Андриус ушел к своим, все угомонились, захрапели. Наконец, пришел князь Андрей, лицо раскрасневшееся, глаза блестят. Видно, угощение у Радзивилла ему пришлось по вкусу. Князь сел к костру.

– Надо чего, князь?

– Иди спать, Василий, небось, три ночи на ногах. Я посижу пока.

Васька лег на землю и уже проваливаясь в сон видел, что князь сидел и смотрел в огонь.

Вольмар встретил их майскими теплыми дождями. Всё вокруг раскисло, делать было нечего, расположились лагерем под городом и ждали прибытия польской шляхты. Днём обустраивались, а вечерами сидели у костров, пили, рассказывали всякие байки. Василий, как всегда, слушал, но не пил, да и говорил мало. У мужиков развязались языки, все строили планы на будущее.

– Как князю имение король даст, осяду, бабу новую найду, – говорил сотник Гаврила Кейсаров. – Польки да литовки, говорят, по-сочнее наших, русских, будут.

Потом насмешливо начал дразнить Василия:

– А ты, Васька, что, возьмёшь себе кого, или всю жизнь у князя под дверью монахом проваляешься?

Василий отмахнулся, промолчал. Но пьяный Гаврила не унимался.

– Никогда тебя, Васька, с бабой не видал, мож, они тебе не по вкусу? – Василий вдруг разозлился.

– Мне полячки да литовки ни к чему, у меня в Юрьеве такая баба осталась, что вам и не снилось.

Гаврила на секунду осекся от неожиданности, но потом опять завелся:

– В Юрьеве? Если такая вся из себя красавица, как говоришь, думаешь она тебя, холопа беглого, ждать будет? Уж небось кого другого приветила!

Василий сам не знал, что на него накатило: кровь бросилась в голову, схватился за нож. Еле его Кирилл Зубцовский от Гаврилы оттащил.

– Вы чего, ребята, из-за бабы резаться!

Василий, тяжело дыша, отошел от костра в темноту, медленно приходил в себя. Никогда так с ним раньше не бывало, чтобы голову терять. В ночи почудились зелёные затуманенные глаза, полуоткрытые полные губы, частое дыхание. Отогнал наваждение и сам себе наказал: «Что душу бередить, все равно ничего не изменишь».

На следующий день Васька поехал с князем в Вольмар. Пока ждал во дворе дома Радзивилла, к нему подошел Андриус. Поговорили они как старые друзья.

– Скоро на Полоцк выступим, – сказал Андриус с удовольствием. Ему явно надоело торчать в Вольмаре и ждать.

– Дак мы ж уже…, – Васька осекся. Князь брал Полоцк для царя Ивана год назад, его самого поцарапало там стрелой, а теперь надо было идти и брать для польского короля у своих, русских.

Князя тоже что-то точило, по дороге в лагерь он угрюмо молчал. Там засел у себя в комнате, заходил взад-вперед, и от ужина отказался. Под утро, князь кликнул Ваську и тот сразу приметил, что князь не ложился – видно, всю ночь писал.

– Хочу, – как-то медленно, запинаясь, совсем не обычным своим отрывистым и решительным голосом сказал князь, – дело тебе поручить.

Василий молча ждал.

– Перейдешь через границу тайком, в Юрьеве письма мои под печкой остались, отвезешь игумену в Псково-Печорский монастырь. Ещё денег у него попроси взаймы, сколько сможет. Скажи потом отдам, за мной не пропадет.

Василий кивнул.

– А потом… – Князь остановился, протянул ему свиток, – На, прочти.

Так Василий Шибанов в первый раз прочел письмо князя Курбского царю Ивану Грозному.

– Не понравится письмо твое царю, – усмехнулся Васька. И князь зло и горько усмехнулся в ответ.

– Надо мне, чтоб ты письмо это до Москвы довез, отдашь там боярину Морозову, он постарается, чтобы царю в руки досталось. Возьмёшься?

Василий помолчал с минуту и кивнул. Князь встал, подошёл, обнял его за плечи:

– Живым обратно вернись, понял?

– Все под богом ходим, князь Андрей, – сказал Василий, поклонился низко, как когда-то отцу его кланялся, и вышел.

До границы Василия проводили, показали где незаметнее перейти. А там уж сам добирался до Юрьева. Охрану города он знал хорошо, знал и место где можно перелезть. Оставил лошадь в лесу, под вечер перелез через палисады. Добрался до дома наместника, где жил почти год. Дом этот казался забытым: ни людей не видно, ни огня. Василий удостоверился, что за домом не следят, да и кому в голову придет, что беглый князь кого-то обратно пришлет. Слегка надавил плечом на дверь малой избы. Она поддалась. Тайник князя нашел быстро, вытащил бумаги, спрятал за пазухой. Задержался на минуту, подумал о княгине и княжиче, перекрестился.

До последнего не знал, зайдет ли к Насте. Опасно, коль поймают у неё, обоим плохо придется. Но не удержался. Тайком пробрался к дому. Замер под дверью. А вдруг как и в правду, есть у неё кто? Подумал : «Убью». Кого убьет не знал, её или мужика. Постучал условно, как раньше.

– Кто там?

– Это я, впустишь?

Дверь приоткрылась. Вошел в темноту. Тёплые руки обвили шею, мягкие горячие губы прижались к губам. Обнял её, она прижалась к нему, замерла. Потом вдруг отстранилась и с размаху отвесила оплеуху.

– Это тебе за то, что сбежал не попрощавшись!

– Так не мог же, гонец из Москвы от боярина Морозова среди ночи прискакал, уходить надо было… . – Он замолчал. И так слишком много сказал.

Она зажгла свет, но прикрыла, чтоб с улицы не видно было.

– Похудел ты, не кормят что ль в Литве?

– К тебе за угощением шел, – улыбнулся Васька, – да оплеуху заработал.

Настя была ещё желаннее, чем в памяти. Он потянулся обнять её.

– Ну, не тискай, сказать кое-что надо. Беременная я. К бабке бегала, та увидела, что сын будет. – Василий растерялся. – Если не рад, так и скажи.

– Как не рад! Спасибо тебе!

– За что спасибо?

В ответ Василий притянул Настю к себе, развязал шнурок на шее. Плечи её обнажились, рубашка соскользнула на пол. Дурея от мягкости её кожи, он целовал шею, плечи, налившуюся грудь. Она то же не отставала, соскучилась по нему. Все её тело наполнилось желанием, льнуло к нему, отвечало на его ласки. Она ощущала, как тепло разлилось по всему телу, разошлось волнами от живота до кончиков пальцев. Легла, закинула руки за голову, так что поднялась грудь. Он разделся, стоял перед ней голый, смотрел жадно. Она тоже смотрела, вбирала в себя его тело, разгоралась. Потом сказала хрипло: «Хватит товар лицом показывать, поди сюда». Ей никогда ещё не было так хорошо. Он почувствовал, как она задрожала, забилась под ним, а потом и сам отдался нахлынувшему блаженству, словно в омут головой.

Приходили в себя медленно, нехотя, но надо было вставать, уходить пока темно. «А может не уходить?» – вдруг подумал Василий. Почему он должен уходить из этого уютного дома, от женщины разметавшейся на подушке? С усилием отогнал подступившую тоску. Настя открыла глаза, сладко потянулась, сказала:

– Я с тобой уйду. Собираться мне нечего, там наживем.

Василию эта мысль понравилась.

– Обещал я князю службу выполнить, слово дал. На обратном пути заберу тебя с собой. Дождешься меня?

– Обещаешь?

– Обещаю, если жив буду.

Насте вспомнились слова бабки.

– Если жив будешь… Хорошо, подожду.

Василий положил голову ей не живот, прислушался.

– Рано еще, не услышишь ничего. Может, месяца через два.

Уже перед уходом снял с шеи медный крестик.

– Если что, сыну отдашь.

Настя сняла свой, надела на него, перекрестила:

– Пусть Бог тебя хранит.

Потом вдруг вспомнила, не поел совсем. Метнулась к печи, вынула пол каравая хлеба, завернула в расшитое полотенце. Он сунул хлеб в котомку, еще раз поцеловал её на прощанье, погладил живот и растворился в ночи.

Васька выбрался из Юрьева без приключений, выехал на дорогу на Печоры и пустил коня шагом. Вспомнил что два дня ничего не ел, вытащил из котомки хлеб, с удовольствием позавтракал. Подумал, не выбросить ли полотенце, но только засунул его на дно котомки. Васька думал о том, как заберет Настю из Юрьева. Дело это было не простое, но придумает что-нибудь. Подъехал к монастырю уже к вечеру. Игумен Корнилий его принял, взял письма от князя, прочел и покачал головой.

Скажи князю, что бы больше не писал сюда, беду на нас наведет. – Василий кивнул. – Сегодня на конюшне переночуешь, завтра про деньги ответ дам.

Что-то насторожило Василия в игумене, но он знал, что князь ему доверяет, и отогнал дурные предчувствия. Он поклонился и вышел. Во дворе его перехватил служка.

– Старец Вассиан тебя к себе зовет.

Василий вошел в маленькую келью. Старец был очень дряхл и сутулился.

– Давно исповедовался? – спросил он Василия.

– Давно.

– Ну, давай, поведай мне свои грехи.

Василий, встав на колени перед старцем, стал перечислять грехи, как положено. Старец остановил его, приподнял за подбородок, посмотрел в глаза.

– Простая у тебя душа, Василий. Простая и верная. – Потом положил руки ему на голову и сказал: – Благословляю тебя на путь твой трудный.

Василий толком не понял к чему это, но поблагодарил старца и отправился спать на конюшню.

Ночью проснулся от приглушенных голосов под воротами. Чей-то смутно знакомый, привыкший приказывать, голос шепотом говорил: «Игумен сказал, он здесь будет. Живым брать». Василий схватился за нож и стал выжидать. Вошло сразу несколько человек. Набросились, он полоснул первого ножом, тот закричал, потом еще одного, началась драка в темноте, где не знаешь, кто свой, кто чужой. Василий сумел выкарабкаться из-под кучи нападавших и рванул к двери, но у выхода на него навалились, скрутили руки, вжали лицом в грязь.

Тот же знакомый голос крикнул:

– Эй, этак он у вас задохнется, сказано, живым брать!

Кто-то недовольно ответил:

– Ишь, прыткий какой, двоих наших ножом порезал, чуть не утек.

Ваську подняли на ноги. Он стоял, сплевывая грязь, забившуюся в рот. При свете факелов увидел начальника и узнал воеводу Морозова, друга князя. Морозов тоже его узнал.

– Васька, где князь?

– В Литве.

– А ты что тут делаешь?

– Князь письма послал передать. Игумену. И еще одно в Москву, царю.