"Как же ты паскуден!"
– Я чувствую, как внутри тебя нарастает гнев. Напрасно, ведь у тебя нет большего друга в мире, чем я. Да и то, лишь потому, что наше становление выпало на одни годы. Так что вот мой тебе совет: не силься взяться за всё и сразу. За все искусства, за мощнейшие зачарования, за написание исполинских трактатов, за панацею от всех болезней, за философский камень, коль не преуспел ни в одном искусстве, не зачаровал ни единого оберега, не написал даже эссе, не сварил ни одного толкового зелья. Про философский камень я промолчу.
"Посмотри на меня…"
– Посмотри на меня. Мой талант, мой потенциал куда скромнее твоих дарований. Откровенно говоря, в юношеские лета ты затмевал меня, как солнце затмевает луны. Это отмечал и наставник и мастера коллегии. Но я учился, вкладывал всё своё время, чтобы хоть коснуться мне, ремесленнику по натуре, Magnam Artem Voluntatis4.
"Какой самодовольный ублюдок!"
– Обретя общее понятие о дисциплинах нашего Искусства и о том, как Воля пронизывает мироздание, я приступил к изучению того, что мне нравилось и давалось легче прочего. Я стал изучать яды.
"Интересный выбор… может от того, что ты и сам ядовит!"
– Мало-помалу я читал книги о ядах, отравителях, читал труды алхимиков, зельеваров и волюнтариев и практиковал. Я учился у других чародеев искать и различать яды и противодействовать им, создавая Волей противоядие. Теперь я и сам пишу трактаты, но начинал с небольших очерков о своих опытах. Трудиться нужно постепенно и постоянно, совершенствуя умение в выбранном деле. Ты же всегда хотел всего и сразу, но так никогда ни к чему не преступил, верно говорю?
– Великий дух жаждет великого, Максимилиан. Не все это понимают.
– Куда уж простому чародею-ядоискателю до твоих высот!
– Мой ум долго томился, – продолжал Адальвег, не замечая колкой иронии брата-волюнтария – но я чувствую, что почти готов, что я вот-вот на пороге открытия или что божественный случай принесёт мне славу, признание и необходимый опыт. Я уже близок к свершению чего-то необычайного даже для мастера Воли, чего-то, достойного моих дарований!
– Ладно, сдаюсь. Похоже, ты неисправим, Адальвег. Ведь и полвека назад я слышал от тебя, будто ты близок к великому и необычайному, помню и это твоё "вот-вот".
"Может, он прав?"
– Ты не понимаешь, каково это! Ведь я словно проклят некоей злой силой, только хочу начать творить и познавать, хочу сосредоточиться, так тут же отрицание берёт верх надо мной и моим средоточием! У тех, кто посерее, может, и хорошо обстоит с ослиным упрямством и воловьим постоянством, но душа гения всегда стремится к свободе!
И снова резанул добродушный смех, на сей раз будто ножом.
– Вижу, с диалектикой у тебя до сих пор скверно, брат. А что до твоего проклятья, то оно зовётся Проклятьем Великой Лени на нашем языке, а на речи альвов ещё точнее: прокрастинацией. И поверь, я хоть и не золотое дитя, но мне тоже хочется выпить, насладиться музыкой, пьесой, поболтать с красивыми девушками, да послушать рассказы охотников на чудовищ, чем сидеть за книгами и медитировать. Так что серые люди страдают этим твоим проклятьем не меньше талантливых.
– Ты не знаешь…
– Знаю. Ты просто берёшь и делаешь то, что должен и к чему способен. Малыми порциями. И совершенствуешь свой навык. Всё. Всякий, кроме безумца, может это. И тем более чародей, ибо какой же волюнтарий может обходиться без свободной воли?
"А что если…"
– Что ж, пойдём вниз, твои поклонники заждались новых баек.
– Хорошо говоришь, Максимилиан, но что ж ты сам забыл в Региспорте, в "Пряном Градце"? Заказываешь вино, поросят? Садишься ко мне лентяю за стол.
– Хм. В Региспорте я потому, что король Энрих пригласил меня ко двору. Я прибыл раньше и сделал все неотложные дела. Я хочу остаться здесь, по правде говоря, а потому желаю знать людей не только при дворе, – этим гадюшником я ещё успею насладиться, но и в городских цехах. К тому же я питаю слабость к роскошным корчмам, как ты помнишь, а это единственный мой отдых за пару месяцев.