Али-баба и тридцать девять плюс один разбойник
TextГлава 8. Мешок золотых и еще чуть-чуть
Как ни старался Али-баба, но в эту ночь ему так и не удалось заснуть во второй раз. На улице вскоре все стихло. Соседи, утомленные бессонной ночью и тушением пожара, разбрелись по своим домам, тихонько проклиная устроившего нежданный переполох Касыма. Потревоженные собаки перестали брехать и попрятались в будки с чувством исполненного долга. Али-баба же еще долго ворочался с боку на бок, вздыхал, вглядывался через окно в бархатно-черное небо, усыпанное россыпью звезд и подернутое невесомыми шалями облаков. Он никак не мог понять, что его изводит больше: бессильная злоба на потерявшего стыд и всякую меру в своей жадности брата; данное тому в горячности обещание отправиться в горы за золотом или неожиданно вновь навалившаяся нищета после неуемного денежного разгулья, еще так недавно казавшегося нескончаемым. А возможно, Али-бабе не давало заснуть все это вместе взятое – слишком уж много впечатлений выпало на его долю за один короткий день.
Но возвращаться в пещеру ему совершенно не хотелось. Мало ли что могло произойти теперь. Тогда ему повезло – разбойники удалились по своим, разбойным, делам, а дух Сим-сим оказался в хорошем (прошу прощения за каламбур) расположении духа. А вдруг именно завтра или, правильнее сказать, уже сегодня все случится с точностью до наоборот? Что тогда – прости-прощай, дорогая голова? А ненасытный Касым и дальше будет преспокойно жить-поживать и в бороду не дуть?
Али-баба уже сильно жалел, что пошел на поводу у ополоумевшего от блеска золота Касыма, науськанного собственной женой. Ну, сгорел бы проклятый дом, и шайтан с ним! Али-баба наконец отделался бы от назойливого и докучливого соседства, поселившись где-нибудь на другой окраине города в ветхой, заброшенной лачуге, коих в городе имелось предостаточно благодаря заботе эмира и его приближенных о благе народа. Вот кто тянул Али-бабу за язык!
Впрочем, какой смысл теперь рассуждать о случившемся. Али-баба относился к тем людям, которые, дав обещание, старались исполнить его, и потому не оставалось ничего другого, как пойти в горы, войти пещеру, уповая на деловое отсутствие разбойников, и умолять духа дать еще денег, чтобы отвязаться от нападок Касыма. Но вот в чем вопрос: оставит ли Касым Али-бабу в покое, после того как тот выполнит свое обещание? Если выполнит, разумеется. Али-баба не без причины подозревал, что одним мешком дело никак не ограничится, хотя, если взять с Касыма расписку…
Но Али-баба был, как вы сами понимаете, еще тот юрист, и о составлении расписок и прочих крючкотворствах имел самое приблизительное понятие. Он даже дарственную на дом с Касыма не смог вытребовать, когда тот сам – никто его за язык не тянул – пообещал. Так что надуть простоватого парня мог кто угодно, не говоря уж о поднаторевшем в подобных вопросах Касыме. Значит, Али-бабе оставалось уповать только на благосклонность судьбы, волю случая и собственный неисчерпаемый оптимизм, впрочем, чья неисчерпаемость даже самому Али-бабе уже казалась слишком преувеличенной.
С такими тягостными мыслями, как вы сами понимаете, заснуть было трудно, и Али-баба, в очередной раз повернувшись на другой бок, вдруг осознал, что сон покинул его окончательно. Али-баба поднялся с лежанки и наскоро собрался, стараясь не разбудить чутко спящую, как и все старики, мать. Затем на цыпочках вышел во двор и, ежась от влажной предрассветной прохлады, направился в стойло.
Осел дрых, стоя у пустой кормушки и низко повесив голову, в надежде, что хозяин утром сменит гнев на милость, и он вновь утолит голод, как и подобает ослу его положения. Однако Али-баба повел себя довольно странно, с точки зрения осла, проснувшегося от тихого шороха у самого его носа.
– И… – начал было осел свою приветственную песнь, как Али-баба бросился к нему и зажал пасть руками.
– Тихо ты, лопоухий, перебудишь всех!
Ослик замер, боясь шевельнуться, а Али-баба долго вслушивался в тишину, потом медленно убрал руки.
– Больше не вздумай крикнуть, а то… – Али-баба снял с гвоздика плетку, которой никогда до того не пользовался, и погрозил ей ослу.
Ослик понятливо закивал. Странное поведение Али-бабы очень дурно попахивало, но плетка в руке хозяина обладала даром рассеивать всякие сомнения.
– Вот и хорошо, – шепотом похвалил Али-баба, отвязывая поводья от столба. – Пошли!
Однако ослику никак не улыбалось тащиться невесть куда посреди ночи, и он заупрямился, дав задний ход.
– Пошли, тебе говорят! Ну? – потянул Али-баба за уздечку. – Предупреждаю: будешь упрямиться, вообще сегодня еды не получишь.
Нешуточная угроза возымела свое действие. Осел, немного подумав, недовольно взмахнул хвостом и поплелся за Али-бабой, недоумевая, куда хозяину приспичило идти в такую рань. Если бы он знал, куда, то ни в жизнь не сдвинуть Али-бабе его с места, даже под угрозой голода и плеточных нагоняев. Но ослик ни о чем не догадывался, а Али-баба на сей счет не распространялся, полагая, что ослу знать цель ночной вылазки совершенно необязательно.
Ночью все ворота города были закрыты, поэтому, пройдя по самой окраине города, Али-баба приблизился к одному из проломов в городской стене, отодвинул рукой бурно разросшиеся колючки и пропустил вперед осла. Затем протиснулся следом сам. Потревоженная верблюжья колючка зашуршала и вновь скрыла небольшой лаз, в который мог протиснуться разве что осел или человек с небольшой ношей.
О проломах в городской стене знали почти все в городе, но делали вид, будто их не существует. Простому люду они давали возможность беспрепятственно и, главное, бесконтрольно, покидать город и возвращаться. Стражникам было наплевать на лазы, поскольку они их по большому счету совершенно не касались. Те, кто должен был чинить стену, чинили ее лишь на бумаге, а деньги, как водится, клали в собственный карман, делясь, разумеется, с теми, кто деньги выделял. Сборщики податей, вечно ошивающиеся у ворот и обирающие прибывающий в город люд, тоже знали о проломах, но много ли поимеешь с тех, кто ими пользуется? Поэтому Али-баба совершенно ничем не рисковал, покидая город под покровом ночи.
Дорога в горы заняла немного времени, ведь эта часть городской стены примыкала почти вплотную к подножию гор, и Али-бабе оставалось лишь не сбиться с намеченного пути в кромешной темноте – ущербная луна, как назло, уже скрылась за горизонтом. Поплутав немного, Али-баба вышел к тому самому месту, где он впервые услышал голоса разбойников, а дальше оставалось лишь пройти вдоль бурного потока, стремительно сбегающего с гор в долину. Обрадовавшись, Али-баба быстро спустился к реке, ведя за собой в поводу сонного ослика, и заспешил к пещере. Осел тоже узнал местность, что вселило в его ослиную душу некоторую тревогу. Он заупрямился, упираясь ногами в каменистую дорогу и тряся головой.
– Нашел время, – разозлился на осла Али-баба, без толку дергая поводья. – Ну? Пошли! Пошли, кому сказал!
Но осел продолжал упираться, и сдвинуть его с места было невозможно.
– Упрямое животное! – окончательно вышел из себя Али-баба, бросая поводья. – Знай же, если ты не перестанешь упрямиться и не будешь вести себя как подобает порядочному, благовоспитанному ослу, я сниму с тебя твою любимую уздечку – это раз, – загнул палец Али-баба, – в твоем стойле поселю баранов – это два. От них будет гораздо больше проку! – Юноша загнул второй палец. – И вместо ячменя и сена ты получишь вот это! – Али-баба соорудил из пальцев знатный кукиш и сунул его ослу под нос.
Осел придирчиво оглядел кукиш со всем сторон, даже понюхал его. Кукиш на его ослиный взгляд оказался слишком пресным и к тому же совершенно непригодным в пищу.
– Так как? – осведомился Али-баба, с вызовом складывая руки на груди. – Что ты решил?
– Иа! – шумно вздохнул ослик и покачал головой – крыть было нечем. Он-то знал: Али-баба слов на ветер никогда не бросал.
– Ты умный осел, с тобой можно договориться, – удовлетворенно кивнул Али-баба и направился вверх по берегу реки.
Осел, все время недовольно фыркая, плелся следом за молодым человеком. В конце концов, лучше сразу помереть, чем терпеть унижение от каких-то безмозглых баранов и питаться кукишами. А может, все еще и обойдется, ведь не законченные же изверги разбойники, чтобы казнить здоровых, работящих ослов. Да и какой в том прок?
Перед пещерой было тихо и пусто. Лишь ветер вздымал и закручивал тонкие пыльные вихри и играл перекати-поле, гоняя его туда-сюда, словно мяч. Али-баба укрылся за уже знакомым ему камнем, откуда площадка просматривалась вдоль и поперек, и долго размышлял, пребывая в глубоком сомнении. Есть ли в пещере разбойники или они ускакали на очередной грабеж, узнать не представлялось возможным. Тогда, не придумав ничего путного, Али-баба решил, будь что будет, и небольшими перебежками вплотную приблизился к стене, закрывавшей вход в пещеру. Долго не решаясь произнести волшебные слова, Али-баба мялся у самого навеса, выдающегося над входом в пещеру, потом зажмурился и дрожащим голосом, едва слышно, произнес:
– Сим-сим, откройся, пожалуйста!
Если разбойники в пещере, то сами собой открывающиеся двери должны до крайности удивить их, а может, даже напугать. Удивление, как известно, лишает разума не хуже страха. На что и рассчитывал Али-баба, готовый в любой момент задать стрекача. Попробуй потом отыскать его в кромешной тьме!
Ужасающий грохот разорвал тишину ночи. Гигантские языки пламени, извивающиеся в бешеном танце и бугрящиеся дымными валами, отодвинули темноту от пещеры, сгустив ее. Жаркое пламя обожгло лицо Али-бабе. Заслонившись руками от нестерпимого жара, юноша осторожно заглянул в пещеру. Разбойников в пещере не оказалось, лишь вороватые мыши прянули стайками в разные стороны от мешков с зерном.
Али-баба подождал немного и переступил порог. В жилище разбойников пахло свежим шашлыком и дымом, струящимся из мангала, из чего Али-баба заключил, что разбойники покинули пещеру совсем недавно и в большой спешке.
– А, друг Али-баба! – прогремело под сводами пещеры. – Заходи, не стесняйся.
– Здравствуй, добрый дух Сим-сим, – проворчал Али-баба, который с перепугу едва не поседел. – Прости, но мог бы ты говорить чуточку тише и не так внезапно. Знаешь ли, я не догадался взять запасных штанов.
– Извини, но я не думал, что ты испугаешься. Рад тебя видеть.
– И я… в смысле, слышать тебя, о дух. Знаешь, я принес тебе куриную ножку.
Али-баба вынул из-за пазухи остатки своего ужина и протянул перед собой, не зная, куда положить.
– Мне? Куриную ножку? – удивился дух. В его голосе послышались дрожь волнения и растерянность. – Но зачем?
– Извини, у меня больше ничего не было, а ты так много для меня сделал.
– Кхм. Спасибо тебе, конечно, добрый юноша, – откашлялся дух Сим-сим. – Но я не ем куриных ножек. И лепешек с шашлыком. И плова. Хотя был бы не прочь попробовать, но… видно, не судьба!
– А что ты ешь? – Али-баба, задумчиво повертев в руках куриную ногу, откусил от нее и принялся неторопливо жевать – не пропадать же добру!
– Я ем, вернее, питаюсь эмоциями, чувствами.
– О! А как это?
– Мне хорошо, когда хорошо другим. И плохо, когда другие страдают.
– Представляю, как тебе живется с разбойниками, – удрученно покачал головой Али-баба.
– Я уже привык, – грустно отозвался дух, и его красноречивый вздох раскатистым эхо прокатился по пещере. – Но не будем о грустном. Хочешь, я расскажу тебе свежий анекдот?
– Хочу, – соврал Али-баба. Он даже не знал, что такое анекдот, и единственным его желанием было поскорее убраться восвояси, прочь из пещеры, но обижать сентиментального хозяина горы не хотелось.
– Значит, так! Встретились как-то два верблюда: бактриан и дромадер. Дромадер и говорит: «Послушай, давно хочу тебя спросить: почему у тебя два горба, а у меня только один?» А бактриан ему и отвечает: «А я дальнобойщик!»
– Ха, ха-ха, – засмеялся Али-баба. – Послушай, о дух Сим-сим, а что такое даль-но-бой-щик?
– Как бы тебе объяснить… – Дух немного помолчал. – Впрочем, неважно! Лучше скажи, что тебя сегодня привело ко мне?
– Знаешь, о дух Сим-сим, – смешался вдруг Али-баба, – мне очень неловко, но…
– Что, деньги закончились? – догадался дух. – А я ведь говорил: бери два мешка!
– Мне бы вполне хватило и одного, если бы не один… одно обстоятельство.
– У тебя их украли?! – прогрохотал голос над самым ухом Али-бабы. – Ах ты, растяпа несчастный! Я ему, а он…
– Да нет, не то, – отмахнулся обкусанной куриной ножкой Али-баба.
– Неужели потерял? – немного сбавил тон дух Сим-сим.
– Э, как можно потерять целый мешок денег?
– Запросто! Хотя ты прав – это глупо.
Али-баба продолжал вяло жевать, уставясь в пол невидящим взглядом.
– Значит, жена все истратила? Ах да, у тебя ведь нет жены.
– Это так, – с сожалением развел руками Али-баба.
– Так что же произошло?
– А разве это так важно?
– Очень! Ты не представляешь насколько! Я много сотен лет сижу взаперти, и мне совершенно нечем себя развлечь. И вдруг появляешься ты и рассказываешь об исчезновении целого мешка золота!
– Но у вас ведь здесь столько разбойников!
– Я с ними принципиально не общаюсь! Они только и знают, что жрать, спать и ругаться неприличными словами. Не поверишь, ни одного культурного человека! – печально заметил дух Сим-сим и, помолчав, добавил: – Но ты – другое дело. Ты мне сразу понравился. Нет, это ж надо, ха-ха! Одна монетка, три монетки.
– Не вижу ничего смешного, – насупился Али-баба. – Мне чужого не надо. И лишнего тоже.
– Прости, я не хотел тебя обидеть, лопуховатый ты мой! В общем, давай рассказывай, что у тебя приключилось, а то у меня уже свербит в… везде, в общем.
– Хорошо, – согласился Али-баба, присаживаясь на подушки, наваленные у его ног. – Только…
Он обернулся назад, на распахнутый в ночь арочный вход в пещеру.
– Не беспокойся. Разбойники отбыли совсем недавно и вернутся нескоро. Ну же, давай! – нетерпеливо подбодрил дух Али-бабу. – Не томи! Тьфу ты, нахватался же словьёв от новенького!
– Ты о чем?
– Да так, неважно, – не стал вдаваться в подробности дух Сим-сим.
– Тогда слушай. Есть у меня брат, зовут его Касым…
– Хорошо.
– Не перебивай, пожалуйста!
– Ладно, молчу, молчу.
– Итак, у меня есть брат Касым. Жадный, не приведи Аллах. Не знаю, когда с ним приключился этот грех – раньше, в детстве он таким не был, но сейчас – просто сущий кошмар. Он целыми днями только и делает, что изводит нас с матерью своими придирками.
– Постой, а у него есть жена?
– Сам шайтан в человеческом обличье, гнусная гиена, ленивый ишак, пучеглазый, вечно беременный кролик! – разошелся Али-баба от обуявших его чувств.
– Вижу, любишь ты ее.
– Касым в ней души не чает, а мне она как кость поперек горла! – вспыхнул Али-баба, заливаясь краской.
– Ладно, суду все понятно. Значит, жена твоего брата – сущая стерва, промывает ему мозги, а Касым не дает житья тебе, так?
– Именно так, о дух Сим-сим. Но мало мне горя, так Касым пронюхал о деньгах, которыми ты милостиво одарил меня, и…
– Решил, что ему они нужнее. А потом он умом жены понял, что это капля в море, и решил, образно выражаясь, твоими руками вычерпать его и устроить для себя одного водохранилище в своем дворе.
– Ты словно в воду глядишь, о могучий умом дух! – восхитился Али-баба. – Все именно так и было. Ты будто сам присутствовал при этом! Но ему нужен всего лишь еще один мешок.
– Да-да, конечно. А где один, там и еще, и еще.
– Ты так думаешь?
– Я не думаю – я знаю! Порода людей, вроде Касыма и его дорогой женушки, мне хорошо знакома.
– И что же мне делать, о дух Сим-сим? – воскликнул Али-баба, окончательно впав в уныние. – Посоветуй, как мне быть. Нет от него никакого житья!
– Советовать, друг Али-баба, не в моих правилах – потом еще виноват останешься. Кстати! Ты не говорил Касыму обо мне и пещере?
– Как можно! – задохнулся от подобного предположения Али-баба. – Да чтобы я, кому!
– Верю! Ты честный человек, Али-баба, слишком честный, на мой взгляд. Из чего я могу заключить, что ты либо святой великомученик, либо отъявленный дурак.
– Почему ты так говоришь? – обиженно насупился Али-баба.
– А кто же еще так будет издеваться над самим собой? – развеселился дух. – Нет, ты забавен, Али-баба! Подумать только, столько времени терпеть издевательства собственного брата.
– А что я мог сделать, когда мы с матерью живем в его доме и еле-еле сводим концы с концами?
– Переехать в другой дом, разумеется! Неужели это так сложно?
Дух Сим-сим непонятно чем грохнул в сердцах по серебряному блюду, лежащему на одном из сундуков. Блюдо подскочило, упало на пол и, громыхая, покатилось по полу.
– Без денег? – уточнил Али-баба, пристально наблюдая за блюдом. Дух ему уже не казался таким уж безобидным.
– Но у тебя был целый мешок золота!
– Был, – вновь сник Али-баба, вынужденный признать правоту духа пещеры. – Ты прав, я круглый, как полная луна, дурак.
– Вот за что я тебя люблю, Али-баба, – расхохотался дух. – Ладно, добрый ты человек, подсоблю тебе еще раз, но вновь сваляешь дурака – лучше не появляйся мне на глаза!
– Да я вообще больше здесь не появлюсь! – клятвенно заверил его Али-баба, вскакивая на ноги.
– Ты сейчас пошутил или всерьез?
– Э-э… я не понимаю тебя, о дух.
– Он не понимает! А еще друг называется, – опечалился дух Сим-сим. – Возьму у тебя мешок золота и больше не приду. И правда, кому нужен какой-то там дух, томящийся скукой в захолустной пещере, полной всякого хлама, от которого давно пора избавиться. Вот возьму сейчас, выкину все на улицу, закрою дверь, поменяю шифр замка и…
– Хватит, прошу тебя! – зажал уши Али-баба.
– Что такое? – опомнился дух.
– Ты же сам просил, чтобы тебя не беспокоили.
– Ну, просил! Мало ли что я просил. Может, у меня маразм старческий – меня пожалеть надо.
– И… как же тебя жалеть? – спросил Али-баба. Ему от всей души было жаль несчастного духа пещеры.
– Не знаю как! Сам придумай.
Али-баба потер пальцами лоб, прошелся вдоль стен пещеры и опять вернулся к выходу.
– Ну? – нетерпеливо поторопил голос.
– Ничего в голову не приходит, – пожаловался Али-баба. – Знаешь, я сегодня почти не спал, и у меня голова гудит, словно чугунный казан, который нечаянно уронили. Сначала Касым скандалил и упер полмешка золота, затем пел под окнами полночи, а потом еще устроил пожар. Так что, извини, дух Сим-сим, сегодня ничего не выйдет.
– Ладно, потом придумаешь, мне не к спеху. А что ты там говорил про Касыма? Пел полночи?
– Именно, шайтан бы его побрал вместе с его завываниями! – вновь разозлился Али-баба, сжав кулаки.
– Я люблю песни. Только мне никто их не поет… Знаешь, что! – заговорщицки зашептал голос в самое ухо Али-бабе, отчего тот зябко поежился, вертя головой.
– Что, о дух Сим-сим?
– Пришли мне сюда Касыма!
– Что ты, о дух! – замахал на него руками Али-баба. – Он такой трус, что ни в жизнь сюда не пойдет. Даже под страхом смерти!
– А ты скажи ему, мол, дух Сим-сим требует, чтобы ты пришел!
– Если я скажу, что его требует к себе дух, то Касыма потом сутки от обморока откачивать придется.
– Да, проблема, – задумчиво пробормотал дух Сим-сим. – Хорошо, скажи Касыму, что я дам ему золото.
– Все равно не пойдет. Он пошлет меня, как сделал это сейчас. И если я вернусь без золота… Эх!
Али баба в тягостных раздумьях опять опустился на подушки.
– Кончай сопли на кулак наматывать! Ты Али-баба или кто? – вышел из себя дух.
– Али-баба, – шмыгнул носом тот и утер кулаком скупую мужскую слезу.
– Тогда бери золото! – Еще один мешок, точь-в-точь такой же, как и предыдущий, выкатился из-за сундуков с сокровищами и замер у ног Али-бабы. – Это тебе, лично и без передачи.
– Спасибо, о дух. – Али-баба медленно встал на колени и принялся стучаться лбом в каменный пол.
– Сейчас же прекрати долбить мой прекрасный пол своим чугунным казаном! А вот еще возьми. – В руки приподнявшегося с пола Али-бабы упала небольшая мошна, полная монет. – Передашь ее певцу Касыму. Скажешь, задаток от меня. Захочет большего – пусть лично явится ко мне. Я по достоинству оценю его таланты. Да смотри не перепутай: мешок тебе, а мошна ему!
– А если он захочет прибрать к рукам и мешок? – спросил Али-баба, пряча мошну за пазуху и отряхивая пыльные коленки.
– Неужели в тебе нет ни капли хитрости, и я обо всем должен думать сам, о наиглупейший из честнейших ослов?
– Иа! – донеслось обиженное снаружи.
– Вот видишь, и он о том же!
– А все-таки? – никак не унимался Али-баба, уже порядком пообвыкшийся и осмелевший в присутствии духа пещера.
– О Аллах! Ну, скажи брату, что если он посягнет на твое добро, то я буду являться ему во сне до тех пор, пока он не двинет ласты.
– Не двинет – что?
– Неважно! Ты меня понял. А теперь забирай мешок и проваливай! Шляются тут всякие по ночам, покоя от вас нет! О, я несчастный, томимый одиночеством и…
– Спасибо, о дух! – Али-баба подозвал осла и, взвалив на его спину очередной мешок, низко поклонился хозяину пещеры.
– Уйдешь ты, наконец, или нет, несносный человек, не дающий мне излить свою печаль серым мрачным стенам? И дверь за собой закрой! Так, о чем я?.. Ну вот, это же надо, опять забыл!