За милых дам! Весёлые байки, анекдоты, рассказы и повести о женщинах и для женщин

Украли жену

Не могу сказать, что я плохо женился. Нет, моя жена – симпатичная женщина. Некоторые даже могут назвать её красивой, кто других не видел. Она симпатичная, миниатюрная. Метр восемьдесят. Ножки багорчиком, ручки ухватиком, губки мозолистые. И косая сажень. Причём не только в плечах. По всему телу косая сажень. А рукодельница какая! Ой, что руками выделывает! Вот к чему своими золотыми руками ни притронется, того уже нет.

А если, допустим, на неё косо взглянул… Или, предположим, в дверь вошёл, а её, как женщину, забыл вперёд пропустить, всё, так головой об косяк долбанёт, что потом неделю косяк ремонтируешь. Но отходчивая, сразу отходит и с разбега – ногой в живот. Но зато незлопамятная. Сразу всё забывает и поёт себе, и поёт. Слуха вообще нет, голос сильный, но противный. Так что уж лучше головой об косяк, чем эта пытка пением. И вот всё это счастье мне одному досталось. Я даже от неё один раз уходил, вернее, попытался. Так она вены вскрыла. Да не себе – мне. И с тех пор живу, как за каменной стеной. Правда, стена эта с решётками.

А тут вдруг мода пошла: людей воруют, а потом выкуп требуют. Ну, думаю, мне-то вряд ли так повезёт. Но на всякий случай стал слухи распускать, что наследство из Парижа получил. Вот-вот документы оформлю и стану миллионером.

– Ходить у меня, – говорю, – Люся, будешь вся в шелках, пить только шампанское, закусывать только золотыми зубами.

А сам думаю: «Хоть бы ты пропала».

Она и пропала. День нет, другой нет, а на третий день звонит какой-то тип и говорит:

– Если хочешь видеть свою жену живой и здоровой, положи в свой почтовый ящик пятьдесят штук зелёных!

– Щас, – говорю, – только штаны надену.

Пошёл, положил в свой почтовый ящик три рубля.

Ночью тот опять звонит:

– Ты свою жену видеть хочешь?

Я говорю:

– Конечно, конечно… нет.

Он даже дар речи потерял. Потом в себя пришёл, говорит:

– Ну, тогда ты её сейчас услышишь.

И тут же Люська трубку взяла:

– Ты, козёл, собираешься меня выкупать?

– Ну да, – говорю, – подпрыгни сначала.

Она говорит:

– Домой вернусь – убью!

Я говорю:

– Ты попробуй сначала вернись.

И слышу крики, удары, вопль какой-то:

– Ой, мамочка, больно!

Но вопль не женский, а мужской. Ну, думаю, началось. Трубку положил.

На другой день снова звонок:

– Сейчас с тобой пахан говорить будет.

А по мне – хоть президент.

Пахан трубку взял, говорит:

– Ты свою жену собираешься выкупать?

Я говорю:

– Ты посмотри на неё внимательно. Ты бы такую стал выкупать?

Он даже в трубку плюнул. На другой день снова звонит:

– Забирай жену!

Я говорю:

– За сколько?

Он говорит:

– Тысяч за пятнадцать.

Я говорю:

– Нет, только за двадцать.

Он говорит:

– За двадцать мы лучше тебя самого пришьём.

Я говорю:

– Тогда Люська у вас навсегда останется.

А там слышу опять удары, звон разбитой посуды. Трубку положил.

На следующий день этот пахан опять звонит:

– Как человека прошу, забери жену.

Я говорю:

– Да что вы с ней цацкаетесь, выгоните, и всё.

– Пробовали, упирается, прижилась, бьёт нас, стерва.

– А споить не пробовали?

– Пробовали, все вокруг вдупель, у неё – ни в одном глазу. – И заплакал. – А ведь она как напьётся, петь начинает, вот где пытка-то. – И зарыдал. Потом успокоился, говорит: – Может, в милицию заявить?

Я говорю:

– Ну вы, братаны, даёте – в милицию. Что ж вы в милиции скажете, что вы человека украли? Это же срок.

Он говорит:

– Лучше век свободы не видать, чем твою жену хоть один день.

Видно, не послушались меня, потому что на другой день все менты ко мне пришли.

– Иди, – говорят, – освободи пацанов, она их в заложники взяла.

Поехали на эту малину, дверь выбили, ворвались. Я такого не ожидал. Один бандит стоит – посуду моет, второй сидит – картошку чистит, третий лежит – пятки Люськины чешет.

Увидели меня, на колени упали:

– Братан, не дай погибнуть, спасай.

Я, конечно, для порядка покочевряжился немного, десять штук с них срубил. Пять себе, пять ментам. Люська орать начала, за пять штук хотела всех ментов за Можай загнать. Но потом успокоилась. Я ведь средство против неё знаю: у неё за ухом такая точка эрогенная есть, если я её туда поцелую, она как шёлковая становится. Так вот, пять ментов с собакой её держали, пока я до этой точки дотянуться смог.

Отстаньте

Она и ходит как-то не так. Походка у неё какая-то утиная. Но мне же с ней не в балете танец маленьких индюков исполнять. А так, по комнате, пусть себе переваливается.

Забыть не могу, как только познакомился с ней, как только глянул на неё, в голову почему-то всё время лезли детские стихи: «Приходи к нам, тетя Лошадь».

Да, кому-то она могла показаться не очень красивой. Нет, она, конечно, не Синди Кроуфорд и даже не Нонна Мордюкова. Скорее уж, Василий Иванович Шандыбин, только поменьше. Он поменьше.

А кто-то мог подумать, что она недостаточно образованна. Да, она по сей день считает, что столица Украины – Львов. Но это проблема не её, а Украины.

Я ничего этого не замечал. Я был очарован её обаянием. Я как увидел её впервые, сразу понял, что это – любовь до гроба, то есть года на два. Больше вряд ли удастся. Никогда не забуду ту ночь после свадьбы. Она так сжала меня в своих объятиях, что я понял – эта первая брачная ночь будет моей последней. Дальше не помню ничего. Помню только, уже под утро она призналась, что до меня у неё уже был один. Муж.

– Что с ним? – только и спросил я. – Где он сейчас? На каком кладбище?

Молчание было мне ответом. Она вообще редко говорила. Практически раз в день. Но с утра до вечера.

А как она готовила! Боже мой! Вершина её кулинарного искусства – пельмени, если я их предварительно куплю в магазине, вскипячу воду, посолю и из пачки в кастрюлю высыплю.

Вот почему у меня рост – метр шестьдесят восемь в кепке и на роликовых коньках. Врачи говорят, от того, что я на ней в восемнадцать лет женился.

– Если бы, – говорят, – хотя бы до двадцати подождал на её харчи переходить, успел бы подрасти.

Она ведь еду обычно не солит, чтобы не пересаливать, потому что я ем и плачу, а слёзы и так солёные.

К нам как-то в гости один мой друг пришёл, штангист и йог одновременно. Гвозди мог есть, ядом запивать. Всё переваривал. Она его своим фирменным перцем маринованным угостила. Он всего одну луковицу съел. Долго потом головой мотал, будто обухом его огрели. И потом только спросил:

– А совсем без внутренностей человек сколько может прожить?

Меня как-то по ошибке в милицию забрали, с каким-то рецидивистом спутали. Так я те три дня тюремной баландой питался. До сих пор как самые сытные в своей жизни вспоминаю.

И причёска у неё какая-то странная: то ли воронье гнездо, то ли барсучья нора. Но очень нравится холостым барсукам и незамужним воронам. Они всё время туда пытались яйца откладывать.

Она и меня под бокс стригла. Была такая причёска после войны. Многие её забыли, и те боксёры уже давно вымерли. А она помнит, и меня всё стригла под них. И после её стрижки дня два собаки от меня врассыпную и на луну выть начинали.

Нет, конечно, и мне не всё в её внешности нравилось. Не всё у неё с личиком, конечно, получилось. Глазки подозрительные, как у вахтёра, ножки багорчиком, ручки ухватиком и губки мозолистые. А носик таким шнобелем торчит, что голову от ветра разворачивает.

А какая у неё родня! Помню, только поженились, прихожу домой. На полу ковёр восточный лежит. Я думал – приданое. Шагнул на него. Такой хай поднялся! Оказывается, это не ковёр, а её родственник в халате и тюбетейке из Ташкента отдохнуть прилёг.

У неё полно родственников, и нет, чтобы в Швейцарии, чтоб денег занять. Тут братец из Сибири телеграмму мне дал: «Вышли денег на дорогу». Я выслал. Он приезжает. Я спрашиваю: «Зачем приехал?» Он говорит: «Как зачем, денег у тебя занять».

А она и садовод-любитель. Весь наш участок, шесть соток, цветами засеяла. Хоть бы одна тычинка взошла. Я уж не говорю о пестиках. Кучу денег на семена истратила, а весь участок голый, как череп Фантомаса. А она поливает всё лето, удобрения сыплет. Осенью говорит: «Наверное, я семена не тем кончиком посеяла, все цветы внутрь земли выросли».

Ох и умная. Тут где-то на рынке на все деньги, что были, долларов накупила. По выгодному курсу. У цыган. Довольная такая пришла.

Говорит:

– Я проверила – настоящие. Зелёного цвета, и на них американский президент нарисован.

Я посмотрел. Зелёные-то они зелёные, только Джордж Вашингтон на них с бородкой, в кепке, и написано по-русски «сто долларов».

Я о ней часами могу рассказывать. Ровно столько, сколько она в гости собирается. Мы как-то к друзьям на Новый год ходили. Уже и президент всех поздравил, и куранты двенадцать пробили. Соседи за стенкой напиться и подраться успели, а она только вторую ресницу красить начала. Уж эти друзья звонят, говорят: «Если вы ещё приходить не раздумали, зайдите по дороге в магазин, водку с закуской захватите, а то мы уже всё съели».

Она вообще у меня везучая на редкость. Вот если поскользнётся и на спину упадёт, обязательно нос расшибёт.

А аккуратная какая! Полы каждую неделю тряпкой моет, а её, тряпку, раз в полгода стирает.

Я как-то летом, по рассеянности, в домашних тапочках на улицу вышел. Так мне дворник замечание сделал, что я асфальт пачкаю.

И при этом такая педантка, такая аккуратистка. Вот ночью встанешь водички попить, назад в спальню возвращаешься, а кровать твоя уже застелена.

И в то же время храпит так, что стёкла дребезжат. Пока с ней жил, три ушанки сносил, причём на улицу ни разу не надевал, только по ночам.

И с характером у неё всё тоже в полном порядке. Всегда и во всём виноват я. Даже когда американцы вторглись в Афганистан, она влетела в комнату с криком: «Допрыгался, козёл?» Видно, спутала меня с бен Ладеном.

Сижу как-то у телевизора, слушаю песню, вдруг она как заорёт:

– Что ты уставился на эту певицу? Что у тебя с ней было?

А что у меня могло быть с Сергеем Пенкиным?

А то как-то сижу за столом, никого не трогаю. Она входит в комнату с чашкой. Чашка падает на пол и разбивается. Она на меня зло так смотрит. Я говорю:

– Ну что, не придумала ничего?

Сижу, молчу. Она как заорёт:

– Молчишь тут под руку!

Нашлась, умница.

А когда её спрашивают:

– Ты своего мужа любишь?

Она отвечает:

– А как же, я вообще мужчин люблю.

Мне, конечно, друзья намекали, что не всё в моей жизни хорошо складывается, не всё получается, как у нормальных людей. Говорили, что если бы я взял себя в руки, ушёл бы от неё, переоделся хотя бы в телогрейку, постригся хотя бы наголо и перестал бы всякие лишние слова употреблять, которым у неё научился, то лет бы через пять, когда выветрится запах её духов, от которого вянут не только цветы, но и уши, удалось бы мне жениться на какой-нибудь женщине, которой тоже нечего терять.

И я послушался, собрал свою волю в кулак и ушёл от неё. И долго жил один. Дня три. А потом сложил все свои вещи в целлофановый пакетик и вернулся назад. А она увидела меня и заплакала.

Мне и сейчас часто говорят:

– Брось ты её, не пара она тебе.

А мне она нравится. И отстаньте вы все от нас!

Секс-поза

«Дорогая редакция! Мы с мужем оба немолодые. Нам уже под пятьдесят и ослаблены разными болезнями. У меня радикулит, у мужа – боли в спине, но мы не хотим отказываться от сексуальной жизни, просто не знаем, как её лучше наладить. Подскажите, какая поза подошла бы нам больше всего.

А. и В. Хохловы, Москва».

«Дорогие А. и В. Хохловы. Мы получили ваше письмо. Рады, что вы подписываетесь на наш журнал и что вас волнуют проблемы секса. Советуем тем, кто слабее, выбирать позиции, при которых вы находитесь внизу. Ослабленному партнёру надо лечь на спину, тогда второй партнёр может сесть верхом и даже поставить одну ногу рядом с кроватью, чтобы снять с партнёра нагрузку. В любом случае толчки и фрикции должен совершать тот, у кого лучше со здоровьем. Желаем удачи».

«Уважаемая редакция! Спасибо вам за совет. Мы сделали всё так, как вы посоветовали. Я легла на спину, а мой муж, Анатолий, сел верхом. Но у нас так почему-то ничего не получалось. То ли мой радикулит мешал, то ли мы уже привыкли за тридцать лет. Ведь мы до этого знали всего две позы: стоя, когда стояли в очереди за квартирой, и лёжа, когда эту квартиру получили. Где-то через полчаса у мужа уже и по-старому тоже перестало получаться. Тогда мы на другой день попробовали, как вы советовали. Муж, Анатолий, опустил одну ногу на пол, чтобы разгрузить мой радикулит. И что-то даже начало получаться. Поскольку на тот момент у мужа со здоровьем было лучше, чем у меня, то все толчки и фрикции, как вы советовали, совершал именно он, до тех пор, пока не поскользнулся. А поскользнулся он потому, что кошка наша, Муська, стала тереться об его ногу, и он, не прекращая толчков и фрикций, попытался её той же ногой отогнать. Но сделал это так неудачно, что полетел с кровати, потянув за собой меня с моим радикулитом. Мы оба грохнулись на пол и долго не могли разнять объятий, хотя было уже не до толчков и фрикций. Сейчас муж, Анатолий, уже выздоравливает. При падении его от напряжения так скрючило, что теперь у него радикулит сильнее, чем у меня, и на ногу наложили гипс. Но, несмотря на то что он теперь ходит с костылём, мы от секса отказываться не собираемся и просим вас всё же подсказать нам, какая ещё поза теперь, учитывая костыль, могла бы нам подойти. Ведь мы ещё не старые и хотим полноценно участвовать в общественно-сексуальной жизни страны.

А. и В. Хохловы, Москва».

«Дорогие А. и В. Хохловы! Приятно узнать, что жизненные невзгоды не отбили у вас тяги к сексуальным композициям. Что касается позы, то при ослабленном здоровье самое простое, что можно вам порекомендовать, – это чтобы мужчина сидел на стуле, а партнёрша была сверху, стимулируя друг друга по мере возможности. Желаем успеха.

Редакция».

«Дорогая редакция! Спасибо вам за вашу заботу. Мы всё сделали так, как вы написали. Муж мой, Анатолий, сел на стул, а я попыталась сесть сверху, для чего придвинула к стулу стол и уже с него стала спускаться, скользя по телу мужа. Он в это время пытался стимулировать, готовясь проводить толчки и фрикции. Но именно в это время наша кошка, Муська, видно испугавшись нашей композиции, кинулась нас разнимать и при этом вцепилась когтями в живот мужа. Муж рванулся, и мы оба грохнулись на пол. Сейчас, когда я пишу вам это письмо, мы оба находимся в гипсе. Однако мы ещё не старые, но отказываться от секса не собираемся и просим вас, подскажите нам позу, при которой и мы могли бы получать наслаждение, а кошка наша, Муська, не очень пугалась.

А. и В. Хохловы, Москва».

«Уважаемые А. и В. Хохловы! Приятно, что вы снова нам написали. Значит, жизненные невзгоды не смогли сломить вашего духа и тяги к сексу. Что касается позы, то, поскольку вы уже имеете немалый опыт, можем порекомендовать вам позу «водопад», которая, мы уверены, доставит вам массу удовольствия. Это наиболее экзотический и лёгкий вариант позы 69. (Схема прилагается.) А что касается вашей кошки Муськи, налейте ей в блюдце молока, чтобы она вам больше не мешала.

С приветом, редакция».

«Уважаемая редакция! Проклинаем тот день, когда подписались на ваш журнал. Лучше бы мы вас не знали, ни вас, ни ваших сексуальных поз. Мы сделали всё, как вы посоветовали. Муж стал надо мной, я обняла его ногами за шею. Он отбросил костыль и поднял меня. Я, естественно, дёрнулась, а он от тяжести моего веса попятился вместе со мной задом, а тут – блюдце с молоком, которое мы, по вашему совету, налили кошке Муське. Муж, Анатолий, наступил ногой в блюдце и стал заваливаться. Я стала хвататься рукой за первое, что мне попалось под руку. Но удержаться за это первое и последнее попавшееся не смогла и штопором врезалась головой в пол, а Анатолий, падая назад, треснулся головой об стол и вырубился. В результате мы сейчас оба лежим в клинике. Но, как только выздоровеем, приедем к вам в редакцию и устроим вам такие толчки и фрикции, что вы навсегда забудете все свои позы и композиции, потому что мы хоть и слабые здоровьем, но от секса отказываться не собираемся!»

Приметы

Не знаю, как вы, а я в приметы больше не верю, а то больно накладно.

А раньше – как дурак. Помню, поженились мы с моей Настёнкой. Из ЗАГСа домой приехали, хотели в квартиру зайти, как тёща говорит, что примета такая есть, кто первым в квартиру войдёт, тот и будет в семейной жизни главным. Жена как услышала про это, как рванёт вперёд, а я её как схвачу за платье да как назад дёрну. Она меня как раз локтем в физиономию и заехала, то есть первый раунд у нас закончился вничью. Она с платьем разорванным, я с носом разбитым.

Тёща говорит:

– Вы так до семейной жизни не доживёте. Ты, – говорит, – лучше возьми её на руки, вместе и войдёте.

Взял я Настюшку на руки, но она вверху не проходила, я её поперёк положил, только вперёд пошёл, как о платье её длинное споткнулся и хрясь её башкой об косяк.

И целую неделю я главным был в доме, пока она в себя не пришла.

Потом, конечно, помирились, забыли всё это. Причём она быстрее забыла, у неё после удара об косяк вообще память на три месяца отшибло.

И вот, живём мы семейной жизнью, хорошо живём, но чего-то не хватает.

И вот как-то я с утра пошёл на работу и вдруг вспоминаю, что мобильник дома забыл, а она ещё дверь за мной не успела закрыть, а примета есть, что возвращаться нельзя, а то дороги не будет.

Я говорю жене:

– Принеси мобилу.

Она приносит и даёт мне через порог, а есть примета – нельзя через порог ничего брать, это к ругани. Я её, чтобы в коридор вытащить, за руку как дёрну, она как об косяк врежется башкой, и опять с катушек. Ну, дался ей этот косяк.

В больнице потом, конечно, отлежала, но зато же не поругались.

А если бы вернулся, верняк, дороги бы не было. А так, на «скорой» домчались, всюду зелёный свет.

Но ничего, живём потихоньку, в театр где-то на третий год пошли. Идём, опаздываем уже, и на тебе, кошка чёрная дорогу перебежала. Я жену за руку, разворачиваюсь и в обход, к другому метро, километра два лишних протопали, но зато никаких неприятностей. Только с контролёром в театре подрались. Он после третьего звонка не пускал в зал. Так, что жена одна балет досматривала, а я в отделении милиции в обезьяннике танцевал.

А если бы пошли на чёрную кошку, вообще неизвестно чем кончилось. А так десять суток отсидел и на свободу с чистой совестью.

А тут на работу опаздываю, а дорогу тётка переходит с пустыми вёдрами. Где она их взяла-то в городе? Может, купила, домой несла, но не донесла. Я как дуну ей наперерез. Она, видно, подумала, что я её грабить собираюсь, и ещё быстрее вперёд кинулась. А мне ведь её обогнать да оббежать надо. Она до подъезда добежала, дверь открыла, но я успел ногой по двери врезать. Дверь ей по башке, она с вёдрами загремела, я её так аккуратненько обошёл, а тут как раз из двери два амбала на шум выскочили. Один её муж, другой – сын, и так меня отметелили, но не насмерть. А если бы она успела мне дорогу с вёдрами перейти, всё, конец, вообще бы убили.

Оклемался я, из больницы вышел, прихожу, а жена вещи собирает.

– Ухожу, – говорит, – от тебя. Плохая примета – с дураком жить.

– Иди, – говорю, – я же у тебя первый муж, а это верная примета, первый блин комом.

В общем, я у неё первый, а она у меня, даст Бог, не последняя. Но уже без примет.

Сексуха

У нас сейчас не жизнь, а прямо сексуальная революция. По телику какую программу ни включишь, либо про то, либо про это. На улице на каждом ларьке – порнуха, в газетах – сплошные объявления о секс-услугах. Сам читал объявление: «Уборщица, 68 лет, ищет работу. Интим не предлагать». Видно, достали бабульку.

Но что интересно, что при всём этом сексуальном разгуле мы, по статистике, по сексу отстаём от самых слаборазвитых стран. А знаете почему? Потому что мы все семьдесят пять лет советской власти отдавались только партии. И она при помощи своего аппарата… оставила всю страну в интересном положении, из которого мы не можем выйти до сих пор.

Вы все, конечно, помните, что при коммунистах у нас секса не было вообще. Одна гражданочка так на всю страну по телику и заявила: «Секса у нас нет!» То есть дети у нас были, а секса – ни-ни… Нет, сами-то коммунисты этим баловались. Но народу – ни слова. В постели если и была борьба, то только классовая. И у Ленина с Крупской, и у Маркса с Энгельсом. Однако Ленин по этому вопросу даже целую работу написал – «Лучше меньше, да лучше». О чём это он, как не о своём личном, наболевшем.

Да что там Ленин, вспомните гимн революционный «Интернационал». Это же чистый секс-гимн. Начинается он довольно оптимистически: «Вставай!» Причём не просто, а проклятьем заклеймённый. Потом продолжение уже более пессимистическое: «Никто не даст нам!» А заканчивается уже совсем пессимистически: «Своею собственной рукой».

Сталин пошёл по ленинскому пути. Хотя делал вид, что он не по этой части. Однако есть сведения, что во время ссылки в Туруханском крае он жил в избе у одной крестьянки. Он что там, ночами с ней занимался вопросами ленинизма? Тогда почему в этой деревне до сих пор все дети говорят с грузинским акцентом?

Хрущёв разводил свою кукурузу, однако тоже был на сексе зацикленный. Всюду совал свой кукурузный початок. Он вообще какой-то странный мужик был. Например, всех художников-абстракционистов называл п…сами. Представляете, что бы с ним было, если бы он вблизи увидал Борю Моисеева…

Зато Леонид Ильич – тот красавец был. Как же он целоваться любил! Причём, по молодости, только с женщинами. А уж потом, когда зрением ослаб, так без разбору, со всеми подряд. С Хонеккером, с Живковым. С Цеденбалом целоваться не любил. Утверждал, что Цеденбал плохо держит засос.

Потом – перестройка. Горбачёв. Можно было, конечно, подумать, что он не по этой части, однако все эти его «начать, принять, обострить и, главное, углубить». Нет, начать-то он начал, нормально, и даже углубить ему удалось, а вот закончить по-человечески – не вышло.

Что касается Бориса Николаевича, то он, конечно, мужчина видный, женщинам нравился. Но, правда, в его митинговое время кто из женщин-то рядом был? Новодворская да Хакамада. Новодворская его как бывшего коммуняку близко к себе не подпускала, а Хакамаду он всё время путал с Хиросимой, поэтому сам к ней близко не подходил.

Ну, кто у нас ещё? Жирик – тот вообще сдвинутый на этом вопросе. Это однозначно. Клинтон в Америке пару раз с Моникой что-то изобразил, так его чуть из президентов не выкинули. А наш Жирик всему миру про всех своих проституток рассказал, он же на всю страну обозвал Клинтона сексуальным маньяком. Во уделал!

Что касается Путина, то тут пока ничего плохого сказать не могу, знаю, что он сейчас всерьёз укрепляет свою властную вертикаль. Так что у него ещё всё впереди. Нет, что касается Путина, то тут ничего плохого сказать не могу, потому что пока что сам пожить хочу. Хоть с кем-нибудь, но посимпатичнее.