Живая перчатка
I
Жил на свете рыцарь, свирепый и жестокий. До того свирепый, что все боялись его, все – и свои, и чужие. Когда он появлялся среди улицы или на городской площади, народ разбегался в разные стороны, улицы и площади пустели. И было чего бояться рыцаря народу! Стоило кому-либо в недобрый час попасться на его дороге, перейти ему нечаянно путь, и в одно мгновение ока свирепый рыцарь затаптывал несчастного насмерть копытами своего коня или пронзал его насквозь своим тяжелым острым мечом.
Высокий, худой, с очами, извергающими пламя, с угрюмо сдвинутыми бровями и лицом, искривленным от гнева, он наводил ужас на всех. В минуты гнева он не знал пощады, становился страшным и выдумывал самую лютую кару и для тех, кто являлся причиною его гнева, и для тех, кто случайно попадался ему в это время на глаза. Но жаловаться королю на свирепого рыцаря было бесполезно: король дорожил своим свирепым рыцарем за то, что тот был искусным полководцем, не раз во главе королевских войск одерживал победу над врагами и покорил много земель. Потому-то король высоко ценил свирепого рыцаря и спускал ему то, чего бы не спустил никому другому. А другие рыцари и воины хотя и не любили свирепого рыцаря, но ценили в нем храбрость, ум и преданность королю и стране.
II
Бой близился к концу.
Свирепый рыцарь, закованный в золотую броню, скакал верхом между рядами войск, воодушевляя своих усталых и измученных воинов.
На этот раз бой был очень тяжелый и трудный. Третьи сутки дрались воины под предводительством свирепого рыцаря, но победа не давалась им. У врагов, напавших на королевские земли, войско было больше. Еще минута-две, и враг, несомненно, одолел бы и ворвался бы прямо в королевский замок.
Напрасно свирепый рыцарь появлялся то тут, то там на поле брани и то угрозами, то мольбами старался заставить своих воинов собрать последние силы, чтобы прогнать врагов.
Вдруг конь рыцаря шарахнулся в сторону, заметив на земле железную перчатку, такую, какую носили в то время почти все рыцари. Свирепый рыцарь пришпорил коня, пытаясь заставить его перепрыгнуть через перчатку, но – лошадь ни с места. Тогда рыцарь велел юноше-оруженосцу поднять перчатку и подать ему. Но едва только рыцарь дотронулся до нее – перчатка, точно живая, выскочила из его руки и опять упала на землю.
Рыцарь велел опять ее подать себе – и опять повторилось то же самое. Мало того, упав на землю, железная перчатка зашевелилась, как живая рука; пальцы ее судорожно задвигались и снова разжались. Рыцарь приказал снова поднять ее с земли и, в этот раз крепко зажав ее в руке, помчался в передние ряды своих войск, потрясая в воздухе перчаткою. И каждый раз, когда он поднимал высоко перчатку, пальцы перчатки то сжимались, то снова разжимались, и в ту же минуту, точно по сигналу, войска кидались на врага с новою силою. И где ни появлялся рыцарь со своею перчаткою – усталые и измученные его воины точно оживали и с удвоенною силою бросались на врага. Прошло всего несколько минут – и враги бежали, а вестники свирепого рыцаря стали трубить победу…
Гордый и торжествующий объезжал теперь рыцарь ряды своих усталых, измученных бойцов, спрашивая, кому принадлежит странная перчатка, но никто не видал до тех пор такой перчатки, никто не знал, откуда она взялась…
III
Во что бы то ни стало решил свирепый рыцарь узнать, кому принадлежит странная перчатка, и стал объезжать все города, все села и деревни и, потрясая в воздухе своею находкою, спрашивал, чья это перчатка. Нигде не отыскался хозяин живой перчатки.
В одном городе попался свирепому рыцарю навстречу маленький мальчик и сказал:
– Я слышал от деда, что в лесу живет старая Мааб… Она знает все тайны мира и, наверное, сумеет открыть тебе значение живой перчатки, рыцарь.
– Едем к ней! – был суровый приказ, и, пришпорив коня, свирепый рыцарь помчался к лесу… Покорная свита помчалась за ним.
Старуха Мааб жила в самой чаще глухого, темного леса. Она едва двигалась от дряхлости. Когда она увидела перчатку, то глаза у нее загорелись, словно яркие факелы в ночной темноте, и она вся побагровела от восторга.
– Огромное счастье досталось тебе в руки, благородный рыцарь, – глухим голосом произнесла она. – Далеко не всем людям попадается подобное сокровище! Эта живая перчатка – перчатка победы. Судьба нарочно бросила ее на твоем пути… Стоит тебе только надеть ее на руку, и победа останется всегда за тобою!
Свирепый рыцарь просиял от счастья, надел на руку перчатку, щедро наградил золотом Мааб и умчался из дремучего леса в королевскую столицу.
IV
Прошла неделя.
Не слышно ничего про обычные жестокие проделки рыцаря, не слышно, чтобы он в припадке гнева кого-либо подверг казни, не слышно, чтобы он обидел кого-либо.
Еще так недавно лилась кровь вокруг свирепого рыцаря рекою, слышались стоны, раздавался плач.
А теперь?
Правда, неделю тому назад попробовал было рыцарь ударить мечом кого-то из прохожих. Но неожиданно рука его, судорожно сжатая живыми пальцами перчатки, опустилась, и тяжелый меч со звоном упал на землю.
Хотел рыцарь сбросить с руки докучную перчатку, да вспомнил вовремя, что даст она ему победу, и удержался.
Другой раз хотел рыцарь направить своего коня на окружавшую его толпу людей, и снова до боли сжали его руку живые пальцы перчатки, и он не мог двинуть ими, чтобы управлять конем.
С этой самой минуты понял рыцарь, что идти наперекор живой перчатке бесполезно, что она, эта перчатка, удерживает его от самых жестоких поступков. И перестал он извлекать меч из ножен для гибели невинных людей.
И люди не боялись теперь выходить из домов на улицы в то время, когда проезжал по ним свирепый рыцарь…
Они без страха появлялись теперь на его пути и славили рыцаря за его победы над врагами.
V
Снова загорелась война…
Уже давно дальний сосед короля, властелин богатой страны, прельщал взоры рыцаря.
И он говорил своему королю:
– Гляди! Твой дальний сосед богаче тебя, и хотя ты поклялся ему в вечной дружбе и мире, но если победишь его и присвоишь себе его владения, то станешь самым могучим и богатым в мире королем.
Король послушался слов своего любимца.
«Прав рыцарь, – думал король. – Завоюю страну моего соседа и еще больше разбогатею!»
И приказал трубить новый поход…
VI
Сошлись два войска на поле брани.
Дружины рыцаря встретились с дружинами соседнего короля. Рыцарь был вполне спокоен и заранее уверен в исходе боя.
Он знал: перчатка победы была на его руке…
Солнце всходило и заходило снова… Месяц сиял и мерк, и снова сиял. Птицы пели, стихали и снова пели… а люди все бились и бились без конца.
Долгая то была битва…
Долгая и упорная, как никогда.
Свирепый рыцарь стоял в стороне, распоряжаясь боем, заранее уверенный в победе своих дружин.
Вдруг невиданное зрелище поразило его взоры: враги побеждали, а его воины ударились в бегство…
Взбешенный, он сам кинулся в бой и… вынужден был отступить… Враги окружили его со всех сторон…
Не помня себя, он дал шпоры коню и погнал его с поля битвы.
Прискакал в столицу окровавленный рыцарь и упал к ногам короля.
– Не вини меня, король! – вскричал он. – Не я, а старуха Мааб – виновница гибели твоего войска… Она обманула меня, заставив надеть на руку перчатку гибели и поражения. Вели казнить ее, король, казнить жестокою, страшною смертью, какую только можно придумать!
VII
С первыми лучами солнца весь город высыпал на площадь… В этот ранний утренний час решена была казнь старухи Мааб, привезенной еще накануне из леса. Решено было сжечь Мааб на костре, чтобы впредь не морочила людей, не выдавала перчатку гибели за перчатку победы.
Привезли на площадь Мааб, сняли с колесницы, ввели на возвышение, где лежали сложенные для костра дрова…
Поставили на них Мааб и привязали веревками к столбу. Перед самым столбом стоял свирепый рыцарь и кричал со злостью в самое лицо Мааб:
– Ты обманула меня, Мааб! За это умрешь лютою смертью! И знак к казни я дам тою самою перчаткою, которая мне, по твоим словам, должна была доставить победу…
С этими словами он поднял руку, чтобы дать знак палачам зажигать костер, и вскрикнул в испуге. Рука не двигалась… Точно налитая свинцом, она безжизненно повисла вдоль тела. Тогда он открыл рот, чтобы отдать приказание начинать казнь, но в тот же миг живая перчатка поднялась вместе с рукою и, тесно прижавшись к его рту, чуть не задушила его.
Обезумев от ужаса, рыцарь вскричал:
– Спаси меня, Мааб! Спаси!
Мааб медленно сошла с костра, без всякого усилия перервав веревки, и, приблизившись к рыцарю, произнесла:
– Я не солгала тебе. Живая перчатка – воистину перчатка победы. В каждом правом деле она даст тебе победу всюду и везде. И в последней неудачной битве дала бы она тебе победу, если бы ты не шел на соседнего короля с корыстными целями овладеть его богатством, а защищал своего короля, свою родину, свою честь. И тогда бы ты не потерпел поражения, сознавая себя правым в честном деле. Знай же, что живая перчатка будет служить тебе только во всех добрых и честных делах! Ведь удержала она тебя в те минуты, когда ты хотел пролить кровь невинных людей! Дала тебе победу над самим собою! Дала победу и тогда, когда на твою страну напали злые враги!.. Так будет и впредь!
И сказав это, исчезла Мааб, как тень, растаяв в воздухе.
Предсказание Мааб сбылось.
Живая перчатка помогала рыцарю во всех его правых делах, давая ему победу, и удерживая его всякий раз, когда он начинал какую-либо скверную, несправедливую затею…
И весь народ прославил его имя, и вместо свирепого рыцаря люди прозвали его рыцарем правым и благородным.
Сказка о красоте
На высокой горе, среди снежных облаков, среди синего неба, стоит заповедный чертог. Амброй и розами благоухает он еще издалека. В золотых курильницах тихо мерцает голубое пламя, распространяя нежный аромат. Синим дымком уходит он в золотой купол. А кругом – на полу, на стенах, на потолке – розы, розы, розы… Целое море роз.
В розовом чертоге живет Красота – прекраснее роз, прекраснее заповедного чертога, прекраснее целого мира. Пять сестриц, златокудрых невольниц, охраняют каждый шаг своей царицы. Глядят, не отрываясь, ей в очи, глядят и поют.
Красота слушает целыми днями пение невольниц, любуется, как вьют они венки из душистых роз, гуляет по мраморным плитам своего чертога и – скучает.
Скучает Красота…
Наскучили Красоте и амбра, и розы, и пение златокудрых подруг. Хочется ей проникнуть за заповедные стены, узнать, что делается за ее чертогом, внизу, в долине. Ведь поют же златокудрые невольницы о том, что есть люди на свете, есть птицы и звери, а кто и какие они и как выглядят, не знает Красота.
Хоть на мгновение выпорхнуть бы из заповедного чертога и без докучной свиты взглянуть на мир! А златокудрые невольницы, как нарочно, поют о ярком солнце, о дивном мире, о людских праздниках и о веселых людях, которые день и ночь мечтают увидеть ее, Красоту.
«Если мечтают, почему бы ей не показать себя бедным людям?» – подумала как-то Красота и высказала свою мысль подругам.
Те заохали, застонали, чуть ли не разлились в потоках слез.
– Что ты, что ты, царица, опомнись! Разве можно показываться людям! Да ведь они воспевают и славят тебя оттого только, что видят тебя в своем воображении красивее и могущественнее, нежели ты есть на самом деле. А раз ты покажешься им, предстанешь пред их глазами, они перестанут боготворить тебя, начнут искать в тебе разные недостатки, не будут уже признавать такой прелестной, очаровательной, перестанут восторгаться тобой. Таковы уж люди! Они любят все далекое, неизведанное, а раз это далекое, неизведанное приближается к ним, они, неблагодарные, и знать его не хотят!
Засмеялась Красота.
Как можно не восторгаться ею? Как можно пренебречь ею – красавицей вселенной? Как можно не любоваться ею – первой и единственной в мире обладательницей всех прелестей?
Взглянула в зеркало царица, и зеркало отразило ее лицо – белое, как снег, отразило алые щечки – два лепестка розы, синие глазки – две лучистые звезды, золотые кудри – сноп солнечных лучей, пурпурный ротик – цветок мака. Так воспевали невольницы красоту царицы, и такой увидела она себя в отражении зеркала.
У прекрасной царицы возникло желание пойти к людям и сказать им:
– Смотрите на меня. Я краше всего мира. Я – Красота. Любуйтесь мною и поклоняйтесь мне. И сознайтесь, что вблизи я еще лучше, нежели издали. Я – Красота и недаром ношу это имя.
В тот вечер царица была печальна и задумчива, какой никогда еще не видели ее златокудрые рабыни. Перед сном на своем ложе, вся увитая розами и окуренная амброй, Красота долго в руках вертела драгоценный перстень. У этого перстня была чудодейственная сила. Его волшебница Истина дала Красоте при рождении. Стоило только приложить к губам драгоценный перстень, и все преграды должны были рушиться на пути Красоты, но не ранее как на семнадцатом году жизни прекрасной царицы. Сегодня как раз был канун рождения царицы, и перстень Истины мог получить волшебную силу в ее руках.
Об этом и вспомнила, ложась спать, Красота.
Сегодня ночью перстень Истины должен сослужить ей службу.
И притворилась спящей Красота, чтобы обмануть своих златокудрых невольниц.
– Уснула Красота! – прошептали те, увидав закрытые глаза своей царицы, и разбрелись по своим ложам.
А Красоте только того и надо.
Вскочила, огляделась и приложила перстень Истины к губам.
В тот же миг раздвинулась тяжелая стена заповедного чертога, образуя узкий проход, ведущий прямо в лес. Идет по лесу Красота и видит: висит какой-то странный фонарь между двух сосен, а чем прикреплен – не видно. Льется на дорогу молочный свет, и дрожит, и мерцает. Свет есть, а толку от него мало. Почти ничего не видно на пути.
– Вот гадкий фонарь! – рассердилась Красота и даже ножкой топнула от гнева. – Плохо же ты светишь Красоте!
– Ха-ха-ха! – рассмеялся фонарь. – Я не фонарь, а месяц. Плоха же ты, Красота, если не можешь светить сама себе. Видно, лучи твои померкли и ты потемнела. Ведь Красота должна бы светить не хуже меня и моего старшего братца – солнца.
Обиделась Красота.
– Невежа! – крикнула она и поспешила скрыться от насмешек месяца в самую чащу леса.
Идет дальше Красота.
Идет и видит: огромный бурый медведь сидит у берлоги и ревет во все горло.
Так как Красота не имела понятия о животных, то и приняла медведя за человека.
– О чем ты горюешь, бедный человек? – проговорила она и, приблизившись к медведю, положила ему на голову свою прелестную ручку.
Медведь покосился на ручку Красоты и заревел снова, но уже значительно тише.
– Я не человек, а зверь и голоден, как никто из зверей не голоден в эту ночь. Наконец-то ты пришла. С твоим появлением я ведь могу рассчитывать на отличный ужин.
– Ах, я не умею, к сожалению, готовить и вряд ли сумею состряпать тебе ужин, – как бы извиняясь, робко произнесла Красота.
– Го-го-го-го! – расхохотался медведь во все горло. – Да мне и не надо готовить, я ведь не человек, а медведь. Ужин теперь у меня, с твоим появлением, готов: я просто съем тебя на ужин и буду сыт, по крайней мере, целую неделю.
– Послушай, – пробовала возразить Красота, – ты, вероятно, не знаешь, кто я. Я – Красота.
– Никакой Красоты я не признаю, – угрюмо произнес медведь. – Мне все равно, кто ты, лишь бы я мог утолить голод.
И медведь уже приготовился броситься на Красоту.
Дико вскрикнула Красота и шарахнулась в сторону.
К счастью, она умела быстро бегать и смогла убежать от медведя.
Вся помертвевшая от ужаса, она теперь шептала:
– К людям! К людям! К людям! Они оценят и поймут меня. Что дикому зверю и глупому месяцу в моей красоте? Пойду к людям и буду у них царицей.
И еще быстрее побежала вперед.
Лес поредел. Ночь миновала. Голубовато-молочный месяц скрылся куда-то, а на его месте разгорелся огромный, ярко сияющий шар.
Теперь уже Красота знала, что это за шар. О солнце она слышала очень много из песен своих невольниц-подруг. Она знала, что солнце по красоте соперничает с ней, и не замедлила сказать ему это.
Но солнце даже не удостоило ее ответом. Оно только засияло так ярко, что у бедной царицы зарябило в глазах. Она прибавила ходу, чтобы укрыться под навесом хижины, построенной среди поля.
Из хижины вышел человек, его жена и двое детей.
– Кто ты? – удивленно вскричали все четверо при виде приблизившейся к ним Красоты.
– Я – Красота! Я пришла к вам в долину, чтобы дать вам возможность любоваться собой, – гордо отвечала царица заповедного чертога и встала, как статуя, неподвижно перед людьми.
– Эге, – произнес человек, хозяин убогой хижины, – это, верно, новая работница, которую нам прислал кум Петр из соседней деревни. Ты пришла очень кстати, – добавил он, весело обращаясь к Красоте, – у нас теперь много работы, нам нужна усердная, сильная и здоровая работница. Оставайся у нас и сейчас же принимайся за работу: пойди-ка в лес да накоси травы для нашей Буренки. А то жене некогда заниматься этим. Она идет в поле жать рожь.
Едва дослушав последние слова человека, Красота вспыхнула от гнева и затопала ногами.
– Прочь от меня! – вскричала она сердито. – Или вы не знаете, что не для работы и грязного труда создана Красота, а для того, чтобы вы, глупые, жалкие люди, любовались мною?!
И она пошла прочь от хижины человека, который смотрел ей вслед широко раскрытыми, изумленными глазами.
– Вот чудная-то девушка, – сказал человек, обращаясь к жене, – очень она нам нужна, если ничего не хочет и не умеет делать! Хорошо, что убирается от нас подобру-поздорову. Лентяев я не люблю.
Красота не слышала этих слов. Она была уже далеко. Она спустилась еще ниже с горы, в шумную долину, посреди которой высились громадой городские постройки.
Это был роскошный город, по-видимому, столица.
– Там живут богатые люди, – произнесла, приближаясь к городским воротам, Красота. – А богатые люди сумеют лучше оценить меня, нежели бедняки, которые слишком удручены заботами и нуждой. Им не до Красоты. Пойду к богатым.
И она вошла в ворота.
На городской площади стоял огромный дом, ярко освещенный тысячами огней. Все знатнейшие семьи города собрались сюда на праздник. Но так как на слишком многолюдных и шумных торжествах всегда бывает скучно и люди на них веселятся точно по обязанности, то гости скучали и здесь.
Танцевали нехотя. Разговаривали вяло. И поэтому все страшно обрадовались, заметив появление Красоты. Ей не надо было называть себя. Все ее сразу узнали. Все слышали о ней и восторгались ею с давних пор, с самого начала существования мира. С шумными криками восторга проводили ее на лучшее место, окружили ее и стали ей кланяться, как царице.
И все любовались ею, и мужчины и женщины, и старые и молодые, все славили Красоту. Красота торжествовала.
«Давно бы так! – думала она. – И как мне раньше не пришло в голову вырваться к этим милым, благодарным людям из моего заповедного чертога!»
Но вот прошел час, другой, третий. Все надоедает на свете. Наскучила и Красота. Людям надоело созерцать ее, неподвижную, однообразную, словно застывшую в своей великолепной позе, как мраморное изваяние на троне. И вот, сначала робко, потом все настойчивее и смелее зазвучали голоса:
– Спой нам что-нибудь, Красота! Ты так прекрасна сама, что все, что ни сделаешь, должно быть тоже прекрасно.
– Или сыграй лучше! Твои пальцы, тонкие и длинные, точно созданы для струн.
– Или расскажи нам сказку, чудесную и волшебную. Ты должна уметь сочинять сказки и стихи.
– Нет-нет! Изобрази лучше всех нас и себя на полотне в виде дивной картины. Ведь ты, наверное, владеешь кистью.
– Нет, лучше сойди с трона и станцуй нам. Ты, без сомнения, умеешь очаровательно танцевать.
Но Красота не двигалась с места. Она не умела ни петь, ни играть, ни сочинять сказки и стихи, ни писать картины, ни даже плясать. Она ничего не умела.
Ей стало горько и стыдно, потому что она была очень горда. И чем настойчивее звучали просьбы окружающих, тем бледнее и бледнее становилось ее прекрасное лицо.
– Что же это за Красота, которая ни в чем проявить себя не умеет! – крикнул чей-то дерзкий голос в толпе.
– Не надо, не надо нам такой Красоты, – подхватили другие голоса.
Вся бледная, как смерть, Красота сошла с трона и покинула зал.
На пороге дворца она сняла с пальца драгоценный перстень и, приложив его к устам, пожелала очутиться снова в своем заповедном чертоге.
В один миг Красота была перенесена туда на невидимых крыльях.
Ее встретили златокудрые рабыни и сама волшебница Истина на пороге ее жилища.
Красота упала на колени перед доброй волшебницей и вскричала, рыдая:
– Возьми, возьми мою красоту и надели меня другим даром привлекать к себе людей. Сделай меня нужной и полезной, надели меня умением работать, трудиться, привлекать людей знаниями и способностями. Сделай меня нужной и полезной всему миру. Я убедилась, что одной красоты мало, чтобы заслужить на долгое время привязанность людей. Вместо всяких других достоинств – надели меня талантами.
Улыбнулась добрая волшебница. Взмахнула волшебным жезлом, и в один миг окружающие Красоту рабыни почувствовали у себя в руках кто перо, кто кисть, кто арфу, кто ноты, кто гирлянду цветов, необходимую для танца. И полились дивные звуки. Это пели, играли и плясали ее рабыни. Встали перед нею дивные образы, одни написанные в книге пером, другие нарисованные на полотне в виде картины. Каждая из рабынь обладала теперь каким-нибудь талантом.
– А мне? А мне? Что оставила ты мне, Истина? – в отчаянии прошептала сквозь слезы зависти Красота. – Ты раздала все таланты моим рабыням.
– Тебе я оставляю самое большое: власть распоряжаться твоими рабынями, вдохновлять их. Это все, чем я могу наделить тебя, – отвечала фея. – Ты – Красота. Ты могучая, властная сила – и только ты одна должна вдохновлять твоих покорных рабынь искусства. Без тебя они ничто. Ты должна направлять их. Ты будешь наделять их воображением и изяществом. А я раздвину стены твоего чертога: пусть люди входят сюда усталые, измученные жизнью и борьбой, а ты со своими искусствами будешь давать им сладкие минуты радости и забвения.
И, сказав это, Истина исчезла. А Красота и ее златокудрые рабыни остались в заповедном чертоге, чудно преобразившемся в один миг от звуков пения и музыки. И люди шли теперь в этот чертог толпами, счастливые, радостные, умиленные, благословляя Красоту, дарующую такое счастье. И они не требовали больше от нее, чтобы она сама пела, играла, сочиняла стихи, танцевала. Они знали, что Красота – царица и что по ее повелению, по ее вдохновению, по ее указанию играют, танцуют ее рабыни. А сама она, незримая, управляет каждым шагом своих рабынь.
И Красота торжествовала…