Глава 16, повествующая о ходе операции "Коварная луна"
Комнаты, выходящие в сад, освещала луна, и они были наполнены причудливыми тенями. В гостиной и библиотеке было гораздо темнее. Только свет фонаря, единственного в нашем переулке, проникал в них, несмотря на то, что под окнами рос густой кустарник. Еще вечером Белка открыла все шторы, чтобы нам было легче увидеть того, кто, возможно, попытается проникнуть в дом, и все внутренние двери, чтобы мы могли свободно и бесшумно перемещаться.
Мы приняли все возможные меры предосторожности. Вечером Ваня подъехал к моему дому, вошел в него и вышел через несколько минут, демонстративно неся в руках дорожную сумку, якобы набитую моими вещами. Он сел в машину и уехал.
За несколько часов до этого мы позвонили Белке, в общих чертах описали ситуацию и попросили между делом шепнуть некоторым тетенькам с особо длинными языками, что я попала в больницу, а Ваня вечером приедет за моими вещами и снова вернется в город. Вряд ли кто-то обратил внимание на то, что Ванина машина стояла у самых дверей гаража, которые были слегка приоткрыты и при этом обе дверцы машины были распахнуты настежь. И уж точно никто бы не догадался, что я, до этого прятавшаяся на заднем сиденье, незаметно выбралась из машины, пока Ваня ходил в дом, и что Белка, сидевшая в гараже, проскользнула в машину, а Ваня, в свою очередь, вовсе не уехал, а остался со мной. Уехала Белка. Хорошо, что стекла в Ваниной машине затонированы. Она должна была оставить машину в Мальцево и вернуться на с хозяином бара Глебом. Ваня попросил его об этой услуге, ничего не объясняя, и Глеб согласился! Вот что значит очень хороший знакомый.
С наступлением сумерек мы переместились из гаража в дом, и, как два привидения, одно побольше, второе поменьше, несколько раз обошли его, выглядывая изо всех окон и прислушиваясь ко всем подозрительным шумам. Никого и ничего.
У меня от хождения по кругу начала кружиться голова, и я устроилась на диване в гостиной. Почему нет? Окно гостиной в смысле удобства проникновения ничуть не хуже любого другого окна, а такого мягкого дивана больше нигде нет…
– Надо было оставить одно окно открытым, – прошептал мне на ухо Ваня, осторожно присевший рядом. – Тогда бы мы точно знали, откуда его ждать.
– Это было бы очень удобно, – согласилась я. – Но неуважительно по отношению к нашему злоумышленнику.
– Почему это?
– Открыв окно, мы бы признали, что считаем его полным идиотом. Осталось бы только подвесить кусочек сыра и ждать, когда мышеловка захлопнется.
– Согласен, – кивнул Ваня в темноте. – Но мне все это очень не нравится. Особенно то, что ты здесь.
– Ну, здрасьте, – сказала я обиженным тоном и даже надула губы, но потом, поняв, что в темноте этого все равно не видно, сдула их обратно, – если тебе неприятно мое общество…
– Сама знаешь, что это не так, – тихо сказал Ваня и его голос показался мне каким-то странным и незнакомым.
Я промолчала, и тишина, длившаяся несколько долгих минут, показалась мне затишьем между ударами грома во время грозы.
– Тебе правда не страшно? – спросил через некоторое время Ваня, – или ты просто делаешь вид, что такая смелая?
– Если бы я сейчас была одна, мне было бы очень страшно, – ответила я шепотом.
– Я уже говорил тебе, – начал Ваня, и я почувствовала, что он взял меня за руку, – когда что-то случится… кто-то появится, сразу уходи в сторону, затаись и ни во что не вмешивайся. Я сам с ним разберусь.
– Или с ней, – сказала я.
– Или с ней, – повторил Ваня. – Но это вряд ли.
– Ты что же, хочешь сказать, что если этот кто-то начнет тебя убивать, я должна стоять в сторонке и смотреть?!
– Я уверен, что до этого не дойдет. Даже если он вооружен… он не ожидает нас здесь встретить. А неожиданность – это половина успеха. А в нашем случае даже больше, чем половина.
– А если он будет не один?
– Неважно. Больше двух точно не будет. На такие дела толпой не ходят.
– А если… – я собиралась высказать еще какую-то важную мысль.
– Никаких если. В крайнем случае – поднимай тревогу, как договаривались. Но, прошу тебя, ни во что не вмешивайся.
– Хорошо, – согласилась я.
Потому что легче было согласиться, чем переубедить его. Что-то Ваня сегодня какой-то несговорчивый. Там видно будет.
– Ты сиди, – сказал Ваня. – Я еще раз прогуляюсь.
Он ушел, а я осталась. Я сидела одна, в темноте, зная, что в любой момент окно может неслышно открыться и оттуда появится что-то жуткое и непонятное, но мне не было страшно. Ну, разве что самую капельку.
Я скорее ощущала, чем слышала шаги Вани, который тихо перемещался по дому. Вот он идет по коридору, заходит в гостиную, садится рядом со мной…
– Ничего? – спросила я.
– Ничего, – ответил он.
И тут вдруг совершенно неожиданно и непонятно каким образом я оказалась в его объятиях. Я чувствовала, как он сжимает мои плечи, гладит волосы, и как я с жаром отвечаю на его страстные поцелуи. Потом мы одновременно отпрянули друг от друга, но моя рука осталась в его руке и трепетала там, как пойманная птица, и я ничего не могла с ней поделать.
Неизвестно, сколько времени длился наш поцелуй, может, мы пропустили все самое интересное? Может, кто-то уже крадется по темным комнатам?
Я нервно оглянулась и попыталась прислушаться, но не услышала ничего, кроме собственного сердца, непозволительно громко и бурно бившегося о грудную клетку, и Ваниного прерывистого дыхания.
«Потом, потом, – уговаривала я себя. – Все будет потом, когда закончится эта жуткая история. Сейчас нужно выбросить из головы все, что отвлекает и ждать…»
– Отодвинься от меня, пожалуйста, – жалобно попросила я Ваню.
– Да я же ничего, – начал он.
– Я знаю, что ты ничего. Это я чего. Я не могу сосредоточиться.
В темноте я плохо видела глаза Вани, но они так красноречиво заблестели, что я сама отодвинулась.
– Не бойся, все под контролем, – сказал Ваня.
Я проснулась от запаха кофе. Мне было невыносимо жарко. Я была в джинсах и свитере, да еще и укрыта пледом. Я отбросила плед и вскочила. Плед запутался в моих ногах и я чуть не упала. От падения я удержалась, сделав несколько хаотичных движений руками, ногами и туловищем, но больно ударилась коленом о журнальный столик. Громко чертыхнувшись, я продолжила свой путь.
– Ну что? – спросила я Ваню, через пару секунд оказавшись на кухне, где он варил кофе.
– Доброе утро, – сказал Ваня, окидывая меня взглядом.
– Давай без формальностей! – Я умирала от нетерпения. – Кто-нибудь приходил? Ты что-нибудь видел? Или слышал?
Ваня выключил газ, достал из шкафчика кофейные чашки, не спеша поставил их на стол…
– Ваня! – воскликнула я. – Прекрати это!
– Ладно, ладно, – он поднял руки. – Никого не было. Кроме ежика.
– Ежика?
– Да. Приходил ежик. Громко топал и шуршал возле крыльца.
– И все?
– Все.
Я рухнула на стул.
– Так я и знала!
– Что ты знала?
– Что ничего не получится.
– Откуда такой пессимизм? – Ваня разливал кофе. – Раньше я за тобой такого не замечал.
– Ты вообще ничего обо мне не знаешь, – заявила я, вставая. – По утрам я всегда злая, как голодная собака.
– Ничего, я тебя сейчас накормлю.
– Только попробуй, – огрызнулась я и пошла в ванную.
Что-то мне подсказывает, что сегодня будет один из тех противных дней, когда с самого утра все идет наперекосяк и так продолжается до самой ночи. В такие дни лучше вообще ничего не делать, чтобы не испортить. Нужно затаиться где-нибудь в укромном месте и ждать. Ждать, когда эта напасть пройдет. А еще в таких случаях хороши долгие пешие прогулки.
Так что после кофе я сообщила Ване, что иду прогуляться. Он выдвинул ряд пылких возражений, в основном, касающихся того, что наш злоумышленник считает, что я в больнице. Если же я, как ни в чем ни бывало, буду прогуливаться по деревне, весь наш план пойдет наперекосяк.
– Он и так пошел наперекосяк! Ты разве не заметил?
– Мы можем продолжить наблюдение, – не отступал Ваня. – Сегодня ночью.
– То есть я буду весь день прятаться дома? Да у меня голова взорвется, если я сейчас же не выберусь на свежий воздух!
– Но мы должны…
– Ничего мы не должны. Операция провалилась, ясно?
– Надо посоветоваться с Глазом.
– Ну и советуйся. А я пойду прогуляюсь.
Он все же увязался за мной, хотя я его не звала, скорее наоборот. Прозрачно намекала, что ему лучше пойти домой и заняться какими-нибудь неотложными делами: дров на зиму наколоть или, там, сена накосить… Но он на мои намеки не реагировал. Ну и ладно.
Мы вышли из дома и довольно быстро оказались за пределами деревни. Впереди маячил темно-зеленый массив леса, а перед ним – поле. Через несколько минут от моего дурного настроения не осталось и следа. Я чувствовала, как свежий летний воздух, наполненный восхитительными запахами, наполняет мои легкие, как солнышко греет мою макушку, а утоптанная проселочная дорога скатертью ложится мне под ноги.
– У тебя такие волосы красивые, – неожиданно сказал Ваня, глядя на меня. – Переливаются на солнце…
– Еще скажи, что у меня глаза голубые, как небо. Или как море.
Я была настроена в высшей степени скептически по отношению к любой романтической чепухе. О том, что произошло между нами ночью, я совершенно забыла. Во всяком случае, мне хотелось так думать.
– Нет, – покачал головой Ваня и взял меня за руку. – Как васильки.
Я промолчала и огляделась по сторонам. Васильков в этих местах видимо- невидимо. Вокруг деревни – поля, в которых колосья овса и пшеницы растут вперемежку с синими-пресиними васильками. Можно даже засомневаться, что именно тут выращивают: сельскохозяйственные культуры или цветы. Это сочетание соломенно-желтого с синим, этих незатейливых крохотных цветочков со стройными, плотными колосками почему-то действует на меня очень странно. Я смотрю, как легкий ветерок проносится над полем, как оно перекатывается мягкими волнами, и у меня в груди что-то щемит, а в горле стоит ком. На душе легко, тепло, и в то же время невыносимо грустно.
Что это? Не знаю. Просто я все это так люблю, так понимаю и чувствую, что выразить словами совершенно невозможно. Потому что, если начать объяснять, что именно я люблю, за что и каким образом, получится полнейшая чепуха.
Я выхватила свою ладонь из Ваниной руки и помчалась вперед, в сторону леса. Мне казалось, что мои ноги почти не касаются земли, а сама я – легкая, как перышко. Почему-то захотелось громко завопить от восторга, но я сдержалась. А потом, через несколько минут, все же решила наплевать на глупые условности и издала вопль, похожий на клич сумасшедшего индейца. К моему изумлению, Ваня тоже исторг серию громких звуков. Наверное, так кричит сердитый медведь, которого бесцеремонные охотники разбудили за две недели до начала весны.
Мы ворвались в лес и пошли медленнее, а через некоторое время сели на бревно. Вокруг была особенная тишина, которая бывает только в лесу. Это тишина, хотя слышен шум ветра в верхушках сосен, чириканье птиц и другие звуки непонятного происхождения. Все равно тихо, спокойно, и как-то торжественно.
Тут я почувствовала что-то тяжелое на своем плече. Я посмотрела на Ваню.
– Да это я так, по-дружески, – произнес Ваня хриплым голосом, но руку не убрал.
– Я так и поняла, – сказала я и отодвинулась.
– Я же просто…
– Не бойся, я не буду говорить, что теперь ты обязан на мне жениться.
– Ну почему, почему, с тобой я веду себя как полный дурак! – неожиданно воскликнул Ваня после нескольких секунд напряженного молчания.
Потом, видимо, устыдившись внезапной вспышки, он сказал: «Извини» и исчез в густом кустарнике.
Мне почему-то стало очень-очень грустно, как будто я совершенно одна на этом свете, сижу здесь, в лесу, всеми забытая и покинутая, и, может быть, останусь здесь навсегда. У меня даже слезы на глазах выступили.
Через некоторое время я поняла, что начинаю замерзать, несмотря на теплый летний день и что неизвестно откуда взявшиеся комары проявляют ко мне недюжинный гастрономический интерес. Я встала и огляделась. Вроде бы мы пришли с той стороны… Или с другой? Вверху шелестели листьями деревья, звонкими голосами переговаривались какие-то птички, внизу, в траве, копошились муравьи и жуки, а я стояла, как совершенно ненужный предмет, и не знала, что делать. Деревня в двух шагах отсюда, но в какой стороне? У меня легкая форма топографического кретинизма, и я никогда не могу запомнить или объяснить дорогу куда бы то ни было. Хотя нужные мне места я обычно как-то нахожу. Скорее всего, это интуиция. Думаю, она мне поможет и на этот раз.
А Ваня тоже хорош! Бросил меня тут одну. И что я такого сказала? Неужели он не понимает, что это просто роли, которые мы случайно выбрали при первом знакомстве, а теперь очень трудно, почти невозможно из них выйти и стать самими собой. Я играю язвительную городскую стерву, он деревенского простачка-тракториста… Так получилось. Могло быть и наоборот. Хотя я над ним все время насмехаюсь, и, вроде бы даже получаю от этого удовольствие, мне тоже тяжело. Бывает.
Глава 17, где фигурируют испуганный лось, мрачный Серый и возмущенная Белка
Итак, направо пойти или налево? Я раздумывала над этим вопросом, стоя рядом с бревном, возле которого меня вероломно покинул Ваня. Мне кажется, что направо. Поэтому лучше пойти налево. Рассудок и интуиция несовместимы. Я повернула налево и уверено зашагала по тропинке. Мы с Ваней шли совсем недолго, так что, если минут через семь не покажется опушка леса, пойду обратно и попробую поискать выход в другом направлении.
Я все время смотрела на тропинку, чтобы не сбиться с пути, и через некоторое время заметила, что она начала как-то расплываться, теряться в траве. Видимо, я все же выбрала неверный путь. Ну конечно, ведь выбор тоже делал мой рассудок, а вовсе не интуиция. Вот в чем была моя ошибка.
Развернувшись, я немного прошла, и вдруг заметила в кустах слева от себя какое-то движение. Сначала я обрадовалась, решив, что это вернулся Ваня. Я повернулась в ту сторону и сделала несколько шагов. Тут кусты затрещали, и из них высунулась огромная коричнево-рыжая голова с развесистыми рогами и большими глазами навыкате. Мы несколько секунд смотрели друг на друга, и в глазах напротив я видела недоумение. Потом кусты снова затрещали, голова исчезла, а треск кустов еще долго раздавался в отдалении.
Я подошла к кустам, где стоял лось, и увидела гору черных катышков. Тут мне стало ужасно смешно. Неужели это я так сильно напугала этого рогатого зверя? В этих лесах много лосей, и они очень пугливые. Помню, в детстве мы приносили в лес пачку соли, высыпали на пенек и прятались. Ждали, когда придет лось лизать соль. Уж не знаю, за что они ее так любят, но то, что любят – точно. Иногда нам удавалось увидеть лося, с удовольствием вылизывающего соленый пенек.
Итак, что же делать? Видно, надо было брать с собой часы с компасом, которые когда-то подарил мне мой остроумный брат. Хотя компас вряд ли помог бы, я ведь все равно не знаю, на севере или на юге находится деревня.
Помощь пришла с неожиданной стороны. Пока я размышляла, идти ли дальше по этой же тропинке или предпринять что-то еще, на тропинке появился Серый. Он шел, глядя себе под ноги и не замечая меня. Он был хмурый и, что самое странное, без удочек.
– Привет, – окликнула я его.
Он вздрогнул и испуганно оглянулся.
– А, привет, – произнес он, увидев меня. – Ты чего здесь бродишь одна?
– Гуляю, – объяснила я. – Только что видела лося.
– Ну и как? – Серый улыбнулся, но как-то вымученно, как будто его кто-то заставил.
– Что как?
– Пообщались? Обсудили последние новости?
Что-то он сегодня слишком разговорчив, совсем на него непохоже.
– Ага, – кивнула я. – Говорит, достало его все: жена пилит, дети не слушаются, а тут еще типы разные по лесу шляются, не дают покоя…
– Это ты о ком? – Серый почему-то напрягся
– Это я о себе. Он был очень недоволен, увидев меня, и гордо удалился, оставив после себя гору катышков…
Серый фыркнул. Я не стала говорить ему, что заблудилась. И совершенно правильно сделала, потому что буквально через пять минут нашей совместной неторопливой прогулки лес кончился, и стало видно деревню. Я даже могла разглядеть свой дом. Может, мне лечится надо? Интересно, можно ли от этого вылечиться?..
По дороге Серый разговорился. Я даже не поняла, как наша беседа свернула в это русло, но мой старый друг печально поведал мне, что ненавидит свою работу.
– А кем ты работаешь? – поинтересовалась я.
– Автослесарем.
– Машинный доктор, – сострила я. – Возвращаешь к жизни заболевшие автомобили.
– Все совсем не так интересно, – буркнул Серый.
– А зачем тогда ты этим занимаешься?
Он посмотрел на меня так, как будто я только что свалилась с Луны.
– Жить-то на что-то надо.
– А что бы ты хотел делать? – поинтересовалась я.
– Рыбу ловить, – предсказуемо ответил Серый. – Поселился бы в Васильках, купил, джип, моторку. Ездил бы на дальние озера… В город бы и носа не показывал.
Он посмотрел на меня так, как будто бы лично я препятствовала осуществлению его мечты.
– Может, и получится когда-нибудь, – предположила я.
– Нет, – отрезал Серый. – Не получится. Теперь точно.
Я не успела спросить, почему именно теперь не получится, потому что споткнулась о какую-то изогнутую железяку. Серый удержал меня от падения, внимательно и с сочувствием выслушал мое мнение об этой штуковине, которая так подло со мной обошлась, а потом поднял эту саму штуковину.
– Это подкова, – сказал он и протянул ее мне. – Возьми.
– Зачем?
– На счастье. Ты что, примет не знаешь?
– Да, я что-то такое слышала…
Я взяла подкову и внимательно осмотрела. Она была теплая, потому что лежала на солнце и ржавая, потому что, видимо, лежала там очень давно.
– Какая-то лошадь потеряла каблук, – задумчиво произнесла я. – И что я должна с ней делать? – спросила я, обращаясь к Серому.
– Раньше подковы прибивали над воротами, – сказал он.
– А я прибью ее над дверью, – решила я. – Может, ее нужно сначала почистить?
– Нет, – авторитетно заявил Серый. – Как нашла, так и вешай.
Ну что ж, Серый всегда хорошо разбирался в разных приметах и суевериях…
Мы стояли возле моей калитки и Серый, кажется, уходить не собирался. Я поняла намек и пригласила его на чай.
– Ну и как у тебя… дела? – неожиданно спросил он после второй чашки чая.
Я насторожилась. Что он имеет в виду? Неужели слухи о моих приключениях уже ходят по деревне?
– Какие дела? – спросила я.
– Говорят, ты заболела, – объяснил Серый.
– Кто говорит? – заинтересовалась я механизмами распространения слухов в отдельно взятой деревне.
– Мне Колька сказал. А ему баба Вера. А ей, кажется, кто-то из твоих соседок.
– Ха, – сказала я. Вот оно, оказывается, как происходит. – Да ничего я не заболела, – отмахнулась я. – Заболел только мой зуб, – с легкостью соврала я. – Так что пришлось ехать в город лечить.
– А-а, – протянул Серый и посмотрел на висящую на стене картину. На картине рукой неизвестного художника был изображен букет васильков в глиняном кувшине.
– А где у тебя тут… ванная? – спросил Серый.
– Там, – махнула я рукой в сторону коридора.
Серый вышел, а я осталась на кухне, задумчиво глядя на картину. Васильки… Я подошла поближе и приподняла картину за угол, так, чтобы увидеть ее внутреннюю сторону. Ничего интересного там не было, но мне немедленно захотелось снять ее и рассмотреть поподробнее. Вот сейчас, Серый уйдет…
В дверь кто-то забарабанил. Ну ни минуты покоя! Не успела я подойти и открыть ее, как дверь распахнулась, на пороге нарисовалась взлохмаченная и возмущенная Белка.
– Где тебя носит! – накинулась она. – Я уже третий раз захожу! И телефон твой не отвечает…
– Я кажется, забыла его с собой взять…
– Вот именно! А я волновалась! Черт знает что уже себе напридумывала! Давай, быстрее рассказывай!
– Да подожди ты, – шикнула я на нее. – Я не одна, – добавила я, понизив голос.
– Не одна? – удивленно переспросила Белка.
– У меня Серый, – объяснила я.
– Какой? В смысле, кто?
– Серый. Сергей Спиридонов. Помнишь, я вас знакомила на улице.
– А, этот… А что он здесь делает?
– В гости зашел. Мы с ним вместе из леса пришли.
– Вы… вместе… из леса? Ничего не понимаю. А как же Ваня?
– Да при чем тут Ваня?
Наш абсурдный диалог прервал Серый, появившись из коридора. Он поздоровался с Белкой и попрощался со мной. А потом ушел, и Белка потребовала немедленного отчета обо всех событиях, произошедших сегодня ночью и утом.
– А то Ваня ничего не говорит, – пожаловалась она.
– А ты его уже видела?
– Конечно. Он у меня ключи от машины забрал.
– И что сказал? – не смогла я удержаться от вопроса.
– Я же говорю, ничего! Ты меня совсем не слушаешь. Зато я буду слушать очень внимательно.
И она замолчала, уставившись мне прямо в рот. Пришлось рассказать ей все по порядку (кроме некоторых подробностей личного характера) и ответить на все возникшие у нее вопросы.
– Да, – вздохнула Белка по окончании моего повествования. – Ну и дела. Никогда бы не подумала, что такое бывает на самом деле. Спрятанные сокровища, потусторонние персонажи, хитроумные ловушки…
– Которые не срабатывают, – добавила я.
– У меня от всего этого голова кружится прямо по-настоящему.
– А представь, каково мне! – воскликнула я. – Пойдем лучше подкову прибивать. Ту, которая на счастье. Немного счастья мне сейчас совсем не помешает.
И я пошла в кладовку, чтобы взять молоток и гвозди, а Белке вручила подкову.
– Я не могу гвозди забивать, – заявила Белка, когда мы вышли на крыльцо. – Я замужняя женщина.
– Да ты что! – фыркнула я и замахнулась молотком на гвоздь.
Гвоздь увернулся, а я попала по пальцу. Я заорала и бросила молоток на крыльцо. Белка отскочила, потому что молоток подпрыгнул и чуть не ударил ее по ноге. Белка возмущенно завопила. В этот момент у калитки появился Ваня. Причем, кажется, сразу же по эту сторону калитки.
– Что тут у вас происходит? – спросил он.
– Стучаться надо, – сердито буркнула я и подняла молоток.
Белка выхватила его у меня из рук и положила на табурет, стоявший рядом с крыльцом. Потом она подняла погнувшийся гвоздь и положила его туда же.
– У нас тут произошел небольшой конфликт, – объяснила Белка. – С молотком.
Ваня подошел к табурету, взял молоток, потом присел и нашел в коробке прямой гвоздь.
– Куда? – спросил он, примеряя гвоздь к стене.
Я молча ткнула пальцем в ту точку, где должен был находиться гвоздь. Ваня приставил гвоздь, примерил к его шляпке молоток, взмахнул и быстрым движением ударил по гвоздю. Гвоздь остался в стене, красиво поблескивая шляпкой, а молоток тихонько сидел в руке Вани и вел себя вполне прилично: не бил по пальцам и не прыгал по полу.
– Вот это да! – восхищенно произнесла Белка.
Я промолчала. Ваня положил молоток на табурет и спросил:
– Как дела?
– Какие дела? – мое испорченное молотком и гвоздем настроение почему-то не хотело приходить в норму.
– Любые, – ответил Ваня.
– Она всегда злится, когда у нее что-то не получается, – авторитетно объяснила Ване Белка. – А особенно, если у нее не получается, а кого-то получается.
– Ха, – сказал Ваня. – А еще я умею писать стоя.
Я не выдержала и захихикала. Белка же просто загоготала.
Потом Ваня сказал, что нужно съездить к Глазу. Я сказала, что мне нужно переодеться. Не знаю, зачем я это сказала. Мои джинсы были вполне хороши для предстоящего визита. Но раз сказала, придется переодеваться. Белка пошла со мной. Мы вошли в мою спальню, и я опустилась на кровать.
– Что у вас происходит? – спросила Белка.
Я пожала плечами.
– Понятно, – сказала она.
– Что тебе понятно? – возмутилась я. – То есть мне, значит, ничего не понятно, а тебе понятно?
– Да, – кивнула она. – Со стороны, знаешь ли, виднее.
– Чушь собачья.
– Ладно, вы тут сами разбирайтесь, я домой пойду, – сказала Белка и подошла к двери. – Только имей в виду, если ты сама еще не понимаешь… Ты влюблена в него по уши. Да, да. Ничуть не меньше, чем он в тебя.
И она вышла.
Когда другие знают о тебе больше, чем ты сама, это как-то настораживает. Даже если они ошибаются. Время пришло. Больше нельзя прятать голову в песок. Я уже давно заметила, впрочем, в совершенно других ситуациях, что, когда очень долго и очень старательно прячешь голову в песок, то обязательно получишь по заднице. Голова, конечно, важнее, но и сидеть же на чем-то надо… О чем это я?
Вот о чем. Я должна прямо посмотреть в глаза происходящему и разобраться, что у меня с Ваней. Или у него со мной. Когда он рядом, мне почему-то хочется быть капризной, избалованной, совершенно отбившейся от рук девчонкой, хотя на самом деле я совсем не такая. Правда.
Когда его нет… через какое-то время я начинаю себя ловить на том, что перед моим внутренним взором то и дело возникают голубые глаза, русые вихры, сережка в ухе… Что это? Похоже на какое-то навязчивое патологическое состояние. И к тому же вчерашний поцелуй… вообще не хочу вспоминать, потому что, когда вспоминаю, мне сразу же хочется закрыть глаза и снова почувствовать… Хватит! Я пришла сюда, чтобы переодеться. Я открыла шкаф, рассеянно оглядела свои вещи, разложенные на полочках и развешанные на плечиках. Внизу валялась джинсовая рубашка. Та самая, в которой я позавчера ночью уснула на диване, а потом… Я подняла ее и хотела повесить, но решила, что лучше отнести ее в стирку. И тут я увидела, что на рубашке не хватает одной пуговицы. Самой первой, возле воротника, которую я никогда не застегивала. Но она была на месте, это я точно помню. Видимо, когда этот… человек сжимал мою шею, пуговица отлетела. Может, я дергалась и сопротивлялась, хотя совершенно этого не помню. Надо будет поискать ее в гостиной. Скорее всего, она закатилась за диван или под стол. Без пуговицы некрасиво, а пуговица эта необычная, с цветочным узором, такую вряд ли удастся купить.
Я засунула рубашку на нижнюю полку и закрыла шкаф. Потом, немного подумав, взяла со спинки стула бирюзовую косынку и повязала ее на шею. Говорят, одна деталь может полностью изменить весь облик. Будем считать, что именно это со мной и произошло.