Глава 18, в которой Орлиный глаз призывает разложить все по полочкам
Степан Пантелеевич, казалось, нисколько не удивился нашему сообщению о полном провале операции.
– Никого и ничего, – сказал Ваня сокрушенно.
– Ага, – кивнул Орлиный Глаз с таким видом, как будто другого и не ожидал. – Я надеюсь, у вас было время выспаться после бессонной ночи?
– Да, – сказала я.
Ваня промолчал.
– Не следует пренебрегать естественными нуждами организма, – назидательно произнес Степан Пантелеевич, глядя на Ваню. – Даже если вы молоды и переполнены жизненной энергией. Вам могут понадобиться все ваши силы в любой момент.
Потом он обратился ко мне.
– За это время вы не вспомнили ничего нового?
– Нет, – покачала я головой.
На самом деле я даже не пыталась ничего вспоминать. Скорее, наоборот, я пыталась все забыть. Чтобы как-то утешить загрустившего Глаза, я рассказала о пропавшей пуговице. Он, как и следовало ожидать, не придал этому никакого значения.
Степан Пантелеевич, как обычно, угостил нас свежезаваренным крепким чаем, и мы продолжили наши обсуждения.
– А вдруг он уже нашел и забрал сокровища, и поэтому не приходит? – высказала я мучившие меня опасения.
– Нет, – Орлиный Глаз покачал головой. – Не поэтому. И я бы на вашем месте не был так уверен, что он не приходит.
– Что? – от его слов я совершенно явственно вздрогнула.
– Возможно, он приходит, просто делает это не так эпатажно, как раньше.
– То есть вы хотите сказать, – начал Ваня и замолчал.
– Я хочу сказать, что вы, возможно, встречали его сегодня или встретите завтра. Может, вы будете говорить о погоде или вспоминать былые времена…
– То есть вы по-прежнему уверены, что это кто-то из моих знакомых? – растеряно спросила я.
– Пока у меня нет никаких оснований менять свое первоначальное мнение.
– Я совершенно не могу представить, чтобы кто-то из тех, кого я знаю, стал меня душить.
– А вот это как раз немного другой случай, – сказал Орлиный Глаз.
– Другой? – я, как это обычно бывало в беседах с Глазом, перестала что-либо понимать.
– Очевидно, что наш капюшон, пока будем называть его так, сам понятия не имеет, где находятся сокровища, – продолжал он. – Но знает, или только предполагает, что они должны быть в доме.
– Почему вы так думаете? – спросила я.
– Это же понятно, – вмешался Ваня. – Если бы он знал, где взять, он бы пошел и взял. Но он не знает. Поэтому хочет, чтобы ты уехала, а он получил свободный доступ к дому.
– Но тогда почему он раньше… – начала я
– На это могут быть две причины, – ответил, не дослушав меня до конца, Степан Пантелеевич. – Я думаю, Иван нам их объяснит.
Ваня раздулся от гордости.
– Первая причина, – произнес он с чрезвычайно серьезным лицом, – капюшон сам только недавно узнал о сокровищах, как раз перед приездом Кати. А вторая – он знал раньше, но его не было в Васильках. Значит, он живет где-то в другом месте и только недавно приехал.
– Под вторую категорию попадает половина моих друзей и знакомых, под первую могут попасть абсолютно все, – сказала я.
– Вот об этом мы и поговорим, – сказал Орлиный Глаз. – О ваших друзьях.
– Обо всех?
– Только о тех, кто сейчас находится в деревне. Вы мне расскажете о каждом все, что знаете.
– Но это же огромная куча народу! – воскликнула я.
– Действительно? – Орлиный Глаз поднял одну бровь. – Давайте посчитаем.
Оказалось, что их действительно не так уж и много. Не больше десяти человек, если считать Ваню.
– Может, Ваню все-таки не будем считать? – робко спросила я. – И Белку тоже. Я им полностью доверяю.
– Никому нельзя доверять, – жестко сказал Глаз. – Во всяком случае, доверять безоглядно.
Ваня посмотрел на него с упреком, но промолчал. Я дала краткую характеристику каждому из своих друзей, чувствуя себя при этом совершенно мерзко. Ерунда все это. Это не может быть кто-то из них. Мало ли кто мог узнать о сокровище. И о том, что я боюсь, вернее, в детстве боялась пустого человека.
Многие вопросы Глаза показались мне странными. На некоторые я не могла ответить. Например, в том, что касается профессий. Я знала, что Колька Сопля работает в банке, так же как и его жена, сегодня я выяснила, что Серый – автослесарь, а Вовка Крапивин – агроном. Но я понятия не имела, чем занимается Антон и, к своему стыду, не знала, какой ВУЗ закончила Белка и удалось ли моей подруге Галке получить диплом кулинара, как она хотела. Но зато я могла точно сказать, кто присутствовал при той знаменательной беседе, когда Серый рассказал о пустом человеке. Вовка Крапивин, Колька Сопля, Серый, Галка и я. Вот так. И что же из этого следут?
Я задумалась, глядя в окно, мир за которым был серым и мрачным. Солнце скрылось за темно-синей тучей, поднялся ветер, деревья растопырили свои ветки, сопротивляясь его порывам. После этих неприятных разговоров меня все же обуяла тотальная подозрительность, которую я почувствовала, как вполне физическое ощущение, выражающееся в спазмах в районе желудка, легкой тошноте и противных колючих мурашках по всему телу. Я вдруг поняла, что в глубине души подозреваю всех. Даже Ваню и Белку. Да что там Ваню, я, кажется, и саму себя подозреваю в чем-то неблаговидном. В детективах так обычно и бывает. Преступником может оказаться любой. И чаще всего, как известно, им оказывается тот, кого меньше всего подозревали. На кого и подумать никто не мог.
На самом деле, это мог быть кто угодно. В последнее время все ведут себя как-то странно. Все не так, как было раньше. Что, в сущности, я знаю обо всех этих людях? Особенно о некоторых. Мой взгляд остановился на руке Степана Пантелеевича, сжимающей остро заточенный карандаш. Он чиркал им по чистой странице блокнота, оставляя тонкие параллельные штрихи. Волнуется? Я медленно подняла на него глаза.
– Так, так, – Орлиный Глаз посмотрел на меня своими проницательными серыми глазами, скрытыми стеклами очков. – Меня удивляет только то, что вам понадобилось так много времени, чтобы придти к этому выводу. Я здесь – самая подозрительная личность, не так ли?
– Но… – начала я.
– Вы же сами прекрасно понимаете, что это так. Давайте разложим меня по полочкам.
И он разложил. Сначала мне показалось, что в его словах что-то есть. Действительно, ведь он единственный, не считая злоумышленника, который, неизвестно, существует ли на самом деле, знал о сокровищах. Он мог знать о моих страхах, так как в Васильках у него много знакомых и добыть нужную информацию обо мне ему не составило бы никакого труда. Он мог бы придумать и осуществить любую инсценировку и сделать это так, что его никто ни в чем не заподозрил бы…
– Нет, – я покачала головой. – Это все… неправильно.
– Почему? – спросил Орлиный Глаз.
– Вы знали мою бабушку. Выросли вместе с дедом. Кормили меня мороженым в детстве…
– И это вы считаете достаточным для того, чтобы мне доверять?
– Да, – твердо сказала я.
– Вы знали о сокровище много лет, – неожиданно вступал в разговор Ваня.
Я даже вздрогнула от неожиданного звука его низкого голоса. Я о нем почти совсем забыла, и у меня было ощущение, что заговорил предмет мебели.
– Вот это уже более обоснованное утверждение, – одобрительно кивнул Степан Пантелеевич.
– И у вас была огромная куча времени, чтобы пошарить в доме, не дожидаясь, когда там появится Катя.
– А вдруг я не смог его найти? И только сейчас начинаю догадываться, где следует его искать?
– Но ведь вы, – неожиданно осенило меня. – Вы могли бы вообще не рассказывать мне о том, что сказала вам бабушка. И я бы никогда не узнала…
– Точно! – воскликнул Ваня.
– Ладно, сдаюсь, – усмехнулся Орлиный Глаз. – Я рад, что вами руководят логические доводы, а не одни только эмоции. Хотя эмоции, конечно же, тоже не стоит игнорировать. И свои, и чужие.
– Так что же теперь делать? – спросила я.
– Подождем развития событий, – сказал Степан Пантелеевич.
Я была разочарована. Чего еще ждать? Происходят очень странные и совершенно непонятные вещи, таинственные сокровища лежат где-то в секретном месте, а мы должны ждать…
– Но это не относится к нашим поискам, – добавил Степан Пантелеевич, глядя на меня. – Что вы можете сказать о васильках?
– Я думала об этом, – призналась я. – Васильков в доме много. На обоях в гостиной. На картине в кухне. Еще есть старые открытки в комоде.
– Это все? – спросил Степан Пантелеевич.
– Не знаю, – я пожала плечами.
– Так узнайте, – сказал он. – И запишите.
Опять список…
– Хорошо, – сказала я.
– Мы займемся этим прямо сегодня, – сказал Ваня.
– После того, как ты выспишься, – добавила я.
– Вот это правильно, – одобрил Степан Пантелеевич.
– И все? – спросила я.
– Думаю, да, – ответил Степан Пантелеевич.
– То есть мы не будем… по-настоящему искать? Будем только думать, вспоминать и составлять списки?
– Разобрать дом по кирпичику вы всегда успеете, – с непонятной улыбкой произнес Орлиный Глаз. – Давайте сначала попробует использовать более интеллектуальные методы.
А что, может, он и прав… Что там за сокровище, пока неизвестно, а дом мне нравится. Я, кажется, даже люблю его.
– А все-таки, – задала я Степану Пантелеевичу давно мучивший меня вопрос. – Как вы думаете, почему бабушка переехала в деревню?
– Она никогда мне об этом не говорила, но, мне кажется, я знаю почему.
Я подалась вперед.
– Вы совсем не помните своего деда?
– Почему, помню. Мне кажется, он был огромный, теплый и колючий. Колючей была его борода. Он сажал меня к себе на колени и рассказывал интересные истории. Иногда смешные, иногда просто интересные. А иногда даже страшные. Но в конце он говорил что-нибудь такое, что весь страх сразу же улетучивался.
Орлиный Глаз с интересом меня выслушал и продолжил:
– Они с Катей, с Катериной Андреевной, были… ну просто как одно целое. Очень редко можно встретить людей, которые так понимают и чувствуют друг друга. Тут даже слова «любовь» будет мало. Хотя… Пусть будет любовь. Это была настоящая любовь, каким банальным ни кажется это словосочетание.
Он помолчал несколько минут. Я тоже молчала и пыталась вспомнить бабушку и дедушку рядом. Мне почему-то вспомнилось, как я сижу на кухне у бабушки, в их с дедушкой городской квартире. Мы пьем чай. Бабушка встает и ставит на плиту кастрюлю с супом.
– Я не хочу суп, – говорю я. – Я же его в обед ела!
– Это не тебе, – улыбается бабушка. Сейчас дедушка придет голодный.
Через три минуты открывается входная дверь и входит дедушка. С портфелем и букетиком каких-то весенних цветов, кажется, подснежников…
– Я знаю, – сказал Степан Пантелеевич, – что смерть Федора была для Катерины страшным ударом. Я всерьез опасался за ее душевное здоровье. Но она смогла взять себя в руки. И, мне кажется, ей было тяжело оставаться там, где все напоминало ей об их счастье… Поэтому она уехала. Оборвала все связи, кроме родственных. Купила этот дом в Васильках. Васильки ей очень нравились, но она бывала здесь с Федором всего пару раз и никого не знала, кроме бабы Груши и меня. Я тогда уже поселился здесь, в лесу. И, по-моему, она не собиралась возвращаться в город.
– Да, – подтвердила я. – Мама с папой всегда ее звали, а она ни в какую.
– А вам не скучно тут одному? – спросила я Степана Пантелеевича перед уходом. – И не страшно?
– По поводу «страшно» – точно нет. А вот по поводу «скучно»… – Степан Пантелеевич посмотрел на меня с хитрой улыбкой. – Пожалуй, тоже нет. Я долго мечтал о спокойной и тихой жизни в глуши и в уединении.
– И что? – спросила я, так как он замолчал, а мне казалось, что должно быть продолжение.
– Моя мечта сбылась.
– И вы разочаровались?
– Почему ты так решила? – Степан Пантелеевич поднял брови.
– Я слышала, что сбыча мечт обычно разочаровывает.
– Глупости. Это только если мечты не настоящие. Кстати, мое уединение редко бывает очень уж долгим. Обычно его кто-нибудь нарушает. Что-нибудь где-нибудь случается.
– И вы, как Чип и Дейл спешите на помощь…
– Как кто?
– Да, неважно, – махнула я рукой.
– Вам нужно подумать вот о чем, – сказал Степан Пантелеевич, остановившись возле калитки.
Я смотрела на доберманов, развалившихся возле крыльца и даже не поведших ухом при нашем появлении. А мне так хотелось, чтобы они подбежали к нам, виляя своими короткими хвостиками и заглядывая в глаза, как это делают все нормальные собаки… Тут до меня дошло, что Орлиный Глаз смотрит на меня очень серьезно и, видимо, собирается сказать что-то важное.
– Вы приезжали в Васильки сразу после смерти бабушки? – спросил он.
– Да, – кивнула я. – То есть не совсем сразу, а уже потом… после похорон. Мы приезжали все вместе.
На мгновение я очень явственно вспомнила те чувства, которые владели мной в то трудное время: растерянность, недоумение, даже обида… Глубокая печаль пришла позже, когда я осознала, что действительно больше никогда не увижу бабушку.
– Попытайтесь вспомнить, все ли было так, как обычно?
– Я не понимаю…
– Я спрашиваю об обстановке. О вещах в доме. Все ли было на своих местах? Может, вам бросилось в глаза, что какой-то предмет находится не на своем месте?
– Я не помню. Вроде бы все было на местах. Я не обращала внимания.
– Это понятно, – сказал Степан Пантелеевич. – Тогда вам было не до этого. Но сейчас вы можете что-нибудь вспомнить. Только не слишком старайтесь.
– Ага, – с пониманием кивнула я. – Обычно, когда стараешься что-то вспомнить, ничего не получается. Но потом, в какой-то момент, это вспоминается само собой.
– Вы очень хорошо уловили мою мысль, – сказал Степан Пантелеевич. – В этом деле многое будет зависеть от вашей способности вспоминать.
Глава 19, о бабе Груше, которая берет дело в свои руки
Я долго думала над его словами. Конечно, он говорил не только о переменах в обстановке бабушкиного дома. Это относилось и к той ночи, когда меня пытались… когда кто-то хотел меня очень сильно напугать. Может, даже до смерти. Я понимала, что в моих воспоминаниях есть провалы, что что-то стерто из моей памяти кошмаром той сцены, когда сморщенные руки тянулись ко мне, а темная пустота на месте лица приближалась, вызывая парализующий ужас. Что-то было такое, чего я сейчас не могу вспомнить. Может, потому, что не хочу.
Я бродила из комнаты в комнату, озираясь по сторонам, как будто я впервые в жизни сюда попала. Я старалась видеть не только то, что было перед моими глазами сейчас, но то, как это все выглядело раньше, шесть лет назад. Когда я приехала, мне показалось, что в доме ничего не изменилось. Но, может быть, что-то не так? Может быть, я просто не помню или не обращаю внимания? Васильки всегда были. Интересно, почему бабушке так нравились именно эти цветы? Васильки на обоях, васильки в вазе, васильки на картине… Мне казалось, что-то ускользает от меня. Скорее всего, так и есть. Мысли расползаются, как коричневые усатые насекомые. Чего мне сейчас меньше всего хочется, так это сидеть на одном месте и думать. Я бы лучше пробежку совершила километров на десять. Или огород вскопала. Или еще что-нибудь сделала, требующее выброса бурлящей во мне нездоровой энергии. Орлиный глаз сказал, что я не должна напрягаться. Это воспоминание придет само собой. Вот только неизвестно, когда. А вдруг через год? Или вообще лет через десять. Я не могу ждать так долго!
Я надела кеды и вышла из дома. Лучше я прогуляюсь. Во-первых, хождение пешком всегда меня успокаивает, во-вторых, как же воспоминание может придти неожиданно, если я буду сидеть и ждать, когда оно придет?! Надо дать ему шанс.
Моя прогулка оказалась совсем не долгой – всего лишь до соседнего дома. Мои ноги сами повернули в сторону бабыгрушиной калитки. У Белки обнаружился детский сад в полном составе в сопровождении родителей. Колька, Света и Белка сидели в саду, развалившись на старом диване, покрытом овечьими шкурами. Перед диваном стоял стол, заставленный тарелками с пирожками и чашками с чаем. Алинка и Колькины наследники возились с игрушками в огромном корыте, наполненном водой. Кораблики пускали, кажется. Баба Груша вышла из дома и остановилась, глядя на меня.
– Что-то ты совсем к нам носа не кажешь, – произнесла она обиженно.
– Я? – я искренне удивилась. – Разве? Вроде я недавно к вам заходила.
– Недавно, – покачала головой баба Груша. – Я уж за это время и забыла, какая ты худая. Иди пирожков поешь с капустой.
– О! – обрадовалась я. – С капустой я люблю. Больше всего на свете, – добавила я, чтобы польстить бабе Груше.
– Да ей некогда к вам ходить, – сказал Колька. – Занята с утра до вечера. И с вечера до утра.
Он улыбнулся и подмигнул мне.
– Занята? Чем же это она занята? Чай отдыхать приехала, не работать…
– Отдых – тоже дело не простое, – продолжал Колька. – Особенно, если не одна отдыхаешь.
– Некоторым надо на рот молнию пришить, – сказала я, сердито глядя на Кольку. – И застегивать, когда нужно, чтобы не болтали не к месту.
– Хорошая идея, – задумчиво проговорила Светка.
Колька подвинулся и жестом пригласил меня сесть на диван.
– Я тут для тебя место расчистил.
– Я лучше на стул сяду. Мне отсюда вас всех лучше видно.
– Соскучилась? – спросила Белка.
– Ага, – согласилась я. – Чем занимаетесь?
– Пирожки трескаем, – грустно вздохнула Светка.
– Печальное занятие, – согласилась я и взяла пирожок.
– Вот и я про тоже, – Светка тоже взяла пирожок и, откусив примерно половину, принялась его жевать. – У меня уже джинсы не застегиваются, – поделилась она своим горем.
– Хорошо, что ты спортивный костюм взяла, – фыркнул Колька. – Он эластичный и может растягиваться до невообразимых размеров. Так что ешь, не стесняйся.
Света положила пирожок и толкнула его плечом.
– Ты чего? – возмутился Колька.
– Да это я с тобой заигрываю, – сказала Света и щелкнула по лбу.
– Эй! – воскликнул Колька и схватил ее за руку.
– Сиди тихо, – прикрикнула на него Светка, – а то я сейчас к тебе на колени сяду.
– Не надо, – испуганно прошептал Колька и сделал большие глаза.
Мы с Белкой захохотали.
– Да ладно, садись, если хочешь, – Колька обнял Свету за плечи. Ты еще не настолько увеличилась в размере, чтобы меня этим можно было напугать.
– Ну, как продвигается ваш роман? – спросила меня Светка, снова берясь за пирожок.
– Какой роман? – я сделала непонимающее лицо.
– Да ладно, не прикидывайся. Вся деревня в курсе. Вы же целыми днями вместе. И ночами, – добавила она, глядя на меня с нескрываемым любопытством.
– Но это же… Это же совсем не то, что вы все думаете! – воскликнула я.
– Да мы и не думаем, – Светка пожала плечами. – Что тут думать, и так все ясно.
Я была поражена. Я еще сама ничего не знаю, а вся деревня уже знает! Они со знанием дела обсуждают подробности моей личной жизни, причем такие, каких и в помине нет!
– Ну чего ты к ней пристала, – неожиданно вступился за меня Колька. – Видишь, ей не хочется об этом говорить.
– Все-таки у вас с Ваней все как-то не так, – вынесла Светка свой вердикт. – Как-то странно.
– Странно? – переспросила я. – Объясни, я не понимаю.
Интересно, что она имеет в виду? Может, что-то знает или о чем-то догадывается?
– Да ладно, забудь, – Светка махнула рукой. – Не мое это дело. Давайте поговорим о чем-нибудь другом.
– Говорят, в лесу созрели подберезовики, – серьезно произнесла Белка.
– И подосиновики на подходе, – поддержала я нейтральную тему.
– А земляники на лугах видимо-невидимо, – вставил Колька. – Давайте пойдем в поход за земляникой!
– С этими? – Светка махнула рукой в сторону копошившихся в корыте малышей.
– Ну, тогда поедем, – предложил Колька.
– А что, давайте, – согласилась Белка. – Земляника – это здорово.
– А ты как? – Колька обратился ко мне.
– Вообще-то я уже ездила за земляникой, – сказала я. – Но могу еще раз.
– А помнишь, – обратилась я к Кольке, – как мы за грибами ходили с чемоданом?
– Еще бы, – Колька расплылся в улыбке. – Хороший был чемодан. Сейчас таких не делают. Как он с холма скользил… просто песня. Как на американских горках.
– А зачем за грибами… с чемоданом? – в недоумении подняла брови Белка.
– Так надо было, – отрезала я.
– А помнишь, как мы сокровища искали? – продолжал предаваться воспоминаниям Колька. При этом глаза его как-то странно блеснули.
– Сокровища? – я чуть не поперхнулась. – Какие сокровища?
– Не знаю, какие, – Колька пожал плечами. – Насколько я помню, мы их так ни разу и не нашли. Если не считать той коробки с побрякушками, которую тебе твоя бабка подбросила. Помнишь?
– Помню, – кивнула я.
– Где ты ее нашла? То ли на чердаке, то ли в подполе…
– Ага, – согласилась я.
– Ты тогда такой шум подняла. Просто визжала от восторга.
– Да.
– И все, – вздохнул Колька. – Больше никаких кладов не было. А мы так надеялись… Вообще-то, на самом деле, мы больше говорили и мечтали об этом, чем по-настоящему искали. Эх, было время…
Из дома вышла баба Груша с тарелкой пирожков и направилась к нам.
– Вот, свежие, – сказала она, водружая тарелку на стол. – С творогом.
– Спасибо, но мы больше не можем, – дружно застонали мы.
– Ешьте, ешьте, – ласково произнесла баба Груша, поглаживая меня по голове, – в городе-то, небось, таких пирожков не найти. Говорят, Ванька-дачник с тобой женихается, – заметила она безо всякого перехода.
– Кто? – от неожиданности я начала хлопать глазами. – Что делает?
Все, кроме бабы Груши, захихикали.
– Ты шлангой-то не прикидывайся, – строго произнесла баба Груша. – Я, между прочим, за тобой присматривать поставлена.
– А… ну я…
Я совершенно не знала, что сказать. Что делать: все отрицать, оправдываться, отказаться говорить на эту тему? Признаться, мне и в голову не приходило, что баба Груша так воспринимает свой долг по отношению ко мне.
– Парень он вроде приличный, – продолжала баба Груша. – Дом справный построил. Только машина у него больно страшная, – она сокрушенно покачала головой. – Как немецкий танк.
– Это «хаммер», – зачем-то сказала я.
– Только кто знает, что у него на уме, – продолжала свое баба Груша. – Мужики, они ведь такие…
Баба Груша с упреком посмотрела на Кольку. Он подавился пирожком и закашлялся. Светка с размаху треснула его кулаком по спине.
– Спасибо, – прошептал он охрипшим голосом и жалобно посмотрел на меня.
Я отвернулась, пряча улыбку.
– Ты бы привела его, что ли, – сказала баба Груша.
– Зачем? – спросила я. – Я пока за него замуж не собираюсь.
– Сегодня не собираешься, а завтра… еще бабушка надвое сказала.
– Ладно, – согласилась я. – Сейчас я ему позвоню.
Я достала из кармана телефон. Ваня взял трубку после первого гудка.
– Привет, – сказала я. – Приходи к Белке. То есть к бабе Груше.
– Хорошо, – ответил Ваня. – Сейчас буду.
Я отключилась и снова засунула телефон в карман.
– Ну, что он сказал? – с интересом спросила Светка. – Что он занят и у него голова болит?
– Сейчас придет, – ответила я.
– Вот это дрессировка! – восхитилась Светка. – Даже не спросил, зачем.
– А чего спрашивать? Понятно же: раз зову, значит, надо.
– Ох, – засуетилась баба Груша. – Я сейчас молочка принесу. И вареньица.
– Баба Груша, – сказала я серьезно. – Я надеюсь, вы не будете… спрашивать его, когда он собирается на мне жениться?
– Я ж не совсем дурная, хоть и старая, – обиделась баба Груша. – Я деликатность понимаю…
Но понимала она ее, как оказалось, очень своеобразно.
Ваня появился ровно через одиннадцать минут. С напряженным лицом. Но, когда он увидел нашу компанию, сразу подобрел и расслабился. Он вежливо поздоровался с бабой Грушей и не стал отказываться от пирожков и молока.
– Очень кстати, – обрадовался он. – Я как раз жутко голодный.
Когда он уничтожил тарелку пирожков с капустой и тарелку с картошкой, баба Груша придвинула к нему поближе тарелку пирожков с творогом.
– Ох, – выдохнул Ваня. – Этого я, наверное, уже не осилю.
– Как это не осилишь? – возмутилась баба Груша. – Не нравится, что ли?
– Ничего себе, – удивился Ваня. – Как вы могли такое подумать, после того, как я целую гору пирожков слопал? Да я в жизни ничего вкуснее не пробовал.
Баба Груша расцвела, но от своего не отступилась.
– Ешь, – сказала она. – В старину, знаешь, как работников выбирали?
– Знаю, – вздохнул Ваня и взял пирожок с творогом. – Тогда можно мне чаю? – Он умоляюще посмотрел на Белку.
– Можно, – сказала Белка. – Я сейчас чайник поставлю.
Белка ушла в дом, баба Груша вслед за ней. Ваня быстро сунул мне пирожок с творогом и скомандовал:
– Ешь. Только жуй быстрее.
Потом он попытался сунуть по пирожку Кольке и Свете, но те бурно запротестовали.
– Ты только что пришел, – сказал Колька, – а мы, между прочим, тут уже два часа сидим. Так что извини.
– Эх, вы, – Ваня с неприязнью посмотрел на пирожки. – А что, мне обязательно все съедать? – спросил он, глядя на меня с надеждой.
– Без вопросов, – сказала я. – Если не съешь – баба Груша решит, что ты зазнавшийся городской жлоб и даже здороваться с тобой перестанет.
– Прямо так и решит? – Ваня с подозрением посмотрел на меня, потом перевел взгляд на Кольку и Свету.
– Да, – энергично закивали они.
– Это что-то вроде обряда инициации, – со знающим видом пояснил Колька. – Сможешь съесть пятьдесят пирожков – значит, ты свой в доску парень. А не сможешь… тогда извини.
– Прямо-таки зверские здесь, в Васильках, обычаи, – заметил Ваня, давясь очередным пирожком. – Особенно в некоторых семьях.
Он покосился на меня. Я сохраняла на лице крайнюю невозмутимость.
Вскоре появилась баба Груша с запотевшим графином и двумя маленькими гранеными стаканчиками.
– Начинается, – тихо пробормотала Светка.
Колька же смотрел на бабу Грушу вполне одобрительно.
Баба Груша молча поставила на стол графин, открыла его, налила по полному стаканчику и поставила один перед Ваней, а второй – перед Колькой. Ваня проникся всей серьезностью ритуала, взял в правую руку стаканчик, в левую пирожок, провозгласил короткий тост «за хозяйку», церемонно кивнув в сторону бабы Груши, одним махом опрокинул в себя водку, с грохотом поставил стакан на стол, занюхал надкушенным пирожком и откинулся на спинку стула. Колька скрупулезно скопировал все действия Вани, включая занюхивание пирожком.
– Еще? – спросила баба Груша, снова беря в руки графин.
– Нет, – Ваня покачал головой. – Достаточно.
Баба Груша выглядела чрезвычайно довольной, удаляясь с графином и стаканами в дом. Белка тем временем разлила чай, баба Груша вернулась с еще одной вазочкой варенья, и тут началось.
– Ну, – баба Груша, раскрасневшаяся и с заблестевшими глазами, как будто это она выпила сейчас сто грамм водки, обратилась к Ване. – Как жить думаешь?
– А чего думать, – глубокомысленно ответил Ваня. – Как люди живут, так и буду. Чего велосипед изобретать.
– Люди-то, чай, разные бывают, – заметила баба Груша.
– Разные меня не интересуют, – сказал Ваня. – А вот, к примеру, дед мой, Прохор Константинович, был кузнецом.
– Да ну, – заинтересовалась баба Груша. – А где он жил-то?
– А жил он в Сибири, – сказал Ваня. – И был у него большой дом из цельных бревен. Я его в детстве видел, когда меня в дедову деревню возили, и на фотографиях. И решил такой же построить.
– Молодец, – одобрила баба Груша. – Только дому хозяйка нужна.
– Еще бы, не нужна, – согласился Ваня и кинул быстрый взгляд на меня. – Только хозяйку найти не так просто, как дом построить.
– Ну, это ты загнул. Неужто нет никого? Девок-то полно. Тем более в городе.
– Полно-то полно, да все не те.
– Так никого и не нашел? – спросила баба Груша, хитро на него поглядывая.
– Ну почему не нашел, – медленно произнес Ваня и замолчал.
– И что? – спросила баба Груша.
– Пока не знаю, – пожал плечами Ваня. – Не от меня зависит.
– А деток-то хочешь? – спросила баба Груша.
– А как же, – сразу отозвался Ваня. – Не меньше пяти штук.
– Молодец, – уважительно произнесла баба Груша.
Я вертелась на своем стуле, как уж на сковородке и не знала, как прекратить это безобразие. Очень уж складно у них все получалось, как будто месяц репетировали. Реплика за репликой, и слова вставить некуда. Я, Белка, Колька и Света только успевали глаза переводить с Вани на бабу Грушу и обратно.
– Ну все, – сказала я, вскакивая и хватая Ваню за руку. – Нам пора. У нас еще одно дело есть. Очень важное.
– Ну ладно, – неожиданно согласилась баба Груша. – Раз важное, то идите.
И мы пошли. Перед уходом Белка шепнула мне, что сегодня днем видела Антона, который стоял у забора возле моего огорода и что-то пристально рассматривал. А когда она его окликнула, сделал вид, что ничего особенного не происходит. Опять Антон! Сдался ему мой огород. Что-то здесь нечисто…
– Ты что, – набросилась я на Ваню, как только мы оказались по ту сторону калитки. – Совсем с ума сошел, что ли? Пять штук детей ему нужны, видите ли!
– Ну, если пять для тебя слишком много, то я согласен и на четверых, – улыбаясь, произнес Ваня.
– Что?! – у меня от такой наглости прямо-таки язык отнялся. – Ты…
– Ну ладно, ладно, – Ваня успокаивающе погладил меня по руке. – Пусть будут трое. Тоже неплохо.
Я резко выдернула руку из его руки и молча пошла к своему дому. Ваня догнал меня и пошел рядом.
– Не обижайся, – сказал он уже совсем другим голосом. – Сама посуди: что мне оставалось делать? Мне кажется, я действовал вполне… в соответствии.
– В соответствии с чем?
– Со сценарием, – ответил он. – А разве нет?
– Давай все это выбросим из головы, – предложила я, останавливаясь перед калиткой. – Нас действительно ждет очень важное дело, на котором мы должны полностью сосредоточиться.
– Васильки? – спросил Ваня.
– Васильки, – кивнула я.