Глава 13
По мере того, как моя повозка в сопровождении охраны, выделенной доном Алонсо, продвигалась к цели своего путешествия, следуя то за одним караваном, то за другим, я все чаще задумывалась о том, что ждет меня дома.
Я отсутствовала почти целый год и, ясное дело, нечего было и рассчитывать на то, чтоб восстановить свое былое положение без борьбы. При одном воспоминании о придворных интригах меня бросало в дрожь, я отвыкла за это время от постоянных интриг, не имела представления о модных веяниях и последних новостях, а главное о том, где и с кем сейчас король. Король, который так и не соизволил ничего предпринять для нашего возвращения.
Пусть ему не было дела до бывшей любовницы, но Жанна – его дочь, и такого отношения к ее судьбе я спускать ему не собиралась. Я устала от его измен, от ненужных гостей и празднеств, от его небрежного и неопределенного отношения к дочери. Я поняла это, прожив год в захолустье, среди простых людей и понятных отношений.
***
Я въехала в ворота АльмЭлиса со слезами на глазах. Увидев до боли знакомые стены, я поняла, как сильно скучала по своему дому.
Навстречу мне вышла Фиона. Взяв на руки подбежавшую к ней Жанну, она лишь буркнула, глядя на меня: «Явилась! Дите-то как исхудало». Но меня ей было не провести. Да и я сама никого не хотела видеть так, как ее.
Следом за ней вышли Лизон и Андуэн. Энрике открыл было рот, но тут же закрыл, потому как я заявила, что устала и хочу отдохнуть с дороги. Я велела накормить и устроить на ночлег охрану, что сопровождала мою повозку, а сама поднялась в свои покои.
В сумерках я лежала на постели, слушая сердитый шепот Фионы:
– Бесстыжая, ох, бесстыжая! Этому нехристю все одно море по колено, так и ты туда же! Детям неповинным решили жизнь попортить! Что Жанне все это отзовется, поди не подумала?!
– Жанна теперь законная наследница АльмЭлиса.
– Жадная ты стала, от жадности голову потеряла. Говорила я тебе, пусть была бы она баронессой Чандос, так не висело бы сейчас над ее головкой это проклятие.
– Какое проклятие, Фиона? Никто ее не проклинал. Она теперь законная дочь графа Луис эль Горра, и после развода все так и останется.
– Ишь ты, какая прыткая! Уж и разводиться удумала? Вот оно и есть проклятие! За второй развод, знаешь ли, от церкви отлучают!
– Фиона, но я-то развожусь в первый раз.
– То-то и оно, что ты в первый. А мужа своего ты уже с одной женой развела.
– Что за чепуху ты несешь? Мне поверенный еще в самом начале сказал, что после развода, он может хоть тотчас же снова становиться под венец.
– Поверенный твой – шельма, а сама ты больно умная. Только я одно знаю: за второй развод отлучают! Вот, хоть падре Игнасио спроси, коли раньше спросить не догадалась.
– И спрошу.
– Спрошу! Ты лучше подумай теперь, как жить будешь дальше – ни мужняя жена, ни соломенная вдова. Хорошо, коли я ошибаюсь, да разведут вас и в самом деле. А коли нет? При живом муже с королем будешь жить? Или ждать, покуда овдовеешь? Ну, так это не скоро случится. Если, конечно, король не поможет.
– Фиона! Замолчи сейчас же!
– Я-то замолчу, только совесть свою молчать не заставишь. Хорошенькое наследство припасли вы дочери! Богатое!
***
К заутрене я пошла в церковь и после службы спросила падре Игнасио, правда ли, что за второй развод могут отлучить от церкви. Падре ответил, что такая мера существует, но в последний раз применялась сто с лишним лет назад: герцога де Вир Сент-Саймон отлучили от церкви, после того как он дважды был разведен за супружескую измену и непотребный образ жизни.
Фиона продолжала молча сновать по замку, и ее резкие движения говорили о том, что успокоится она не скоро. Я ни с кем в жизни не ругалась так часто, как с ней и доном Алонсо. Мне вспомнились слова, что он сказал однажды в Эль Горра: «Вы сами оскорбили себя своими поступками». Возможно, только эти двое и понимали, что с каждым шагом вперед в своей жизни я все больше отдалялась от себя самой, той, какой я хотела бы быть в глубине души.
Я послала гонца за поверенным и проводила людей дона Алонсо, охранявших меня в дороге, на прощание наградив каждого золотыми монетами.
Лизон не терпелось поговорить со мной, она просто не могла сдерживать дольше поток новостей. В мое отсутствие король ударился во все тяжкие, сообщила она. А потом вообще такое началось… О’Флаери воспользовался примером дона Алонсо и запер в имении свою не в меру любвеобильную жену, принцессу Элеонору. Его примеру последовали виконт де Луэлло, барон Нобиллхилл и граф Бертео, порядком уставшие от посягательств его величества на их супруг. Но и это еще не конец. Двор практически опустел – все сколько-нибудь хорошенькие замужние дамы исчезли. Поэтому, когда подстрекаемый Лизон Энрике спросил у короля, не пора ли вернуть меня ко двору, тот ответил, что на него и так уже ополчились все рогоносцы.
– Горстка идиотов, которые не могут удовлетворить даже собственных жен! – подключился к рассказу сам Энрике. – И вместо того, чтобы молчать и не позориться, они жалуются во всеуслышание! Кто ж виноват, если их жены ищут утешения на стороне?
Лизон смерила мужа испепеляющим взглядом:
– Речь не об этом, а о том, что король отказался вернуть Алисию.
– А что еще ему было делать? Собирать войско? Это же просто смешно! Война с рогоносцами! Как сказал О’Флаери, подобный крестовый поход не добавит королю славы и, в конце концов, каждый имеет право делать со своей женой, что хочет. Вокруг море незамужних красоток, между прочим.
Лизон и Энрике явно ожидали моего рассказа о том, как мне жилось в Эль Горра, и особенно о том, как мне удалось освободиться. Но я не была расположена тешить их любопытство. Как, впрочем, и всех остальных родственников и соседей, которые, прослышав о моем возвращении, под разными предлогами и без них, стали наведываться в АльмЭлис. Пуще всего их, вообще-то, интересовал вопрос о том, кем же я являюсь теперь, то бишь, в каких отношениях я с его величеством. Но раз уж я и сама этого не знала, то им, как и мне, оставалось одно – ждать.
***
Ждать, впрочем, пришлось недолго. Однажды утром, когда я занималась с падре Игнасио пересчетом налогов, уплаченных в мое отсутствие, в комнату влетела испуганная Аннет и сообщила, что король со свитой подъезжает к замку.
Король вел себя как обычно: потрепал Жанну за щеку, поцеловал меня и велел устроить пир. Компания с ним тоже была обычная – Вильруа, О’Флаери, дон Диего. Гости, которых они застали у меня, почувствовали большое облегчение, убедившись, что не ошиблись, нанеся визит.
Пировали до глубокой ночи, после чего король с друзьями, как обычно, уединились в охотничьей башне. Там дон Диего подошел ко мне и с тонкой улыбкой заметил:
– Надеюсь, вы на меня не в обиде за нашу прошлую встречу, дражайшая Алисия. Видимо, нам суждено оставаться родственниками, а не любовниками. Признаться, при иных обстоятельствах, я бы позавидовал брату.
– Вы знаете, когда мы венчались в церкви святого Иоанна в Ланкастере, он так прямо и сказал: «Диего будет мне завидовать, он сам хотел бы здесь венчаться».
Физиономия дона Диего на мгновение напряженно вытянулась. Но тут же он снова расплылся в улыбке:
– Вы правы! Я действительно завидую. Такое сокровище как вы нелегко обрести, еще труднее сохранить в неприкосновенности, для этого нужно быть, по меньшей мере, королем или мнить себя равным ему, но все же… иногда и мне хочется быть безумцем, который решится на такое. Написать его величеству: «Я не король, и не могу судить, стоит ли женщина королевства, но, по моему мнению, есть женщины, которых достоин не всякий король». Да он просто сумасшедший!
– Он, в самом деле, так ответил королю? – у меня перехватило дыхание.
– Дорогая Алисия, не обольщайтесь, он сделал это не столько из любви к вам, сколько из желания оскорбить короля.
– Эй, Луис эль Горра, что это вы там уединились? Идите к нам! – позвал король.
Мы вернулись к остальным. Разговаривая с Андуэном, король положил руку мне на талию. Затем рука поднялась на грудь и привычным жестом стала расшнуровывать завязку. Я отодвинулась и поправила платье.
– Сдается мне, вас, голубки, пора оставить наедине, – сказал Андуэн.
– Вот и скройтесь, – ответил король.
Друзья, посмеиваясь, вышли.
– Что, обижаемся?
– Мой король, коль скоро я замужем, я не вправе марать честное имя своего супруга.
Развалившись в кресле, он насмешливо произнес:
– Раньше тебя мало заботило его честное имя.
– Раньше я его не любила.
– Ого! – протянул он. – Ты с ним спала?
– Нет.
– Это уже хуже. Чем же вы тогда занимались столько времени под одной крышей? А, ну да, там же была его жена. Еще одна. При ней вы не решились, – король расхохотался. – Ну, а потом что вам помешало?
Он перестал смеяться, но напрасно ждал моего ответа.
– Решила заставить меня ревновать?
– Кто я, чтоб мнить такое о себе, ваше величество.
– Брось изображать из себя праведницу, – усмехнулся он. – Так что случилось? Какие достоинства ты обнаружила в нем, интересно знать? Умение красиво сочинять письма? Для дураков и немощных плотью это единственное утешение.
Он надолго замолчал и потом добавил:
– Я много тебе дал, а мог бы дать еще больше. Все, что пожелаешь. Или почти все. Кроме волшебного слова «замужем». Черт побери, в этом причина?
Я опустилась на колени подле него и взяла за руку:
– Мой король, вы сами отдали меня ему в жены. Моя дочь теперь носит его имя, и меньшее, что я могу сделать – хранить чистоту этого имени.
– Ладно уж, так и быть, с постелью я подожду до развода.
– Я скоро стану слишком стара для вас, ваше величество. И потому хочу, чтобы вы запомнили меня такой, как сейчас, еще молодой и прекрасной, мой король. Я не хочу дождаться того дня, когда моя красота увянет, и вы оставите меня. Пусть все останется, как есть.
Король внимательно смотрел на меня, но мне было трудно определить, что означал этот его взгляд. Я замолкла и ждала, что скажет он.
– Да, конечно, – король потрепал меня за подбородок, – все потаскушки на старости лет ищут местечко потеплее.
Он рассмеялся, встал, окликнул друзей.
***
На следующее утро я встретилась с О’Флаери. Похоже, мы оба искали этой встречи. Но по разным причинам.
– Признаться, я недооценил тот след, что вы сумели оставить в сердце его величества, Алисия.
– Зато я переоценила его.
– У вас вчера была почти невероятная возможность вернуть себе прежнее место. Но вы ее упустили.
– Уйти, пока тебя еще просят вернуться, – что может быть своевременнее?
– Узнаю ваше чувство юмора. Мне будет не хватать вас.
– А мне будет не хватать ваших дружеских советов, – лукаво ответила я.
– Как поживает наш общий друг? – в тон моему намеку спросил он.
– Меня беспокоит его манера писать письма. То есть я лично от нее в восторге, но, боюсь, мой восторг далеко не все разделяют.
– Это может плохо отразиться на его здоровье. Говорят, в таких случаях голова может отделиться от тела.
– Я тоже этого опасаюсь. Поэтому мне нужен ваш дружеский совет. Даже ваша дружеская помощь.
– Чем же я смогу вам помочь, после того как вы вдребезги разбили сердце его величества?
– Помогите кому-нибудь другому склеить его разбитое сердце. Я уверена, у вас прекрасно получится. Сделайте так, чтобы он не вспоминал больше о графе и графине Луис эль Горра.
– Это выше моих скромных возможностей.
– Я прошу вас лишь попытаться применить ваши скромные возможности.
– Алисия, мне, в самом деле, будет не хватать вашего умения убеждать.
– Я бы с радостью передала его вам, чтобы быть уверенной в вашем успехе.
– К тому же мне стало известно, что друзья нашего общего друга собираются повести себя достаточно неблагоразумно.
– Уверяю вас, он не имеет к этому отношения.
– Вы уверены?
– Абсолютно.
– Что ж… в таком случае… Прощайте, Алисия. Я говорю это совершенно буквально. Если вы еще когда-нибудь появитесь при дворе, вы горько пожалеете об этом.
– Спасибо, О’Флаери. В вашем предупреждении нет нужды, но тем более я за него благодарна.
– Когда встретите вновь нашего общего друга, передайте, что найдется не так много мужчин, готовых лишиться графства, чтобы отстоять свою честь. Наверное поэтому, я сделаю, что смогу, чтобы помочь ему сохранить графство и голову. А честь и женщину, которой достоин не всякий король, ему придется беречь самому.
***
Больше мы об этом не говорили. Три дня продолжался пир, король был пьян и веселился, но ни разу не подал вида, что между нами что-то произошло. Иногда мне начинало казаться, что наш разговор мне привиделся. Уезжать он собрался так же внезапно, как приехал, вечером третьего дня. На прощание он подкинул Жанну в воздух, потом подхватил меня на руки, закружил, опустил на землю и сказал:
– Даю тебе время одуматься, – затем громко объявил всем присутствующим: – Графиня Луис эль Горра отправляется в изгнание в свое имение в Чандос. На полгода, в течение которых не имеет права покидать свое поместье. Поняла, дорогая? Завтра же.
***
Ночью у меня было полно забот, которые я не хотела оставлять на потом. Пробыв в АльмЭлисе так мало после долгого отсутствия, я старалась оставить все в таком состоянии, чтобы быть спокойной в Чандосе.
Андуэн уехал вместе с королем, а Лизон решила ехать со мной домой, в Ла Куряник, где я собиралась оставить Жанну. Фиону я, естественно, забирала с собой. Гости после случившегося как-то очень быстро разъехались, мне даже не пришлось напоминать им.
Дома мое появление вызвало настоящий ступор. Конечно, все были мне рады, но и их тоже мучил вопрос: что теперь будет с ними и со всеми привилегиями, которые они получали, покуда я оставалась королевской любовницей? Домашние разделились на два лагеря, в одном проклинали мою глупость и готовились к худшему, в другом вздохнули с облегчением и подумали, что, может, все к лучшему. К числу последних относились мама и мой брат Жак. Он-то по дороге в Чандос и сказал мне:
– Знаешь, не бери в голову, по мне так-то оно даже лучше. Я ведь еще с тех пор, как Тони убили, места себе не находил. Заезжать к тебе боялся. Приеду, думаю, а он там. Знаю, что на то он и король, чтобы повелевать, а как вспомню Тони, так в душе все клокочет.
***
Не успела я приехать в Чандос, как следом явился поверенный. Долго говорил о том, какую роковую ошибку я совершила. Сказал, что сейчас самое время все исправить, он уже уговорил отца подать жалобу в церковный суд, а теперь пора начинать бракоразводный процесс. Я спросила, какова будет причина развода. Он ответил, что, как мы и планировали, причиной будет то, что вопреки решению суда, дон Алонсо продолжал сожительствовать с двумя женщинами. Я спросила об отлучении. Он, нисколько не смутившись, заявил, что ничего страшного не случится, если дон Алонсо примет наши условия.
Когда я сказала, что не нуждаюсь более в его услугах, кроме как для улаживания дела с жалобой, которую так некстати подал мой отец, он просто остолбенел. Убеждал, грозил, взывал к моему благоразумию. На том мы и расстались.
А я занялась хозяйством. Мысли мои блуждали далеко отсюда, но руки справлялись со своими обязанностями. Я думала о том, как мне быть. Король отправил меня в Чандос одуматься, но чем больше я думала, тем яснее мне было, что я не одумаюсь.
В первую очередь я думала о Жанне, о ее благополучии. Король был ее отцом, и ради нее я могла бы испытать судьбу и снова вернуться к нему. Но… он так мало интересовался дочерью. Надеяться, что он будет заботиться о Жанне когда-нибудь в будущем, если он не заботился о ней до сих пор, было нелепо. По моей просьбе король обеспечил ее будущее, тут нечего было возразить, но обеспечил, переложив эту обязанность на чужие плечи и сбросив эту ношу со своих.
Я не могла вернуться к нему еще и потому, что знала – он никогда не забудет и не простит, что я сказала ему, что люблю другого мужчину. А я не смогу жить с ним и думать о другом.
Я замужем. Если не перед Богом, то перед людьми у меня есть муж. Я не в праве порочить его честь. Честь человека, давшего свое имя моей дочери. И вопреки своему обещанию я не могу развестись до тех пор, пока не удостоверюсь, что при разводе его не отлучат от церкви. Я не могу себе позволить стать причиной еще и этого бедствия, после того, как принесла ему столько неприятностей.
К тому же все во мне противилось мысли о разводе. Зачем нам расставаться, если я люблю его, более того, знаю, чувствую, что и он меня любит. Мы могли бы прожить жизнь бок о бок, воспитывать детей в тишине и покое, как я всегда мечтала.
Сердце мне подсказывало, что человек, способный в бурю отправиться через заснеженные перевалы за лекарем, чтобы спасти жену и сына, будет хорошим мужем. Он прекрасный отец. У него всегда хватает времени и терпения на своего сына. Даже Жанне за год, проведенный в его замке, он уделил больше внимания, чем ее родной отец за все пять лет ее жизни. Так, как я прожила эту весну, я могла бы прожить жизнь, и была бы счастлива.
Хотя, конечно, у дона Алонсо куча недостатков. Он упрям, язвителен, заносчив, временами даже жесток. Железный кодекс чести, вынудивший его отказаться от меня, был так незыблем, что я не знала, удастся ли мне пробить в нем брешь. Быть может, задумайся я об этом раньше, я бы заставила его почувствовать, что мы не можем, не должны жить друг без друга, почувствовать настолько сильно, чтобы он уже не мог отказаться от меня. Но и сейчас еще не поздно. Я поеду к нему и… Единственным недочетом в моем замысле было то, что дон Алонсо собирался ехать на север. Я могла не застать его в Эль Горра. Хорхе говорил, они собирались отправиться в путь в конце лета. Но даже если я его не застану, я останусь и подожду. А зимой ему будет нелегко придумать, как отправить меня обратно.
К тому же, раз он едет в именье донны Изабеллы, там он наверняка встретится с ее братьями. Как знать, вдруг они все же убедят его принять участие в их авантюре. Любыми средствами я не должна допустить, чтобы дон Алонсо ввязался в ту заваруху, что затеяла компания под предводительством барона Моргана. О’Флаери ясно дал мне это понять.
Вот так я приняла решение. И села шить себе мужской костюм. Взять с собой я решила Рене. Двое не так беззащитны, как один, и внимания привлекают меньше.
Когда Фиона увидела меня в мужском платье, готовую к отъезду, она сказала, что я окончательно спятила. Я велела ей быть за главного и никому не говорить, куда я пропала. Если что, пусть скажет, что я у родителей, поехала повидать Жанну. Ей вреден здешний климат, и потому она живет с ними в Ла Курятнике.
Глава 14
Первое время в пути пролетело незаметно.
Когда показались горы, мы невольно заторопились. До Ордении добрались с попутным караваном, дальше пришлось продолжать путь самим, стараясь не привлекать к себе внимания. Однако как мы не старались, неприятности все же начались.
Через несколько дней после того, как мы покинули Ордению, в одной подозрительной харчевне, где нам пришлось остановиться на ночевку, мне приставили к нож к горлу и обобрали до нитки. Рене бросился на помощь, но бандиты справились с ним в два счета. Так мы потеряли лошадей, всю одежду, кроме рубах, кошельки и чуть не потеряли жизнь. Хорошо еще было темно, и грабители не успели разобрать, что я женщина.
Я велела Рене позвать хозяина. Тот явился со светильником и недвусмысленно хмыкнул, увидев меня.
– Нас ограбили в вашем трактире.
– Значит, вы не сможете заплатить за ночлег, – ответ был прост и очевиден.
– Более того, мы не можем продолжать путь.
– Ну, это уж не моя забота. А вот раз не можете заплатить за ночлег, проваливайте.
– Мы не можем никуда идти в одних рубахах. Одолжите нам немного денег, и я обещаю, в накладе вы не останетесь.
– Красотка, я, что, похож на ростовщика? Или на сумасшедшего?
Хозяин посчитал разговор исчерпанным. В трактир шумно ввалились новые посетители, и он занялся ими.
Рене предложил сходить поговорить с ним. Я не надеялась на его способности к переговорам, но, появляться перед полным залом полупьяных бродяг, нечего было и думать. Я осталась ждать его в каморке.
Все оказалось намного хуже, чем можно было предположить. К сожалению, я поняла это поздно, когда хозяин с полупьяной компанией направились в мою сторону. Ждать ничего хорошего не приходилось, я шагнула вперед, в общую комнату с единственной целью оказаться поближе к выходу и постараться ускользнуть.
Увидев меня, посетители радостно заухмылялись. Несколько молодчиков повскакивали с мест и обступили меня. Хозяин сказал:
– Девице нужны деньги на ночлег и одежку. Никто не желает помочь?
– Если вы одолжите мне что-нибудь из одежды, мы сможем продолжить путь, – я улыбнулась, потихоньку пятясь к двери. Посетители, как назло, все прибывали.
– Красавица! Я могу ссудить тебя деньгами, причем за совсем небольшую плату. Иди-ка сюда! – один из веселой компании протянул ко мне лапы. Я быстро отскочила, но сзади натолкнулась на еще чьи-то руки и, развернувшись, ударила молодчика по лицу, что было сил. Бродяги разом загоготали. В мужчине, одна щека которого быстро покрывалась краской, я к своему ужасу узнала дона Алонсо. Уже второй раз в жизни я дала ему пощечину. Ничего более глупого не могло произойти.
– Если еще кто-нибудь распустит руки, остаток дней проживет без них, – прорычал дон Алонсо, одной рукой хватаясь за меч, а другой оттаскивая меня за свою спину.
Его люди последовали его примеру, обнажив оружие. Бродяги с ругательствами попятились к выходу.
– Приготовь комнаты для ночлега и ужин, – бросил он присмиревшему хозяину.
– Дон Алонсо… – начала было я.
Он протянул мне плащ, сказав презрительно: «прикройтесь», и вышел в след за своими людьми, вытеснявшими любителей легкой наживы прочь.
Только тут до меня дошло, что все это время я стояла в одной рубахе. Я мчалась к нему, чтобы признаться в любви, а вместо этого влепила ему оплеуху и в очередной раз выставила себя потаскухой.
После ужина, прошедшего в полном молчании, мы остались за столом вдвоем.
– Если бы раскаяние убивало, я бы, наверное, уже умерла со стыда, – я попыталась улыбнуться.
– Если бы ваша глупость не сочеталась столь тесно с вашим везением, вы бы уже точно были мертвы… или обесчещены… хотя не знаю, может, вы этого и добивались.
– Ей-богу, я ударила вас не нарочно, но после этих слов извиняться не стану, – я встала, чтобы уйти.
– Сядьте. Мне нужно задать вам несколько вопросов.
Я молча вернулась за стол.
– Как вы здесь оказались?
– Проездом.
– Проездом куда?
Сейчас я не могла сказать, что ехала к нему. Не так я себе это представляла и не в такой обстановке.
– В Граэр, в порт Святой Женевьевы, – это было на севере, невдалеке от поместья донны Изабеллы, куда он, по-видимому, собирался.
– Зачем?
Я улыбнулась ему самой очаровательной из своих улыбок и промолчала.
– И как вы собираетесь добираться туда теперь? Без денег и даже без одежды?
Я улыбнулась ему еще более обворожительной улыбкой:
– Я как раз хотела попросить вас одолжить мне немного денег.
– Чтобы их у вас отобрали в следующей харчевне?
– И еще я как раз хотела попросить вас позволить мне и моему слуге ехать с вашим отрядом, коль скоро нам по пути.
– Почему вы решили, что нам по пути? И вообще, мадам, вы хотите, чтобы я дал вам денег, не зная, зачем они вам?
– Я скажу, куда и зачем направляюсь, но тогда, когда сама сочту нужным, до конца нашего пути, согласны?
– В таком случае деньги вы получите не раньше.
– Видите, я угадала, вы тоже едете на север.
– Спокойной ночи, мадам.
Что ж, по крайней мере, ближайшие дни мы будем вместе. Это уже кое-что. Потом я придумаю, как быть дальше.
***
С утра дон Алонсо был в дурном настроении. Видя его хмурое лицо, я не знала, как мне быть. Но, с другой стороны, после вчерашнего хуже уже не будет, подумала я и решилась:
– Вы отдали Фернандо в школу Ордена, как собирались?
– Что? – дон Алонсо с трудом оторвался от своих раздумий.
– Фернандо. Где он сейчас?
– Я отвез его в Ордению.
– Как он там? Он здоров?
– Привыкает. Ежедневные упражнения закалят его.
– Жанна часто о нем вспоминает.
Дон Алонсо буркнул что-то неопределенное и замолчал. Некоторое время все ехали молча, потом я предприняла вторую попытку:
– Сколько дней может занять путь до порта святой Женевьевы?
– Где вы оставили свою дочь? – спросил в ответ дон Алонсо инквизиторским тоном.
– Жанна в Ла Курятнике, у моих родителей.
– А-а, – протянул он и снова умолк.
В третий раз, когда я спросила о здоровье доньи Хуаны, он только посмотрел на меня, сердито сдвинув брови, и, пришпорив коня, отъехал шагов на двадцать вперед всего отряда.
Весь день мы провели в пути, сделав лишь короткий привал на время обеда. Я уже начала опасаться, что в таком настроении дон Алонсо решил путешествовать и ночью, когда из-за поворота показались огни придорожной деревушки.
Обувь, которую мне дали утром в трактире, совершенно не годилась для верховой езды, я измучила и себя, и лошадь, очень устала и чувствовала себя еще более разбитой от того, что одета в платье с чужого плеча.
В деревне оказалось полно народа. Там остановился проходящий караван, местный трактир был забит до отказа, во всех домах стояли постояльцы. Мы так бы и остались ночевать у обочины, если бы не то обстоятельство, что половину трактира сняла графиня Мередит со своей челядью. Увидев дона Алонсо, она распорядилась своей свите потесниться и разместить людей графа Луис эль Горра. Графиня Аурелия была так любезна, что велела своим придворным дамам освободить целую комнату для самого дона Алонсо:
– Ничего страшного, мы здесь уже второй день, поспят вместе. Зато вы отдохнете с дороги, граф.
– Благодарю вас.
– Какие пустяки. Ну что вы!
За ужином графиня Аурелия была еще более любезна.
– Граф, какую тяжкую утрату вы понесли. Ваша драгоценная супруга! Какое горе! – она вздохнула. – Бедняжка Изабелла, она так натерпелась. Воистину неисповедимы пути Господни! Прекраснейшая из женщин, благочестивая мать лежит бездыханна, во время как эта интриганка… впрочем, справедливость все же восторжествует, я не сомневаюсь. Теперь, когда король, наконец, опомнился и отправил выскочку туда, откуда она родом и где ей надлежит быть, он наверняка пожалеет о том, как необдуманно позволил этой куртизанке восстановить против себя одного из благороднейших рыцарей королевства. И вы будете свободны от тех лживых уз, которыми она вас связала.
Дон Алонсо хмуро взглянул на нее.
– Что сделал король?
– Неужели вы не знаете? Он отправил ее в изгнание.
Я вздрогнула. Итак, все уже в курсе. Меня так и подмывало встать и испортить мадам Аурелии ее тираду. Не будь я так одета…
– Общее мнение таково, что это – слишком мягкая кара. Ее следовало бы запереть в монастырь на всю оставшуюся жизнь для покаяния, но, боюсь, ни одни церковные стены не потерпят такую распутницу, – съязвила графиня.
Если я сейчас отвечу, завтра весь свет будет знать, что я нарушила волю короля, успокаивала я себя. Искушение было слишком велико. Стараясь быть незаметной, я встала из-за стола, где обедала челядь, и вышла во двор.
Ноги страшно гудели, неплохо было бы найти более подходящую обувь для странствий. Разговорившись с погонщиками скота, я узнала, где остановились купцы. Сапог в точности моего размера у них не оказалось, но по сравнению с тем, что сейчас было у меня на ногах, слегка свободные сапоги казались мне прекрасной обувью. Вот только денег, чтобы купить их, у меня не оказалось.
Пришлось возвращаться в трактир. К счастью, графиня Аурелия уже удалилась почивать. Я столкнулась с Хорхе во дворе и сказала ему о том, что хочу купить сапоги. Просить деньги у дона Алонсо после того, что говорила мадам графиня, мне совсем не хотелось.
– Похоже, вчерашних приключений вам оказалось недостаточно, ищете новых, – ядовито заметил дон Алонсо, увидев меня с Хорхе.
– На сегодня мне уже достаточно ваших грубостей. Можете совсем не говорить со мной, но не разговаривайте со мной в таком тоне, – на один день унижений более чем хватало, и у меня уже не было сил сдерживаться.
– Отправляйтесь в свою комнату, мадам, отдых будет вам полезнее ночных прогулок. Завтра нам предстоит долгий путь.
Я не стала его благодарить за то, что он уступил мне комнату, невольно задаваясь вопросом, где в этом случае он собирается спать сам, просто поднялась туда, кое-как умывшись, стянула с себя одежду и упала на матрац, приятно пахнувший соломой. Последней моей связной мыслью, была мысль о том, что, вполне возможно, нынче ночью дон Алонсо найдет утешение в объятиях графини Аурелии – во всех отношения достойной, благородной и прекрасной дамы, так выгодно отличающейся от той непорядочной женщины, с которой он собирается развестись. Единственное, что меня утешало, – в комнате графини расположилось не менее трех ее придворных дам.
Ночью меня разбудил неясный свет, падавший из-за двери. Памятуя о том, как меня ограбили, я, не полагаясь на Рене, храпевшего в коридоре так, что слышно было и в комнате, осторожно подкралась к двери. Каково же было мое удивление, когда в приоткрывшейся щели я увидела графиню Аурелию со свечой в руках, в одной рубашке. Наверное, больше меня изумилась только она сама, столкнувшись со мной нос к носу.
– Вы?! – растерянно пролепетала она.
– Здравствуйте, графиня, – ответила я.
– Кажется, я спутала комнаты, здесь так темно, – графиня поспешно удалилась.
И она еще называла меня распутницей вчера вечером! И хотя она растрезвонит повсюду, что бывшая фаворитка отнюдь не скучает в изгнании, я почувствовала сладость мести: поделом ей – нечего прогуливаться по ночам в спальнях чужих мужей.
***
Утром, когда мы двинулись в путь, я вскочила в седло в новых сапогах. Хорхе принес их мне за завтраком. В это утро молча ехать нам долго не пришлось.
– Графиня Аурелия сегодня сделала вид, что не замечает меня, а когда я попрощался, процедила что-то в ответ сквозь зубы. Ваши проделки, мадам? – поинтересовался дон Алонсо.
– О, нет! Просто графиня уже заходила к вам попрощаться ночью. Я обещала передать ее наилучшие пожелания, вот она и не стала повторять их поутру.
– Так я и знал, что без вас здесь не обошлось. Вы опытная интриганка.
– Зато вы – сама невинность, дон Алонсо. И не пытайтесь меня убедить, будто не догадывались, что графиня собирается пожелать вам доброй ночи, когда уступили мне комнату.
Он рассмеялся.
– Графиня сказала, король отправил вас в изгнание. Это правда?
– Да. Ближайшие полгода мне велено провести в моем имении в Чандосе.
– Но вместо того, чтобы сидеть у себя на болотах, вы оставили дочь у родителей, а сами ищете приключений на больших дорогах. Почему, интересно?
– Дон Алонсо, не забывайте про наш уговор.
– Я спрашиваю не из праздного любопытства. Раз уж вы все еще носите мое имя, я имею право знать, в чем дело.