И что-то внутри меня сейчас дает трещину. Я шантажировала Лёшу, хоть это и было моим последним шансом, но я это сделала. А Дима, выходит, был связан с чем-то незаконным, и вернулся на кривую дорожку. Из-за меня. Для меня.
Я не знаю, как жить с этим дальше. Как переварить то, что я не гнушаюсь грязными методами для достижения цели? Мой любимый мужчина делает то, что я считаю неправильным. Как это принять? Как переварить?
Только один вариант приходит мне в голову прямо сейчас.
– Я сегодня переночую у Ани.
Глава 47.
Я, в самом деле, приезжаю к Ане, вот только этой ночью совсем не сплю. Сон не просто не идет, он даже не виднеется в конце тоннеля.
Аня, которая никогда не подает виду, сегодня не может сдержать удивления. И после того, как я рассказываю ей все, она удивляется еще больше.
– Ты приехала ко мне…почему? Не пойми неправильно, я рада тебя видеть, но… Дима тебе помог, Санникова жива, здорова, но больше не судья. И отлично, она больше не станет тебя цеплять. С такими людьми только так и можно, они ведь не понимают ничего, кроме силы. Уверена, она уже сопоставила, за что ей прилетело, и оценила, что ее не упрятали на долгие годы. А теперь, видя за твоей спиной влиятельного покровителя, они забудут о тебе.
Аня говорит, явно сдерживая эмоции, которые периодически прорываются в мимике и жестах, но ее голос остается спокойным. Сама я сижу, как на иголках.
– Этот Нодар – темная лошадка, явно криминальная и Дима имел с ним какие-то темные делишки, Ань. Как мне ему верить? Они за сутки организовали арест! Как так вообще можно? Кем для того нужно быть? И это же просто.. это просто какие-то девяностые!
– Он сделал это, чтобы помочь тебе! Я не понимаю, детка, что не так?
Я нервничаю так, что руки начинают трястись. Что-то внутри растягивает меня, как канат, рвет на две части по живому. И я рассказываю ей, сбивчиво, нервно и прыгая от темы к теме.
Я долгое время жила с бабушкой, которая все время твердила мне, как правильно жить.
Правильно – это золотая медаль в школе, красный диплом в университете, хорошая работа в офисе. Правильно – это не списывать, никогда не жульничать, не врать себе и родне.
Если ты нашла кошелек – верни, если можешь помочь – помоги, если человеку плохо – вызови скорую.
Если мужчина изменил, его нельзя прощать, если ушел – нельзя принимать обратно.
Если тебя ударили по щеке, то подставь вторую щеку, но если попали и по ней – ударь в солнечное сплетение и беги.
Нельзя забывать обиды.
Если любить, то мозгом, а не сердцем. И каждый день мыть полы, даже если пришла в полночь.
Моя бабушка была очень сильной женщиной, железной леди из приличной семьи, а вот дедушка был не только редким красавцем, но еще бабником, авантюристом, хитрецом и картежником, так что дорожка его недолгой жизни скоро стала кривой и привела к не самым благонадежным занятиям. Дедушку я не знала, но всю жизнь бабушка упоминала его, как самую большую ошибку в своей жизни, темное пятно на ее репутации и просто «пропащего».
Я так привыкла к этому, что и не думала, что это как-то на меня повлияет. Но однажды, в студенчестве, я потеряла билет в автобусе и, как назло, зашли контролеры. Огромная тетка в форме просто заломала мне руку, пока я пыталась лепетать, что покупала билет, просто не могу его найти. Наверное, думала, что я решу сбежать на приближающейся остановке.
Штраф, который они выписали, а самое главное, слова, которые они говорили, стали моим самым страшным воспоминанием того времени. Я заяц, подлая оборванка, обманщица, меня сдадут в полицию, посадят, там с профурсетками, вроде меня, иначе разговаривают.
И штраф, эта белая бумажка, а как клеймо на самом видном месте. Наказание за нарушение. Штраф – это стыдно и неправильно.
Я была в панике. Я заикалась неделю, пила успокоительные и потом отрабатывала все это с психологом, чтобы вернуться в норму. Какое-то время панически боялась опаздывать, просыпалась ночью от страха, что не прозвонит будильник. Конечно, это всё сгладилось, прошло, но сейчас, видимо, после нервного срыва, сразило меня еще раз.
Сейчас я чувствую, что весь мой мир уходит из-под ног, потому что Леша играл нечестно, сколько нервов он мне потрепал, а теперь вот и Дима пошел по этой же дорожке. Да, во благо мне, но… Откуда мне знать, что будет дальше, если уже сейчас во мне бьется этот бешеный страх? Что-то изнутри, непонятное, не дающее свободно дышать.
– Алиса, мне очень жаль, что это сидит в тебе. Я не психолог, конечно, но… Просто посмотри со стороны. Кто не без греха? Дима любит тебя, он пошел на это ради тебя, потому что в борьбе с Санниковыми вы сами бы не выстояли. Это просто тяжелая артиллерия, к которой никто бы не прибегнул просто так. Она играла нечестно и заслужила это!
– Но, получается, Дима тоже играет нечестно. Он позвонил кому-то и сказал, что надо устранить проблему и оп – Санникова в тюрьме! Он… он как мой дед… Так нельзя поступать с людьми.
– Остановись, Алиса! Не впутывай сюда это. Твой дед и бабушка – это детские травмы, с ними надо пойти к психологу и отпустить уже вот это всё. Но Дима – это другое. Ты сама-то шантажировала своего бывшего, помнишь? Ты тоже пошла по кривой дорожке?
– Я не знаю. Я уже ничего не знаю, Ань. Может, и я пропащая?
– Ты решила, что шантаж это нормально, потому что Лёша стал вести себя странно, а потом оказался на стороне «пропащих» из-за измены. Димина-то вина в чем? Он и в восемнадцать тебе не изменял.
Я не сразу понимаю, что из глаз катятся слезы. Я рыдаю совсем бесшумно, но в три ручья, и мысли мои роятся в голове, как пчелы. Аня обнимает меня, успокаивает и в конце концов, после моих заверений, что всё нормально, оставляет меня наедине с собой.
Я всю ночь лежу без сна, смотрю в потолок и пытаюсь решить для себя, что я на самом деле думаю по этому поводу. Я ужасно скучаю, хочу под теплый бок и вообще, просто все обнулить и начать заново. Я люблю его, но что сильнее, эта любовь или мой страх?
И перед рассветом все-таки засыпаю.
Глава 48.
Что такое любовь? Это не только прекрасное чувство, но и зависимость, как говорила моя бабушка, а потом и мама. И я на самом деле это чувствую.
Чувствовала с Лёшей когда-то, теперь чувствую с Димой, и это пугает. Я беру отгул на работе и днем возвращаюсь домой, чтобы точно не столкнуться с ним, все обдумать спокойно и понять, как быть дальше.
Я точно обидела его этой ночевкой у Ани, да и вообще вела себя странно, но мне очень нужно было разобраться в себе. И вот я в его квартире, которую неосознанно уже называю домом, а решения так и нет.
Я сижу на ковре посреди гостиной, когда телефон оживает и высвечивает знакомый номер.
– Привет, Лёша.
Я не очень рада его слышать, но и страха у меня больше нет, напряжения тоже. Я почти спокойно беру трубку, даже с интересом, но и так знаю, что он хочет спросить. Странно, что спустя столько времени.
– Здравствуй. Удобно?
Его голос совсем не изменился, но в нем уже нет ноток сарказма, злости или горечи. Просто спокойный разговор давних знакомых, которые случайно встретились. Ностальгия проклевывается где-то в груди, но я поспешно давлю это странное чувство.
– У меня есть немного времени, говори, – киваю я трубке, хоть собеседник этого и не видит.
– Ты знаешь, что у нас происходит?
Ну да, это ровно то, о чем я подумала. Он звонит спросить, в курсе ли я и услышать в моем голосе, как я к этому отношусь. Причастна ли, рада ли, чувствую ли себя отмщенной.
– Да, об этом трубили в новостях, – расплывчато отвечаю я.
– Ты связана с арестом моей матери? – его голос звучит чуть более напряженно, чем секунду назад.
Что мне правильно ответить? Всю жизнь меня учили говорить правду, но это можно квалифицировать, как ложь во спасение. Ну и формально я просто поплакалась в жилетку Димы, а он рассказал об этом знакомому. Я ничего не делала, как и он сам.
А вот Нодар делал, но никому не стоит об этом знать.
Если я сейчас скажу, что мы причастны, это будет означать войну. Хочу ли я поставить Диму под удар? А себя? Конечно, нет.
– Нет, – говорю я, изо всех сил контролируя голос, но это кажется одним из подвигов Геракла. Я тут краснею, белею, меня бросает в пот и начинает трясти, но я упрямо вонзаю ногти в ладони и держусь. Или ты, или тебя, я это уже поняла.
– Как я понял, она решила подложить тебе свинью и буквально сразу после этого ее поймали на взятке. И ты хочешь сказать, что не причастна к этому? – его голос все еще звучит напряженно, но я всё для себя решила и не хочу дальнейшей войны, так что за секунду вспоминаю всё, что когда-либо знала о лжи.
– Лёш, я причастна, только если верить в большой бумеранг и кругооборот справедливости в природе. Я не рада, что так вышло, и уж точно не думала, что твоя мать промышляет взятками.
Я говорю почти правду о бумеранге, ведь я так на него надеялась все это время. И чистую правду следом, потому что, честное слово, совсем не рада. Наверное, чем больше говоришь фактов, тем достовернее выглядит ложь. Ну вот, теперь я лгунья и небо не рухнуло на мою голову. И все, что я считала правильным, сейчас рассыпалось на мелкие кусочки. Это был не так уж сложно, поступиться принципами ради своего будущего счастья. Особенно, раз эти принципы и не мои.
– Я не знал, что она пойдет вершить вендетту, – слышу в трубке в ответ. Из голоса Лёши тут же ушло напряжение, он стал усталым и глухим, и я, кажется, верю, что он ничего не знал. Очень страшно верить, но очень хочется. Может быть, зря, но мне очень хочется видеть людей хорошими, особенно тех, кто когда-то был мне близок и дорог.
– Я так и думала. Ты ведь скоро станешь отцом. Это значительно важнее всего остального. И маме твоей тоже скоро будет, чем заняться, – улыбаюсь в трубку, а Лёша, судя по голосу, улыбается мне в ответ.
– Это точно.
Мы быстро и скомкано прощаемся и я надеюсь, что больше не будем друг другу звонить. Наверное, вот они – самые последние ниточки и если их порвать, останется «Алиса до» и «Алиса после». Очень хочется закончить это раз и навсегда, потому что эта история и так слишком затянулась.
Когда я кладу трубку, то вдруг понимаю, что всё для себя решила. Я больше не та Алиса, которую видела в зеркале несколько месяцев назад и это не так уж плохо.
Глава 49.
К приходу Димы я успеваю приготовить ужин и переодеться в красивое платье. Я хочу всё исправить и начать с самого начала. С чистого листа, без моих страхов и домыслов, без недомолвок и секретов. Только хочет ли он этого? Своей ночевкой у Ани я его явно обидела.
В двери поворачивается ключ, и я замираю на месте, даже не дыша. Дима заходит в квартиру, и я отмечаю, что он бледный, а под глазами залегли тени. Наверное, как и я, плохо спал.
Он видит меня и становится каким-то растерянным, будто не уверен, что я, в самом деле, тут, но быстро берет себя в руки. Но не делает ни шагу ко мне, так что я понимаю – мой выход. Накосячила – исправляй.
– Я пришла извиниться. И остаться, если ты позволишь.
Дима молчит, он совсем не двигается, как будто примерз к полу. Это очень меня пугает, но я понимаю, что не начну сейчас – возможно, попрощаюсь с ним навсегда. Я не могу себе этого позволить.
– Я ушла, чтобы подумать. И мне жаль, – я то смотрю на него, то опускаю глаза в пол. – Мне очень жаль, что я обидела тебя, была такой неблагодарной и недоверчивой. Но я совсем тебя не знаю. Не знаю, чем ты жил эти десять лет. Мне с детства внушали, что ложь это недопустимо, плохо и вообще настолько вопиюще ужасно, что я даже по мелочи никогда не лгала. С ложью связано всё незаконное, спорное и… Ну, сам понимаешь. Сначала по мне ударил Лёша со всем тем, что он сделал. Он поступал ужасно, врал мне, использовал нечестные методы, чтобы только отомстить, а сам изменял мне. Его родители еще подбросили дровишек в огонь. И когда я узнала, что ты помог мне… Спасибо, я, кстати, так и не сказала, но говорю сейчас. Спасибо, Дима. Так вот, когда я узнала, что есть такой человек по имени Нодар и он что-то сделал, а в итоге Людмилу арестовали, я испугалась.
Дима стоит, не двигаясь, и просто слушает, что я говорю. Не кивает головой, не хмурится, не улыбается, просто стоит статуей там же, где остановился. А я продолжаю.
– Мне было очень сложно в последнее время, и я была… дурой, да. Я взяла тайм аут, уложила всё в своей голове и решила, что, не смотря на свои принципы, на свою картину мира, я тебя люблю. И даже если ты замешан в чем-то незаконном, я буду тебя любить. И плевать на всё.
Я перевожу дыхание и на секунду закрываю глаза, но понимаю, что сказала еще не всё. И даже если он прогонит меня, я буду жалеть, что не попробовала.
– Я прошу прощения за то, что столько раз оставляла тебя. За то, что вела себя, как маленькая. Сегодня звонил Лёша и спрашивал, связаны ли мы с арестом его матери. И я впервые в жизни, наверное, солгала. Я сказала, что мы с этим не связаны. И только потом поняла, что больше не боюсь. Но то, что я хочу быть с тобой, я решила еще до этого. Вот. Это то, что я хотела сказать. Пожалуйста, если ты решил меня послать, сделай это сразу. Не тяни.
Я смотрю на него выжидательно, наблюдаю, как он оттаивает, как вздымается его грудь, как он делает маленький шаг в сторону, и жду его решения.
– Я не знаю, Алиса, – говорит он с таким видом, что глаза наполняются слезами.
Он все уже решил, и совсем не в мою пользу. Это все вполне понятно, зачем ему такая нерешительная девушка с толпой тараканов в голове, которые периодически еще и фейерверки взрывают. Проблемная, сложная, недоверчивая и со странными пунктиками. Это ожидаемо, Алиса. Не плачь.
– Я понимаю. Тогда я пойду, соберу свои вещи, это не займет много времени, – роняю я и поворачиваюсь к нему спиной, в надежде не показать своих слез. Горло сковывает спазм, а колени подгибаются, я иду сейчас только на силе воли. Но и она испаряется, когда меня вдруг обнимает крепкая горячая рука.
Я всхлипываю, пытаясь подавить рыдания, но это просто невозможно. Дима разворачивает меня к себе, смотрит в мокрые от слез глаза и тепло улыбается.
– Я же сделал тебе предложение. Хотел провести с тобой всю жизнь. Думаешь, несколько твоих истерик могут это изменить?
Я растерянно быстро машу головой, надеясь, что он увидит в этом движении «нет», хотя это не точно, ведь я сейчас похожа на даму средних лет с нервным тиком. Но его это, кажется, не волнует.
– У тебя был нервный срыв, особое воспитание и вообще довольно сложные полгода. Я все понимаю и не собираюсь тебя бросать.
– Тогда давай с самого начала? Без тайн. Расскажи мне все-все, и я тебе в ответ тоже все расскажу.
Мы долго обнимаемся, потому что я не могу его отпустить и цепляюсь за него руками и ногами, как только он пытается отстраниться.
Я узнаю очень много нового.
Оказывается, однажды Дима спас Нодару жизнь. Совершенно случайно вытащил его, когда тот тонул. Но тонул он не просто так, а был обмотан тяжелой металлической цепью, а потом брошен в озеро. Воля к жизни была так велика, что часть цепи спала, так что ногами барахтаться он частично мог, потому и не утонул сразу, а смог дождаться случайно приехавшего на это же озеро паренька на велосипеде.
Дима смог его вытащить, знатно нахлебался при этом воды и чуть не утонул сам, так что Нодар, будучи уже тогда не простым человеком, решил, что будет должен Диме три услуги.
Дима организовал бизнес сам и в первый раз попросил помощи, когда его приехали крышевать какие-то странные братки шесть лет назад. Все по волшебству решилось.
Что до Санниковой – это была вторая услуга, но тут нужно было просто поспособствовать. Наверху как раз происходит чистка, ее место давным-давно приметили другие влиятельные люди, а тут потянули за ниточку, и вскрылась информация о закрытом деле на ее сына, об «ошибочно» заблокированных счетах его девушки, а потом и о новой попытке подпортить ей жизнь. Видимо, одной мамаше-гусыне показалось мало. Это ее и сгубило.
А никакого страшного криминального прошлого у Димы нет. Однажды он угнал кабриолет, на целых полторы минуты, думая, что это его машина. Ключи были в зажигании, модель и цвет совпадали, ну просто совпадение на миллион.
Пару раз распивал спиртное в неположенных местах и был за это наказан. И списывал на экзамене по физике. Успешно. Совсем не такое ужасное прошлое, которое я себе представляла.
– Ну что, теперь тебе не страшно? – спрашивает Дима.
– Ну, может немного. Мне все время кажется, что ты поймешь, как я мотала тебе нервы, и уйдешь в закат.
– Я уже уходил в закат, мне там не понравилось. Давай у нас уже просто всё получится?
Я только киваю. Давай.
Глава 50.
Я смотрю на свадебное платье в витрине и не могу отвести взгляд. Создатели реклам стирального порошка передрались бы, лишь бы показать у себя такую идеальную белизну. Тысячи страз и жемчужин переливаются под софитами, подчеркивая пышность юбки. А я смотрю на него, не могу не смотреть, и меня тошнит от страха.
Почему я так боюсь этого момента? Я даже еще не согласилась выйти замуж! Но стоит мне подумать об этом, начинают трястись колени. Если я примерю это платье, то хлопнусь в обморок прямо в нем.
Буквально отдираю себя от витрины и иду по улице дальше. Постепенно градус моей паники снижается до уровня «терпимо», а за чашкой кофе настроение вообще выравнивается. Я предпринимаю попытку посмотреть платья еще раз, на этот раз на фото в интернете, но опять не очень удачно.
– Ань, у меня паника, когда я смотрю на свадебные платья, – говорю я, как только слышу её «алло».
– И тебе привет! О, как интересно. А на любые, или те, что на других невестах, воспринимаются нормально?
Я задумываюсь. В основном я смотрела на платья на манекенах или на модных показах, но живых, реальных невест в последнее время как-то не видела.
– Не знаю. А в чем разница?
– Мне кажется, если ты боишься только тех платьев, которые в теории «свободны», а вот платьев других невест – нет, то с этим можно что-то придумать.
– Я не знаю. Где мне сейчас невесту взять, для чистоты эксперимента? – спрашиваю я. Где обитают невесты? Наверное, их можно поймать где-то в центре, скорее всего в выходные. Но что делать дальше? Ехать куда-то в центр и искать злачные свадебные места, а потом подходить к невестам с просьбой их потрогать или что? Звучит, конечно, странно.
– Я придумала! – восклицает Аня, и я вздрагиваю. – Приезжай сейчас ко мне, все расскажу на месте.
Я долгих сорок минут добираюсь до нее, еду в метро, потому что пробки в последнее время просто адские, буквально намекают на то, что в них можно провести всю свою жизнь. Так что я меняю удобные сидения авто на душное и шумное подземелье. Десять минут от метро я шагаю подозрительно бодро, везде высматривая дам в белом, но, наверное, в спальных районах сейчас не сезон.
Тыкаю пальцем в дверной звонок, забрызганный краской, и дверь резко открывается, являя мне подругу в огромном и пушистом, как облачко, белом платье.
Я громко взвизгиваю и, видимо, инерции, резко и громко захлопываю дверь, а потом, опомнившись, открываю ее опять.
– Ань, блин, предупреждать же надо.
Аня стоит на пороге и даже не смеется, а громко, заразительно ржёт.
Следующие полчаса она выступает то манекеном, то моделью, то трогательной подругой, в смысле, заставляет меня трогать платье. Мы обе приходим к выводу, что боюсь я только если платье, в теории, может стать моим, а если оно уже кому-то принадлежало, то страх почему-то уходит.
– Но почему ты не боишься моего платья? Оно ведь тоже может стать твоим, если я его сейчас тебе подарю.
– Не знаю! Этот страх – что-то необъяснимое, я же вообще без проблем думала, какое платье надену на нашу с Лёшей свадьбу, даже выбирала, – говорю я, а Аня тут кривится, будто лимон съела, прямо с кожурой, косточками и вообще целиком.
– Вот это меня и пугает. На свадьбу с этим маньяком, значит, не страшно платье выбирать, а с нормальным мужиком – истерика. Давай-ка ты мое платье еще и примеришь, а?
Я крепко задумываюсь. В конце концов, Аня в платье меня не пугает, само платье тоже нормально ощущается, почему тогда не пойти немножко дальше?
Спустя пятнадцать минут и одну адскую шнуровку, мы героически впихиваем меня в это белоснежное облако. Я боязливо подхожу к зеркалу и понимаю, что всё нормально. Внезапно.
Конечно, на мне платье сидит иначе, оно сильнее меня утягивает, да и ростом я ниже, но в целом это красиво, комка в горле не вызывает, как и мыслей о побеге с этой планеты.
– А может ты в нем под венец и пойдешь? – вдруг предлагает Аня. – Ну а что, красивое, почти новое, не вызывает панических атак.
– Я еще не согласилась замуж идти, – неуверенно возражаю я, но она только отмахивается.
– Ну, у вас любовь же, согласишься, куда денешься.
– Некоторые вон и по десять лет гражданским браком живут, и ничего. Страшновато мне как-то. Такая ответственность.
– Глупостей не говори. Это просто колечко и штамп в паспорте, чего тут бояться? – Аня вытягивает перед собой руки, и на ее безымянном пальце я вижу тонкое колечко. Сейчас она носит его, будто всегда так и было. Но я помню, как Женя уговаривал ее, а она не хотела замуж.
– И это мне говорит женщина, которая сама замуж не хотела, а пошла только с уговорами и ультиматумами!
– Я не хотела, а не боялась, это раз. И Жене это было важно, вот тебе два. Отсюда и платье, и кольцо, и штамп. Для него это означает, что он теперь несет за меня ответственность, что называется, перед богом и людьми. А колечко – это чтобы все знали, что эта шикарная женщина занята, – и она расплывается в такой счастливой и широкой улыбке, что я и сама улыбаюсь. И задумываюсь пуще прежнего, да так сильно, что сама не понимаю, как добираюсь до дома.
– Дим, а зачем ты позвал меня замуж? – выдаю я ничего не подозревающему мужчине.
Он выглядит удивленным и пару минут молчит, словно обдумывает правильный ответ. Но мне нужен не правильный, а настоящий, ведь как-то он к этому пришел.
– Потому что я тебя люблю, а на любимых женщинах женятся, – отвечает он.
Я сначала не нахожу что ответить, всё очень логично звучит, но все-таки мозг лихорадочно выдает мне все новые и новые вопросы.
– Ну, ведь можно просто жить вместе. Посмотреть, совместимы ли мы, притереться. Никуда не спешить. Чем тебе важен штамп?
Дима задумывается еще на пару минут, а потом пожимает плечами.
– Ну, он мне не особо важен. Другими словами, мне вообще все равно, будет он стоять в паспорте или нет, но раз это так, почему бы ему там и не стоять? Вроде как, я беру тебя в жены, такую красивую, в белом платье, перед богом и людьми.
– Это только перед людьми. Чтоб перед богом – надо венчаться. И почему сразу платье, замуж сейчас и в джинсах выходят, – пытаюсь спорить я, сама не знаю зачем. Но с Димой вообще сложно спорить, ведь чаще всего он просто соглашается.
– Значит, надо еще обвенчаться, а туда в джинсах нельзя. Зато в ЗАГС в них вполне можно, какие проблемы? Я тебя и в платье люблю, и в джинсах, какая разница? Просто думал, для девушек это важно.
– Я тут поняла, что до коликов боюсь свадебных платьев. Только Анькиного не боюсь, даже примерить смогла.
Признаюсь, и так страшно становится, как будто какой-то стыдный секрет открыла. Пытаюсь поймать Димину реакцию, но ее толком и нет. Он просто обнимает меня, а я тут же растекаюсь в его объятиях послушным тестом. Таким безвольным, прилипчивым, только оставьте меня вот тут, как есть.
– Значит, если скажешь мне «да», можешь пойти к алтарю в нем. Или в джинсах. Ерунда это всё, детка. А со страхом можно к психологу сходить, если тебя это волнует, я оплачу.
Я оплачу. И все вопросы у него так просто решаются, что хочется поаплодировать. И, в самом деле, пойти к алтарю в джинсах.
Но я пока не решилась.
Сейчас я – тесто, и мне хорошо там, где я есть. И Дима не возражает.
Глава 51.
Утро не задалось. Будильник не прозвонил и теперь, в полной панике перелезая через спящего Диму, я тороплюсь выбраться из постели. Не очень удачно, надо сказать. Спешка для меня самый плохой вариант, я тут же становлюсь рассеянной и неуклюжей, и в подтверждении этого, тут же растягиваюсь на полу.
Так, это явно какой-то клонированный день, видела такое в Матрице, там еще было два одинаковых кота, а потом на героев напали. Ну, а у меня вот будет два одинаковых синяка на филейной части, спасибо большое. Завести что ли кота?
По крайней мере простыни у нас не шелковые, ненавижу их, мало того что скользят, так еще и охлаждают, когда и так холодно. Хорошо, есть Дима под боком, он вполне подходит на роль моей портативной грелки. Такой горячей, приятной, которую можно еще и как подушку использовать. Правда, жестковата такая подушка, там же все мышцы, как на анатомическом пособии.
– Детка, ты не ушиблась? – сонно спрашивает он из-под одеяла.
– Все хорошо, спи, милый, – отвечаю я, тормозя свои интересные мысли, и тихонько выхожу из комнаты. Ну, наделав столько шума, вряд ли стоит соблюдать тишину, но ради приличия даже дверь прикрываю максимально тихо.
Иду на кухню варить кофе. Ну, вернее, готовить завтрак, пока варится кофе, потому что за меня это сделает кофемашина. Она слушается меня с полуслова, потому что подключена к умному дому и это просто чудо из чудес. Нет, правда, моя прежняя машинка была с характером, не всегда даже включалась от нажатия кнопки. Там нужно было станцевать ритуальный танец, нажать на кнопку и одновременно пихнуть ее боком, а потом еще и по крышке хлопнуть. И это могло гарантировать только процентов семьдесят хорошего исхода. А теперь, вот оно, счастье.
Готовлю омлет с сыром, это самое быстрое в мире блюдо, которое не раз выручало меня в моменты критического отсутствия времени. В основном, когда надо было накормить Лёшу, сама-то я обычно оставалась без завтрака, а иногда и без кофе, но ему всегда полагался завтрак, хоть чума, хоть конец света.
Дима же пока приятно меня удивляет, он не просто умеет готовить, а еще и часто радует меня завтраками, даже когда мы опаздываем.
Омлет почти готов, когда я слышу шаги за спиной и оказываюсь в крепких, теплых объятиях. Слышу горячее дыхание на макушке и счастливо съеживаюсь. Это как надеть любимый, мягкий свитер в холодный день. Сплошная нежность.
– Ты что так рано встала в выходной? У тебя какие-то планы? – шепчет он мне в затылок, и я пораженно замираю. Да блинский же блин, вот и причина, почему не прозвонил будильник!
Дима смеется, когда видит выражение моего лица и спешит утешить меня поцелуями, тут же подоспевает свежий кофе и день становится чуточку лучше. Ну и встали рано, ну и ладно. Значит, поедем гулять!
Мы неспешно завтракаем, обсуждая, как бы поехать, а потом я собираю с собой бутерброды и чай в термосе, вдруг там не окажется приличного кафе или даже завалящего ларька.
Но темная полоса зебры не сдается, пытаясь хоть так, хоть сяк испортить мне день.
Сначала не заводится машина, потом я сажаю пятно на майку, которую тут же в машине переодеваю, а Дима присвистывает, как это делали в старом кино.
Потом не могу найти телефон, который мирно лежит у меня в кармане, а следом оказывается, что термос благополучно забыт дома.
Дима смеется, глядя, как я бешусь и почти подпрыгиваю на сидении от злости и говорит, что это даже мило, а потом предлагает обдумать, что мы забыли и что захватить из квартиры, чтобы это было быстро и четко.
И вот, спокойно сидя в машине и вспоминая, что еще могли забыть, мы вдруг видим Риту, бывшую девушку Лёши, которая решительно идет к нашему подъезду и открывает дверь своим чипом. Откуда у нее этот чип, если у нее и ключей-то никогда не было, и что она тут делает?
Мы озадаченно поворачиваемся друг к другу и одновременно, а главное, безмолвно, решаем, что нам очень нужно вернуться домой вот прямо сейчас.
Поднимаясь в лифте, я лениво думаю, что ничего хорошего ждать не стоит, а с другой стороны, со мной ведь Дима, что может пойти не так?
Но то, что я вижу в итоге, превосходит все мои ожидания.
А вижу я Риту, которая на ходу раздевается и бросает свои вещи прямо по пути, оставляя дорожку, как Гензель и Гретель из сказки. Только одежная дорожка это как-то уж слишком современно, переходит в ранг фильмов для взрослых. Как и ее белье, между прочим, совершенно не оставляющее простора для воображения. Я даже слегка розовею, как и Дима. Мы оба стоим и молча смотрим на происходящее непотребство.
Рита, совершенно не слыша нас, в одном прозрачном белье разгуливает по моему дому. По. Моему. Дому. Дрянь. Такая. Сил ждать дальше у меня не остается.
– Какого это фига ты тут делаешь, да еще и полуголая? – рявкаю я, сама удивляясь силе своего голоса. Никогда не думала, что умею звучать так, иначе точно использовала бы это, не знаю на сколько во благо, но в корыстных целях – однозначно.
Рита забавно подпрыгивает на месте, как делают кошки, только те используют подушечки на лапах, а эта – огромные тонкие каблуки. Она начинает судорожно искать одежду, которую только что так вольготно разбрасывала. Не очень удачно, но в какой-то момент под руку попадается рубашка и она быстро надевает ее и криво застегивает пуговицы, так что одна сторона свисает ниже другой. И все это молча, пока мы смотрим на нее в недоумении.
– Повторяю, что ты здесь забыла и откуда у тебя ключи? – рявкаю я опять, тем самым классным голосом. Наверное, он появляется от нервов, мелькает фоновая мысль и тут же исчезает.
– Не твое дело, – визжит она. Ее голос напротив становится очень высоким, она буквально пищит, и это было бы довольно комично, если бы не ситуация, в который мы все оказались. Посоветовать ей, что ли, пойти мультики озвучивать?
– Вообще-то как раз моё. Это мой дом, мой мужчина и даже вот этот ковер, который ты портишь своими нелепыми шпильками – тоже мой. Говори, пока цела, Рита. Сейчас у меня сдадут нервы и я пойду тебя бить, – спокойно говорю я и наблюдаю, как она вздрагивает.
– Это был мой дом и мой мужчина, – с вызовом говорит она, вскидывая подбородок и скрещивая руки на груди.
– Был. А теперь я выхожу за него замуж, так что будь добра, на выход. И дорогу сюда забудь. А ключи можешь оставить себе, мы все равно поменяем замки.
Рита застывает на месте и вопросительно, с совершенно потерянным видом смотрит мне за спину, видимо, в надежде получить у Димы подтверждение.
Я поворачиваюсь к нему, чтобы хочется поймать его взгляд и получить поддержку, но я замечаю, что он удивленно на меня смотрит и молчит. Ничего не комментирует, просто внимательно и удивленно смотрит.
Ладно, потом растормошу и спрошу, в чем дело. Пока надо справиться с полуголой проблемой, которая стоит посреди гостиной, с дрожащей губой, явно сдерживая слезы. А такая была храбрая, так уверенно тут ходила в своих кружевных стрингах…