Али-баба и тридцать девять плюс один разбойник

Глава 14. Касым-разбойник

Появление Касыма в пещере окончательно выбило Махсума из колеи. Слишком уж все шло точно по сценарию, и нужно было что-то срочно предпринять, чтобы ему в итоге не пришлось познакомиться с ловкостью Марджины. Пока Касым отходил от непредвиденного обморока, Махсум старался придумать, как сплавить из пещеры трусливого толстяка и при этом не вызвать у разбойников подозрение, будто он ему сочувствует. Еще чего доброго решат, что их предводитель ослаб духом, и тогда уж точно, пиши пропало. К тому же неугомонный, на поверку оказавшийся достаточно кровожадным Ахмед все время порывался незаметно отрубить голову Касыму, и его приходилось постоянно отгонять от спящего.

– Не понимаю, шеф, чего вы с ним возитесь, как с вазой династии Мин? Он вор и знает тайну пещеры! – взвился наконец Ахмед, когда Махсум в очередной раз прикрикнул на него, чтобы разбойник не баловал с саблей.

– Ты тоже вор и тоже знаешь тайну пещеры, – сухо напомнил Махсум.

– Э, шеф! Я – другое дело, совсем другое, – только и отмахнулся Ахмед. – Как-никак благородный разбойник и ваша правая рука. К тому же вот представьте: случится с вами что-нибудь, а как же пещера, как же наши богатства и люди?

– Типун тебе на язык, – суеверно сплюнул через плечо Махсум, отметив про себя, что становится не в меру мнительным.

– А что? Кади тоже думал, будто он вечный, А потом р-раз – и хана воробушку, отчирикался!

– Злой ты, Ахмед, – укорил телохранителя Махсум.

– Да, я такой! А голову ему, я думаю, все-таки стоит отрубить.

– Ты – что? Думаешь? – вскипел Махсум. – Опять?!

– Нет, что вы, шеф. Это я так, брякнул, не подумавши. Ой-ёй, опять случайно вырвалось!

– То-то! Не смей думать.

Махсум вскочил с «трона» и заметался по пещере, сложив руки за спиной. Ахмед не отставал от него, все время забегая вперед и преданно заглядывая в глаза главарю.

– Вот ты все говоришь, – резко остановился Махсум, отчего Ахмед налетел на главаря, но тот, казалось, не заметил толчка в спину, – отрубить ему голову. А мы до сих пор не знаем, кто еще, кроме него, знает о тайне пещеры.

– А вы уверены, что он не соврал?

– Ты хочешь рискнуть и проверить?

Ахмед замотал головой.

– Тогда прекрати размахивать саблей. Нужно сначала выпытать у него все, что он знает.

– Пытка? – Ахмед расплылся в неприятной улыбке и потер ладони. – Пытка – это хорошо! Я люблю пытать.

– Вот дурень! Да я не про пытку говорю. Ты уже выпытал у Абдуллы, и теперь нас на одного меньше. А вот если привлечь Касыма на нашу сторону…

– Шеф, вы голова! – вновь восхитился Ахмед. – Из него и вправду может выйти неплохой разбойник. Вор он, конечно, так себе, да и трусливый больно. Но все же.

– Можно подумать, ты сразу воровать научился и никогда никого не боялся.

– Боялся, конечно, – поежился Ахмед от неприятных воспоминаний детства. – У отца такой кулачище был, о-го-го!

– Видать, недостаточно «о-го-го», – заметил Махсум, размышляя о своем.

– Что вы имеете в виду? – насторожился Ахмед.

– Да все то же. – Махсум развернулся и зашагал к «трону», у подножия которого зашевелился, приходя в сознание, Касым. – Просыпается.

– Ага! – обрадовался Ахмед. – Сейчас я с ним потолкую.

– Говорить буду я, – остановил разбойника Махсум. – Ты уже один раз поговорил, хватит.

– Тогда я послушаю.

– Слушай, – милостиво дозволил Махсум, – но лезть не вздумай. Здесь тонкий подход нужен.

– Это как? – заинтересовался Ахмед.

– Да ну тебя. – Махсум уселся на «трон» и вытянул вперед ноги, положив одну на другую.

– О-о, что со мной? – очухался Касым, поднимаясь с пола и тряся головой.

– Выспался, мышонок ты наш летучий? – спросил Махсум, глядя на толстяка сверху вниз.

– Да, спасибо! Ой, – спохватился Касым, вскидывая испуганные глаза на Махсума. – Я не виноват! – рванулся он по новой к штанам главаря, но Ахмед, не говоря ни слова, ухватил Касыма за шкирку и оттащил обратно.

– Старая песня, – зевнул Махсум. – А теперь, будь так добр, расскажи нам, кто еще знает о пещере?

– А разве я не сказал? – похлопал глазами Касым.

– Увы, мой друг, ты изволил заснуть на самом интересном месте. Итак, я тебя внимательно слушаю. – Махсум облокотился правой рукой о выступ в стене и подпер пальцами подбородок. – Ну же, смелее.

– Но я не могу!

– Не можешь? – Махсум выгнул правую бровь. – Я не ослышался?

– О великий, пощади! – Касым раболепно стукнулся лбом об пол. – Не смею обманывать вас, просто я позабыл все! Сейчас я не помню ни где живу, ни кто сказал мне о вашей пещере, ни даже как ее открыть!

– Похвально, что ты не хочешь предавать своих товарищей, но это вряд ли спасет тебя.

– Не надо, умоляю вас! – захныкал Касым. – Что мне сделать, чтобы вы мне поверили? Я правда ничего не помню! Наверно, ваш нехороший дух наслал на меня беспамятство.

– А чего сразу дух? – возмутился голос. – Чуть что, так сразу дух! Если у тебя память слабая, записывать надо. Да отрубите вы ему голову, чего с ним цацкаться?

– Дух? – позвал Махсум.

– Что?

– Кончай дурочку валять.

– Интересное выражение: валять дурочку! – протянул дух, смакуя каждое слово. – А что делать, если дурочек нет, а меня окружают одни остолопы, вроде тебя? Может, вас повалять, а?

– Завязывай трепаться! – разозлился Махсум. – Я тебя серьезно спрашиваю – дело жизни и смерти!

– Ладно, не кипятись, пошутить нельзя. Кстати, а с чего вдруг ты такой добренький стал? Толстячка жалко?

– Мне всех жалко – не люблю убивать без причины. Так что?

– Ну, предположим, да.

– Что – да?

– Да – это да. В смысле, я наслал на него беспамятство. Вы же хотели поймать вора – вот он, вор! Так чего вам еще от меня надо?

– Мне надо знать, кто еще, кроме него, знает о пещере, так что, прошу тебя, восстанови ему память.

– Разве я похож на психиатра?

– Что?! – подскочил на «троне» Махсум. – Ты знаешь про…

– Я много чего знаю – у меня большие связи здесь и сейчас и там и потом. А вот откуда ты про них знаешь – вот вопрос!

В голосе духа Сим-сим прорезались невольные нотки уважения к собеседнику.

– Сейчас разговор не о том, – пробурчал Махсум. – Так что, вернешь ему память?

– Я тебе уже ответил: разве можно склеить так, чтобы было как новое?

– При желании все можно.

– А ты, я гляжу, философ!

– Не без этого. Так что?

– А ничего! Не хочу я ему память возвращать, не хочу – и точка.

– И… и что же мне с ним делать?

– Можешь забрать его себе. Он тебе будет песни петь, а заодно и я послушаю, – захихикал дух. – Только смотри, глаз с него не спускай – тип больно ушлый. Ну, бывай, шеф!

– Дух, постой! – Махсум стукнул кулаком по коленке. – Слышишь?

Тишина.

– Вот гадство! И что мне с этим контуженным делать? – кивнул он на присмиревшего Касыма.

– А давайте, шеф, я ему все-таки «вжик» сделаю! – внес не очень свежее предложение Ахмед.

– Не надо меня «вжик»! – Касым весь сжался, глазки его забегали.

– Действительно, Ахмед, ты уже порядком достал со своим «вжик»! Придумал бы лучше, как вернуть ему память.

– А мне запретили думать. – Ахмед поиграл желваками. Ему было совершенно неясно, с чего главарь так вцепился в какого-то презренного борова.

– Обиделся, значит. Не дали мальчику сабелькой помахать, так, что ли?

– Не так!

– Ну-ну, – засопел Махсум, словно бык на изготовке. – Касым, у нас вакантное место появилось.

– Чего? – уставился на него Касым.

– Место, говорю, освободилось. Сам видел: «вжик» – и готово. Пойдешь к нам разбойником?

– Я не знаю, – замялся Касым, запахивая халат. Ему вдруг почему-то стало очень зябко и совсем неуютно, гораздо неуютнее, чем было до того.

– Так «да» или «нет»? А то смотри, Ахмед вон как глазами-то сверкает.

– Да, да, я согласен! – выкрикнул Касым, подползая на коленях к трону. – Только скажите ему, пусть больше не сверкает, хорошо? И «вжик» тоже не надо.

– Вот и ладушки. Ахмед, вот наш новый товарищ. Встань, Касым!

Толстяк, озираясь по сторонам, поднялся с пола. Разбойники, весело гомоня, окружили своего нового товарища и принялись хлопать его по плечам. Касым лишь глуповато улыбался, вертя головой. Ахмед, протолкавшись к новенькому, ограничился сухим пожатием вялой, влажной руки Касыма и вымученной улыбкой, после чего незаметно и брезгливо отер ладонь о тряпицу.

– Потный боров, ну, погоди у меня! – прорычал он сквозь зубы, отходя в сторону. За что он его так невзлюбил с первого взгляда, не знал даже сам Ахмед.

Тем временем разбойники засыпали Касыма вопросами.

– А кошельки воровать ты можешь?

– Нет, – крутил головой Касым.

– А может саблей? Вот так!

– Нет, – смущенно бормотал Касым.

– А кинжалом? Кинжалом можешь?

– И кинжалом не могу, – разводил руками Касым.

– Ничего, научишься! Абдулла быстро научился, – подбодрил толстяка Ахмед, хитро прищурившись.

– Правда? – сглотнул Касым.

– Правда, правда. У него самого спроси.

– Х-хорошо, – кивнул Касым, пытаясь унять дрожь в ногах. – Но зато я могу на дутаре! – быстро сказал он, сменив тему разговора, подхватил свой инструмент с подушек у двери пещеры и ударил по струнам.

Через пару минут рыдали все без исключения, включая духа пещеры.

Айгуль ворвалась на верхнюю веранду дома, когда Али-баба с матерью только приготовились вкусить крупных мантов, посыпанных мелко нарезанной зеленью и политых кефиром. Отменно приготовленные умелой, как оказалось, рукой Марджины, манты источали непередаваемо нежный и аппетитный луково-мясной аромат, будоражащий обоняние и возбуждающий аппетит до нетерпеливого ворчания желудков. Изнывающий от голода Али-баба, не в силах преодолеть мук ожидания, схватил горячую манту и впился в нее зубами. Юноше, конечно, было неудобно за свою несдержанность, но Марджина, спустившаяся в дом заварить чай, быстро наверстает упущенное, когда вернется. Однако вместо Марджины на веранде появилась встрепанная Айгуль. Беременной серной взлетев по лестнице, она сходу набросилась на ничего не понимающего Али-бабу.

– Али-баба, гнусный ты проходимец, отвечай немедленно: где мой муж? Его нет уже целый день!

Глаза женщины горели, спутанные жирные волосы торчали из-под платка в разные стороны, а пальцы, унизанные дорогими перстнями, угрожающе сжимались. Али-баба, недовольный тем, что его оторвали от еды, утер губы тряпкой и снизу вверх взглянул на невестку.

– Э, глупая женщина, почему ты спрашиваешь про Касыма у меня, когда живешь с ним ты?

– Это я-то глупая? Я? – задохнулась Айгуль от возмущения.

– Не кричи, прошу тебя, а то у мантов ушки свернутся, – поморщился Али-баба. – Откуда мне знать, где шляется твой драгоценный супруг.

– Но ведь именно ты подговорил его пойти в пещеру, будь она трижды проклята! – не унималась Айгуль. – Ох, я несчастная-а! И где мой дорогой Касымчи-ик? Куда же ты пропа-а-ал? – взялась причитать она, раскачиваясь и дергая себя за волосы.

– Кончай концерт, женщина. – Али-бабу нисколько не проняло сольное выступление невестки. К подобным истерикам он давно  уже привык. – А чтобы тебе было понятно, так я объясню сразу: твой Касым приперся ко мне и, угрожая всеми возможными карами, на которые только хватило у него фантазии, потребовал все рассказать ему. Что мне оставалось делать, по-твоему?

– Ах, я горемычная-а!

– Кончай, говорю!

– Не кончу! Верни мне моего дорогого Касыма.

– Разве я брал его у тебя? – решил отшутиться Али-баба.

– Верни!

– Вот же привязалась, мочи нет! – Али-баба нервно дернул подбородком. – Тебе же арабским языком объясняют: не знаю я, где твой Касым! Не знаю, и все тут.

– Ах так?

– Да, так! И дай мне, наконец, спокойно пообедать.

– Я тебе дам обед! Я тебе сейчас такой обед устрою, гнусный разбойник! Куда ты его послал, признавайся?

– Да отстанешь ты от меня или нет?

– Не отстану. Где мой кормилец?

– Уф-ф, за что мне такое наказание, о Аллах? – закатил глаза Али-баба.

– Ты что, спать собрался?

– С тобой поспишь, как же, – проворчал голодный юноша.

– Вставай и иди искать своего брата.

– Вот еще! Делать мне больше нечего, что ли? Он взрослый человек.

– Он дитя малое-е! За что же ты нас поки-ину-ул.

– Ау, женщина!

Айгуль кто-то похлопал по плечу, и та, разом перестав голосить, живо обернулась.

– А эт-то что еще за чучело?

– Знакомься, Марджина, – сказал Али-баба, быстро схватив манту и запихнув ее целиком в рот, пока выдалась минута затишья. – Она будет жить у нас.

– С чего вдруг? – подбоченилась Айгуль, придирчиво ощупав взглядом девушку. – А ты у Касыма разрешения спросил? Приводят сюда кого попало. Может, она воровка?

– Эй, уважаемая? – опять окликнула сварливую женщину Марджина. – Вы бы за языком следили.

– А ты кто такая, чтоб мне указывать? Я здесь за всем слежу.

– Ну и следите себе на здоровье, а только я честная девушка и никому не позволю…

– Ты? Не позволишь? Да я тебя сейчас с лестницы спущу и выкину вон отсюда.

– Так! – Али-баба грохнул кулаком по столу. Манты испуганно подпрыгнули на лагане, укрывшись кефиром. – Хватит! Она на моей половине дома, моей! Понятно? И если Касыма что-то не устраивает…

– Верни мне Касыма! – топнула Айгуль. Теперь уже подпрыгнул весь столик, и Али-бабе пришлось навалиться на него, чтобы тот не опрокинулся.

– Опять началось… Да где ж я тебе Касыма возьму, глупая ты женщина?

– Касым взял дутар, двух мулов и пошел в пещеру. Иди за ним и найди его.

– А давай сделаем по-другому: я тебе скажу, где находится пещера, и ты сама сходишь за мужем.

– Вот еще! – фыркнула Айгуль. – Делать мне больше нечего, только в такую даль тащиться по пыли и солнцепеку.

– А мне, значит, есть чего делать, чтобы тащиться туда?

– Сходи!

– Да не пойду я никуда! – Али-баба прожевал манту и тут же засунул в рот следующую. – Сам придет, никуда не денется.

– А если не придет?

– Придет, и еще два мешка денег притащит, – сказала Марджина.

– Два мешка? – засомневалась Айгуль. – А ты откуда знаешь?

– А как же иначе? Раз он двух мулов взял, значит, и мешков должно быть два, ведь так?

– Так, – поразмыслив, согласилась Айгуль.

– А легко ли два мешка золота заработать песнями?

– Нет, наверное. Откуда я знаю!

– Вот вы истерики закатываете, а он сейчас там трудится в поте лица.

– Ты так думаешь?

– А что будет, если Али-баба сейчас соберется и пойдет за ним? – прищурилась Марджина, разливая чай по пиалам.

– Что?

– Придет Али-баба в пещеру и скажет: «Касым, пошли домой, тебя жена требует!» А дальше что?

– Что? – опять спросила Айгуль.

– Касым заработает меньше, вот что! И будет очень зол. На вас, между прочим.

– Ох! – схватилась за щеки Айгуль. – Об этом я не подумала.

– Думать надо, – постучал Али-баба жирным пальцем по лбу и засунул в рот следующую манту. – Чаю будешь? – предложил он застывшей в растерянности невестке.

– Что? – в третий раз спросила Айгуль.

– Чаю, говорю, налить?

– Да нужен мне больно твой чай! Некогда мне, я домой побегу.

– Ну, беги, беги, – кивнул Али-баба, прихлебывая из пиалы. – А то, может, мантов?

– Сдались мне твои поганые манты. Сам их жри! – грубо бросила Айгуль и пулей вылетела с веранды, только ступеньки затрещали. Ей уже наяву чудилось, как Касым вводит во двор двух мулов, груженных мешками с золотом.

– Она еще вернется, хозяин, – задумчиво произнесла Марджина. – Как только сообразит, что из нее сделали дуру.

– Ох, ну сколько можно повторять: прекрати называть меня хозяином! У меня есть имя. И садись, наконец, есть, а то все простынет.

– Переезжать вам надо, Али-баба. – Марджина опустилась у столика, аккуратно, двумя пальчиками, взяла манту и скромно откусила от нее маленький кусочек.

– Не «вам», а «тебе».

– Тебе, – согласилась Марджина, жуя. – Но разве это что-то меняет?

– Не меняет, – вздохнул Али-баба. – Но куда мы переедем?

– У тебя много денег. Купи хороший дом где-нибудь подальше отсюда.

– Она все равно не отстанет, ты ее плохо знаешь.

– Отстанет, я уж постараюсь, – убежденно произнесла Марджина. – Ты, главное, дом присмотри, а там видно будет.

Они немного помолчали.

– Спасибо тебе, Марджина.

– За что? – Тонкие брови девушки изогнулись изящными дугами.

– За манты, и вообще. Если бы не ты, тащиться мне сейчас в горы.

– Вот еще глупости! Языком молоть – не топором махать. Сам бы мог выкрутиться.

– Не мог, – развел руками Али-баба. – Боюсь я этой ведьмы, ох, как боюсь!

– А кого, скажи, ты не боишься? – влезла в разговор мать.

– Вы того, мама, не позорили бы меня перед Марджиной!

– Так ты же сам сказал, что боишься.

– Сказал, сказал… Мало ли что я сказал? И вообще, манты уже из-за вас совсем холодными стали.

– И правда, – улыбнулась Марджина. – Давайте уже есть, а потом подумаем, как быть.

– Ох, чует мое сердце, пропал наш Касым, – всхлипнула старушка.

– Вы только Айгуль не вздумайте сказать, а то такое начнется, – заметил Али-баба, облизывая пальцы.

– Да что ж я, дура законченная, по-твоему?

– Я этого не говорил, мама!

– Тогда ешь давай и собирайся в горы.

– Мама! – закашлялся Али-баба, подавившись мантой.

– Да пошутила я, пошутила.

– Ну и шутки у вас! – выдохнул Али-баба, смаргивая невольно навернувшиеся на глаза слезы. – Глупые, в общем, шутки.

Мансур нянчил мешок с золотыми динарами, любовно поглаживая его пухлый бок и с замиранием сердца прислушиваясь к шороху монет. Пусть сумма оказалась не столь внушительной, как того ожидал Главный сборщик налогов, но после неудачи с богатым караваном и вторым, с которого он уже потерял надежду что-либо поиметь, и то было неплохо. Даже, можно сказать, очень хорошо. Восемьсот звонких монет за девчонку, старую развалину и бестолкового мальчишку – да у «черного» молокососа талант! «Интересно, – думал Мансур, – какой идиот мог купить совершенно никчемный товар за столь баснословную сумму?»

Размышления визиря были прерваны внезапным появлением Главного эмирского соглядатая Халима, никоим образом не подходившему по характеру к своему славному имени⁹. Бесцеремонно ввалившись в покои Мансура, Халим по привычке принялся оглядываться, прислушиваться и все вынюхивать. Его длинный острый нос вбирал в себя запахи, прищуренные бесцветные глаза шарили по комнате, замечая все и вся, а сильно оттопыренные уши улавливали малейшие шорохи и безошибочно распознавали их. Казалось, от Халима невозможно ничего скрыть. Он видел и тайное, и явное, видел, слышал и обонял. Вот и сейчас, порывисто войдя в комнату Мансура, он, конечно же, прекрасно расслышал звон золота и успел заметить, как Мансур в панике поспешно прикрыл мешок подушками. Но Халим был хитер и потому сделал вид, будто ничего не заметил. Мансур был тоже не менее хитрым и натянул на лицо маску наивной невинности, стараясь всем своим видом показать, что поверил ненавистному и вездесущему, вертлявому Халиму.

– Салам алейкум, уважаемый Мансур, – повел носом Главный соглядатай.

Кланяться было не в его привычке, пусть и был он далеко не ровня визирю. Но, поскольку Халим слыл очень опасным человеком, с ним никто не связывался.

– Салам, салам, – не очень приветливо отозвался Мансур, ерзая на подушках. – Уважаемый Халим, когда собираетесь войти, то нужно сначала постучаться. Разве вас не учили вежливости?

– А я постучал! – нагло соврал Халим.

– Значит, я, по-вашему, глухой?

– Это меня мало касается. А вот у меня, представьте себе, слух отменный!

Халим неслышной походкой прошел к окну и выглянул наружу, опершись руками о подоконник.

– Кто бы сомневался, – еле слышно проворчал Мансур. Халим то ли не расслышал оброненных визирем слов, то ли сделал вид.

– И знаете, что я услышал сегодня, досточтимый Мансур? – продолжал Халим.

– Что? – мгновенно насторожился визирь. Вступление ему вовсе не понравилось.

– Что некие люди продали неких рабов за некую сумму.

– Э, уважаемый Халим! В нашем мире все продается и покупается, – только и махнул рукой Мансур. – В том числе и рабы. Что ж здесь удивительного?

– Да, действительно, что в торговле может быть удивительного?

Халим отвернулся от окна и уставился в лицо сборщика налогов, буравя Мансура пристальным взглядом. Мансур поежился, что не ускользнуло от наблюдательного Халима.

– Хотя, если хорошенько подумать, удивительное можно найти во всем, – добавил соглядатай.

– Вы так считаете?

– Ну, почти во всем.

– И что же, по-вашему, удивительного в продаже неких, как вы выразились, рабов?

– А вы не знаете?

– Откуда же мне знать, странный вы человек! Я мало интересуюсь рабами. Вернее, вовсе не интересуюсь.

– Самими рабами возможно. Но я заметил…

– Вы наблюдательны, Халим!

– Благодарю, значит, я заметил…

– Хотите чаю? – поднял пиалу Мансур.

– Что? Нет, не хочу! – раздраженно произнес Халим. – Можно я скажу, наконец!

– Конечно, конечно! – Мансур поднес к губам пиалу и сделал глоток.

– Так вот, я говорю, что…

– М-м, замечательный чай!

– Вы издеваетесь надо мной? – Халим начал багроветь, жилы на его шее вздулись.

– Что вы, и в мыслях не было! Продолжайте, я вас внимательно слушаю.

Мансур сделал еще один глоток и закатил глаза, показывая, как ему хорошо.

– Только скажите еще раз, что чай замечательный!

– Но он действительно замечательный! Попробуйте сами. – Мансур протянул пиалу Халиму.

– Вы напрасно испытываете мое терпение, оно у меня безгранично. Почти.

– Странный вы человек, Халим, – безразлично пожал плечами Мансур. – Зачем же мне испытывать ваше терпение? Я просто хотел предложить вам чаю, а вы начали нервничать.

– Вы мне не даете сказать!

– Вы ошибаетесь, уважаемый Халим. Говорите, я весь обратился в слух.

– Я хочу сказать, и не только хочу, но и скажу… – потряс указательным пальцем Халим.

– Кстати, со мной сегодня произошел удивительный случай! – воскликнул Мансур, будто только что вспомнил о нем.

– Да дайте же мне договорить!

– Э, послушайте, дорогой Халим, – покачал головой Мансур, – это невежливо перебивать хозяина дома и кричать на него.

– Ну-ну, я вас внимательно слушаю, досточтимый Мансур, – сказал Халим и так сильно сжал челюсти, что хрустнули зубы.

– Так вот, со мной сегодня утром произошел удивительный случай! Вам будет очень интересно.

– Да что вы? – вскинул жидкие брови Главный соглядатай.

– Вот послушайте: какие-то олухи во всем черном ошиблись дверью и зашли ко мне. И представляете, какое совпадение – у них были рабы! Да-да, самые настоящие рабы! И эти олухи решили продать их мне. Правда, забавно?

– Очень, – нахмурился Халим. – А еще забавнее, что те же олухи, как вы их назвали, вновь ошиблись дверью, только несколько позже, и принесли вам некий мешок.

– Правда? – У Мансура забегали глазки, что опять же не укрылось от цепкого взгляда Главного соглядатая. Такая уж у него была работа – все подмечать и выводить всяких плутов на чистую воду.

– Истинная правда, – кивнул Халим. – И еще одна забавная вещь: олухи сказали страже, что идут по делу именно к вам, досточтимый Мансур!

– Э-э… – вконец растерялся Главный сборщик налогов, поправляя подушки, прикрывающие мешок.

– А вышли они уже без мешка.

– Разве?

– Стражники их запомнили. Чувствуете, как история становится все забавнее и забавнее?

– Мда-а… Я что-то такое ощущаю, – по-настоящему занервничал Мансур. – И куда же, по-вашему, делся мешок?

– А он спрятался от меня. Вернее, он так думает.

– Кто?

– Мешок, разумеется! Кто же еще? И вот еще что: за вашей дверью ожидает Начальник дворцовой стражи – он тоже кое-что слышал об этой прелюбопытнейшей истории. Я думаю, его рассказ будет очень интересен для ваших сиятельных ушей.

– Знаете, дорогой Халим, – принялся умывать руки Мансур, – я тут подумал, что продавать рабов не запрещено. Так, небольшое и не очень прибыльное дельце, чтобы свести концы с концами. Ну, вы меня понимаете.

– О, я отлично вас понимаю! Так все-таки те рабы принадлежали вам?

– Да, мне! И что такого?

– Разумеется, ничего. Только вот… – Халим подергал пальцем кончик носа. – Совсем недавно в город вернулся человек, маленький такой человек, человечек, можно сказать. И вот он рассказал одну весьма любопытную историю, как караван, ведший рабов, был разграблен. Не совсем, конечно, так, по мелочи – захвачены девчонка, старик и его внук. Остальным рабам удалось бежать. Вы ничего об этом не знаете?

– Да откуда же я могу знать! – развел руками Мансур, выдавив на лицо натянутую, неправдоподобную улыбку. – О, несчастный караван! Наверное, опять «Коршуны пустыни» зверствуют, чтоб им исчихаться на том свете!

– Ай-яй, плохо у вас с памятью, совсем плохо, – покачал головой Халим, цокнув языком с досады.

– На что вы намекаете?

– Да вот, табиб у меня хороший есть, искусный табиб. Его имя Тахир, не слыхали?

Мансур заметно побледнел, а Главный соглядатай криво усмехнулся. Тахиром звали одного из палачей, прославившегося умением развязывать самые запутанные узлы на языках. Поговаривали, он даже немым возвращал дар речи, и кому, как не Мансуру было о том знать.

– Мой дорогой Халим, – пошел на попятную Мансур, – не будем горячиться, хорошо?

– Хорошо, – согласился тот. – Горячность вредна в любых начинаниях.

– Видите ли, мешок, – тяжко вздохнул Мансур, – он здесь.

– Я знаю. Можете даже убрать с него подушки, чтобы он не задохнулся ненароком.

– Ха-ха, а вы шутник, – через силу рассмеялся Мансур – сейчас ему было вовсе не до смеха. – Я специально решил проверить, заметите ли вы, где я его прячу.

– Я заметил.

– Да, глаз у вас острый! – деланно восхитился Мансур и под нос себе добавил: – Чтоб тебе его где-нибудь в подворотне выкололи, пес паршивый!

– Давайте уже оставим любезности, уважаемый Мансур, и перейдем к делу.

– Да-да, не будем тянуть вола за… ну, вы понимаете.

– Понимаю, дело неблагодарное и опасное.

– Вот именно, – хмурясь, согласился Мансур. Что это было – намек или угроза? – Значит, я даю вам пятьдесят золотых…

– Вы смеетесь надо мной? – У Халима дернулась щека.

– Как можно! Я хотел сказать сто, – быстро поправился Мансур.

– Я иду предупредить Тахира, что у него скоро появится срочная работа.

– Двести, я даю вам двести монет!

– Четыреста, и ни монетой меньше, – спокойно ответил Халим, остановившись у самых дверей.

– Вы меня живьем режете!

– А вы знаете, каково это? – уточнил Халим, прищурив левый глаз.

– Я… согласен. – Плечи Мансура опустились.

– И еще двести!

– Да вы что? – схватился за голову Мансур.

– Ай-яй, как вы могли подумать такое – я не столь жаден. Деньги нужны Начальнику стражи. И еще тому, кто знает обо всем больше нашего. Помните, я говорил о таком ма-аленьком человечке? Но если вы не согласны…

– Оборванцу, который донес на меня? – задохнулся от возмущения Мансур. – Ему ничего не дам!

– У оборванцев очень длинный язык. Очень. Вы коровий видели? Так вот у них в два раза длиннее.

Халим, склонив голову к плечу, выжидающе уставился на Мансура.

– А-а, согласен, согласен!

– Очень хорошо! С вас шестьсот золотых, уважаемый.

– Ох!

Мансура качнуло, и он схватился за сердце. Халим, постукивая кончиками пальцев по рукоятке кинжала, заткнутого за пояс, невозмутимо ждал, когда закончится представление.

Видя, что Халима ничем не пронять, Мансуру не осталось ничего другого, как вытащить из-под подушек мешок и отсчитать шестьсот монет. Делал он это нарочито медленно, доставая по одной монетке и складывая их в столбики по десять монет. Каждый столбик он любовно поправлял, долго выравнивая монетки. Халим оставался невозмутимым, между тем как Мансур все больше надувался и закипал.

– Вот ваши деньги! – наконец произнес он, отодвигаясь от шестидесяти столбиков. – Забирайте и оставьте меня, бездушный вы человек.

– Ну почему же бездушный? – Халим вытащил заранее заготовленные мошны, в каждую из которых помещалось по двести золотых и, пройдя к разложенным на полу монетам, принялся их складывать в мешочки. – Я очень даже душевный и добрый человек. Ведь я пошел не к эмиру, а к вам, почтеннейший Мансур.

Визирь только поморщился.

– Ну вот, все разрешилось как нельзя лучше.

Халим завязал мешочки, приторочил два из них к поясу по одному с каждой стороны и, прикрыв их халатом, направился к дверям. Другой он нес на ладони, то и дело подбрасывая.

– Гнусный шакал, – тихо проговорил вслед соглядатаю Мансур и в бессильной злобе прикусил угол подушки, – гиена носатая, верблюд облезлый!

– Что вы сказали? – обернулся Главный соглядатай.

– Я сказал: заходите еще, уважаемый Халим. Всегда рад вас видеть, – чуть склонил голову Мансур и опять добавил полушепотом: – Чтоб ты сдох, ишак проклятый!

– Обязательно воспользуюсь вашим предложением. Я думаю, у меня еще появится для этого повод. И не один, – ответил Халим и вышел.

Дверь за ним закрылась.

– Ы-ы-ы! – Мансур упал на подушки и заколотил по ним кулаками. – Ох, я несчастный! Ну, погоди, Халим, еще сочтемся! Я тебе все припомню… Слуга!

Сбоку от Мансура мгновенно возник слуга и застыл в поклоне.

– Слушаю, мой господин?

– Вы нашли мою драгоценную табакерку?

– Ищем, мой господин, – еще ниже склонился слуга.

– Повешу, четвертую, посажу на кол! – окончательно разбушевался Мансур, срывая злость на ни в чем не повинном слуге. – Нет, сначала посажу на кол, а потом повешу.

– Вы так добры, мой господин, – съязвив, опять поклонился слуга.

– Пошел вон, дурак! Слышишь? Вон!

– Слушаюсь. А табакерка? Что с ней?

– О Аллах, за какие грехи ты наградил меня такими тупыми слугами? – застонал визирь, пряча лицо в ладонях. – Искать, искать день и ночь! Моя любимая табакерка, мои деньги.

Мансур схватил изрядно похудевший мешок, крепко прижал его к груди и закачался.

Слуга незаметно покрутил пальцем у виска и неслышно вышел вон, оставив своего хозяина наедине с его горем.