каким чувствуешь. Цепляешь коррозией железа бьющееся сердце.
Можешь не отвечать.
3
Июльские вечера сменялись брусчаткой из августовских размышлений, сентябрьскими тротуарами из этой брусчатки, листопадом дождливого октября на этой же самой брусчатке. Пока вены гоняли белый тюбик по всей кровеносной системе, пока эта кровь обогащалась никотиновым дымом, он жил от одного отрывка воспоминаний к другому. Ты изнашиваешься, заболеваешь, начинаешь бредить. Брусчатка губит. Как долго ты протянешь, если будешь спать по несколько часов за день? Ответа нет.
Расстрелянный лоскут просто развивался на ветре как флаг. Белый флаг означает намерение сдаться. Намерение покончить наконец с войной. Никогда, случаем, не возникал у тебя вопрос, что такое депривация? Не возникал, ну лучше бы и не возникал никогда.
Знак «Огнеопасно газ», возле которого Сэм курит уже четвёртую сигарету, находится в том самом парке. Средь зарослей, на пригорке. Удивительно, что знак не выгнут в другую сторону. Удивительно, что Сэм снова тут. Удивительно, что мы все мазохисты. Мы всё равно будем пытаться лезть вверх. Мы всё равно будем ждать. Те дороги – лишь миражи. Те искры в отражении глаз – лишь миражи. Ты делаешься невидимкой от всех, ты хочешь просто абстрагироваться, просто живёшь по накатанной. Смотришь на себя издалека. Всё, что было раньше – стало лишь сном. Но мы всё равно ищём путь наверх. Мы надеемся на него, чего-то ждём, а пока что гоним вниз, и либо мы упадём полноценно вниз и закончится эта история, либо мы поднимемся ещё раз по случайности. Но эта случайность может быть настолько высока, что падать ещё раз будет невыносимо. Обрывочные воспоминания лишь учащают его пульс, вены гонят кровь ещё быстрее, сердце сокращается в ударах еще чаще.
– А ты мне этого раньше не говорил…
Сэм перехватывает краем слуха разговор девушки с парнем. Обычные девушка и парень идут за руку, общаются, видимо, только узнают друг друга. Но что-то в их голосе заставило его зрачки увеличится вдвое.