Полное собрание сочинений. Том 15. Война и мир. Черновые редакции и варианты. Часть третья

* № 345 (рук. № 102. Эпилог, ч. 2, гл. X).¹⁷⁷¹

¹⁷⁷² Это отношение включает в себя всю жизнь человека.

Свобода, ничем не ограниченная, в сущности своей вне пространства, времени и причин есть воля,¹⁷⁷³ сознаваемая¹⁷⁷⁴ человеком.

Необходимость, как связь пространства, времени и причин, есть разум человека с его тремя законами.

Понятие свободы есть только воля,¹⁷⁷⁵ в существе своем постигаемая только сознанием, понятие необходимости есть только выражение законов разума.

Свобода воли есть содержание, разум¹⁷⁷⁶ есть форма.

¹⁷⁷⁷ Воля есть то, что рассматривается,¹⁷⁷⁸ разум есть то, что рассматривает.

Понимание жизни одинаково невозможно без формы и без содержания.¹⁷⁷⁹

В действительности в возможности понимания существует только¹⁷⁸⁰ свобода в своем проявлении,¹⁷⁸¹ т. е. воля, рассматриваемая разумом по закону необходимости, т. е. определяемая по законам пространства, времени и причины.¹⁷⁸²

Свобода и необходимость суть взаимно исключающиеся понятия; но свобода ограниченная – воля, проявляющаяся в пространстве, времени и зависимости от причин, и необходимость, не доведенная до последнего конца, то есть закон, разум суть те два данные, из которых составляется¹⁷⁸³ все миросозерцание человека.

Воля, подлежащая законам разума, есть всё, что мы знаем.

Чем более проявления воли понятны для нашего разума,¹⁷⁸⁴ тем более мы знаем.

Понятие большей свободы и меньшей необходимости или меньшей свободы и большей необходимости есть только определение большего или меньшего приложения законов разума¹⁷⁸⁵ [к] воле.

Понятие свободы¹⁷⁸⁶ существует только в сознании и может составлять предмет наук¹⁷⁸⁷ отвлеченных (метафизика, трансцендентальная философия, антропология), свобода же в проявлении своем есть воля, подлежащая законам разума. Признание свободы в связи с внешнем миром во времени и в зависимости от причины есть только отречение от законов разума, есть только признание в своем незнании.

История рассматривает проявление воли человека в связи с внешним миром во времени и в зависимости от причин, то есть определяет эту волю законами разума, и потому для истории не может существовать понятия свободы.

Для истории существуют только¹⁷⁸⁸ линии движения человеческих воль, один конец которых скрывается в неведомом и на другом конце которых движется в связи с внешним миром во времени и в зависимости от причин сознание свободы людей в настоящем.¹⁷⁸⁹ Чем далее развиваются¹⁷⁹⁰ перед нашими глазами¹⁷⁹¹ с обеих концов эти фигуры прошедшего, тем очевиднее законы¹⁷⁹² движения моментов и точек сознания.

Уловить и определить эти законы составляет задачу истории.

* № 346 (рук. № 104. Эпилог, ч. 2, гл. VIII, IX).

¹⁷⁹³ Те даже из мыслителей, которые, односторонне рассматривая вопрос, отрицают свободу воли, как Юм, Пристлей, Вольтер – этим самым отрицанием доказывают, что в сознании нашем воля наша представляется свободною,¹⁷⁹⁴ ибо ежели бы она по сущности своей не была бы свободна, она бы и не могла быть ограничена.¹⁷⁹⁵

И глубочайший мыслитель, и дикий человек одинаково¹⁷⁹⁶ чувствуют свою свободу и не могут чувствовать иначе.¹⁷⁹⁷ Несомненным доказательством того, что знание человека о своей свободе вытекает не из разума¹⁷⁹⁸ и не подчиняется его законам, состоит в следующем.

Человек познает свое отношение к внешнему миру посредством опыта и рассуждения. Человек, имеющий мало опыта и мало рассуждавший, считает многое возможным. Ребенок думает возможным схватить луну, сдвинуть стену и т. п. И в детстве, и в более зрелом возрасте человек узнает свое отношение к внешнему миру из ряда опытов и рассуждений, узнает, что то, что ему казалось возможным – невозможно и на основании опыта и рассуждения не повторяет попыток невозможного. По отношению к своей свободе опыт и рассуждения точно так же показывают человеку, что всякое действие его предопределено, зависит от его организации, от его характера и действующих на него мотивов, что при тех же условиях и том же характере он неизбежно совершит тот же поступок, но в тысячный раз приступая в тех же условиях с тем же характером, к тому же поступку, человек чувствует себя столь же совершенно свободным, как и до опыта и рассуждений. Опыт и рассуждение¹⁷⁹⁹ дают человеку знание его сил, то есть его отношения ко всему внешнему миру.

Всякий человек узнает невозможность сдвинуть гору, вдвинуть два предмета в одно пространство,¹⁸⁰⁰ узнает закон тяготения, непроницаемости и т. п. только из опыта и никогда не повторяет попытки,¹⁸⁰¹ невозможность которых ему показывает опыт. Но тот же опыт и рассуждение остаются бессильными против его убеждения о своей свободе. Всякий человек, дикий и мыслитель,¹⁸⁰² как бы неотразимо ему ни доказывали рассуждение и опыт то, что невозможно представить себе два поступка в одно и то же время, чувствует,¹⁸⁰³ что без этого бессмысленного представления о возможности многих поступков при одних и тех же условиях он не может себе представить жизни.¹⁸⁰⁴

Он чувствует, что как бы это ни было невозможно, это есть; ибо без этого представления свободы он не понимал бы жизни.

Это-то непоколебимое, неопровержимое, не подлежащее опыту и рассуждению сознание свободы¹⁸⁰⁵ и становится в вопросе свободы воли в противуположность выводам разума, доказывающим закон необходимости.

Человек есть творенье всемогущего, всеблагого и всеведущего бога. Что же такое есть грех? Вот вопрос богословия.

Человек подлежит общим, неизменным законам, выражаемым статистикой. В чем же состоит его ответственность перед обществом? Вот вопрос права.

Поступки человека вытекают из его прирожденного характера и мотивов, действующих на него. Что такое есть совесть? и сознание добра и зла поступков? Вот вопрос этики.¹⁸⁰⁶

Человек в связи с общей жизнью человечества представляется подчиненным законам, определяющим эту жизнь.

Но та самая жизнь людей, которая извне представляется подлежащею законам необходимости, находится в человеке, и из внутри¹⁸⁰⁷ себя он сознает эту жизнь, как свободную волю. Как должна быть рассматриваема эта жизнь, сущность которой есть воля людей, как жизнь свободная или несвободная? Вот вопрос истории.

С одной стороны, разум, основываясь на наблюдении, показывает нам волю людей несвободною, с другой стороны, сознание¹⁸⁰⁸ говорит нам, что она свободна.

Воля человека¹⁸⁰⁹ подлежит закону необходимости. Воля человека свободна. Эти два положения исключают одно другое. Если воля свободна, то не может быть закона необходимости, если есть закон необходимости, то воля не может быть свободна. И если каждый поступок человека представляется произведением свободной воли, подлежащей закону необходимости, то каждый поступок человека есть непостижимая тайна. Таковою и признает жизнь человека богословие и¹⁸¹⁰ метафизика.

В действительности же каждое действие человека, каждое историческое событие, несмотря на существующее противуречие, тем же человеком, который и составляет предмет противуречия, понимается весьма ясно, определенно, без ощущения малейшего противуречия.

Каким образом в действительности в общем понимании явлений человеческой жизни соединяются, сглаживаются или уничтожаются эти два исключающие друг друга понятия свободы и необходимости?

В действительной жизни с совершенной простотой и ясностью, не ощущая ни малейшего внутреннего противуречия, понимается поступок, как свой, так и других людей. Говоря о¹⁸¹¹ убийстве, совершенном полудиким человеком, жившим сотни лет до нас, и говоря о своем поступке, совершенном час тому назад и состоящем в том, что из нескольких направлений прогулки я выбрал одно, мы не видим ни малейшего противуречия. Меры свободы и необходимости для нас ясно определены в обоих действиях.

В первом случае мы видим большую необходимость и меньшую свободу, в последнем случае большую свободу и меньшую необходимость поступка. В этом практическом воззрении на поступки людей, свобода и необходимость не¹⁸¹² упускаются из вида и не исключают друг друга, а составляют как бы взаимные разности друг от друга. Так что¹⁸¹³ чем больше предоставляется необходимость, тем меньшая представляется свобода. И наоборот.

* № 347 (рук. № 104. Эпилог, ч. 2, гл. VI).

Вопрос этот представляется праздным и бессмысленным только для людей, не привыкших мыслить. Вопрос этот кажется¹⁸¹⁴ странным только для тех, для которых странен вопрос, почему яблоко падает вниз, а не наверх.¹⁸¹⁵

Каким образом французы, немцы, итальянцы, 600 тысяч человек под предводительством Наполеона пошли грабить и убивать людей России без всякого вызова и без личного чувства страсти?¹⁸¹⁶

Кто были эти люди? Крестьяне, мещане, купцы, дворяне, старые, молодые, семейные, холостые, добрые, злые, ученые, невежды, бедные, богатые с разных сторон Европы. Все эти люди не грабили и не резали и не считали этого возможным до тех пор, пока они были дома и не в войске, и перестали резать и грабить тотчас, как они вышли из войска.¹⁸¹⁷

История показывает нам, что не только в этом, но во всех подобных случаях¹⁸¹⁸ люди делают совокупные преступления, не считая себя виновными, только тогда, когда складываются в известные группы и соединения,¹⁸¹⁹ из которых самое очевидное есть войско.

Так как войско есть та необходимая форма, в которой могут совершаться такие действия людей, то мы¹⁸²⁰ для объяснения того, каким образом совершаются совокупные преступления людей, должны рассматривать этих людей не как членов народа, общества, семьи, но как членов войска.

Всякое войско составляется из низших по военному званию чинов – рядовых, которых всегда самое большое количество, из следующих по военному званию, более высших чинов, капралов, унтер-офицеров, которых число меньше первого, еще высших и еще меньших по числу и т. д. до высшей военной власти, которая сосредоточивается в одном лице. Как государственное, так [и] военное устройство может быть совершенно точно выражено фигурой конуса, в котором основание с самым большим диаметром будут составлять рядовые, высшие и меньшие основания – высшие чины армии и т. д. до вершины конуса, точку которого будет составлять полководец. (Фигура эта, выражающая самое устройство войска, может выражать по отношению диаметра основания конуса к оси и¹⁸²¹ более или менее¹⁸²² сложное или несложное устройство войска.)

Рассмотрим в нравственном смысле отношение различных точек этого конуса войска к совершаемому совокупному преступлению:¹⁸²³ каким образом люди, группируясь в форму войска, отступают от свойств человеческой природы?

Солдат,¹⁸²⁴ пришедший из своей деревни в полк, приучает себя не спрашивать, что и зачем он делает, а делает всё то, что ему скажут. Ему сказали идти – он идет. Ему сказали бить и колоть, он бьет и колет, тем более что его бьют и колют и, совершая самые неслыханные преступления, рассказ о которых ужаснул бы его, он чувствует свое человеческое достоинство обеспеченным. Ответственность его поступков лежит не на нем, потому что он поставил себя в условия необходимости. Таких людей, сложивших с себя всю нравственную ответственность на других, стоящих выше, всегда наибольшее число – это основание конуса.

Унтер-офицер уже приказывает солдату идти и стрелять; он меньше солдата подлежит давлению сил, стоящих выше, и уже большую принимает на себя ответственность. Их меньшее число. И так, уменьшаясь в числе и принимая на себя большую и большую ответственность, идет эта фигура конуса до вершины его. Генерал уже знает, как ему кажется, для чего он приказывает идти корпуса и стрелять, ответственность его больше, и он большую часть ее складывает на вышестоящие лица. Дипломат, объявляющий войны, главнокомандующий, отдающий приказ сражения, стоящий почти на вершине, еще имеет оправдание в воле государя, но государь, составляющий точку вершины, уже несет всю ответственность и должен найти оправдание своему поступку в своеи воле и в знании того, что есть добро.

Таково отношение между собой различных точек конуса по нравственной ответственности. Какое будет это отношение по прямому участию лиц в самом совершении совокупного преступления?

[Далее от слов: Солдат, тот самый, который несет наименьшую ответственность, непосредственно сам колет, режет, жжет, грабит, кончая: и несущего наибольшую ответственность. близко к печатному тексту. T. IV, эпилог, ч. 2, гл. VI.]

Итак, ежели справедлив закон обратного отношения количества людей и ответственности с прямым участием в событии и вершины конусов: полководцы, государи представляют наименьшее участие в событии и наибольшую ответственность, то деятельность этих людей, Наполеона и Александра, должна состоять в бесконечно малом участии в событии и наибольшем из всех людей объяснении, оправдании события.

В нравственном смысле оправдания преступления – войны не может быть постоянного, и потому оправдание это должно быть временное, всегда изменяющееся с изменением событий.

Очевидно, что люди эти, стоящие на вершине конуса, не имеющие оправданий, кроме своей воли, и призванные для оправдания всякого события, должны иметь особые свойства, отличающие их от других людей. Очевидно, что люди должны быть приготавливаемы жизнью для исполнения своего призвания.

Так как мы допустили, что движение человечества совершается по неизвестным нам причинам и для достижения неизвестных нам целей, то деятельность Наполеона и Александра в войнах начала нынешнего столетия имеет для нас интерес только по той соответственности своему назначению, которое мы находим в этим людях.

Как они исполняли свое назначение, как они несли всю ответственность совершавшихся событий и как оправдывали их?

II. ВАРИАНТЫ ИЗ НАБОРНЫХ РУКОПИСЕЙ

* № 348 (наборная рукопись. Эпилог, ч. 1, гл. V, VI).

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

I

¹⁸²⁵ Весной 1813 года Наташа вышла замуж за Пьера Безухого. В тот же год¹⁸²⁶ старый граф Илья Андреевич <умер от воспаления желудка, оставив после себя долгов вдвое больше, чем стоило всё его состояние>.

В последний год своей жизни старый граф,¹⁸²⁷ несмотря на всё увеличивавшиеся денежные затруднения, с особенной страстью занимался постройкой в новом вкусе, как он говорил, сгоревшего на Поварской своего дома и¹⁸²⁸ весьма сложными предприятиями по винокуренному производству, которые должны были, по его словам, поправить¹⁸²⁹ его дела. Он, очевидно, чувствовал, что затеваемое им невыполнимо, что время его прошло,¹⁸³⁰ но именно вследствие этого он с особенной оживленностью,¹⁸³¹ как бы обманывая себя, предавался своим предприятиям. Графиня, прежде восстававшая против его предприятий, теперь на всё соглашалась, всё одобряла¹⁸³² и даже иногда показывала вид, что интересуется его¹⁸³³ планами.

Именно в то время, когда дела графа так запутались, что¹⁸³⁴ нельзя было себе представить, чем это всё кончится, если продолжится еще год, он заболел болезнью, прежде проходившей без последствий, и тихо и неожиданно умер.

[Далее от слов: Николай был с русскими войсками в Париже кончая: но старался отдаляться от нее близко к печатному тексту. T. IV, эпилог, ч. 1, гл. V].

Он в душе своей как будто упрекал ее за то, что¹⁸³⁵ она была слишком совершенна, за то, что¹⁸³⁶ не в чем было упрекнуть ее, а что вместе с тем в ней не было чего-то того глупого, несовершенного, что один только раз проснулось в ней и обмануло его во время ночного святочного катанья.¹⁸³⁷Он поймал ее на слове в ее¹⁸³⁸ письме, которым она давала ему свободу, и¹⁸³⁹ теперь уже был уверен, что с ней не потеряет ее.

Часто, обдумывая свое положение, он приходил к мысли о том, что единственный, представлявшийся ему из него выход – была женитьба.¹⁸⁴⁰ Он часто думал, как хорошо бы было, как и говорили ему старые тетушки, сватавшие его – жениться на богатой девушке и вывести мать из этого тяжелого положения.¹⁸⁴¹

Положение Николая становилось¹⁸⁴² хуже и хуже. Мысль о том, чтобы откладывать из своего жалованья, оказалась мечтою. Он не только не откладывал, но, удовлетворяя требованиям матери, должал по мелочам. Он старался избегать прежних знакомых, делать ему было нечего, и скука, нашедшая на него в тех условиях, в которых он находился, переходила в сдержанное отчаяние.

II

¹⁸⁴³ В начале зимы княжна Марья,¹⁸⁴⁴ переехав в Москву, посетила графиню. Николай первый встретил ее. При первом взгляде на нее лицо Николая приняло невиданное прежде княжной выражение холодности, сухости и гордости. Николай спросил о ее здоровье, проводил к матери и, посидев пять минут, вышел из комнаты.¹⁸⁴⁵

«За что же? Неужели он любит и женится на ней? » сказала она себе, с отчаянием глядя на Соню. «Да что же мне за дело! Я и не ждала ничего», сказала себе княжна Марья, призывая на помощь свою гордость. «Мне совершенно всё равно, что он обо мне¹⁸⁴⁶ думает!»

Но, посидев с полчаса у графини,¹⁸⁴⁷ послушав ее потерянные речи, заметив ее отношение к сыну, к Соне, заметив взгляды Сони, богатую обстановку комнаты графини и бедность других, вспомнив потертую венгерку, которая была на Николае, и его строгие и самоуверенные приемы, она¹⁸⁴⁸ вдруг поняла всё. Так вот отчего он такой. Она была уверена, что поняла всё, но вместе с тем боялась поверить тому радостному объяснению,¹⁸⁴⁹ которое ей подсказывало ее сердце.

Когда она, засидевшись у графини, выходила от нее, Николай невольно встретил ее, так как его комната была проходная, и, видимо только своими привычками благовоспитанности удерживаемый от грубости, сухо проводил ее до передней. Он ни слова не ответил на ее замечание о здоровье графини. «Вам какое дело? Оставьте меня в покое! » говорил его взгляд.¹⁸⁵⁰

Княжна после первого посещения очень скоро приехала в другой и третий раз. Николай всё точно так же избегал ее.

– И что она шляется? Чего ей нужно? Терпеть не могу этих нюнь! – сказал он вслух при Соне, видимо не в силах удерживать своей досады после второго ее посещения.

Княжна Марья из городских слухов, из слов Сони и графини¹⁸⁵¹ теперь убедилась, что первая догадка ее была справедлива.

Она понимала значение этой венгерки, этот гордый, сухой взгляд, эту напряженность в перенесении своего горя, это упорство, которому ему не надо было изменять для того, чтобы¹⁸⁵² не искать лучшего и не роптать.¹⁸⁵³

«Так вот он какой! Вот он какой! » говорил внутренний голос в душе княжны Марьи. Она была счастлива. Она теперь только¹⁸⁵⁴ оправдала себя за свою любовь к нему.

«Нет, я не¹⁸⁵⁵ один этот веселый, добрый и открытый взгляд, не одну красивую внешность полюбила в нем; я угадала его благородную, твердую, самоотверженную душу», говорила она себе. «Но правда ли, что́ только оттого, что он¹⁸⁵⁶ теперь беден, а я богата, он удаляется от меня?» с страхом спрашивала она себя. И, вспоминая иногда мгновенно ласковый взгляд его, который тотчас же переходил в суровость, вспоминая неестественную, незаслуженную холодность, она иногда верила этому. Когда она в третий раз ехала к графине, она обогнала его.¹⁸⁵⁷ Он возвращался от важного сановника, обещавшего ему другое место в Москве с большим жалованьем. Лицо его было веселее обыкновенного, он что-то шептал сам с собою¹⁸⁵⁸ и не заметил княжны.

«Как он хорош, благороден, величествен,¹⁸⁵⁹ как могут люди хладнокровно, без ощущения счастия смотреть на него», думала княжна Марья.

Она сидела у графини, когда Николай вошел в комнату матери. Лицо его было веселее обыкновенного. Восторженно-счастливая улыбка встретила его со стороны княжны Марьи. Он сердито нахмурился¹⁸⁶⁰ и, почтительно поцеловав руку матери, собирался выйти, взглянул на княжну Марью, у нее были слезы на глазах. Она, видимо потерявшись, перебирала ленты своей шляпы¹⁸⁶¹ и то взглядывала на него, то опускала глаза.

«Ведь это я ей сделал больно. За что? Какое я имею право? » сказал он себе. Он опять сел и в первый раз, чтоб загладить свою¹⁸⁶² оскорбившую ее грубость, дружелюбно весело разговорился, вспоминая Богучарово и Воронеж.

Когда он вышел провожать ее до передней, он принял опять прежний холодно-учтивый тон. Но княжна Марья¹⁸⁶³ была так счастлива, так взволнована, что она чувствовала неудержимую потребность сказать ему, как она понимает¹⁸⁶⁴ его и его преданность матери. Для чего ей нужно было сказать это? – она не знала. После вспоминая это, она даже видела, что это было неуместно, но в ту минуту она чувствовала неудержимую потребность сказать это. И она, робко глядя ему в глаза своим лучистым взглядом, сказала ему.

– Я не принимаю ваших похвал, – сказал он. – Напротив, я беспрестанно себя упрекаю. Но это совсем неинтересный и невеселый разговор.¹⁸⁶⁵

– Я думала, что вы позволите мне сказать вам это, – сказала княжна. – Мы так сблизились с вашим семейством, и я думала, что вы не почтете неуместным мое участие к вам и к вашим, – сказала она с слезами в голосе. – Я не знаю, почему вы прежде были откровеннее и......

– Есть тысячи почему, благодарю вас, княжна, – сказал он¹⁸⁶⁶ тихо. – Иногда так тяжело.¹⁸⁶⁷

Как это сказалось, почему, даже кто сказал это – княжна не знала. Но, мгновенно отвечая на его взгляд, она сказала:

– Если бы я угадала это,¹⁸⁶⁸ я бы была счастливейшая из женщин.

Несколько секунд они молча смотрели в глаза друг другу и поняли, что поняли друг друга, и далекое, невозможное вдруг стало близким, возможным, неизбежным.¹⁸⁶⁹