Али-баба и тридцать девять плюс один разбойник

Глава 6. Находчивый Касым

– А здорово мы его провели, шеф? – все никак не мог успокоиться Ахмед, восторгаясь новым главарем. – Как последнего этого… лоха на паперти!

– Хм-м, – важно отозвался Махсум, бодро вышагивающий по пыльной каменистой дороге в направлении гор.

– Лошадей нам сразу не дали, но это ничего, правда?

– Неправда, – не согласился Махсум. Под черными одеждами пот катился с него градом. – Я бы предпочел ехать, а не тащиться по проклятому солнцепеку пешком. Хоть ветерок обдувал бы. И еще черные тряпки в такую жару! И кто только придумал так одеваться?

– Да ладно вам, шеф! Главное, все уже позади. Нет, ну здорово же вы его! Дешевый фраер, наверное, до сих пор лапшу с ушей вилами сгребает. Крутой наезд получился, как серпом по я… – Ахмед прихлопнул ладонью рот, а Махсум окатил разбойника суровым, ледяным взглядом. – Ой-ёй, простите, шеф! Кажется, вышло немножко не так.

– Совсем не так, – жестко осадил телохранителя Махсум. – Вот шайтан, да когда же горы уже начнутся?!

– Скоро, очень скоро, – заверил Ахмед. – Как только солнце перевалит за во-он ту горушку, видите?

– Шутишь?

Ахмед только плечами пожал. Он не понимал, что может быть такого ужасного в обычном трехчасовом переходе – так, легкая прогулка, и не более того.

Позади послышался нарастающий дробный топот копыт, нагоняющий двух путников, и за поворотом дороги вспухло облако пыли.

– Кажись, погоня, шеф!

Ахмед вгляделся из-под ладони вдаль, а затем, спохватившись, заметался в поисках укрытия. Но где можно укрыться на почти голом, поросшем выгоревшей травой холме?

– Да не мельтеши ты! – разозлился на телохранителя Махсум. – Какая погоня? Кому мы с тобой нужны?

– Мансур-ако! Он одумался и послал за нами погоню!

– Целый отряд, чтобы схватить двух человек? – усомнился Махсум.

– Конечно! Знаете, как он нас боится.

– О да! Мы вообще очень страшны в гневе.

Махсум продолжал вглядываться вдаль, пытаясь что-нибудь разглядеть в облаке клубящейся пыли.

– Шеф, я вас умоляю, давайте сойдем с дороги. Если это и не стража, то нас просто затопчут копытами, даже не заметив.

– В твоих словах есть резон, – согласился Махсум. – Быстро делаем ноги к вон тому дереву!

Ахмед, не дожидаясь повторного приказа, рванул к одиноко стоявшей ольхе с жидкой кроной, почти не дававшей тени. Быстро вскарабкавшись на нижний сук дерева, Ахмед с Махсумом поудобнее уселись и стали наблюдать за приближающимися лошадьми, скрытыми от их глаз разрастающимся столбом пыли. В какой-то момент пыльная завеса внезапно расступилась, и из нее вынесся табун мчащихся во весь опор оседланных лошадей без седоков. Лошади хрипели, неистово молотя подкованными копытами по хорошо утоптанной дороге, с их губ хлопьями срывалась пена.

– Глядите, шеф, наши кони! – обрадовался Ахмед, тыча пальцем в проносящийся мимо табун и опасно раскачивая сук. – Но кто их направляет?

– Какая разница, кто? Их нужно срочно остановить.

Махсум сиганул вниз, повис на руках, покачался немного и мягко спрыгнул на землю.

– Зачем? – не понял Ахмед, медленно сползая по стволу.

– Как зачем? Это ведь наши лошади!

– Кони, – поправил педантичный Ахмед.

– Да какая, к шайтану, разница! Ахмедик, они ведь сейчас ускачут дальше, – в полном бессилии потряс руками Махсум.

– Ну и что? Они нас будут ждать в условленном месте.

– А мы, значит, и дальше будем плестись по жаре, чтобы забрать их потом в ущелье? – уже теряя терпение, уточнил Махсум.

– Ну вы даете! – восхитился Ахмед, почесав затылок. – Да у вас голова и вправду как этот… Дом Советов! Я бы до такого ни в жизнь не додумался.

Сказав так, разбойник рванул наперерез табуну.

– Стой! Тпру-у! – замахал он руками, преграждая дорогу галопом несущимся коням. – Тпру-у, кому говорю!

Кони, дико заржав, шарахнулись от разбойника в разные стороны. Возможно, им пришло в головы, что чумазый, с подбитым лицом, весь в черном Ахмед не иначе как сам шайтан.

– Стойте! Не бегите! Куда же вы? – заметался меж коней верткий разбойник. – Шеф, ловите их! Уй-юй, они же сейчас все разбегутся.

Махсум продолжал стоять стоял под деревом, глядя на снующего под копытами обезумевших от страха коней Ахмеда. Остановить их сейчас могло разве что чудо или умелый погонщик. К погонщикам Махсум себя не причислял, тем более к умелым, а лошадиную породу побаивался до сих пор. Полутонные зверюги себе на уме в любой момент могли выкинуть какой-нибудь хитрый фортель или попросту затоптать подвернувшегося им под копыта слабого человечка, даже толком не осознав случившегося. И вдруг из клубов пыли вынесся на коне высокий, статный наездник, облаченный во все белое. Даже доспехи и ножны на его боку, и те были белы как снег. Подскакав к Ахмеду, он резко осадил коня и выхватил из-за пояса плетку.

– С дороги, поганый ишак! – гаркнул всадник, занося плеть над прикрывшимся руками Ахмедом. – Тебе что, жить надоело?

– Стой! – бросился к всаднику Махсум, пытаясь на бегу выхватить саблю, но та, вихляя и стуча его по ноге, никак не хотела покидать ножен. – Не тронь его!

– О, еще один! Ты кто такой, чтобы указывать мне, что делать? – опустил плетку всадник, удивленно уставившись на неловко дергавшего за эфес саблю, заклинившую по непонятной причине в ножнах.

– О, шеф! – поспешил к Махсуму Ахмед. – Не связывайтесь, это Белый Воин!

– Да хоть серо-буро-малиновый! – зло пропыхтел Махсум, продолжая дергать саблю. – Да что ж она не вылезает-то?

– Ха, вояка! – усмехнулся всадник, нетерпеливо похлопывая плеткой себя по бедру. – Тебе только баранов пасти, а не саблей орудовать.

– Смейся, смейся! – бросил Махсум. – Вот сейчас я ее вытащу, и тогда уж мы поговорим!

– Боюсь, долго ждать придется, а у меня нет времени на всяких базарных шутов, – презрительно скривился всадник.

– Дайте я. – Ахмед угодливо подлез под руку своего предводителя, что-то сделал с рукояткой и – о чудо! – сабля выскользнула из ножен. – Там есть такая защелочка, шеф, чтобы сабля сама не выскакивала, – пояснил Ахмед, протягивая саблю на вытянутых руках Махсуму. – Это Черный Кади придумал. Правда, здорово?

– Ха, защелочка! Ха-ха, – загоготал всадник.

Махсум, красный от смущения, принял саблю и выставил ее перед собой, встав в боевую стойку, – по крайней мере, таковой она ему представлялась.

– Защищайся!

– Тебе, верно, жить надоело, презренный клоп? – Глаза всадника скачком увеличились раза в два.

– Кого ты назвал клопом, ангелок хренов?! – прорычал сквозь зубы Махсум. – А ну, слазь и дерись как мужчина.

– Шеф, может, все-таки не надо его злить, а? – взмолился Ахмед, медленно отступая обратно к дереву.

– А то что? Он меня своими крылышками замашет до икоты?

– Нет, просто снесет вам голову. А вот как вы потом без головы?

– Ты думаешь?.. – засомневался Махсум, задумчиво разглядывая даже не шелохнувшегося в седле всадника.

– Уверен, шеф! Это воин из Белого Легиона.

– И?

– И нет никого свирепее их, и никто лучше них не управляется с оружием.

– Ты уверен?

– Голову даю!

– Упс! Ну, тогда другое дело. – Махсум неловко повертел в руках саблю и с третьего раза попал ее концом в ножны. – Извини, мы немного погорячились. Но нам всего лишь хотелось забрать своих коней.

– Ваших коней, клоп? – еще больше удивился всадник.

– Именно наших. Ведь ты их гонишь в ущелье по приказу Главного сборщика налогов?

– Все именно так, как ты говоришь, клоп.

– Прекрати называть меня клопом! – взбеленился Махсум.

– Хорошо, клоп. – Белый Воин скривил губы в противной ухмылке.

– Я Черный Махсум!

– Да хоть синий, мне-то что!

– Все, кранты тебе…

Махсум, не сдержавшись, ринулся было на всадника, но Ахмед успел перехватить его и оттащить обратно.

– Прости, о великий воин, – вмешался в беседу Ахмед, – но он хотел сказать, что мы хотели бы забрать коней именно здесь, а не в ущелье. К чему тебе изнурять себя дальней дорогой?

– Дорога вовсе не дальняя, и я привык исполнять приказы, данные мне, в точности, – отрезал всадник, затыкая плетку за пояс. – Заберете коней в ущелье!

– Отдай сейчас же наших коней, ты, танцор в белом!

Махсуму удалось вырваться из цепких объятий телохранителя, и он бросился к коню Белого Воина, размахивая кулаками, но всадник резко выставил левую ступню и заехал ей точно в челюсть неугомонного молодого человека. Махсум растянулся в дорожной пыли и затряс головой.

– Ха! – всадник повернул коня и пришпорил его. – Встретимся в ущелье, клоп!

– С-сволочь! – Махсум медленно поднялся с земли, шатая зашибленную челюсть рукой. – Ну, попадется он мне!

– Не связывайтесь с ним, шеф! – Ахмед быстро выбил ладонями пыль из костюма Махсума. – Один такой воин стоит десятерых наших, а может, и двадцати!

– Ты уверен?

– А вы еще не убедились в этом?

– Да, ногами он работает отменно, – буркнул Махсум. Челюсть ныла, а щека начала раздуваться. – Тэквондист, чтоб его!

– Это еще что! Вы бы видели, как они саблями орудуют!

– Нет уж, благодарю.

– И правильно.

– А все-таки он приличная сволочь!

– И не говорите, шеф, – поддакнул Ахмед. – Хорошо, что он ускакал, верно, шеф?

– Твой нешуточный оптимизм внушает мне благоговейный трепет, – хмурясь, изрек Махсум.

– Правда?

– Нет. Но все равно спасибо.

– Не за что, шеф. – Ахмед печально утер рукавом распухший нос. – Не за что.

– Жена-а! Где ты? – Касым ввалился на свою половину дома, распугивая мечущихся по двору кур. Куры квохтали, били крыльями и продолжали вертеться у самых ног Касыма. – Уйдите, вы, проклятые птицы, чтоб вас шайтан побрал! – Касым спотыкался о бедных птиц, едва удерживая на спине тяжелый мешок. – Жена, где ты там?

– Здесь я. – На пороге дома, зевая и придерживая внушительный живот руками, показалась изрядно располневшая и еще больше обленившаяся Айгуль. – Чего орешь? Покоя от вас ото всех нет: то приставучие дети, то ненормальные куры, то ты – глаз сомкнуть невозможно! А я так устала.

– Сейчас ты вмиг взбодришься, моя дорогая Айгуль!

Жена посторонилась, и Касыму наконец удалось протиснуться в комнату. Там он сбросил с плеча мешок, в котором глухо звякнули монеты, и отер со лба пот.

– Смотри!

Весьма гордый собой, Касым указал на мешок, другой рукой он принялся массировать ноющую поясницу.

– Фи! – Айгуль, едва удостоив мешок взглядом, презрительно наморщила несколько приплюснутый носик. – Зачем ты приволок в дом грязный мешок?

– Да ты посмотри сначала, жена!

Касым быстро наклонился к мешку, схватил его за углы и приподнял. Из мешка на пол полился поток звонких, желтых кружков.

– Ох, сколько денег! – вскрикнула Айгуль, и вправду разом позабыв про сон и все недомогания, мучившие ее. Она упала на колени и начала быстро собирать монеты в подол платья, но вдруг остановилась и, медленно разогнувшись, уставилась на мужа.

– Что? – спросил Касым, сжавшись под пристальным взглядом жены. – Что-нибудь не так, дорогая?

– Где ты их взял? – Айгуль протянула к мужу ладони, полные монет. – Ты кого-то убил, ограбил?

– Совсем ума лишилась, женщина? – в ужасе отшатнулся Касым. – Я у Али-бабы свою долю забрал!

– У Али-бабы? – прищурилась Айгуль, поднимаясь с колен. – Ты меня за круглую дуру держишь? Да у твоего братца – оборванца отродясь даже медной монеты за душой не водилось, а ты толкуешь о мешке золота! Признавайся, о несчастный, где ты его достал? И не вздумай мне врать! – поводила она пальцем перед носом обомлевшего Касыма.

– Да говорю же тебе, жена: золото притащил откуда-то Али-баба, – пролепетал Касым, сглотнув.

Айгуль отличалась далеко не ангельским нравом, и кому, как не Касыму, было знать о том.

– Врешь!

– Не вру, мой ненаглядный воробушек, Аллах тому свидетель! – бухнулся на колени Касым.

– Пусть так! – Айгуль сверкнула глазами, сдула со лба выбившуюся из-под платка прядь волос и, сделав шаг к мужу, нависла над ним всеми своими двумя метрами роста и метром в обхвате. – Но почему в мешке так мало золота?

– Представляешь, гнусный проходимец Али-баба успел потратить половину мешка, чтоб ему пусто было!

– Мешку?

– Да Али-бабе же! Хорошо, что я вовремя смекнул, в чем тут дело. Подумать только, спустить столько золота за каких-то полмесяца! Я в последний момент успел забрать причитающееся мне… нам золото, – быстро поправился Касым.

– И ты, конечно, поинтересовался, где твой непутевый брат умудрился раздобыть целый мешок золота, – прищурилась Айгуль.

– А… разве нужно было? – Касым в замешательстве похлопал короткими белесыми ресницами.

– О Аллах, – Айгуль молитвенно воздела руки к небу, – за что ты послал мне в мужья недотепу, этого бестолкового осла?

– Но, ласточка моя быстрокрылая, чем я опять провинился перед тобой?

– Своей глупостью, вот чем! Быстро возвращайся к Али-бабе и узнай у него, где он достал мешок золота.

– Но мой козленочек, какая в том нужда? Золото-то – вот оно. – Касым сгреб ладонями с пола золотые динары и протянул жене. Монеты, звеня, вновь просыпались на пол из его пальцев. – Здесь целое богатство!

– Горстку золото ты называешь богатством? – вспыхнула Айгуль, отпихивая руки мужа. – Богатство там, где твой несносный братец взял мешок. И сейчас он сидит и посмеивается, как ловко провел такого болвана, как ты. Ведь завтра он пойдет и принесет себе еще один мешок, а может, и два, нет – три мешка! А ты будешь сидеть здесь и радоваться проклятым грошам.

– Ты так думаешь? – Касым снял с головы тюбетейку и промокнул взопревшую лысину платком.

– Я не думаю, а знаю наверняка. Только вот когда ты уже думать научишься?

– Ах так! – Касым вскочил с пола, водрузив тюбетейку обратно на лысину. – Я сейчас же пойду к гнусному обманщику Али-бабе, и пусть он только попробует не сказать мне, где взял золото. Ух, я ему тогда! – воинственно потряс кулаками Касым.

Волна негодования переполнила его. Он со злостью пнул мешок ногой и понесся к Али-бабе, щедро раздавая направо и налево пинки ни в чем не повинным курам.

– И правильно, – Айгуль мгновенно обмякла, зевнула и поплелась в комнату в надежде все-таки соснуть часок-другой.

А разгоряченный ненавистью и жадностью Касым ввалился в жилище Али-бабы, едва не вынеся дверь. Молодой дровосек как раз только-только вернулся с базара и, сидя у окна, с любовью поглаживал ладную рукоять новенького, крепкого топора с остро отточенным, сверкающим на солнце лезвием. На запыхавшегося Касыма, с треском и грохотом возникшего в комнате, юноша совершенно никак не прореагировал, продолжая любоваться топором.

– Здравствуй, брат Касым, – не оборачиваясь, произнес Али-баба. – Ты так спешил принести мне дарственную на мою половину дома, что едва не развалил его?

– Какую еще дарственную? – вспылил Касым.

– Как, ты уже забыл? – Али-баба отложил топор в сторонку и поднялся навстречу незваному гостю. – Ты же сам недавно говорил, что даришь мне половину дома.

– Говорил, но ты опять надул меня, о проклятый мошенник!

– Не понимаю тебя, – лишь пожал плечами Али-баба. – Ты ворвался в мой дом, угрожал мне, забрал все наше золото и еще называешь меня мошенником?

– Ах ты…

– Спокойно, Касым, – остановил брата Али-баба. – Говори, чего тебе опять от меня понадобилось?

– Айгуль… то есть, я хочу знать, где ты добыл мешок золота, будь он неладен!

– Ах, вон в чем дело! – покачал головой Али-баба, отворачиваясь к окну. – Оказывается, твоя дорогая женушка взбаламутила тебя, и ты прибежал ко мне, пылая гневом, чтобы выпытать, где хранятся несметные сокровища. Ей мало того, что я вам отдал?

– Мало! Мне мало! И ей. Всем! – задыхаясь от жадности, выпалил Касым. – У меня большая семья.

– Прости, брат, но твоей большой семье придется довольствоваться тем малым, что ты у меня отнял.

– Как так? – смешался Касым, покачнувшись на месте от подобной наглости.

– Очень просто. Ни тебе, ни кому бы то ни было еще я никогда не скажу, где взял золото. Я обещал, а обещания, ты знаешь, я держать умею. В отличие от некоторых, – с укором заметил Али-баба.

– Это ты о доме? Так я того… не отказываюсь от своих слов, – залебезил Касым. – Хочешь, я прямо сейчас напишу тебе расписку?

– Пиши, только знай: расписка не поможет тебе добыть денег, которых так алчет твой ненаглядный воробушек или козленочек – уж не помню, кто из них конкретно.

– Ну, Али-бобочка, родной, – захныкал Касым, опускаясь на колени. – Брат! Ты ведь мне брат?

– Не уверен, – подумав, с сомнением произнес Али-баба.

– Неважно! – отмахнулся Касым. – Я перепишу на тебя весь дом. Хочешь?

– Нет, не хочу.

Али-баба уселся под окном и опять взял в руки топор. Пустой разговор ему уже порядком успел наскучить.

– Тебе не нужен этот дом? Хорошо, я тебе куплю другой! Тебе и нашей дорогой маме, только скажи, где ты взял деньги?

– А знаешь, неплохая мысль!

– Значит, скажешь? – обрадовался Касым.

– Я про другой дом. Как говорится, чем дальше, тем роднее. А про мешок все равно ничего не скажу.

– У-у, несносный шакал! Говори сей же час, иначе я… я…

Касым завертел головой, не в силах сообразить, чем можно досадить Али-бабе.

– Что?

– Иначе я буду петь под твоими окнами, пока ты не сойдешь с ума, вот! – нашелся наконец Касым. – О, ты проклянешь тот час, когда связался со мной! Я обещаю тебе.

– Что ж, пой, – безразлично пожал плечами Али-баба. – Я люблю, когда поют.

– Ну смотри. – Касым скрипнул зубами, поднялся с колен и погрозил брату пальцем. – Ты сам напросился – теперь держись!

– Обязательно, брат.

– Хорошо же, – прошипел тот, брызжа слюной. – Я сейчас, только горло немного промочу.

– Ага. Да ты не торопись, я подожду.

– Мерзкий пройдоха, вшивый дровосек, хорек языкатый.

– Разумеется, дорогой брат. Это все?

– У-у! – взвыл Касым и пулей вылетел во двор.

Лишь за толстяком захлопнулась входная дверь, как со двора донеслись сильный грохот и треск дерева.

– Чтоб тебя шайтан побрал с твоим проклятым сундуком, будь он неладен! – гаркнул на всю улицу Касым, выбираясь из деревянных обломков и подвывая от боли в зашибленных местах.

– Ну вот, мама, ваш сундук и сгодился на праведное дело, – заметил Али-баба, на что старушка только головой покачала. Веселости сына она вовсе не разделяла.

Касым вернулся с дутаром лишь поздно вечером, когда Али-баба с матерью уже собирались укладываться спать. Удобно устроившись под распахнутым настежь окном, Касым ударил по струнам и, отчаянно фальшивя, завел нудную песню о том, как бабочка порхала с цветка на цветок в поисках нектара, но весь нектар уже унесли проклятые пчелы, и бабочка должна была помереть с голоду… и так далее, в том же духе.

Али-бабу пение брата сначала забавляло, но потом ему стало совершенно невмоготу. Хотелось встать, подойти к окну и огреть Касыма чем-нибудь тяжелым, да так, чтобы он вообще разучился рот открывать и дергать струны. Но Али-баба решил подождать, чем все закончится, ведь не будет же Касым драть глотку всю ночь напролет, распугивая ночных тварей и не давая покоя соседям.

Али-баба ошибся. Касыму было ровным счетом начхать на покой соседей, равно как и на проблемы ночных тварей. Одна песня сменяла другую, струны дутара надрывно звенели, того и гляди, готовые лопнуть. Фольклорные познания Касыма оказались поистине безграничны, неисчерпаемы и внушали Али-бабе благоговейный трепет. Ворочаясь на курпачах и закрывая уши то подушкой, то руками, Али-баба тихонько стонал, не в силах заснуть.

Но все когда-нибудь заканчивается. Закончилось и сольное выступление Касыма. Даже не закончилось, а резко оборвалось на полувздохе, полудзыне. Сосед Али-бабы, Ибрагим, первым не вытерпев пения Касыма, похожего на завывание любвеобильного, одуревшего без ласк кота, сбросил через забор прямо на голову барда-самоучки тяжеленный горшок, полный испражнений.

– Эк! – только и произнес удивленно Касым, выпустив из ослабевших пальцев дутар. Глаза Касыма сошлись на переносице и закрылись. Дутар, звякнув в последний раз, сполз по круглому пузу Касыма на землю и затих. Наступила долгожданная тишина.

Али-баба осторожно выглянул на улицу.

Под самым окном, прислонившись спиной к стене дома и повесив голову на грудь, спал Касым, распространяя вокруг себя отвратительный запах нечистот.

– Да, брат, тяжела участь творческого человека, – покачал головой Али-баба, закрыл окно, чтобы невыносимая вонь не проникала в комнату, и вернулся на свое ложе, где мгновенно уснул, лишь голова его коснулась подушки.

Касым пришел в себя лишь глубокой ночью.

– О, моя бедная голова! – пробормотал он, осторожно ощупывая пальцами знатную шишку на макушке.

С трудом поднявшись на ноги и прихватив дутар, он поплелся вдоль стены. Дойдя до дверей половины дома Али-бабы, Касым нащупал ручку и ввалился внутрь. Темнота стояла, хоть глаз выколи, но Касым на ощупь добрался до комнаты, в которой сном праведника, улыбаясь чему-то во сне, спал Али-баба, и склонился над братом. Тяжелое и гневное дыхание коснулось Али-бабы, и он проснулся. Настороженно вглядываясь в темноту, Али-баба пытался осознать, что его могло разбудить. То ли ему почудилось чужое присутствие в доме, то ли причиной тому была нестерпимая вонь, забивающая нос и рот и не позволявшая Али-бабе нормально дышать.

Поведя глазами влево, Али-баба замер на краткий миг, а затем вскочил с постели и испуганно вжался в угол. Кошмарное страшилище пристально смотрело на него из темноты. Огромная, круглая рожа с оскаленной пастью и горящими белками глаз не отпускала его, приковав к месту цепким взглядом.

– Зачем ты это сделал? – спросила рожа, отчего у Али-бабы мгновенно отлегло от сердца. Скованность сменилась слабостью во всем теле, и Али-баба буквально стек по стенке на ложе.

– Фу-у, Касым! Зачем же так пугать людей! – зажав нос, прогундосил Али-баба.

– Я спрашиваю, зачем ты это сделал, проклятый разбойник?

– Сделал что?

– Зачем ты облил меня помоями и еще огрел по голове?

– Ах, вон ты о чем! Но с этим вопросом тебе лучше обратиться к нашему соседу Ибрагиму. Ему, похоже, не очень понравился твой голос. Но если ты не хочешь, чтобы тебе на голову одели еще и второй горшок, то я бы на твоем месте отправился наконец спать. И еще было бы неплохо, если бы ты сначала помылся. От тебя, знаешь ли, невыносимо пахнет чем-то странным.

– Ты еще и издеваешься надо мной? – Касым в сердцах хватил дутаром об пол. Дутар заунывно и робко дзынькнул.

– Знаешь, если тебе совсем не хочется спать, то ты можешь пойти поразвлечь свою обожаемую Айгуль чудной игрой на твоем прекрасном инструменте. Я уверен, она оценит ее по достоинству. А теперь прошу, оставь меня в покое! Мне совсем не помешает выспаться. Дверь, я надеюсь, ты найдешь сам.

Али-баба вновь удобно устроился на постели, отвернулся к стене и закрыл глаза.

– Не-ет, так легко ты от меня не отделаешься! Я сейчас… Я сейчас подожгу дом, вот!

– Удачи тебе, только прошу, не шуми сильно и не обожгись.

– А…

– Спокойно ночи, брат Касым! – Али-баба зевнул и мгновенно провалился в сон.

Али-бабе показалось, что не успел он сомкнуть век, как его вновь поднял с кровати непонятный шум. Али-баба вскочил с постели и прислушался. С улицы доносились топот множества ног, крики людей и детский плач, а в неплотно притворенное окно проникал запах гари. Али-баба, сразу смекнув, в чем тут дело, выскочил на улицу.

У правой половины дома, в которой проживала семья Касыма, творилось нечто невообразимое: по двору металась, словно обезумевшая, Айгуль, за ней гурьбой бегали дети, ища спасения от огня, занявшегося на крыше дома. Набежавшие соседи ведрами черпали воду из неглубокого колодца во дворе и выплескивали ее на крышу, пытаясь залить разгорающийся пожар, грозящий перекинуться на соседние дома, а посреди всей этой кутерьмы весело отплясывал Касым.

– Гори, гори ясно, чтобы не погасло! – выкрикивал он, радуясь огню, словно расшалившийся ребенок. – Вот тебе, Али-баба! Получай!

– Али-баба! – Айгуль, заметив деверя, подбежала к нему. – Молю тебя, успокой своего брата! Он, кажется, сошел с ума.

– Правда? А не ты ли ему в том помогла, добрая женщина?

– Али-баба, да дай ты ему, что он хочет, – вцепилась в сына старушка и принялась трясти его за локоть. – Он же совсем ополоумел от зависти.

– Дай, дай, я на тебя молиться буду! Слова дурного больше не скажу, – вновь заголосила Айгуль.

– Ну хорошо, хорошо! – недовольно проворчал Али-баба, отстраняя от себя женщин. – Эй, Касым! – крикнул он, приблизившись к внутренней калитке. – Зачем ты, о бестолковый, поджег свой дом?

– Пусть горит, пусть все горит! И мой, и твой, и их!

– Хватит тебе уже, иди спать!

– Скажешь, где взял?

– Нет. Но если тебе так неймется, то я принесу сам. Завтра же схожу и принесу.

– Честно? – Касым недоверчиво уставился на брата.

– Я тебя когда-нибудь обманывал?

– Откуда мне знать. Разве ты признаешься.

– Он принесет, принесет, – бросилась Айгуль в ноги мужу. – Слово даю, только не губи!

– Отстань, дура! Ты мне надоела еще больше, чем вот он. Клянусь, еще одно слово, и я вот этими самыми руками сравняю дом с землей, а кирпичи продам!

– Кто тут продает кирпичи? – Из толпы вперед выбрался деловитый мужичонка в тюбетейке набекрень. – Я покупаю! – вытянул он вверх руку.

– Я пока ничего не продаю! – рыкнул Касым. – Вот же люди!

– А сказал: продам.

Мужичонка только рукой махнул и полез обратно, работая локтями.

– Ну вот, сбили! – Касым рассеянно огляделся. – На чем я остановился?

– Ты сказал, что продашь кирпичи, – услужливо подсказал Али-баба.

– Какие к шайтану кирпичи? Что вы ко мне привязались с кирпичами? Гори оно все синим пламенем!

– Не надо, умоляю тебя! – взвыла дурным голосом Айгуль. – Я больше слова тебе не скажу, о мой возлюбленный муж! Как скажешь, так и будет.

– Честно? – Слова жены ласкали Касыму слух и грели душу.

– Честно, честно! – быстро закивала Айгуль, косясь на пламя, стремительно пожирающее сухую солому на крыше.

– Так и быть! – подумав, согласился Касым. – Ты отныне делаешь все, что я ни скажу. – Айгуль опять принялась кивать, держась за штаны Касыма. – И вот тебе первый наказ: прекрати стягивать с меня штаны!

– Хорошо, хорошо. – Айгуль отдернула руки и сложила их на груди. – Вот видишь, какая я послушная!

– А ты, – повернулся он к Али-бабе, – завтра же принесешь мне то, что обещал!

– Принесу, – устало вздохнул Али-баба, проводя ладонью по сонному лицу, – только дай мне, наконец, поспать!

– Эй вы! – крикнул Касым соседям. – Заливайте огонь. Да поживее, чего копаетесь, как вареные? Ведь все к шайтану сгорит!

Али-баба, зевнув, поплелся в дом. Удастся ли ему выспаться сегодня или нет, но больше никто и ничто не заставит его подняться с постели до утра – это уж точно!