Али-баба и тридцать девять плюс один разбойник

Глава 21. Месть Ахмеда

Новый дом Али-бабы отыскался далеко не сразу. В темноте все дома, расположенные около мечети, выглядели одинаково. Ахмед, спешившись, долго бродил взад-вперед от дома к дому и никак не мог решить, в какой постучать. Махсум молча наблюдал за пустыми потугами разбойника.

– Послушай, Ахмед, – не вытерпел он наконец. – Ты так до самого утра собираешься ходить?

– Но я не помню точно, какой из них проклятый дом, чтоб ему пусто было!

– Так постучи в любой, и тебе ответят.

– Вы, как всегда, правы, шеф! – воодушевился Ахмед. – Но в какой дом мне стучать?

– Да в любой! Хотя бы в этот, напротив которого мы стоим.

– Хорошо! – согласился Ахмед, не желавший брать на себя лишней ответственности, а раз указал сам Махсум, то, если что и пойдет не так, он совершенно ни при чем.

Громкий стук в ворота кулаком, казалось, должен был разбудить полгорода, по крайней мере Ахмеду так показалось. На самом же деле разбойник не смог с первого раза добудиться даже хозяина дома. Пришлось постучать еще раз, а потом еще. В доме наконец зажгли лампу, и послышались шаркающие шаги.

– Кого там принесло посреди ночи? – спросил недовольный голос, и в приоткрытую резную калитку просунулась лохматая голова с заспанными глазами.

Ахмед задохнулся от радости – голова принадлежала именно тому типу, который не так давно приобрел у него рабов. Это же надо, с первого раза попасть именно в дом Али-бабы! Поистине сегодня удача сопутствует им.

– О, добрый горожанин! – заученно начал Ахмед, кланяясь Али-бабе. – Караван моего господина пришел поздно вечером, мы не знаем города и заплутали в нем. Не мог бы ты пустить нас всего лишь на одну ночь?

– А разве других домов нет? – спросил Али-баба, хмуро разглядывая мавра и его бородатого господина. – Да и двор у нас небольшой.

– О, мы не займем много места, обещаю тебе, добрый человек. И хорошо заплатим за постой.

– Ладно, чего уж… – Али-баба почесался и скрылся за дверью, а через некоторое время со скрипом отворились ворота. – Заводите коней.

– О юноша, да возблагодарит тебя Аллах за твою доброту! – обрадовался Ахмед, что все так легко и просто разрешилось. Нет, им сегодня поистине везло как никогда.

– Да-да, – откликнулся Али-баба, придерживая створку ворот.

Махсум, пригнув голову, верхом въехал в ворота и огляделся.

Двор был действительно небольшой, но с садом и огородом, только все давно запущено, а дом и вовсе выглядел так, будто в нем творилось нечто страшное – окно высажено, дверь выломана, перила на крыльце перекошены, через отсутствующее окно внутри комнаты виднелся просевший проломленный потолок.

– Что у вас здесь произошло? – спросил Махсум, слезая с коня.

– У нас ремонт идет. Мы только сегодня переехали, – ответил Али-баба, помогая мавру загонять коней во двор. – А что за товар у вас?

– Масло и порох, – любезно пояснил Ахмед.

– Ого! Вы что, полгорода решили взорвать?

– А ты шутник, Али-баба! – засмеялся Ахмед.

– Постой, – замер Али-баба. – Откуда тебе известно мое имя?

– Так ведь… – Ахмед оторопело уставился на своего предводителя, но тот сделал вид, будто разглядывает дом. – Ты же сам сказал, что тебя так зовут!

– Ничего я тебе не говорил.

– Разве? Ну, значит, кто-то другой сказал, – нашелся Ахмед. – Да, так и есть! Мы постучались в один из домов, а нам сказали: иди к Али-бабе. Вот мы и пошли к тебе, а я еще повторял все время, чтобы не забыть: Али-баба, Али-баба.

– Но никто еще не знает, что я сюда переехал! – засомневался Али-баба, закрывая ворота.

– Ты же знаешь, какие у людей широкие глаза, огромные уши и длинные языки, уй-юй!

– Это верно, – вздохнул Али-баба. – Вечно суют нос в дела, которые их вовсе не касаются.

– Именно!

Ахмед почувствовал великое облегчение – еще бы, так удачно выкрутился! – а заодно попенял себе на свой не в меру длинный язык.

– Вы пока сгрузите мешки и кувшины, а я пойду скажу Марджине, чтобы она что-нибудь приготовила поесть.

– Не утруждайся, добрый человек, – остановил Ахмед Али-бабу, схватив того за рукав. – Мы ляжем спать и никому не будем мешать.

– Нет-нет, так нельзя. Гость не должен оставаться без ужина. А овес для лошадей у вас есть?

– Есть, есть, не беспокойся, – заверил парня Ахмед, отпуская рукав. – Иди занимайся своими делами, а мы тут сами управимся.

– Вода в колодце, если что, – указал Али-баба на колодец в дальнем углу сада у самого забора и ушел в дом.

– Чуть не засыпались, шеф! – тихо сказал Ахмед, когда Али-баба удалился.

– А ты трепи языком побольше.

Из дома вышла девушка, в которой оба сразу признали купленную Али-бабой рабыню. Девушка несла на плече пустой кувшин для воды. Заметив смотрящих на нее двух мужчин, она поклонилась и прошла мимо, но сделав всего пару шагов, вновь остановилась и опять уставилась на них, уже с подозрением.

– Чего это она, шеф? – шепотом спросил Ахмед.

– Может, узнала? – предположил Махсум, проведя по бороде пальцами. Накладная борода оказалась довольно неприятной штукой, к тому же жутко чесалась. Он на всякий случай поклонился Марджине и отвернулся, делая вид, будто занят мешками.

– Кажется, отвязалась, – выдохнул Ахмед, когда девушка утеряла к приезжим интерес и приблизилась к колодцу. – Шеф!

– Что?

– У вас ус немножко отклеился, давайте поплюю.

– Я сам могу… поплевать, – разозлился Махсум, прилаживая ус на место. Еще не хватало, чтобы борода отвалилась в самый неподходящий момент! – Займись лучше лошадьми.

– Конями, шеф!

– Слушай, Ахмед, кончай цепляться к каждому слову!

– Но ведь это кони! – показал руками Ахмед. – Вот, видите?

– Я все прекрасно вижу, и совершенно незачем тыкать мне это… этим в лицо.

– Как знаете, – пожал плечами Ахмед и приблизился к кувшинам. – Эй, как вы там? – постучал он костяшками пальцев по пузатому боку одного из сосудов.

– Бу-бу, – донеслось из кувшина.

– Чего? – переспросил Ахмед, прикладывая ухо к холодному глиняному боку кувшина.

– Бу-бу-бу! – разразился кувшин гневной тирадой, заходив ходуном.

– Ну и ладно, – пожал плечами Ахмед. – И незачем так нервничать. Ждите команды.

– Бу-бу!

– Да ну тебя!

Ахмед прошел к мешку с овсом, отвязал его от спины одного из коней и поискал глазами куда насыпать. Во дворе ничего подходящего не было. Тогда, не придумав ничего лучше, он высыпал зерно прямо перед мордами коней в пыль. Благовоспитанные кони с эмирских конюшен понюхали пыльное зерно и поворотили морды.

– Ну и… эмир с вами, – обиделся на коней Ахмед. – Значит, и воду сами себе принесете!

В доме между тем уже вовсю кипела работа. Мать Али-бабы, принеся из погреба кусок баранины, нарезала ее тонкими ломтиками. Марджина, расположившись рядом с ней, занималась овощами. Али-баба к тому времени на заднем дворе уже успел развести огонь в двух очагах, на которых стояли казаны – один большой, а другой поменьше. В обоих шкворчало, раскаляясь, масло. У очагов на корточках сидел Али-баба, ворочая кочергой разгорающиеся дрова.

Махсум встал рядом с Али-бабой и стал наблюдать за огнем. Огонь всегда казался Махсуму чем-то волшебным. Им можно обогреться, приготовить на нем еду, осветить дом, если надо, и еще им можно просто любоваться. В танце пляшущих на сухих полешках огоньков было нечто притягательно-таинственное и непередаваемо-прекрасное. Огнем можно любоваться бесконечно, но Махсуму сегодня было не до того. Оторвав взгляд от очага, он посмотрел на Али-бабу, и тот, словно почувствовав взгляд, обернулся.

«Интересно, знает ли он, кто такой Одноглазый Хасан? А вдруг Али-бабу кто-нибудь предупредил? – подумал Махсум, отводя глаза. – Вдруг этот трус Касым все-таки прибежал сюда и обо всем рассказал? С него станется… Да нет, непохоже. К тому же после такого предательства…»

– Вы бы, почтеннейший… простите, как вас зовут?

– Хасан. Меня зовут Хасан. И у меня один глаз, – зачем-то добавил Махсум, поправив повязку на глазу, и подумал: «И зачем я, дурак, это сказал?»

Али-баба кивнул и выпрямился.

– Вы бы, почтеннейший Хасан, пошли отдохнули. Устали, небось, с дальней дороги?

– Устал, – честно признался Махсум. – Давно устал. Может, лучше помочь чего?

– Да вы что? – изумился Али-баба. – Нет-нет! Гость должен ожидать, когда хозяева накормят его и усладят слух приятной беседой. Вот когда я буду у вас в гостях…

– Маловероятно, – проворчал Махсум и отошел в сторонку.

Больше всего на свете ему сейчас хотелось куда-нибудь скрыться, чтобы никто не знал, где он и что он, но разве скроешься от судьбы?

– Шеф! – за спиной Махсума возник вездесущий Ахмед.

– Шеф? – вновь обернулся Али-баба. Он уже где-то однажды слышал это непонятное слово, но вот где и при каких обстоятельствах, никак не мог припомнить.

– То есть, я хотел сказать, мой господин! – поправился Ахмед.

– Мой слуга такой бестолковый, – пояснил Али-бабе Махсум, одарив Ахмеда взглядом, не обещающим тому ничего хорошего. – Учу, учу его, а он до сих пор разговаривает, как базарный нищий.

– Базарный? – переспросил Али-баба, вновь о чем-то задумавшись.

– Именно. Так что ты хотел сказать, мой бестолковый слуга? – поддел разбойника Махсум.

– Я хотел сказать, – Ахмед от обиды скрипнул зубами. – Я хотел сказать, что кони накормлены, а кувшины чувствуют себя хорошо!

– Какой заботливый у вас слуга, – невольно восхитился Али-баба. – Даже о кувшинах с маслом говорит, словно о живых людях!

– Он такой!

Махсум постучал костяшками пальцев по лбу, пока Али-баба не смотрел на него, и Ахмед еще больше надулся.

– А скажите, почтенный Хасан, можно ли взять у вас немного масла? У нас закончилось, а в одном казане его, по-моему, слишком мало.

Наступила гнетущая пауза.

Али-баба, ожидая ответа, смотрел на Махсума; Махсум растерянно косился на Ахмеда, а Ахмед затравленно и туповато поводил глазами то на Али-бабу, то на Махсума.

– Масло? – переспросил Ахмед.

– Да-да, совсем немного, а то, боюсь, мясо пригорит, а лук почернеет и станет невкусным.

– Я сейчас. – Ахмед сорвался с места, пролетел через дом и выскочил с другой его стороны. – Чего ему вдруг понадобилось наше масло? На что он, гад такой, намекает?

Ворча так, он подбежал к одному из кувшинов, сорвал с него крышку и вынул миску, прикрывавшую голову сидящего в кувшине разбойника.

– Уже пора? – прогудело из кувшина.

– Нет! Сиди тихо, пока я не скажу.

Ахмед вновь накрыл кувшин крышкой и понесся обратно на задний двор.

– Вот! – протянул он Али-бабе миску, полную масла.

– Огромное спасибо! – поблагодарил Али-баба, долил в казан совсем немного масла и вернул оставшееся Ахмеду. – Этого, я думаю, будет вполне достаточно.

Ахмед понесся обратно, вновь пролетел через дом, выскочил на улицу и подбежал к кувшину. Сняв крышку, он поставил обратно на голову разбойника миску и опять закрыл крышку.

– Все! – доложился он Махсуму, вернувшись на задний двор.

– Али-баба, – позвала Марджина, выглянув из дома. – У нас в лампе заканчивается масло.

– Так залей!

– Масла ведь больше нету.

– О Аллах! – Али-баба вновь посмотрел на Махсума, тот – на запыхавшегося Ахмеда. Ахмед, печально глянул на своего предводителя и очень зло – на Али-бабу.

– Ахмед? – произнес Махсум, и разбойник вновь понесся через дом в передний двор, подскочил к кувшину, открыл крышку и схватил с головы разбойника миску.

– Уже пора? – вновь донеслось из кувшина.

– Нет! – грохнул крышкой Ахмед и побежал обратно, но во дворе было темно, хоть глаз выколи, и он внезапно на что-то налетел.

Тр-рах!

Миска разлетелась на куски.

– Иа-а! – обиженно взревел осел, обильно политый маслом.

Откуда ему было знать, что разбойник несет противное масло, а не вкусного овса несчастному ослу, посаженному бессердечным Али-бабой на жесткую диету.

– Ох-х, гнусное животное! – Ахмед поднялся с земли, тряся головой. – Развели тут ослов!

Потирая старые ушибы на левом боку и ругаясь себе под нос, Ахмед побрел обратно к кувшинам. Нащупав крышку, он снял ее и повел рукой в поисках миски, но вместо миски рука нащупала вихрастую голову.

– Так, здесь я уже брал, – сам себе сказал Ахмед. Закрыв крышку, он перешел к следующему кувшину.

– Ахмед, ну долго еще? – всхлипнул сидящий в кувшине.

– Как получится. Жди! – ответил Ахмед.

– А что ты делаешь?

– Этим оборванцам понадобилось масло!

– Ахмед, – донеслось из кувшина после паузы, – лучше не надо.

– Почему?

– Потому, – ответил кувшин.

– Э-э, без тебя знаю! – Ахмед взял миску и захлопнул крышку кувшина. – Учить еще меня вздумал.

Он пошел назад, щупая перед собой рукой – с этим ослом ни мисок, ни масла не напасешься! Войдя в дом, он стремительно пересек его и выбежал на задний двор.

– Вот! – вручил он миску Марджине, помешивающей жарящееся в одном из казанов мясо.

– Вот спасибо! – обрадовалась девушка, принимая миску. Но вдруг к чему-то принюхалась и наморщила носик. – Знаете, мне кажется, оно немного прогоркло.

– Не может этого быть! – Ахмед сунул палец в миску и, облизнув, поморщился. Масло действительно было какого-то странного, даже противного вкуса.

– Наверное, тот обирала в воротах свой грязный палец засунул, – подсказал Махсум.

Ахмед в сердцах хватил миской о землю.

– Я сейчас другое принесу! – Он опять пробежал сквозь дом и подлетел к горшку, из которого взял миску. Сорвав с него крышку, Ахмед засунул в него нос и зашипел на разбойника, сидящего в кувшине: – Ты что сделал с маслом, гад?

– Я же говорил, не надо! Мы так долго ехали, а мне хотелось пи-пи…

Ахмед в сердцах грохнул крышкой.

– Идиот, какой идиот! Недоумок, дебил, чтоб тебя шайтан побрал! – Ахмед, плюясь и ругаясь, оттер язык рубахой, потом подбежал к другому кувшину. – У тебя нормальное масло?

– А что? – спросил кувшин.

– Отвечай, ты ничего с ним не делал?

– Да вроде нет, – подумав, подтвердил кувшин. – Ахмед, ну долго еще?

– Скоро! – Ахмед схватил следующую миску и побежал к дому, через дом и на задний двор. – Вот хорошее масло! – вручил он миску Марджине.

– Спасибо, – поблагодарила та, понюхав масло. – Я сейчас отолью немного.

– Нет! – запротестовал Ахмед, порядком уставший носиться туда-сюда. – Оставьте все себе. Вместе с миской. Это подарок.

– Вы что, и мисками торгуете? – спросил Али-баба. – А то бы мы взяли у вас парочку.

– Э-э… нет! Миски у нас подарочные. Купил целый кувшин – получи миску.

– Интересный способ завлекать покупателей, – согласился Али-баба, засыпая в жарящееся мясо лук. Во втором казане уже бурлил зербак – аппетитный золотистый лучок, нарезанная крупными ломтиками морковь и сочные кусочки мяса.

– Да-да, это я сам придумал! – не без гордости заметил Ахмед.

– Али-баба! Али-баба, где ты? – донесся с переднего двора возбужденный, до боли знакомый Ахмеду голос.

Разбойник тут же втянул голову в плечи и попятился в тень, хотя узнать его перемазанную ваксой физиономию да еще в темноте было просто невозможно.

– Вот ты где! – выбежал из дома Касым и упал перед Али-бабой на колени.

– А, Касым! Здравствуй, – обрадовался Али-баба. – Хорошо, что ты зашел в гости. Скоро будет готов ужин, заодно отпразднуем новоселье. Я надеюсь, ты захватил свой дутар?

– Да. Я купил новый! – не упустил случая похвастаться Касым, доставая из-за спины новенький дутар. – Но мне нужно с тобой срочно поговорить.

– Говори, я слушаю.

– Не здесь, прошу тебя, – покосился Касым на бородатого одноглазого незнакомца и черного, словно смоль, мавра с белыми, будто лик прекрасной девушки, глазами, которыми тот почему-то слишком часто моргал.

– Хорошо, пошли в дом, – сказал Али-баба. – Прошу прощения, почтеннейшие.

– Ничего, – кивнул Махсум. – Мы здесь постоим, присмотрим за варевом.

Касым поднялся с колен и поплелся в дом за братом. Али-баба провел Касыма в разгромленную комнату и притворил дверь. Вид у Касыма был убитый, он даже в глаза Али-бабе не мог смотреть.

– Ничего не говори, все знаю, – хмуро произнес Али-баба.

– Как? Откуда? – Касым вскинул испуганный взгляд на Али-бабу.

– Неважно! – отрезал тот. – Значит, продал меня за сто медных монет?

– За пятьсот золотых, – осторожно поправил брата Касым. – Вернее, за пятьсот пятьдесят две, – поправился он. Вдруг Али-баба и это знает, а ему хотелось, чтобы брат поверил в его искренность.

– Велика ли разница?

Касым не ответил, вновь повесив голову.

– Но это хорошо, что ты сам пришел обо всем рассказать. Значит, в тебе еще остались крохи совести.

– Остались, остались! Я заснуть не мог, так они зудели во мне! – жарко произнес Касым. – Не знаю, что на меня нашло, но…

– Ничего больше не говори, – остановил брата Али-баба. – Я и без твоих объяснений знаю что. Это называется алчность. Но оставим наши раздоры, брат Касым! Ты ведь споешь нам сегодня?

– Обязательно! Непременно спою! Послушай, а кто у тебя в доме?

– Караван попросился на ночлег, но не бойся, они нам не помешают. Хорошие люди… Послушай!

– Что? – насторожился Касым.

– А может, и соседей позовем? Нужно ведь отпраздновать новоселье!

– А неплохая идея! – загорелся Касым. – Я прямо сейчас и побегу их звать. Ох, и подарков нанесут!

Ахмед был в шоке. Неугомонный Касым умудрился поднять на ноги, даже, можно сказать, на уши целый район! Гости все прибывали и прибывали. Дом быстро наполнялся людьми и веселым гомоном. Все радовались, что рядом с ними наконец поселился живой человек, и дурной славе дома и страху за собственные жизни и жизни близких пришел конец.

Невесело было лишь разбойникам. Махсум, правда, выглядел внешне спокойным, зато Ахмед вел себя так, будто он был не слугой-мавром, а начинающим йогом, и его усадили не на мягкие тушаки, а на доску с вбитыми в нее острейшими гвоздями. Он непрестанно вертелся, водил пальцем, пересчитывая гостей и все больше хмурясь. И при этом не переставая спрашивал у своего предводителя: «Шеф, что будем делать?» – а потом принимался раскачиваться из стороны в сторону и нудно повторял: «Все пропало, шеф! Все пропало!»

– Не гунди! Без тебя вижу, – едва разлепляя губы, зло шептал ему в самое ухо Махсум. – И не говори, что я тебя не предупреждал.

И тогда Ахмед замолкал. Ненадолго. А потом все начиналось сызнова.

– И чего они все приперлись? – ворчал он, гневно стреляя глазами по сторонам на веселящихся людей. – Спали бы себе, так ведь нет! Приперлись всем табуном жрать на халяву.

– А ты чего хотел? – устало отвечал Махсум. – Разбудил человека, устроил ему праздник.

– Я? – Ахмед ткнул себя пальцем в грудь. – Я ничего ему не устраивал.

– Ну как же! А пословица: «Гость в дом – радость в дом»? Разве не ваша?

– Наша, – вынужден был признать Ахмед.

– А где радость, то обязательно и пьянка, то есть, праздник. Получается, виноват во всем ты. Логика!

– Будь она проклята, ваша логика! – завозился на тушаке Ахмед. – Между прочим, есть еще пословица: «Гость необходим хозяину, как дыхание человеку. Но если дыхание входит и не выходит – человек умирает».

– Возможно, и есть такая пословица, только, похоже, они о ней здесь не слышали, – усмехнулся Махсум.

– Слышали, слышали. Но сидят нам назло! – прошипел Ахмед, выходя из себя.

– Ну разумеется, весь мир вращается вокруг двух каких-то разбойных морд.

– Что вы этим хотите сказать? – Ахмед подозрительно покосился на главаря.

– Ничего. Забудь.

Между тем в комнату наконец внесли посуду с едой. Аппетитный плов с пылу с жару, обложенный крупными кусками баранины, разместился горками в двух больших лаганах. Кабоб с поджаристым картофелем, посыпанный зеленью, был разложен в косы, салат из свежих помидоров и лука и чалоп распределили по глубоким тарелкам так, чтобы всем было удобно дотянуться до него. А меж всем этим вкусным великолепием, от которого у гостей потекли слюньки, попыхивали из носиков паром три круглых пузатых чайника.

Даже Ахмед позабыл на время о своем ворчании и с удовольствием пополоскал руки в тазике, поднесенном ему Марджиной, как и всем остальным гостям. Порядком изголодавшиеся гости накинулись на еду, словно голодные леопарды, сметая все, что было на дастархане – орешки и легкие закуски, предшествующие еде и возбуждающие аппетит, сделали свое дело. Касым, напротив, ел очень мало, зато дутар пел в его руках не переставая, услаждая слух гостей.

Вскоре вполне насытившиеся гости начали один за другим отрываться от еды, отдавая предпочтение чаю, и тогда Али-баба вдруг обратился к Марджине:

– Марджина, ты не станцуешь нам?

– Ну что ты, – засмущалась девушка, прикрывшись платком. – Танцевать перед чужими людьми…

– Какие же они чужие – они наши соседи! Да и что плохого может быть в красивом танце юной девушки?

– Просим! Просим! – Гости начали хлопать в ладоши, подзадоривая крайне смутившуюся девушку. – Танец! Танец!

– Хорошо, – помявшись еще чуть-чуть для приличия, согласилась Марджина. – А что вы хотите, чтобы я вам станцевала?

– Танец живота! – выкрикнул Ахмед, пожирающий Марджину сальными глазками.

Все присутствующие мгновенно обернулись к нему, но Ахмед не растерялся.

– А что такого? По-моему, очень красивый танец!

– Нет! – отрезал Али-баба. – Этой похабщине в моем доме не место! Станцуй нам, лучше…

– Танец с саблями Хачатуряна, – буркнул Махсум, но в наступившей внезапно тишине его голос прозвучал достаточно громко, чтобы фразу расслышала даже стоявшая у дверей Марджина.

– А что, хороший танец! – глаза девушки загорелись. – Я даже видела где-то здесь, в доме, сабли.

– Ну, вот и все, – тяжко вздохнул Махсум, прислоняясь спиной к стене и закрывая глаза.

– Вы чего, ше… то есть, мой господин? – спросил Ахмед.

– Ничего. Голова что-то разболелась.

– Это, наверное, от голода. Вы же почти ничего не ели!

– Поверь Ахмед, это уже неважно.

– Почему? – интонация главаря Ахмеду совсем не понравилась.

– Скоро сам все узнаешь.

В комнате опять появилась Марджина. В руках девушка держала две здоровенные сабли, кривые и немного ржавые, но для танца это не имело никакого значения.

– Касым, сыграй что-нибудь быстрое.

Касым ударил по струнам. Музыка, разлившаяся волнами по комнате, даже отдаленно не напоминала знаменитую мелодию Хачатуряна, но вполне подходила для исполнения танца с саблями, ножами, кинжалами и прочими опасными игрушками. Стремительный ритм и быстрая смена звуков идеально вплетались в извивы танца, исполняемого Марджиной. Девушка неистово кружилась, прогибалась и извивалась, словно бушующее пламя. Сабли мелькали в ее руках с непостижимой быстротой. Сердца зрителей то замирали, то принимались неистово колотиться. И вот Касым в последний раз ударил по струнам, вырвав из чрева инструмента последний аккорд, и Марджина взметнулась в чувственном порыве. Сабли взлетели вверх и вдруг стремительно рванулись к двум сидящим за столом людям, угрожающе застыв у самых горл своих жертв. Жертвами оказались мавр и его одноглазый хозяин.

Мавр гулко стукнулся затылком в стену и свел глаза на хищно сверкающем, голубоватом лезвии, подернутом ржой. Одноглазый Хасан лишь сглотнул, ожидая смертельного жалящего удара, но Марджина все медлила, держа сабли твердой рукой и глядя в лицо Махсуму взглядом, от которого у того внутри все сжималось от леденящего ужаса.

– Марджина, что ты делаешь?! – вскрикнул Али-баба, порывисто вскакивая и протягивая руку к девушки. – Остановись, ты сошла с ума!

– Али-баба, – произнесла Марджина, не отрывая взгляда от лица лже-Хасана, – когда ты уже перестанешь быть таким наивным и доверчивым?

– Но что я опять сделал не так? И убери, пожалуйста, сабли, молю тебя! Ты можешь поранить наших дорогих гостей.

– Не уберу!

– Но почему?

– Послушай, ты когда-нибудь видел мавра с белыми руками?

– С белыми – что? – не понял Али-баба, а Ахмед поспешно спрятал ладони за спину.

– Нет-нет, ты уж покажи руки! – приказала Марджина.

– Не покажу!

– Показывай! – Девушка чуть сдвинула саблю вперед, и из небольшого пореза на шее Ахмеда показалась капелька крови.

– Ай! Не надо! – взвизгнул Ахмед, выкидывая трясущиеся ладони вперед. – Вот, на, смотри! Ну белые, и что? Разве это преступление – иметь белые руки?

– Ох! – отшатнулся от него Али-баба, бросив взгляд на неестественно светлые руки черного лицом Ахмеда. – Кто ты, о негодный человек, столь недостойно выкрасивший лицо какой-то мерзостью и проникший обманом в мой дом?!

– Не скажу! Ничего не скажу!

– А второй? – спросил Али-баба у Марджины. – Кто второй?

– Неужели не догадался?

Марджина, не дожидаясь, пока Али-баба произнесет еще хоть слово, двумя ловкими движениями сабли сбросила с глаза важного гостя черную повязку и «сбрила» ему бороду.

– О-о! – по толпе гостей пронесся вздох изумления.

– Я тебя узнал! – вскричал Али-баба, указывая пальцем на боящегося даже вздохнуть Махсума. – Это ты продал мне тогда рабов на базаре. А я-то понять не мог, почему мне так знакомо ваше имя – Шеф! И еще намеки про базар и нищих. Но что за представление, почтеннейшие, вы устроили? Черные лица, бороды, повязки, караван – вы решили меня разыграть, да? Признайся, ты их подговорил, Касым?

– Я не… Я… – Касым отложил дутар и повнимательнее присмотрелся к лицу мавра. – Это… ты! Ты, подлая змея с мешком камней!

Касым вскочил на ноги и унесся вон из комнаты. На кухне что-то загремело, разбилось, и в комнату опять влетел Касым, держа в руках скалку поувесистей той, которую он пользовал у себя дома.

– Теперь держись, подлая собака!

– Ай! – вскрикнул Ахмед, заслоняясь руками. – Только не скалкой! Умоляю, уберите его от меня!

Касым зарычал и пошел на своего обидчика. Гости начали отползать в сторонку, боясь, как бы и им ненароком не перепало. Никто из них никак не мог взять в толк, что, собственно, происходит.

– Не подходи! Я страшен в гневе! – Ахмед отпихнул ногой низкий столик.

Посуда и кушанья полетели на пол и на гостей. Чайники опрокинулись, кипяток полился людям на ноги, началась паника. Лишь один очень старый аксакал не двинулся с места, а лишь довольно скалил почти беззубый рот, полагая, что это продолжение развлечений.

Касым заскользил на рассыпанных остатках плова, размахивая скалкой. Народ, пригибая головы, бросился врассыпную – кто в дверь, кто в окно. Касым, не удержавшись на ногах, повалился на столик и переломил его пополам. Скалка, просвистев перед самым носом Махсума, заехала по уху не успевшему увернуться Ахмеду. Разбойник взвыл от боли и, опрокинувшись вбок, принялся визжать и кататься по полу. Ухо у него быстро распухло и стало похожим на манту, на которую кто-то случайно сел.

– Стой, Касым! – взбросила саблю Марджина. – Они мои! Я должна отомстить им сама.

– Нет, они мои! Они должны мне мешок! – Касым распихал ногами обломки стола и посуду и кинулся под ноги Марджине. – Не тронь его!

Оба покатились по полу, пытаясь вырвать друг у друга сабли. Лишь Али-баба все также стоял посреди комнаты, тупо взирая на творящееся безобразие. Да Махсум сидел у стены, все еще боясь шевельнуться.

– Стойте! – опомнился наконец Али-баба. – Что вы делаете, несчастные? Касым, сейчас же слезь с Марджины! Марджина, перестань пинать Касыма, ты его калекой оставишь! Да прекратите же вы! – рявкнул во всю глотку Али-баба, топнув так, что с потолка посыпалась штукатурка.

Все разом застыли – и Марджина с Касымом, и гости, застрявшие в окнах и дверях, и даже Ахмед прекратил вертеться и подвывать.

– Что здесь происходит?

– Ты что, дурак? – спросил Махсум у наивного, простоватого Али-бабы.

– Почему? – удивился юноша.

– Нет, он и вправду какой-то блаженный, – через силу усмехнулся Махсум, стряхивая с халата крошки, щепки и побелку.

– Не смей оскорблять моего Али-бабу, ты, паршивый разбойник, а не то, клянусь Аллахом!..

Марджина вывернулась из-под Касыма, подхватила саблю, и та со свистом рассекла воздух.

«Вот оно!» – успел подумать Махсум, сжавшись и закрыв глаза. Но опять ничего не произошло – сабля вновь замерла у самой его шеи.

– Не могу, – пожаловалась, всхлипнув, Марджина, но саблю не опустила.

– Разбойник? – до Али-бабы начал доходить смысл происходящего. – Так ты разбойник? – спросил он у побелевшего Махсума.

– Дошло? Не прошло и трех суток, – проворчал Махсум, открыв один глаз.

– Так это вы грабили караваны и прятали в?.. – Али-баба захлопнул рот, чтобы не сказать ненароком лишнего.

– Ну, чего ты ждешь? – криво, через силу, усмехнулся Махсум, глядя на Марджину. – Делай свое черное дело.

– Нет! Тебя будут судить. – Марджина, как-то сразу успокоившись, опустила саблю и вдруг разревелась.

– Братья, пора! – вдруг крикнул Ахмед, вскакивая с пола и держась за распухшее ухо. – Режьте всех, не жалейте никого!

Гости и хозяева дома притихли, но… ничего не произошло.

Ахмед насторожился.

– Эй, где вы там, бездельники? Пора!

Опять ничего. Потом во дворе звякнул один кувшин, за ним – второй и третий, но этим все и ограничилось. Али-баба подхватил масляную лампу, и они с Марджиной побежали во двор. Касым подхватил оброненную скалку и поспешил следом.

Во дворе их ждало удивительное зрелище. По земле ползали мешки, беспорядочно натыкаясь один на другой. Одному из них удалось взобраться на ступеньки, и он ткнулся в ноги Марджине.

– Ой!

Марджина, от неожиданности выпустив саблю, вспрыгнула на руки Али-бабе, а тот подхватил девушку, но выронил масляную лампу. Медная лампа упала на доски, масло пролилось на мешок и ярко вспыхнуло. В мешке кто-то опять завозился, и Али-баба отпихнул его ногой.

– Порох! – вдруг вспомнил он слова Ахмеда. – В них порох, ложись!

Мешки задвигались быстрее, а тот, что уже вовсю полыхал, неистово забился, подвывая, и заторопился к остальным, будто взывал к ним о помощи.

Взрыв произошел неожиданно. В тот момент, когда пламя коснулось пороха, мешок почти успел добраться до своих «собратьев». Почти. Но этого хватило, чтобы мешки один за другим начали взрываться, разлетаясь яркими вспышками, озарявшими все вокруг. Огонь перекидывался с одного мешка на другой, громкие хлопки следовали один за другим. Мешки разрывало, а разбойников, таящихся в них, подбрасывало высоко в воздух. Они повисали кто на ветках деревьев, кто на крыше дома, а кто на заборе. Али-баба, прикрывший собой Марджину, и Касым со скалкой лежали на пороге дома, боясь поднять головы. А тем временем, оскальзываясь на осточертевшем им масле, из кувшинов выбирались скрюченные разбойники. Сил у них хватало лишь выползти из горлышка кувшина или перекинуться через него – ни разогнуться, ни толком вздохнуть никто из них не мог.

Тем временем взрывы прекратились, и Касым осторожно приподнял голову.

– Разбойники! – крикнул он то ли испуганно, то ли обрадованно. – Уй-юй, сколько разбойников! Глядите, да их тут как вшей!

Касым порывисто вскочил с деревянного настила, вскинул над головой скалку и, издав боевой клич, ринулся в атаку. Толстяк вертелся по двору как заведенный, не задерживаясь подолгу ни у кого и от души охаживая разящей скалкой скулящих, беспомощных «Коршунов пустыни». Но тут огненная дорожка, протянувшаяся от одного из догорающих мешков к кувшинам, достигла наконец Саида. Почувствовав жар, Саид вскочил и заметался по двору, вереща так, что мыши прыснули вон из погреба, а их летучие тезки попадали наземь. Тем временем огонь коснулся еще одного разбойника, потом другого, третьего, и вскоре двадцать огненных факелов, метались по двору, оглашая окрестности душераздирающими воплями.