Сети разума

А может быть, виной всему стало её вчерашнее расставание с Раджитом?

Они были знакомы с самого детства, буквально с пелёнок – их семьи очень дружны. Шакти с Раджитом родились в один день, и их родители в шутку обещали друг другу поженить своих детей, когда те достигнут соответствующего возраста.

Супругов индусам до сих пор зачастую выбирают родители, и дети не всегда понимают и принимают их выбор, но только не в этот раз – Раджит и Шакти были влюблены друг в друга всегда, сколько себя помнили. Начав встречаться ещё в школе, они были вместе много лет. Потом была учёба, работа… Шакти, исполнив свою детскую мечту, стала стюардессой, а Раджит пошёл по стопам отца – одного из крупнейших банкиров в стране.

Два года назад молодой человек по настоянию родителей уехал в Великобританию на стажировку, и Шакти изнывала от ожидания. Они продолжали общаться по телефону и скайпу, и даже иногда встречались, когда девушка прилетала с рейсом в Лондон – и ничто не предвещало того, что произошло вчера: во время очередной видеосвязи по скайпу Раджит вдруг признался, что любит другую. И это в то время, когда Шакти уже считала дни до его возвращения домой – и, конечно, долгожданного предложения руки и сердца!

В один миг весь мир перестал существовать для девушки. Рухнуло всё, что она строила много лет, всё, что было ей дорого. Всего несколько слов – и Шакти потеряла всё, что было её жизнью. Но работа есть работа – и уже на следующий день она с припухшими от слёз глазами и разбитым сердцем отправилась в новый рейс. И тут – такое…

Шакти стала прикидывать, чем может загладить свою вину перед работодателем. Она уже готова была оплатить авиакомпании разницу в стоимости полёта бизнес и эконом класса, какой бы ощутимой ни была для неё эта сумма. Главный вопрос был в другом: будет ли этого достаточно, или за вычетом из зарплаты последует ещё какое-то, более страшное, наказание.

Ход мыслей Шакти снова прервала Амрита:

– Двести сорок два.

– Что?

– Двести сорок два, Шакти. Всё верно.

– Подожди, ты о чём? Я не понимаю…

– Ну, я только что пересчитала пассажиров – подумала, мало ли… может, не заметила, может, кто-то пересел… но нет: пассажиров двести сорок два – ровно столько, сколько проданных билетов, и все в эконом-класс… Так что я тебе не завидую, Шакти… Извини, но я вынуждена сообщить об этом в головной офис. У меня просто нет выбора.

– Ничего, я понимаю, – попыталась улыбнуться Шакти, а про себя подумала: «Мне конец»…

Глава 5

День спустя после разговора с Марго, Юрий Котов приехал на работу, где его уже ждали в кабинете Шереметева – молодой человек среднего роста с широким добродушным лицом и короткими светло-рыжими волосами. Тёмно-серый костюм на нём был явно дорогой, сшитый на заказ, но под пиджаком виднелась простая чёрная футболка с фотографией Моррисона, а за отвернутым лацканом свисали наушники. Котов сразу понял, кто это.

– Доброе утро, – он протянул руку для пожатия и слегка улыбнулся.

– Здравствуйте, – посетитель пожал руку и представился: – Джеймс Строгофф.

Карие глаза смотрели внимательно и спокойно.

– Мать просила меня зайти к вам, поговорить… это насчёт нашей семейной коллекции.

Акцент Джеймса был чуть сильнее, чем у Анны, но по-русски он говорил прекрасно – если не знать наверняка, что он иностранец, то об этом можно было и не догадаться. Юрий смерил гостя взглядом – тому было не больше тридцати.

– Можно на «ты», – Юрий жестом предложил Джеймсу сесть, а сам занял кресло начальника. – Значит, вы решили продать коллекцию твоего отца… которую он собирал всю жизнь.

– Мать решила, – хмуро заявил Джеймс. – А я ничего не решал, меня никто не спрашивал. И я этого не хочу. Так что сразу предупреждаю: я сделаю всё, что в моих силах, чтобы до продажи не дошло. Это и моё наследство тоже, поэтому… Выставка – пожалуйста. Но продажа – нет. Категорически. Так и знай.

– Эта коллекция так дорога тебе?

– Фактически это единственная память о моём отце, – Строгофф на секунду отвернулся и посмотрел в потолок. Юрию был знаком этот взгляд – Марго всегда делала так, когда хотела скрыть готовые пролиться слёзы. Кажется, в последний раз он видел это целую вечность назад. – Это единственная по-настоящему семейная реликвия. И я хочу её сохранить.

– Понимаю… – Юрий не кривил душой: он действительно понимал, как чувствует себя этот незнакомый ему молодой человек – он легко мог представить себя в подобной ситуации, и его реакция на такие действия матери, несомненно, была бы такой же.

– Всё началось с моего прадеда…

– Прадеда? А мне казалось, ваша семья стала собирать коллекцию фигурок не так давно…

– Это так, – кивнул Джеймс. – Но первым заговорил об одной такой фигурке мой прадед – который бежал из России… Я, к сожалению, не застал его живым, но отец часто вспоминал его рассказы…

Предчувствуя, что разговор будет долгим, Котов предложил гостю кофе. Тот согласился, и Юрий попросил Леночку принести напитки. Тишина повисла в воздухе и господствовала в кабинете до тех пор, пока секретарша – в безупречном брючном костюме и на высоких каблуках – принесла два кофе (одинаковых, заметил Котов) и вазочку с сахарным печеньем.

Котов взял кружку и залпом выпил сразу почти половину.

– Так что там с твоим прадедом? – спросил он.

Джеймс взял вторую кружку и сделал глоток.

– Его друг был скульптором и резал по кости – говорили, что у него большой талант… Он много работал, но так же много и отдыхал – был душой светского общества и с удовольствием посещал всяческие мероприятия. А однажды он пропал – больше месяца никуда не выходил из дома и никого у себя не принимал… Говорили, что он болел, но за это время он вырезал прекрасную фигурку по кости. Такую прекрасную, что мой прадед так и не смог забыть её до конца жизни.

– Что за фигурка?

– Богатый английский купец, в одежде начала семнадцатого века. Очень детальная, необычайно тонкая работа. Ювелирная. Настолько детализированная миниатюра, что, кроме подробного исполнения одежды, в ней видно скелет, кости, внутренние органы… Да ты и сам видел фото. Уверен, эта фигурка сразу привлекла твоё внимание – она не такая, как все…

– Твой прадед купил её?

– Нет. Не успел. Он очень хотел, но сразу как-то не сообразил, а потом фигурка пропала. Его приятель вдруг заявил, что ничего такого не делал и вообще не в курсе…

– Но я так понимаю, фигурка потом нашлась?

– Да… Один богатый русский коллекционер хвастался, что приобрёл величайший шедевр на свете – правда, не говорил, как и у кого приобрёл… Вскоре в России началась революция, и мой прадед вместе со своей женой уехал в Австралию. И до конца жизни жалел, что не догадался перекупить миниатюру у того коллекционера… Он пытался потом её найти, но следы затерялись…

Кофе остывал, но Котов был так увлечён, что и не вспоминал о напитке.

– Что потом? Фигурка ведь как-то оказалась у вас?

– Ну да, оказалась… но не сразу, а через много лет. Жаль, прадед порадоваться не успел. Мой дед начал собирать коллекцию всяких резных фигурок и небольших скульптур – страсть к таким вещам передалась ему от отца. Его коллекция была не так уж велика, но каждой вещью он гордился, каждой новинке радовался как ребёнок… и вот когда у него был юбилей – шестьдесят лет, отец решил подарить ему кое-что особенное. Он давно искал фигурку, которой бредил его дед – мой прадед. Писал письма частным коллекционерам, делал запросы в разные искусствоведческие музеи СССР…

– Как я понимаю, удачно?

– Ага. Но это заняло много лет. Миниатюра нашлась, когда Союз уже распался. А вместе с этой миниатюрой отец нашёл себе и жену – мою мать…

Часть этой истории Юрий уже слышал. Но в общем контексте всё выглядело ещё более интригующе.

– А как он узнал, что эта миниатюра – та самая?

Джеймс улыбнулся:

– Как я уже говорил, мой прадед запомнил её очень хорошо, она буквально врезалась в его память. Он рисовал её – много раз. В своём дневнике.

– В дневнике? А ты видел этот дневник?

– Я с детства слышал о нём – отец рассказывал, что видел рисунки своими глазами. Но мне никогда не показывал – да мне тогда и неинтересно было, если честно… Потом, после его смерти я пытался найти дневник в его бумагах, но мать уверяла меня, что его не существует… А недавно я его нашёл.

– Можешь мне показать? – попросил Юрий. – Хотелось бы взглянуть хоть одним глазком.

Строгофф кивнул:

– Я бы попросил тебя взглянуть даже двумя глазами… Просто сам я могу рассмотреть лишь рисунки, текст гораздо сложнее… язык очень трудный. Прадед писал по-русски…

– Но ты прекрасно говоришь по-русски! – воскликнул Котов и тут же спохватился. – Только говоришь, да? Не читаешь, не пишешь?

– Нет, я читаю, пишу, но… Во-первых, у прадеда был почерк… очень своеобразный. Трудно разбирать, если язык для тебя не родной… Ну и плюс всё написано ещё тем языком, дореволюционным. И я уже не всё понимаю… Даже если могу разобрать буквы, смысл многих слов мне не понятен. Мне нужна помощь… Ты мог бы…?

– Не вопрос. Давай посмотрю.

– Спасибо. С собой у меня дневника нет. Он дома, в Сиднее. Я не мог просто выкрасть его из сейфа – мать сразу заметила бы. Мне кажется, она специально прячет его от меня… Но пока она здесь, я должен вернуться в Сидней – подготовить коллекцию к вывозу. И я смогу сделать копию дневника – у поверенного отца есть ключ от сейфа, и я думаю, что смогу его уговорить… Он был верен отцу, и мне кажется, он тоже не хочет, чтобы наша семья потеряла своё достояние…

Котов допил уже порядком остывший кофе и кивнул:

– Договорились. Я помогу тебе… А долго лететь из Москвы до Сиднея?

Джеймс пожал плечами:

– Тридцать часов, с пересадкой в Гуанчжоу. Это в лучшем случае.

Юрий присвистнул:

– Тридцать часов!

– Для тебя это, может, и долго, а я привык, – улыбнулся собеседник: – Из Австралии куда бы ты ни летел – всегда будет долго.

Юрий усмехнулся в ответ:

– Когда летишь?

– Завтра-послезавтра, – сказал Строгофф. – Как только мать найдёт какую-то свою старинную подругу. Чтобы она не чувствовала себя здесь слишком одинокой. Но до выставки время ещё есть – я думаю, мы успеем.

– Да. Время у нас пока есть…

***

В понедельник в десять утра Ричард Корриган уже был в своём офисе, а его коллега из департамента по борьбе с наркотиками Дуглас Бишоп знакомил инспектора с обстоятельствами дела об убийстве в Эль-Пасо – всё было собрано в большой красной папке с кучей документов: фотографии с места преступления, показания свидетелей…

Даже на фотографиях резные фигурки выглядели потрясающе – небольшие, максимум три дюйма в высоту, невероятно хрупкие на вид, удивительно точно воспроизведенные лица – видны даже маленькие зубки, а у одного солдатика – и крохотная родинка на лице. Плюс несколько слоёв тончайшего костяного кружева, изображающего одежду конца семнадцатого века, скелеты и внутренние органы людей. Корриган присвистнул от удивления.

– Впечатляет? – тихо спросил Бишоп.

– Не то слово… Никогда не видел ничего подобного.

– Согласен. И знаешь… это кощунство, то, что я сейчас скажу, но на секунду я даже понял, ради чего были все те убийства… Хотелось бы увидеть хоть одну из этих фигурок вживую – только где ж их достать?

Корриган задумался: по роду деятельности ему часто приходилось иметь дело с коллекционерами и экспертами в области всевозможных видов искусства по всему миру. Мысленно перебирая в памяти всех, кто имел хоть какое-то отношение к резной миниатюре, Ричард быстро пришёл к выводу, что никто не сможет предоставить ему больше информации, чем оценщик ценностей парижского музея Клюни, которого он не видел уже много лет.

Нелюдимый и в чём-то даже социопатичный Анри Дюруа, бесспорный международный авторитет в области резьбы по кости, был страшным консерватором и всегда до последнего оттягивал момент наступления прогресса в собственной жизни. Он не только не любил выходить из дома, но и слыхом не слыхивал о современных средствах связи – в то время как его коллеги охотно принимали участие в онлайн-конференциях и консультациях, Анри не имел даже адреса электронной почты: если удастся вызвонить его по стационарному телефону (то есть если Дюруа соизволит ответить на звонок) – считай, тебе уже крупно повезло.

Единственное место, где можно было встретить Анри Дюруа – его собственная квартира в Париже, и инспектору Корригану это было хорошо известно.

– Давно я не был в Париже, – произнёс вслух Ричард. – Есть там один эксперт по резьбе… который как гора у Магомета – никогда не придёт сам. Так что придётся, вероятно, мне. Попрошу Энни заказать билеты на самолёт. С чего-то ведь надо начинать, да?

– Однозначно, – кивнул Бишоп. – Это как раз по твоей части. Ты давай, лети, а я пока здесь поработаю с бумагами – может, ещё что-то найду.

Раздался стук в дверь, и высокая симпатичная шатенка в прямом тёмно-синем платье до колен – секретарь департамента Энни Смит – сама вошла в кабинет вместе с крепко сбитой девушкой, которая ростом едва доставала ей до плеча. Интерполовцы окинули новенькую оценивающим взглядом: классические синие джинсы прямого кроя, белая майка, чёрная кожаная куртка с закатанными рукавами, связанные в длинный хвост на макушке светлые волосы, жвачка во рту и большие солнцезащитные очки – ни дать ни взять, американский полицейский из детского комикса. Девушка сняла очки, и Корриган сразу понял, что сейчас скажет Энни: он десятки раз видел взгляд, как у незнакомки: так обычно горят глаза у практикантов.

Энни коснулась плеча девушки и быстро сказала:

– Корриган, принимай пополнение. Алекс Стивенсон – только сегодня из Нью-Йорка. Пять лет в американском департаменте по борьбе с наркотиками, лучшие результаты в стрельбе и беге на короткие дистанции. Перевели на дело с фигурками, главный ты, – круто развернулась на шпильках и вышла из кабинета, не дожидаясь ответа.

Алекс, стараясь не смущаться, подошла к Корригану и протянула руку:

– Рада познакомиться, босс.

Девушка не лгала – она действительно была рада познакомиться с Ричардом Корриганом.

Отец Алекс, Марвин Стивенсон, всю свою жизнь проработал в ФБР. Алекс была поздним ребенком – когда родилась дочь, Марвину было уже под пятьдесят. Десять лет спустя его молоденькая жена бросила мужа вместе с дочерью и сбежала с любовником в Майами, оставив лишь записку, в которой было всего несколько слов… Тогда Марвин решил, что не может рисковать оставить девочку сиротой, и ушёл в отставку. Тем не менее, Стивенсон по-прежнему оставался в эпицентре активной жизни – сотрудничал в качестве консультанта и с ФБР, и с Интерполом, и с местным отделением полиции: не то чтобы без него никто не мог обойтись, просто огромное количество старых связей и сорокалетний опыт борьбы с преступностью сделали своё дело. К тому же Марвин был очень радушным, отзывчивым человеком и на лету схватывал самую суть дела, обращая внимание на незаметные на первый взгляд детали. Словом, с ним приятно было иметь дело.

Алекс же, в отличие от старика Марвина, росла застенчивой, необщительной девочкой – её единственным другом долгие годы был её собственный отец, который занимался не только образованием дочери, делая с ней уроки и устраивая вылазки в музеи и на научные конференции, но и её физическим воспитанием. Девочка с раннего детства занималась карате и боксом, бегала, скакала верхом, плавала… и мечтала работать в полиции. Марвин был, мягко говоря, не в восторге от того, что дочь избрала в качестве профессии постоянный риск, однако в глубине души гордился своей девочкой и не сомневался в том, что она всегда сможет за себя постоять. Так благодаря связям отца, получив впоследствии необходимое образование, Алекс попала в Интерпол.

Работая в департаменте по борьбе с наркотиками, девушка живо интересовалась и работой других департаментов – прежде чем остановиться на какой-то более узкой специализации, ей хотелось попробовать всё. Поэтому, когда вдруг дело, которым занимались инспекторы по борьбе с наркотиками, перешло в юрисдикцию департамента по международному розыску похищенных ценностей, Алекс, не медля, попросила перевести её на это дело. Тем более что об инспекторе Корригане девушка была наслышана – в своё время она даже прочла книгу Ричарда, по которой учились её коллеги, и осталась под большим впечатлением.

Бишоп уже сталкивался с Алекс: они работали над разными делами, но изредка виделись на совещаниях и в коридорах офиса. Бойкая девушка нравилась инспектору: своим рвением и пылкостью она напоминала Бишопу его самого, когда он только пришёл в Интерпол.

– Быстро они помощников назначают, – проворчал Корриган, пожимая руку Алекс.

Бишоп тоже протянул руку девушке:

– Стивенсон, ты уже видела материалы дела?

Девушка довольно хмыкнула:

– А то! Кое-что видела, кое-что слышала… Покажете, что у вас есть?

Пока Алекс листала папку с бумагами, Корриган достал сложенную во много раз новенькую карту мира (таких карт у него было много, и для каждого нового дела он всегда выделял отдельную карту), отметил красным маркером места преступлений и задумался: кружки оказались далековато друг от друга…

Девушка отвлеклась от бумаг:

– А восстановленных записей с наружных камер ещё нет?

Бишоп с Корриганом переглянулись, а Алекс невозмутимо продолжила:

– Просто хотела посмотреть… Папа разговаривал с инспектором Рамиресом из Эль-Пасо, и он сказал, что записи с внутренних камер восстановлению уже не подлежат. К сожалению.

– А на наружных что? – в один голос воскликнули два инспектора.

– А на наружных видно, как в дом входит мужчина, которого никто из окружения Санчеса опознать не смог. Вроде как индус. Но качество записи, сказали, не очень… Вот я и хотела сама посмотреть.

– Я найду запись, – Бишоп достал из заднего кармана брюк сотовый телефон и вышел из кабинета.

Корриган кивнул своим мыслям: Алекс не будет ему в тягость.

Глава 6

Дни Юрия Котова завертелись в рутине. Рита привычно обустраивала его уют, почти всегда была рядом, всячески заботилась о нём и готовила вкуснейшую домашнюю еду. Рептилоид пытался накопать что-нибудь относительно ритуальных убийств, хотя новостей по центральным каналам больше не было. В интернете мелькали сообщения о том, что двойное убийство было не первым – несколько месяцев назад было совершено ещё одно похожее убийство старшеклассницы и два самоубийства с невыясненными обстоятельствами. На подробных фотографиях с мест преступлений, посреди разорванной одежды жертв, следов их крови и обломков неопознанных костей мелькали и резные фигурки, но качество изображений было нечётким. Похоже, никому просто в голову не приходило, что эти фигурки играют в убийствах сколько-нибудь заметную роль, поэтому их фотографировали, видимо, только если они случайно попадали в кадр с чем-то важным.

С матерью Котов по-прежнему не общался, хотя Рита повторяла и повторяла, что та – единственный человек, который может рассказать ему хоть что-нибудь об отце. Чем больше Рита настаивала на примирении парня с матерью, тем больше его это раздражало, хотя он умело это скрывал. И тем чаще он вспоминал Марго – насколько проще с ней было! Марго сама была не в ладах со своими родными, несмотря на то, что те её обожали, и не слишком часто с ними общалась. Потому она совершенно спокойно относилась к напряжённости между Котовым и его матерью.

Джеймс Строгофф улетел в Сидней, и Юрий с нетерпением ждал его возвращения, зарывшись в каталогах по истории искусства в надежде найти что-то ускользавшее от его внимания ранее. Отдельные страницы он уже знал, кажется, наизусть – поэтому ничего нового, к его досаде, не обнаруживалось.

Аркадий Шереметев вернулся из-за границы и снова лично занялся повседневными обязанностями владельца и управляющего галереи, освободив Котову время для работы с коллекцией Строгофф. Анна, обрадовавшись возвращению старого приятеля, отвлеклась от встреч с многочисленными подругами, которые, как оказалось, со временем почти все перебрались в Москву, и приехала к Аркадию.

Было уже поздно, но Юрий засиделся на работе с иллюстрированным каталогом (книгу можно было взять и домой, но ему не хотелось прерываться на середине главы). Задержался и Шереметев – за беседой с Анной Строгофф. Кабинеты Котова и его шефа разделяла лишь небольшая приёмная, где в рабочее время в окружении офисной техники располагалась Леночка. Когда сотрудники разошлись по домам и в офисе воцарилась тишина, Котову стало слышно, о чём Шереметев говорил с Анной – по-видимому, дверь его кабинета была открыта. Встать и закрыть дверь или как-то намекнуть на это шефу Юрий считал не вполне приличным, так что в какой-то момент он поймал себя на том, что просто сидит, отложив каталог, и невольно подслушивает чужой разговор, хоть и понимает, что это неправильно.

– Послушай, Ань, – мягко произнёс голос Шереметева. – Ты ведь знаешь, что от меня ты можешь ничего не скрывать. Мы же с тобой сто лет знакомы, ну ты чего! Я же вижу, что с тобой что-то не так… То есть я понимаю, ты недавно потеряла мужа, но…Скажешь, что с тобой?

– Тебе показалось.

– Уверена? Ну, как знаешь… Если что, я всегда… Кстати, вот что ещё мне не даёт покоя: ты говорила, что муж купил фигурку в твоём музее, из запасника. Но мы ведь оба понимаем, что это невозможно… Если не хочешь говорить – не говори. Я пойму. Но если не мне – то кому?

Женщина помолчала.

– Ладно, я скажу тебе правду… всё равно, прошло уже столько лет… Я украла ту фигурку. Ты это хотел услышать? Она бы всё равно рано или поздно затерялась – музей ведь расформировали, экспозиции развезли по другим музеям, да и с документами тогда был полный беспорядок, компьютеров же не было… Если хочешь знать, я не горжусь тем, что сделала… Ты меня теперь презираешь?

– Ну что ты! Я тебя ни в чём не обвиняю. Тебя вполне можно понять. Ты была одинока, мечтала выйти замуж, родить детей, а тут подвернулся этот австралиец – богатый, солидный…

– Веришь, о его богатстве я тогда даже не думала, – мягко возразила Анна. – Влюбилась по уши, как девчонка… И он… даже жениться почти сразу предложил. Мы переписывались на тот момент меньше года, не виделись ни разу… Он бредил коллекцией фигурок, которые собирал его отец, но больше всего мечтал о единственной – той, которая была в нашем музее. А фигурка даже не выставлялась в зале – валялась в запаснике, никому не нужная, и даже не была оформлена как следует… И вдруг я поняла, что могу дать это ему! Могу дать любимому человеку то, что нужно ему больше всего на свете, понимаешь? И я верила, что это взаимно, что он тоже меня любит, что испытывает те же чувства, что и я, что он…

Анна замолчала.

– Верила? То есть… на самом деле это было не так?

– Нет, не так. Увы. Но я поняла это только потом, много лет спустя. Мой муж не любил меня, Аркадий! Он совсем не любил меня! Ни капли!

– Мне кажется, ты преувеличиваешь.

– Если бы… Я долгие годы жила в самообмане, боялась признаться самой себе в том, что моя волшебная сказка давно превратилась в кошмар… – женщина едва слышно всхлипнула. Какое-то время ей понадобилось для того, чтобы взять себя в руки. – Она и была кошмаром с самого начала, просто я этого не замечала. Была влюблена так, что не видела, не слышала ничего вокруг… На самом деле Артур женился на мне только ради того, чтобы получить злосчастную фигурку… Это единственная причина того, что мы столько лет были вместе.

– Эта фигурка была настолько дорога ему?

– Ой, не то слово! Он просто бредил ею, был одержим… Я никогда не видела такой одержимости, муж пугал меня… Но знаешь, что хуже всего? То, что мой сын, Джеймс, унаследовал от отца эту чёртову одержимость! Часами может сидеть и рассматривать проклятую коллекцию и особенно ту фигурку – одному богу известно, что такого они в ней нашли!

– Ань, положа руку на сердце, это я как раз могу понять. У вас прекрасная коллекция, просто прекрасная… А фигурка, которую ты так ненавидишь – настоящее сокровище! Она такая одна на целом свете! – Шереметев не кривил душой, и Юрий был согласен с его мнением на все сто.

– Это хорошо, Аркадий. Значит, коллекцию быстро купят, – голос Анны звучал устало. – Я, правда, хочу избавиться от неё как можно скорее. И особенно от этой злосчастной фигурки – у меня просто дрожь от неё по всему телу… Мне даже кажется… что она вырезана из кости человека! Человека, понимаешь?! Это ведь так жутко! Это просто ужасно!

К удивлению Анны её собеседник сохранял спокойствие.

– Ты мне не веришь или тебя это не шокирует?

– Не шокирует, Ань. Ни в малейшей степени. Резьба по человеческой кости – не такая уж редкость, как тебе может показаться, её практиковали многие примитивные народы. А некоторые и сейчас практикуют. Например, в отдельных регионах Индии из человеческой кости вырезают фигурки местных богов и богинь для храмов, буддисты иногда используют в ритуальных целях музыкальные инструменты, вырезанные из бедренных костей невинных девушек, а в Тибете какое-то время была распространена резьба по человеческим черепам – и не просто резьба, а инкрустация драгоценными камнями и прочее… И должен тебе сказать, это великое искусство. Оно не пугает – оно восхищает и завораживает.

– Ну, это же Азия… – судя по тону женщины, Анна презрительно скривила губы. – Они там все ненормальные.

– Да ладно тебе, – насмешливо произнёс Шереметев, ненавидевший стереотипы. – Это ведь не только в Азии – в Южной Америке тоже, в Мексике, Перу… И даже в Европе – да, да, представь себе! В одном чешском городе есть целый средневековый замок, где всё – колонны, люстры – сделано из человеческих костей. И туда, между прочим, туристы толпами валят! Говорят, красота неописуемая… Сам давно хочу это увидеть, но всё никак туда не выберусь.

– Ужас какой, – (Котов внутренне содрогнулся вместе с Анной). – Не рассказывай мне больше такого, а то не засну сегодня. Мне теперь просто необходимо отвлечься. Сколько там уже времени?

– Пора ужинать, – Юрий даже через стену услышал, как шеф улыбнулся. – Если у тебя нет других планов, я приглашаю. Тут поблизости есть одно местечко… Там такие вина – гарантирую: уже через час ты не вспомнишь ни о каких человеческих костях! Да и вообще ни о каких костях.

– А ты умеешь уговаривать, Шереметев, – голос Анны заметно потеплел. – Только мне надо заехать в отель, переодеться. Подождёшь?

– Ань, веришь ты или нет, но ты – единственный человек, которого я жду всю свою жизнь, – снова улыбнулся Шереметев. – Учитывая твою непунктуальность, в общей сложности я прождал тебя, наверно, уже несколько лет. Так что плюс-минус час никакого значения не имеет.

– Аркадий, послушай… – смутилась женщина. – Я…

– Ничего не говори, – прервал её галерист. – Я совсем не хотел тебя смущать. Клянусь, это будет просто ужин. Я ни на что не рассчитываю и не претендую. Клянусь. Ты можешь мне доверять. Как всегда.

– Спасибо, – тихо ответила Анна.

Вскоре Юрий услышал звук отодвигаемых кресел и удаляющиеся шаги в коридоре. Оставшись один, он сделал себе кофе и вернулся за стол.

До сих пор Котов даже не задумывался, из чьей кости сделана заинтересовавшая его фигурка, но подсознательно он был готов к такому повороту. Возможно, причиной этому стали ритуальные убийства, в которых были замешаны такие же фигурки.

До сих пор Юрий видел коллекцию Строгофф только на фотографиях, и уже не мог дождаться, когда увидит фигурки вживую: по снимкам точно определить происхождение кости невозможно. Хотя Котов и так уже догадывался, какая правда ему откроется…

***

В два часа пополудни в центре Лондона, в одном из самых престижных ателье по пошиву мужской одежды на Сэвил-Роу мистер Грант закончил лучший костюм в своей жизни. Потомственный портной посвятил любимому делу много лет, но тёмно-синий в тонкую белую полоску костюм-тройку – истинный шедевр – он шил не по лекалу. Несмотря на все увещевания миссис Грант, её супруг работал третий день подряд без сна и отдыха, создавая костюм непонятно зачем и для кого: семейное ателье Грантов – как, впрочем, и остальные ателье на Сэвил-Роу – по традиции работало исключительно на заказ, создавая лучшие в мире костюмы индивидуально, под клиента. А три дня назад мистера Гранта вдруг посетило невиданное доселе вдохновение. Ведомый неизвестным чувством, один из самых искусных портных Лондона вдруг стал работать с нуля, без мерок и лекал, и даже без портняжьего мелка – взяв отрез лучшего английского твида и огромные ножницы, мужчина сразу стал резать «на глазок», ничуть не сомневаясь в своих действиях и не останавливаясь ни на минуту. Да и делать черновую намётку мастер не стал – сразу сел за чистовое шитьё.

В два тридцать пополудни, когда довольный своей работой мистер Грант успел выпить две чашки кофе и съесть пару сэндвичей – к радости своей жены – в ателье появился первый за день посетитель, высокий статный индус в белоснежной индийской одежде. Портной стал привычно снимать мерки с клиента, и вдруг ощутил абсолютное доверие к незнакомцу, как будто встретил родную душу впервые в жизни.

Мистера Гранта словно прорвало – вдруг, ни с того ни с сего, он стал рассказывать чужому человеку о своей жизни: о том, как отец учил его семейному ремеслу, как однажды Мэри зашла в их ателье забрать заказ – костюм для своего отца… как он сделал Мэри предложение, как вскоре они поженились, обзавелись двумя детишками… Вся жизнь пронеслась перед глазами мистера Гранта в считанные минуты, и он говорил, говорил, говорил… испытывая странное, невероятное облегчение с каждым словом. К тому моменту, когда он закончил снимать мерки, смуглый незнакомец знал о чете Грантов больше, чем кто-либо…

Главной болью Грантов был их сын Билли, который в один прекрасный день собрал рюкзак, оставил родителям немногословную прощальную записку и улетел в Варанаси искать смысл жизни. С тех пор парня никто не видел – Билли не выходил на связь ни с родными, ни с друзьями, ни с бывшими единомышленниками-кришнаитами. Полиция искать парня отказалась: не было оснований предполагать какие-либо преступные действия, ведь Билли – совершеннолетний, и он имел полное право поступать по собственному усмотрению, даже если это было неугодно его родителям. Безутешная мать стала ходить к астрологам и гадалкам, тратить деньги на амулеты и всевозможные ритуалы, но всё было напрасно: от сына не было ни весточки. Страшно было даже подумать, что Билли больше нет в живых…

Но однажды произошло одно событие, которое вселило надежду в миссис – но не в мистера! – Грант.

– Вы понимаете, – всё больше волнуясь, говорил портной, – Индия – очень необычная страна для нас, европейцев… Она окружена всяческими легендами, домыслами, небылицами… Эта страна – она как будто живой организм… Впрочем, вы и сами наверняка об этом знаете… Так вот однажды кто-то сказал Мэри, что Индия, если она что-то взяла, может что-то и отдать. И что Билли может вернуться домой или хотя бы сообщить нам, что он жив и с ним всё в порядке, если мы дадим что-нибудь взамен…