– Все мы не вечны, пришло и мое время. На кого я оставлю тебя и свою Кур? О вас некому больше позаботиться. Эта должность тебе по силам. И то, что мистер Зог разрешил тебе её занять после моего ухода, большая удача. Никто другой не возьмет тебя на работу. Пойми ты это! Тебя не возьмут ни на какую должность, где бы смогла работать честная девушка! Да и не честная тоже… Тебе не быть кухаркой, люди не станут есть стряпню, приготовленную прокаженной. Тебя не возьмут в няньки и не позволят даже близко подойти к детям, чтобы ты их не заразила. Люди даже побрезгуют покупать сшитые тобой вещи. А когда ты, умирая от голода, попросишь у них хотя бы кусочек хлеба, никто не подаст тебе его. Если ты, Мина, не сможешь перебороть свой страх, то погибнешь.
Мина слушала его, плакала и кивала.
– Обещай побороть свою глупую боязнь и держатся за эту должность, – потребовал старик, все еще не разжимая рук на её плечах.
– Обещаю, – всхлипнула Мина, вытирая щеки.
– Обещай заботиться о своей тетушке.
– Обещаю, – кивала девушка.
– Обещай быть смелой, бороться и прожить эту жизнь человеком, а не дрожащим в норе паучком. – Глаза дяди хитро сощурились.
Мина улыбнулась в ответ и как будто поклялась:
– Обещаю.
– «Как интересно… – размышлял в своей камере Урсул Хорст. – Серая Мышь, моя новая тюремщица. А я, пожалуй, еще поживу…»
Обратная дорога у девушки и ослабленного болезнью старика заняла гораздо больше времени. Тобиас потратил все силы на последний рабочий день и повис на руке племянницы безжизненной тряпкой. Идя по скользкой дороге, он делал крохотные шаги, чтобы не упасть, но ноги не слушались и все равно постоянно разъезжались, как у пьяного. Поэтому большую часть пути домой Мина буквально тащила его на себе.
Как же обрадовалась Мина, когда наконец-то переступила порог их небогатого, но теплого и уютного домика.
– Ну вот и вы! – обрадованно всплеснула руками тетушка Кур. – Я так беспокоилась из-за вашего долгого отсутствия, что ни на минуту не отходила от окна. – Она тяжело поднялась с лавочки у окошка, смотревшего на дорогу, и, переставляя табурет, двинулась к печке. Она была очень пышной старушкой, и все перемещения давались ей с трудом.
Потом, увидев бледное лицо мужа, на котором не осталось ни кровинки, Кур остановилась и заохала.
– Что с тобой Тоби? – взволнованно спрашивала его супруга. – Тебе плохо? Тоби, ну же, немедленно отвечай мне! – От страха она перешла на очень тонкие ноты, почти взвизгивая.
– Все в порядке, – устало ответил Тобиас и плюхнулся на стул рядом с вешалкой. – Просто Мина чертовски быстро бегает. Пока гнался за ней, зверски запыхался.
Девушка не стала отрицать и лишь тепло ему улыбнулась. Они давно сговорились не волновать тетушку и не открывали правду о его здоровье. Тетя, конечно, догадывалась, что муж серьезно болен, но он отмахивался от тяжелых разговоров на эту тему и переводил их в шутку.
– Как же я проголодался, – пожаловался Тобиас, отвлекая жену. – Ты что-нибудь приготовила нам, дорогая?
– Конечно! Суп из свиных ушей! – гордо заявила тетушка.
Мина незаметно сморщила нос. Готовила тетушка Кур, откровенно говоря, отвратительно, и Мина давно взяла на себя эту обязанность. Но теперь, когда придется ходить с утра на работу, обеды у них будут… не очень.
– О, свиные уши! – изобразил восхищение Тобиас. – Давненько нам не перепадал такой деликатес.
– Заходил мясник, – нехотя растолковала Кур. – Он потребовал долг за прошлый месяц.
Тобиас нахмурился от этих слов.
– Мы договорились, что я отдам его в конце весны.
– Но он был очень обеспокоен твоим видом, дорогой. Решил, что мы истратим все деньги на лекарства, и ему ничего не достанется, – виновато объяснила тетушка.
Она не стала рассказывать, как неприятно было слушать очень громкий голос этого невоспитанного мужлана, который буквально напал на неё в ее же доме. Он отказывался уходить до тех пор, пока не получит свои монеты. Сам стоял в проходе, не желая заходить в дом, где живет проклятая, а дверь держал открытой, отчего выстудил все комнаты. Тетушка Кур так испугалась, что достала шкатулочку со всеми их сбережениями на «черный» день и отдала мяснику одну из трех серебряных монет. На сдачу она получила три пары свиных ушей, которые нахал не смог сегодня никому продать, и сварила из них сытную на вкус, но не слишком аппетитную на вид похлебку.
– Сколько осталось?
– Две, – грустно отчиталась тетушка о сбережениях.
– Ну, значит, умирать мне пока нельзя, – заулыбался Тобиас.
3 глава. Тонкости профессии
Всю ночь Мине снились кошмары. Огромный черный волк гнался за ней по лесу. Она в ужасе бежала, цепляясь за ветки деревьев и разрывая одежду. Колючий кустарник больно царапал её кожу, оставляя на шипах капли крови. Скрюченные корни, словно живые, попадались под ноги и заставляли спотыкаться. Дыхание сбивалось. Воздуха не хватало. Легкие готовы были вот-вот лопнуть. Зверь настигал…
Она вскакивала, в мокрой от пота рубашке, с трудом осознавая, что это был лишь сон, и немного успокоившись, пыталась опять уснуть. Но только для того, чтобы оказаться в другом кошмаре, где проваливалась в бездонную пропасть и падала, падала, водя в воздухе руками и не находя опоры. А потом оборотень снова настигал её и рвал на куски. Наконец, вынырнув из очередного кошмара, она с радостью поняла, что долгая ночь закончилась, а за окном горят первые лучи восходящего солнца. Время вставать! Мина потерла кожу в том месте, где черный волк хватал её зубами, и поняла, что трогает шрамики от старых болячек. Прошлое смешалось с плохими впечатлениями вчерашнего дня и пробралось в её сон. Но долой прошлое! Прочь, прочь темные мысли. И Мина бодренько вскочила с кровати.
В их небольшом двухкомнатном домике Мина поднималась раньше всех. Её постель стояла в передней, возле печи в углу, огороженном лоскутной занавеской, а единственную крошечную спаленку занимали дядя и тетя. Несмотря на тесноту, девушка любила этот дом всем сердцем благодарила дядюшку за приют. Дом был по-своему мил и уютен. Тут жило не богатство, но спокойствие. Не буйная радость, но тихое счастье. Детей у Бутимеров не родилось, и Мина занимала все их заботы. У неё, после перенесенного в детстве мора, осталось слабое здоровье, и она частенько болела, заставляя старичков всерьез беспокоится. Но чем старше она становилась, тем сильнее менялись их роли. Теперь уже она заботилась о пожилых родственниках, когда они хворали, и выполняла большую часть работы по дому.
После того, как ноги тетушки отказались служить ей, Мина полностью взяла на себя огород и готовку. Тетя Кур только следила за очагом, смахивала паутину в углах и пыль с мебели, а еще вязала. Много времени у них с Тобиасом занимала пилка и рубка дров. Они занимались этим большую часть лета и осени. Бутимеры заказывали у торговца тележку с целыми бревнышками, потому что готовые были слишком дорогими. А когда в семье зарабатывает лишь один человек, считать приходится каждый медячок.
Утром Мина первым делом подбрасывала дрова в печь и аккуратно раздувала тлеющие угли. Промыв замоченную на ночь чечевицу, она поставила её вариться и в это время занялась собой. Вода для умывания, стаявшая на припечке в большой кастрюле, еще не остыла. Ополоснув лицо и почистив зубы, Мина причесала свои нелюбимые волосы. После болезни они стали ломкими и тусклыми, к тому же заметно поредели. Но она их все равно не стригла, а заплетала в косу и закручивала в тугой пучок.
Сбросив ночную сорочку, задумалась: что бы надеть в свой первый рабочий день? Выбор огромный. Сейчас у неё имелось три платья. Коричневое, сшитое из толстой шерсти. Оно ужасно кололось и было перешито из старого тетушкиного, купленного ею в дни беззаботной молодости. Мина надевала его, когда выходила из дома в морозы, обязательно с толстой нижней сорочкой, иначе потом все тело нещадно чесалось. Оно самое дорогое, тяжелое и нелюбимое. Его она сразу убрала. Хоть на улице и стояла примерзкая холодная погода, эту вещь она решила поберечь.
Темно-зеленое – самое новое. Совсем легкое, как шелковое. Очень приятное. С пышным рукавом по локоть и тонким пояском, который следовало завязывать в кокетливый бант. Когда Мина наткнулась на него, платье продавали с большой скидкой, почти задаром. А все потому, что моль проела в подоле пару совершенно незаметных дырочек. Мина их зашила и носила этот наряд все лето. Цвет ей совершенно не шел и неудачно оттенял кожу, отчего та казалась серо-желтой. Но если ты постоянно прячешь лицо под плащом, то какая разница? Платье было самым удобным, но его она тоже отложила в сторону. Слишком тонкое для сегодняшней погодки.
Последнее, блекло-серое, почти одного цвета с плащом и волосами Мины. Байковое, с воротником-стойкой под самый подбородок. Его купили года три назад, когда грудь у девушки была почти незаметна. Потом лиф стал ей сильно тесен и, спасая хорошо сохранившийся наряд, пришлось сделать вставки по боковым швам. Впереди по центру шел ряд стеклянных бледно-голубых пуговиц. Это было единственное цветное пятно во всей серости. Это платье Мина носила вчера, и оно было… никакое. Невзрачное, как вся её жизнь.
– Ну что ж, его и надену, – решила девушка. – Отвратительное платье на отвратительную работу!
За то время, что она прихорашивалась, каша успела свариться, и Мина разложила её по трем тарелкам, оставив в котелке примерно четвертую часть. Для узника.
Сегодня Мина не стала будить дядюшку и тетю. Пусть спят, спешить им теперь некуда. Быстро поев, остановилась у вешалки и опять задумалась над выбором одежды. Вчера она ужасно озябла и за ночь еле отогрелась.
– Может, стоит надеть меховой? – посмотрела она на бордовый плащ.
Но, выглянув в окно, передумала. Погода наладилась, и денек обещал быть солнечным.
– Что ж, надену… Серый! – улыбнулась девушка. – К тому же он чудно сочетается с цветом моего наряда.
Мина частенько делала такие саркастические замечания. Они очень помогали с насмешкой встречать уколы судьбы.
Выскользнув из дома, девушка направилась к главной улице, бегущей в сторону замка. Жилых домов на ней было немного, в основном там находились торговые лавки и разные магазинчики, которые только открывались. Проходя мимо булочной, Мина увидела в окне радостно машущую ей женщину. Эта торговка частенько продавала Бутимерам залежавшийся хлеб с большой скидкой. Вот и сейчас пухленькая, словно маковая булочка, женщина предложила Мине очень выгодную сделку. Как оказалось, вчерашнее ненастье распугало покупателей, и половина выпечки осталась на полках.
– Бери, – уговаривала её булочница. – Таких цен ты не увидишь больше никогда. Три кренделя и два каравая, всего за медяк! Отдашь завтра, – перебила она Мину, открывшую было рот.
Мина растерянно задумалась: как быть? Когда она будет возвращаться домой, сдобу по такой цене уже раскупят, а проносить в замок что-то, кроме каши, тюремщику запрещалось.
– «Но ведь меня не обыскивали!» – вспомнила Мина.
План в голове созрел быстро. На плече, под плащом, висела холщовая торба, девушка несла в ней мыло и полотенце, чтобы повесить на умывальник в темнице.
– А, была не была, – решилась Мина и запихала покупки во вместительный мешок.
Сегодня ворота открыл чернобородый.
– Доброе утро, – вежливо поприветствовала его девушка и в ответ увидела сухой кивок. Прошмыгнув тенью на второй этаж, она получила такой же сухой кивок от мистера Зога и две монетки.
– Почему только две? – неучтиво спросила Мина.
– Тебя что-то не устраивает? – спросил Детри Зог, не отрываясь от своих вечных бумаг.
– Меня? – неуверенно запнулась Мина, поняв, что мистер Детри дал ей две монетки не по ошибке, а от жадности.
Он наверняка положил третью себе в карман. Как говорит тятя Тобиас: «Деньги никогда не бывают лишними». В ответ на такую наглость Мина… смирилась.
– Меня все устраивает, мистер Зог.
– Вот и ступай. Работай, – больше он не обращал на неё внимания.
Судьба в виде мистера Зога снова пребольно пнула её под зад. Выйдя из ненастоящего кабинета, Мина показала язык закрытой двери и поправила под плащом торбу с контрабандой.
– Вот возьму и накормлю вашего оборотня запрещенными продуктами, – зло решила девушка, и на душе сразу стало светлей.
Открыв клетку, она не стала сразу спускаться вниз. Как бы Мина ни хорохорилась, а снова оказаться наедине с людоедом ей очень не хотелось. Перебрав свои обязанности, она, кажется, придумала, как свести к минимуму общение с узником.
Под небольшим навесом стояли чистые ведра. Повесив торбу на крюк, прикрученный к решетке, Мина подхватила одно из них и отправилась за водой. Крутя тяжелый колодезный барабан, она размышляла, что сначала поставить оборотню: тарелку с кашей или кувшин с водой?
– Ты что, заснула? – напугал её неожиданный окрик.
– Нет, – ошарашенно ответила девушка и повернулась.
Ее окрикнула худая и длинная, словно жердь, бабуся, одетая в темно-синее форменное платье прислуги замка и белый, не первой свежести передник, подоткнутый за пояс. Её вытянутое как у лошади лицо покрывали глубокие морщины. Увидев шрамы на коже Мины, она от неожиданности ойкнула, но быстро опомнилась и продолжила свою бойкую речь.
– Тогда крути быстрее, не создавай очередь. И если думаешь, что я сбегу, побоявшись заразиться, то ошибаешься. – Бабка уперла руки в бока. – Я вас, проклятых, не боюсь. Точно знаю, когда язвы зажили, то заразы в вас больше нет.
– Откуда? – удивленно спросила девушка.
– Я-то? Из Кагордовки. – И, видя непонимание в глазах девушки, пояснила. – Деревенька, в трех переходах от города. Родилась я там, и считай, всю жизнь прожила.
– А-а-а-а, – поняла Мина. – А про заразу?
– Так у нас в Кагордовке мужичок один дочку прятал, такую же, как ты, проклятую. – Бабка, не стесняясь, плюнула через плечо и весело нарисовала в воздухе охранный знак.
– Зачем прятал?
– Так говорю же тебе, дуреха, проклятая она, дочка его была. Вот и прятал. Чтоб не узнали и не увезли.
– Не увезли? – оживилась Мина.
Мысль, что где-то, совсем недалеко, всего в трех переходах, живет девушка, такая же, как она, внезапно обрадовала.
– Увезли… – вздохнула бабка. – Но за несколько лет, что она рядом жила, никто не заболел.
Несмотря на униформу, собеседница Мины вид имела весьма специфический. У неё были цепкие пальцы и взгляд. На все, что попадало в поле её зрения, старуха смотрела оценивающе, будто прикидывая в уме, сколько стоит. Темный платок на голове был намотан небрежно, и если бы ей завязали один глаз, то бабка здорово смахивала бы на пирата.
– «Шельма», – говорил дядюшка Тобиас о таких людях.
Мина и шельмовка грустно помолчали еще какое-то время, каждая по-своему переживая судьбу той, другой девушки.
– Да что ты мне зубы тут заговариваешь? – вдруг опомнилась старуха. – А ну, отойди от колодца, мне вот, – махнула она ведрами. – Воду срочно нужно на кухню отнести.
Мина наполнила свое ведро и отодвинулась, но уходить не спешила. Крикливая старушка ей почему-то приглянулась.
– А я вот тут, – обвела девушка рукой двор, – теперь вместо дяди…
– А кто твой дядь? – заинтересованно спросила бабка, резво крутя колодезное колесо.
– Тобиас Бутимер, он…
– Тюремщик. Знаю, знаю… – закивала женщина, вращая железной ручкой. – Постой, так ты теперь новая?..
Ручка замерла, а потом бешено завертелась, отпуская полное воды ведро обратно в колодец. Раздался громкий «плюх». В это время старушка, согнувшись пополам, заливисто хохотала.
– Тю…Тю… Тюремщица! – наконец выговорила она. И снова засмеялась, показывая на Мину пальцем.
– Что смешного-то? – не выдержала девушка и покраснела, то ли от стыда, то ли от злости.
– Да все! – Бабка, наконец, успокоилась и, вытирая выступившие на глазах слезы, похлопала её по плечу. – Ну не обижайся, не хотела я тебя обидеть. На самом же деле смешно, согласись? Вот такулечка, – ребром ладони она показала высоту себе по плечо. – Сторожит вот такого, – и развела руки в стороны. – Волчару.
– Он поменьше…
– Да какая разница, – махнула старушка рукой. – Платят хоть хорошо?
Мина на минуту задумалась и рассказала все про мистера Зога.
– Вот гад, – зло сплюнула старуха. – Чтоб он подавился этими медяками. У самого жалованье наверняка в серебре. И все ему мало. Все старается нас, мелких людей, обобрать.
Мина горько вздохнула и согласно поддакнула.
– Вот и мне житья не дает. Буквально вчера пожертвовала мне ключница старое одеяло. Там и укрываться уже нечем, все моль поела. Так этот самый Мистер Детри, укуси его мертвая кобылица, запретил мне его из замка выносить. Говорит, что краденое. А я знаешь, какая честная? За все жизнь и нитки у господ не украла. Тебе, кстати, одеяло не нужно? Шерстяное, теплое. Почти новое.
– Нет, – учтиво отказалась девушка.
– Жаль… Меня, кстати, Честер Кодик зовут, а тебя?
– Мина Бутимер, – присела в реверансе девушка.
– Ох, футы-нуты, – махнула на неё Честер. – Чего ты приседаешь передо мной, не нужно. Я не господа. – И хихикнула, как маленькая девчонка. – Ну, заговорилась я с тобой совсем. Иди уже отсюда, не отвлекай. Но если нужно будет чего… Одеяло или другое. Могу достать. И совсем недорого.
– Хорошо, миссис Кодик, – кивнула Мина.
– Ой! – опять хохотнула бабка. – Миссис… Просто Честер зови. Я на кухне судомойкой работаю и тут, у колодца, частенько бываю. Так что еще встретимся. – Она уже налила полные ведра воды и затопала в сторону кухни.
А Мина пошла за дальние сараи. Как ни оттягивала она этот момент, но дверь в темницу пришлось открывать. Оттуда пахнуло застоявшейся сыростью и отчаяньем. С двумя пустыми ведрами, сменным и под нужник, и ведром с водой в руках, торбой через плечо и котелком, зажатым в зубах, она быстро сбежала вниз. Зорко следя за узником, как учил её дядя, Мина открыла дверцу и сменила отхожее ведро, потом быстро помыла руки и налила в кувшин воду. Пленник уже почти дополз до решетки, когда Мина поставила на пол тарелку с кашей. Вспомнив о не отданном мистером Зогом медяке, она достала из торбы большой румяный каравай и мстительно положила сверху на тарелку.
– Приятного аппетита! – пожелала она зверю и вихрем выскочила на улицу, захватив ведра.
На все у неё ушло не больше пары минут. За это время она ухитрилась ни разу не взглянуть на узника. Сегодня ей не будут сниться его жуткие глаза.
Оказавшись на улице, она с облегчением вздохнула и захлопнула дверь. Теперь нужно вынести помои и вымыть ведро. И все. Можно с чистой совестью идти домой! Вероятно, эта работа окажется не такой ужасной. Получив с утра свои два медяка, остальной день девушка могла посвятить своим делам: огороду, штопке, колке дров.
Уходя из клетки, она не услышала, как в темнице разочарованно вздохнул Урсул. Вихрь чудного аромата спустился к нему и упорхнул, оставив ни с чем.
– «Обманщица! – чуть не завыл Урс, ударив по решетке. – Только раздразнила и убежала, не дав насладится чудесным запахом. Подлая, вероломная мышь!»
…Хотя кое-что все же осталось. Он протянул руку и взял с тарелки круглый хлеб. Каравай был такой большой, что не пролезал за решетку. Руки оборотня надавили на хрустящую корочку, буханка сжалась, как пружина, и волк разорвал её на две части. С благоговением поднес к лицу.
– Восхитительно! – застонал Урсул.
Последний сухарь он съел несколько лет назад, примерно тогда же, когда видел последний раз небо. Но он не пах так прекрасно! Оборотень не спеша откусил и, блаженствуя, пожевал.
– Спасибо тебе, Серая Мышка, – шамкая полным ртом, поблагодарил волк. – Ты можешь стать для меня настоящим подарком судьбы, – мечтательно решил Урс. – Жаль только, убежала ты очень быстро. Зря я тебя вчера так напугал. Придется начать наши отношения сначала.
Он тяжко вздохнул и принялся за остывшую кашу.
– Буду тебя приручать к себе… – с набитым ртом пообещал волк. – Дрессировать…
4 глава. Изменения
Дома её ждал горячий обед и родные старики, сидящие за столом, взявшись за руки.
– «Как же хорошо, когда тебя кто-то ждет», – радостно подумала Мина, уплетая горячий суп.
От нежности в носу у неё защипало, а на глаза навернулись слезы счастья. Мина невольно хлюпнула носом.
– Что случилось, деточка? – тут же закудахтала тетушка.
– Что-то на работе не так? – заволновался дядя. – Тебя кто-то обидел?
– Нет, – замотала она головой. – Просто я вас очень люблю! Новая жизнь начала входить в привычное русло. Девушка стала привыкать и к замку Басту, и к его обитателям, и к пленнику. Они тоже вскоре перестали обращать внимание на маленькую фигурку, с ног до головы закутанную в серый плащ.
Утром она спешила на свою необычную работу, не забывая заходить по пути в булочную, которая открывалась очень рано. Оказалось, Мина очень злопамятна, и вкус мести ей пришелся по сердцу. Оставляя каравай хлеба на тарелке узника, она мысленно передавала привет мистеру Зогу, а забирая заработанные деньги с его стола, всегда приветливо улыбалась и благодарила за доброту, чем вызывала у него недовольную гримасу. Детри Зог считал её достаточно глупой, чтобы не заподозрить в ехидстве и даже иногда раздумывал: а не зря ли он обирает бедную сироту? Но совесть быстро замолкала, залитая медовухой, купленной на отнятый медяк. И он забывал о Мине до следующего дня.
Оборотень больше не светил на неё своими желтыми глазами, а мирно дожидался, сидя у решетки. Видимо, вычисляя время её прихода, он приползал заранее.
– «Может, надеется, что каша или хлеб будут теплыми?» – размышляла девушка, когда видела, как жадно он вдыхает воздух.
– Чего ты хочешь? – не удержалась и спросила она однажды.
– «Чтобы ты сбросила это жуткое платье и походила тут голая», – ответил мысленно оборотень, но вслух ничего не сказал, а только доверчиво заглянул ей в глаза.
– Ты, наверное, голодный? – глядя на его жалкий вид, решила Мина.
– «Еще какой!» – подумал Урсул, жадно облизнулся и поскулил, старательно изображая из себя скудоумного.
– А я тебе ничего не принесла, – покаялась девушка, наклонившись к решетке. – Вчера всю выпечку разобрали…
Она поставила миску с кашей и выпрямилась, унося от носа волка золото своего аромата. Лишенный желанной сладости, он горько вздохнул, и Мине стало стыдно. Ведь это она приучила его к добавке, а теперь несчастный пленник страдает.
– Что же делать? – задумалась девушка. – Может, спросить у Честер? Вчера она выбросила целый противень подгоревших булок дворовому псу.
Размышляя таким образом, она пошла к задней двери кухонного барака. Это было длинное полуподвальное здание, соединенное с замком подземным переходом. В угловой комнате, ближней к колодцу, располагалась помывочная для посуды – обиталище Честер. Роста Мины хватило, чтобы заглянуть в окно и увидеть, как бабуля склонилась над чаном с посудой и медленно водила тряпкой по закопченному противню. Губы её шевелились, будто выговаривая проклятья тому, кто его измазал. На стук Честер оглянулась и, бросив свое мокрое дело, распахнула створки. Перегнувшись через подоконник, выглянула в прохладное утро вместе с клубами теплого пара.
– О, проклятая! Каким ветром тебя ко мне занесло?
– Не найдется ли у вас еды на выброс? – поинтересовалась у неё Мина после приветствия.
– Тебя что, дома не кормят? – с сочувствием глянула посудомойка. – То-то я смотрю, ты худая как кузнечик.
Мина в ответ неуверенно пожала плечами.
– Сейчас посмотрю. У нашего криворукого повара, что ни день, то ведро помоев. И главное, сам никогда не виноват, – радостно стала объяснять пройдоха. – То ему огонь слишком сильный разожгли. То тесто поварята не такое замесили. Одни убытки! Если бы он не приходился каким-то дальним родственником госпоже Басту, его бы давно выгнали.
Окно закрылось, и через несколько минут на пороге стояла Честер и с кастрюлей в руках.
– Вот что достала. Смотри.
Ведерная посудина была на половину заполнена молочной кашей.
– Она пригорела на дне, совсем немного…
– Ой, – расстроилась Мина, – а мне столько не надо.
– Знаешь, что, девонька, бери все, а сколько надо, столько и съешь. И заметь, я за это с тебя ничего не возьму! Только кастрюлю за собой помой и верни.
– Ладно, – согласилась Мина.
– И вот еще, – вынесла бабуля два обожженных по бокам каравая. – Тоже тебе.
Нагруженная едой девушка тяжело спустилась по лестнице и плюхнула кастрюлю на стул.
– Попробуем…
В темнице не было столовых приборов. Из посуды тут были только железный кувшин для воды и миска. Но в густой каше торчала длинная ложка, которой её помешивали. На пробу варево оказалось неожиданно вкусным, хоть и с ощутимой горчинкой. Перед тем, как забыть ее на плите, в кашу щедро добавили сливочного масла и сахара. Мина, привыкшая к постной, только чуть подсоленной еде, с удовольствием съела ложек пять, пока нечаянно не наткнулась на удивленный взгляд оборотня. Ей стало стыдно. Быстро схватив его тарелку, она с горкой наложила туда плотные ломти еще теплой каши.
– Вот, угощайся, – улыбнулась девушка.
Наблюдая, как узник жадно, с аппетитом уплетает еду, она тоже начала черпать кашу и есть. Не от голода, а за компанию. Они жевали и бросали друг на друга заинтересованные взгляды. Волк иногда вкусно чавкал и от удовольствия щурился. Когда Урс поставил пустую тарелку на пол, девушка опять щедро наполнила её, отчего глаза узника удивленно расширились.
– Это тоже тебе, – сказала Мина и положила рядом хлеб.
На дне кастрюли оставался еще толстый слой каши, но он был коричневого цвета, и Мина решила его выбросить.
– «Иначе он лопнет», – хихикнула девушка, глядя как оборотень уже лениво, даже нехотя ест.
Она отдала остатки дворовой собаке и песком хорошенько оттерла весь нагар, а потом вернула кастрюлю Честер. Они разошлись, довольные сделкой, и почти каждый день стали встречаться, примерно по тому же поводу.
Ощущение безмятежности длилось недолго, и к началу зимы судьба сделала очередной гадкий кульбит. У дяди резко ухудшилось состояние. С наступлением морозов он почти не выходил из дому, только приносил от поленницы дров для печки, но и этого хватило для слабого старика, приступы стали накатывать на него все чаще. Вызванный аптекарь лишь развел руками.
– Чудес не бывает… – философски рассудил он. – Каждой жизни приходит конец.
Тетушка залилась слезами. Она теребила бледную руку мужа, лежавшую на одеяле, и просила:
– Не оставляй меня! Слышишь? Нам еще слишком рано расставаться, – говорила она своему старику. – Мы должны умереть летом, не сейчас. В прекрасный жаркий день мы просто заснем счастливым сном и не проснемся… Тобиас? Ты слышишь меня?
Она много еще чего говорила, но он её не слышал, впав в беспамятство. Наконец Мина упросила тетушку принять успокоительные капли и отвела на свою постель.
Все ночь старик метался в сжигавшей его лихорадке. Бредя, он то просил пить, то звал кого-то. А один раз открыл глаза и узнал сидевшую рядом племянницу.
– Зачем же я оставил тебя … – зашептал старик, и сердце Мины сжалось от боли.
– «Он, наверное, всегда жалел, что не отправил меня в обитель проклятых. Из-за меня они стали нищими. Я всем приношу только горе», – решила девушка.
– Бедная моя девочка, – прервал её мысли Тобиас. – Я обрек тебя на одиночество… Говорят, там, в дальнем обиталище… девушки, подобные тебе, быстро умирают. Я хотел спасти тебя… Пожалел… – Он закашлялся и весь покрылся испариной. – Возможно, это могла быть не самая плохая жизнь для тебя. Там ты была бы на своем месте. Среди своих… А здесь, в городе, все ненавидят тебя… Боятся… Они боятся…
Мина все ждала, может, он скажет еще хоть что-то? Но дядя опять забылся тревожным сном.
Она ласково взяла его руку. Тонкие пальцы были ужасно холодными и безжизненными. Он продолжал дрожать даже под тремя одеялами, которыми его укрыли, такой высохший и маленький. Не верилось, что это тот самый энергичный человек, который вырастил и воспитал Мину. Он казался сейчас таким невесомым, со своей восковой кожей, что девушка легко могла бы взять его на руки и перенести из комнаты в комнату. Он никогда не был с ней особо нежен, его манера общения с племянницей была даже резковата. Тобиас часто позволял себе делать Мине колкие замечания и всегда оставался серьезным и строгим. Но своим примером он воспитывал в девушке стойкость и чувство справедливости. В его доме девушка была счастлива. И сейчас она смотрела на него с любовью и благодарностью.
Перед тем, как взошло солнце, не дождавшись первых лучей нового дня, измученное сердце Тобиаса Бутимера перестало биться. Вместо работы девушка пошла на кладбище и отдала два серебряных гробовщику.
За повозкой, на которой везли гроб, совсем не спавшая в ту ночь девушка брела одна. Мимо по замерзшей улице проходили прохожие и провожали её безразличными взглядами. А в небе кружили первые снежинки.
Когда Мина вернулась домой, чтобы сворить кашу для узника, её поразила удушливая жара в комнате. Тетя сидела у печки и заталкивала в неё очередное поленце, которое еле влезало.
– Тетушка что ты делаешь? – ласково взяла её за руку Мина.
Сегодня Кур не сказала ей ни слова, женщина будто впала в ступор и двигалась скорее по инерции. Она постарела за эту ночь и выглядела древней старухой, хотя на самом деле ей было около пятидесяти.
– Тобиас… – рассеянно ответила тетя. – Тобиас вернется замерзшим. Ему нужно будет согреться. Иначе он заболеет, мой Тоби… – И тетушка стала засовывать в печь еще одно полено.
Мина смотрела на неё в ужасе. Кажется, от горя бедная женщина повредилась в уме. Мина растерянно стояла рядом с ней и не знала, что делать. Лекарства от такой болезни точно не существует, к аптекарю за микстурой можно даже не идти. Но стоять так весь день тоже нет смысла. Уже почти двенадцать, а она еще не ходила в замок.
Девушка поставила на печь котелок с крупой и наклонилась к корзине с дровами, чтобы забрать её. Оставлять бедную тетушку одну очень не хотелось, но им нужно на что-то жить. Могильщикам пошли последние медяки, и в карманах Мины было совсем пусто.
– Достаточно, – строго сказала она тетушке тоном, которым обычно обращаются к детям. – В доме уже слишком жарко. Не нужно больше дров.
Она вынесла корзину за порог, под навес с поленницей и вернулась обратно. Вода уже закипела. Тетушка поглядывала на неё с беспокойством и постоянно теребила в руках уголок своего передника. У неё был растрепанный вид. Глаза опухли от слез.
– «Она ведь даже не переодевалась со вчерашнего дня, – подумала Мина. – Приду и искупаю её. Это отвлечет тетю».
– Я ухожу в замок, – почему-то громче обычного стала объяснять Мина, как будто тетя не обезумела, а оглохла. – Но очень скоро вернусь. Печь не успеет остыть до моего возвращения. А потом я принесу дровишек, мы согреем воды и искупаем тебя. Да?
Тетушка кивала ей, но, видимо, смысл слов до конца ей был не понятен.