Али-баба и тридцать девять плюс один разбойник

Глава 10. Чьи в пещере мешки

– Ну и как же это называется, господа хорошие? – Махсум, сидя на выступе скалы, похожем на трон, тяжелым взглядом исподлобья обводил застывших перед ним навытяжку разбойников. Разбойники краснели, стыдливо отводили глаза и помалкивали. – Как, я вас спрашиваю?

– Но, шеф, – осторожно подал голос Ахмед, быстро вертя в руках тюбетейку. – Мы ведь взяли богатую добычу!

– Что ты называешь богатой добычей, Ахмед? – Взгляд Махсума уперся в лицо телохранителя, и тот сжался, скукожился в попытке стать совсем маленьким и незаметным. – Дряхлый, беззубый старик, который просто не смог сбежать, мальчишка, не пожелавший бросить собственно деда, и смазливая девчонка, по собственной глупости запутавшаяся в веревках? Это, по-твоему, богатая добыча?

– Э, да, то есть… я не знаю, шеф, – виновато повесил голову Ахмед.

– Гениальная, прекрасно спланированная мной операция непременно должна была принести нам чистоганом тридцать рабов и восстановить наши честь и славное имя. Всего-то и нужно было, что встретить караван и обобрать его до нитки! А что получилось?

– Что? – наивно спросил Ахмед. Остальные же предпочитали помалкивать.

– Ты издеваешься надо мной или правда не знаешь? – Правая бровь Махсума взлетела вверх, изогнувшись вопросительным знаком.

– Нет, то есть, да… Ну вот, вы меня совсем запутали, шеф! – помотал головой Ахмед, словно избавляясь о наваждения.

– Хорошо, я скажу вам, что произошло. – Махсум подался вперед, упирая руки в колени. – Начнем с того, что вы умудрились заблудиться. Вы, полжизни прожившие в пустыне, заблудились в трех соснах! Мне простительно: я никогда до этого не бывал здесь и не видел ни единого бархана. Но вы, вы!

Хмурые лица разбойников потемнели еще больше. Одни уставились в потолок, другие сконфуженно опустили глаза, третьи, вертя головой, делали вид, будто говорят не о них.

– Я, правда, не совсем понял, при чем здесь сосны, – осторожно вставил Ахмед, – но мы еще ни разу не нападали ночью. А зажечь факелы вы не разрешили.

Махсум выдержал эффектную паузу, стараясь подавить в себе раздражение, непозволительное, как он считал, человеку его положения.

– Поясняю для особо одаренных…

– Спасибо, шеф! – обрадовался Ахмед, преданно взирая на главаря, но тот, проигнорировав его слова, повторил:

– Поясняю для особо одаренных: караван мог заметить факелы еще издалека и затаиться. С факелами мы были бы заметнее, чем чирь на лбу.

– Я об этом не подумал, – поскреб макушку Ахмед, а остальные разбойники начали тихонько перешептываться – им тоже подобная мысль не приходила в голову.

– И почему меня это не удивляет? – со вздохом покачал головой Махсум.

– Вероятно, потому, что вас трудно чем-нибудь удивить, о мудрейший из шефов! – льстиво заметил Ахмед.

– Но вам это удалось!

– Правда? – В душе Ахмеда затеплилась надежда на то, что Махсум все-таки сменил гнев на милость.

– Можешь не сомневаться. Кое-кто – не будем называть его имени – сорвал операцию уже в самом начале, потому что все время вертелся, словно у него в заднице застрял во-от такой гвоздь, – Махсум отмерил полруки и продемонстрировал ее Ахмеду, – и не смог отличить тушканчика от верблюда, наступившего ему на спину.

– Вообще-то, именно вы говорили про тушканчика, – поправил Ахмед. – А я подумал, медведь.

– Ты хочешь сказать, медведь больше похож на верблюда, чем тушканчик?

– Ну-у…

– В результате никто из вас не заметил, как караван идет прямо по вашим пустым головам.

Здесь уже крыть было нечем, и Ахмед резонно решил промолчать.

– Далее, – Махсум собрал суровые складки на лбу, – когда все-таки выяснилось, что это караван, а не стадо медведей или тушканчиков, и пришло время нападать, появился Стальной Хмырь.

– Я Коготь, – ворчливо поправил Саид, почесывая шрам на лице. – Стальной Коготь. Неужели так трудно запомнить?

– Хмырь! – раздраженно повторил Махсум. – Чугунный болван, тупой и глухой, к тому же, как вон тот ваш аксакал!

– Шакал? Я не шакал! – вскинулся старик, опиравшийся обеими руками на саблю, словно на клюку. – Сам ты, молокосос, шакал облезлый!

– Хабиб-ако, он сказал «аксакал»! – крикнул возмущенному старику в самое ухо разбойник, стоявший рядом с ним.

– А, ну энтоть другое дело! – закивал тот. – Совсем другое. Извини, я не расслышал.

– Разобрались? – подождав немного, поинтересовался Махсум.

– Да, продолжайте, шеф, – разрешил Ахмед.

– Так вот, Стальной Хмырь, которого никто не звал, выпустил коней и окончательно запорол все дело! Ахмед?

– Я здесь, шеф! – Разбойник сделал шаг вперед и вытянулся «во фрунт».

– Какого лешего тебе понадобилось нападать на жирного борова, что прятался под верблюдом?

– Не понял, шеф. – Ахмед честными глазами уставился на своего предводителя.

– Повторяю вопрос: на кой тебе понадобилось махать саблей? Мы должны были забрать рабов и по-тихому слинять.

– Но, шеф! Мы никогда не оставляем в живых свидетелей.

– Правда?

– Да! – Ахмед оскалился и рванул рубаху на груди.

– Я заметил.

– И если бы не кони…

– И не медведь с тушканчиком.

– Шеф, это уже не смешно, – надулся Ахмед.

– Причем совсем. А знаете, что будет дальше?

– Что?

– Один караван, добравшись до конца своего пути, расскажет, что «Коршуны пустыни» – рохли, строящие куличики из песка тюбетейками (о, прости – чалмами!), сборище младенцев в коротких штанишках, и их может походя обобрать каждый, кому не лень. А второй караван разнесет по всему свету, что лучше всего ходить ночью, потому что те же «Коршуны пустыни» – вовсе и не коршуны, а слепые и глухие филины.

– Но шеф, филин как раз очень хорошо слышит и видит ночью, как днем, – не вытерпев, внес поправку Ахмед. – А вот знавал я одного еврея, так у него была свинка-альбинос, которая ни шайтана не слышала и не видела. Так что я с вашего дозволения заменил бы филина на свинью.

– На твой вкус, Ахмед, – не стал спорить Махсум. – А теперь пошли все прочь! Мне нужно подумать.

Разбойники, ворча в бороды, разбрелись по пещере. Рядом с «троном» остался один только Ахмед, продолжавший преданно смотреть в глаза главарю. Махсум старательно игнорировал прилипчивого разбойника, но Ахмеда, похоже, это нисколько не смущало, и уходить он не собирался.

– Что вы делаете, шеф? – спросил разбойник, водрузив тюбетейку на голову.

– Думаю, – сухо и лаконично отозвался Махсум.

– Вы придумываете новую отмазку для Мансур-ако?

– Ахмед, я тебя прошу, уйди, а? – простонал Махсум, пряча лицо в ладонь.

– Хорошо, хорошо, – поклонился Ахмед, пятясь. – Если что, я тут, совсем рядом.

Махсум подождал, пока телохранитель удалится на приличное расстояние, достал из-за пазухи табакерку, повертел ее в руке – красивая вещица! – приоткрыл и прихватил двумя пальцами щепотку тонкого табака. Понюхал – ничего так. Втер в ноздри.

– А-а-пчхи! Апчхи!

В голове просветлело.

– Будьте здоровы, шеф! – крикнул из глубины пещеры пристально наблюдавший за главарем Ахмед.

– И тебя тем же, так же, туда же, – проворчал Махсум, утирая нос грязным рукавом – самому противно, но постирать негде.

Закрыв табакерку, он отложил ее на каменный уступок около «трона», подпер подбородок рукой и погрузился в тягостные раздумья. Должность главаря банды уже не казалась ему такой уж привлекательной и беззаботной, а сами разбойники оказались на редкость навязчивыми, шумными, требовательными – в общем, достаточно большой обузой. Слишком много забот, проблем и нервов.

– Шеф, шеф! Послушайте!

Махсум очнулся от горестных мыслей. К нему через всю пещеру вразвалочку спешил Шавкат.

– Что опять случилось? Может ваш шеф хоть минуту побыть один, чтобы его никто не беспокоил?

– Случилось ужасное! – Запыхавшийся разбойник вытаращился и упал на колени перед «троном». Махсум от неожиданности поджал ноги. Он никак не мог привыкнуть к тому, что перед ним падают ниц – подобное всегда настораживало его и пугало.

– Ну что еще? – недовольно проворчал он, опуская ноги. – Опять недосчитался пригоршни зерна, или лошадь нагадила посреди пещеры, и никто не хочет за ней убирать?

– Хуже, о шеф!

– В каком смысле, хуже? Сразу несколько лошадей? – Махсум повел носом, принюхиваясь. – То-то я понять не могу, чем так отвратительно воняет!

– Вы правы, они постоянно гадят, – согласно закивал Шавкат. – Но это все мелочи, о мой шеф!

– Мелочи?! – Махсум порывисто вскочил на ноги. – Устроили, понимаешь, в доме, то есть в пещере шайтан знает что! Грязный хлев, скотный двор, а не пещера.

– А что такого? – недоуменно пожал плечами Шавкат. – Да вы не волнуйтесь так, люди завтра же все уберут.

– Издеваешься? По-твоему, я должен дышать миазмами всю ночь?

– Не понимаю. Ведь кони…

– Убрать! Убрать немедленно, – дал отмашку Махсум, кипя от негодования. – И лошадей, и дерьмо. Все, вместе и немедленно! Распустились тут без меня!

– Слушаюсь, шеф! Конечно, шеф! Сей же час, шеф! – Шавкат попятился на карачках, непрестанно стучась в пол головой. – А можно вопрос?

– Валяй. – Махсум опять опустился на «трон», устланный мягкими пуховыми подушками.

– А куда убрать лошадей?

– На улицу.

– Но ведь их там кто-нибудь может увести!

– Господи, почему я обо всем должен думать сам! Разве у тебя нет собственной головы на плечах?

Шавкат схватился руками за горло и побледнел, его полные губы плямкнули от страха.

– За что? Что я такого сделал? – хрипло выдавил он. – Пощадите, о великий Черный Махсум!

– Ты о чем? – не сразу понял тот. – Слушай, кончай ломать комедию. – Махсум в сердцах грохнул кулаком по каменному подлокотнику и затряс ушибленную кисть. – И разберись, наконец, с лошадьми.

– Выгнать из пещеры? – уточнил Шавкат. Опасность быть обезглавленным миновала, и он быстро приходил в себя.

– Да. И поставьте охрану – делов-то!

– Но тогда кто-нибудь может заинтересоваться, что здесь делает целый табун и охрана! – осторожно заметил Шавкат.

– Ты прав, – помял подбородок Махсум. – Об этом я не подумал… Ладно! Лошади пусть остаются здесь, а дерьмо – убрать. Немедленно! И пусть кто-нибудь постоянно дежурит возле них с совком или что там у вас.

– Слушаюсь, Черный Махсум!

– У тебя все?

– Не совсем. – Шавкат вновь подполз к трону.

– Ну, что у тебя еще? И встань. Терпеть не могу, когда штанами пол протирают.

– О, добрейший из свирепейших шефов. – Шавкат, пыхтя, поднялся с пола и деловито отряхнулся. Пыль поднялась столбом, и Махсуму пришлось зажать нос пальцами, чтобы не расчихаться. – Дело в том, что не хватает двух мешков золота.

– Ты совсем недавно говорил про один, а теперь уже два? По-моему, ты сбился со счета.

– Нет, я дважды проверил, о шеф, – уверенно заявил Шавкат, ткнув себя кулаком в полную, чуть отвислую грудь. Та желеобразно заколыхалась под черной рубахой.

– Проверь еще раз – бог любит троицу.

– Вы сомневаетесь в моих словах? – вновь выпучил глаза Шавкат, уже оскорблено.

– Я сомневаюсь в пропаже мешков. И очень прошу тебя, не смотри на меня так – у меня от твоего взгляда мурашки по коже.

– Слушаюсь! – покорно опустил глаза толстый разбойник.

– И куда же, по-твоему, могли деться мешки?

– Их украли!

– Да ты в своем уме? Какой дурак в трезвом рассудке посягнет на имущество разбойников?

– Я не знаю, трезвый то был дурак или нет, но только мешков не хватает, – продолжал пискляво стоять на своем Шавкат.

– И кто же их спер, по-твоему?

– Это вам лучше спросить у духа пещеры, – низко поклонился разбойник, – он все слышит, видит и знает.

– Духа? – задохнулся от возмущения Махсум, решив, будто жирный боров насмехается над ним. – Ты что, на солнышке перегрелся? Какие еще духи?

– Не духи, а дух, – влез в разговор вертящийся рядом Ахмед, всегда старавшийся быть в курсе всего происходящего. – Он охраняет пещеру.

– Вы что, за круглого идиота меня держите, да? – Махсум посмотрел сначала на одного, а затем за другого. Разбойники синхронно завертели головами.

– Ваш амулет, шеф.

Ахмед указал на серебряный кругляш на цепочке, висевший на шее у Махсума. Амулет достался тому вместе с одеждой и саблей в наследство от безвременно почившего Черного Кади.

– Это амулет духа пещеры, – продолжал Ахмед. – Как гласит предание, первый из разбойников нашел амулет в пещере, потер его, и ему явился дух, пообещавший служить тому верой и правдой. С тех самых пор и по сей день мы находимся под его неусыпным покровительством и защитой.

– Ахмед, тебе сколько лет? – прищурился Махсум, вытягиваясь на троне.

– Точно не знаю, – заморгал разбойник, пытаясь сообразить, в чем подвох. – А что?

– Но больше десяти?

– Гораздо больше!

– А все в детские сказки про духов веришь?

– То вовсе не сказка, дуралей, – произнес кто-то совсем рядом.

– Кто это сказал?! – порывисто вскочил на ноги Махсум, гневно озираясь по сторонам и дергая саблю за рукоятку, но та опять отказалась вылезать из ножен. – А, шайтанова защелка! Где она?

– Под рукояткой, шеф. – Ахмед угодливо указал на крючочек у самого края ножен.

– Вот потеха! – вновь сказал голос. – Малахольный придурок даже саблю вынуть не может без посторонней помощи!

– Ну, я кому-то сейчас набью морду! – Махсум оставил в покое саблю и ударил кулаком в ладонь. – Выходи!

– Нет, он и вправду забавный. Давно так не веселился, – противно захихикал голос.

– Это дух, шеф! – закрывая глаза руками, произнес Ахмед. – Мы же вам говорили.

– Дух или не дух, а пусть выйдет и сразится со мной, – воинственно засопел Махсум, сводя брови на переносице.

– А силенок хватит, молокосос?

– Все, капут тебе, дух!

– Ой-ёй, как страшно, Аж жуть берет.

– Где ты? – Махсум завертелся на месте, разыскивая нахального насмешника.

– «Я здесь и не здесь, я везде и нигде…»⁷

– Покажись, где ты прячешься, трусливый подлец, называющий себя духом?

– Ладно, пошутили – и будет, – в голосе духа прорезались стальные нотки. – В духов, значит, ты не веришь?

– Таких тварей на свете не бывает, – отозвался Махсум, но уже с некоторым сомнением – кто его знает, что в этом мире бывает, а что – нет.

– Ты кого тварью обозвал, бледный щенок? – громыхнул голос духа над самым ухом Махсума.

Тот дернулся в сторону, но вдруг почувствовал, как кто-то очень сильный шутя поднимает его за шкирку в воздух.

– Мама! – забился Махсум, в ужасе суча руками и ногами. Воротник рубахи врезался ему в горло, а сама рубаха предательски затрещала. – Спасите! – сдавленно прохрипел Махсум. – Кто-нибудь!

Но никто из разбойников, скованных липким страхом, даже не сделал попытки приблизиться к своему главарю.

– Теперь веришь?

– Верю, верю. Только отпусти, прошу тебя.

– То-то же!

Невидимые пальцы разжались. Махсум упал с высоты двух метров и быстро отполз в угол, оттягивая воротничок и массируя горло.

– Шеф, лучше не злите его, – шепотом произнес Ахмед.

– Да, шеф, не зли меня.

По голосу, принадлежавшему духу, невозможно было определить, шутит тот или говорит всерьез.

– Если ты и вправду такой всесильный… – начал Махсум, поднимаясь с каменного пола и потирая зашибленное бедро.

– У тебя еще остались сомнения? Если хочешь, я тебя сейчас вышвырну вон из пещеры. Могу даже сквозь закрытую дверь – так, мне кажется, будет эффектнее.

– Кхм, нет уж, спасибо. А вот ты лучше скажи, куда делся мешок золота?

– Два, – поправил Шавкат, выставив средний и указательный пальцы. – Два мешка!

– Не скажу! – уперся дух.

– Как не скажешь? – Махсум озадаченно нахмурился.

– А вот так: не скажу, и все тут.

– Не знаешь?

– Знаю, но не скажу!

– Фу-у! – устало выдохнул Махсум. – Разговор двух идиотов.

– Нет, что ты! Одного идиота и одного духа.

– Да что ж такое, а? Какое-то привидение оскорбляет почем зря! – всплеснул руками Махсум и сложил их на груди, надув щеки. – Ахмед, ты же говорил, он подчиняется владельцу амулета?

– Маленькая поправочка для особо интересующихся, – охотно пояснил дух, пусть его никто и не спрашивал. – Я не трогаю владельца амулета и вынужден позволять ему находиться в моей пещере, хотя с огромным удовольствием давно вышвырнул бы отсюда и его самого, и его приспешников. О подчинении и речи не шло.

– Плохо, – горько заключил Махсум, впрочем, что ему за дело до какого-то духа. Обходился же он как-то без его могущества раньше.

– Кому как, – в тон Махсуму отозвался дух пещеры.

– Значит, не скажешь про мешки?

– Не скажу!

– Почему?

– Странный вопрос. А почему я вообще должен тебе что-то говорить про мешки? – неподдельно удивился дух.

– Потому что они наши! – не вытерпел Шавкат, рванув рубаху на груди. – Наши! Мы их воровали!

– Толстяк, ты, кажется, умеешь немного считать? – обратился дух после секундной заминки к Шавкату. – Я не раз наблюдал твои потуги в этом направлении.

– Ну? – спросил Шавкат, поняв от силы половину фразы.

– Так считай же! Вы живете в пещере уже плюс-минус сорок лет, так? Я имею в виду именно ваше незаконное бандформирование в данном составе.

– Что-что наше? – переспросил Шавкат. Было почти слышно, как в его черепушке скрипят извилины в попытке проникнуть в смысл последней фразы, сказанной духом.

– Вашей разбойничьей шайки, о мой необразованный свиноподобный друг. Так как, ты согласен с тем, что вы живете здесь сорок лет?

– Вроде так, – неуверенно отозвался Шавкат, переглянувшись с Ахмедом. Но тот только плечами пожал.

– Получается, я вас, засранцев, терплю столько времени, – а одно только это дорогого стоит! – и охраняю ваше барахло, которым вы сплошь завалили мою прекрасную пещеру! Если учесть мое долготерпение и стоимость награбленного, то за хранение положим золотой в день.

– Не многовато ли? – засомневался Шавкат, поведя подбородком.

– В самый раз, мой сладкий жадина! Не сомневайся. А отсюда следует, что вы задолжали мне… подсчитал?

– Э-э… – глазки у Шавката забегали. – Мне нужно время.

– Не утруждай свой мизерный мозг, все давным-давно подсчитано: в день золотой – выходит триста шестьдесят пять золотых в год, и еще один золотой раз в четыре года.

– С чего вдруг? – возмутился Шавкат непонятному ему счету. – Что еще за лишний золотой каждый четвертый год?

– Он прав, – ответил Махсум за духа. – Один раз в четыре года бывает високосный год – он длиннее на один день.

– Хоть один грамотный человек нашелся, – похвалил дух пещеры. – Итак, триста шестьдесят пять умножим на четыре и прибавим один.

– Постой, постой, – вытянул руку Шавкат. – Что значит, умножим?

– Неужели ты настолько глуп? Умножить, значит, взять что-то несколько раз.

– Тогда нужно складывать! – ударил кулаком по коленке Шавкат. – Умножение еще какое-то выдумали.

– Складывай, – подумав, разрешил дух. – А я умножу, с твоего позволения. – И, не дождавшись ответа, продолжил говорить: – Получится одна тысяча четыреста шестьдесят один золотой. А теперь полученное число помножим на десять. Итого: четырнадцать тысяч шестьсот десять золотых за сорок лет безупречной службы.

– Грабеж средь бела дня! – вскочил на ноги покрасневший от возмущения Шавкат.

– Кто бы говорил!

– Но сумма слишком велика.

– Ты так считаешь? Тогда я сейчас вышвырну все ваше барахло из пещеры, и ты можешь лично охранять его.

– Не выкинете!

– Выкину!

– Давайте не будем горячиться. – Махсум уперся ладонью в желеобразную грудь Шавката, и тот разом сник. – Сколько было в каждом из мешков, которые пропали? – спросил он у разбойника.

– По три тысячи монет! Я сам упаковывал и потому знаю.

– Значит, тебе, дух, причитается за работу почти пять мешков золота?

– Именно так.

– Округлим до пяти, и мы в расчете.

– Но, шеф! – возмутился было Шавкат, но Махсум прихлопнул ему рот ладонью.

– Так как, дух?

– Согласен, шеф, – в голосе духа Махсуму послышалась ирония, но он решил не связываться, что было не только совершенно бессмысленно, но и могло оказаться опасным для здоровья. – Это справедливо.

Три мешка в углу «золотого резерва» разбойников отделились от общей кучи и отодвинулись в сторонку. Лица у разбойников побледнели, а волосы (разумеется, у кого они наличествовали) встали дыбом, приподняв чалмы и тюбетейки.

– С оплатой твоих услуг мы разобрались. А теперь скажи нам, где еще два мешка, – вновь спросил Махсум, стараясь сохранить хотя бы внешне хладнокровие.

– Слушай, ты, сопляк, – не на шутку рассердился дух, – разве я спрашиваю, куда ты деваешь свои деньги?

– Нет, но…

– В таком случае не суй свой нос и ты в мой кошелек!

Крыть было нечем, но Махсум не собирался сдаваться так легко и быстро.

– Меня вовсе не интересует, куда ты тратишь свои деньги. Я спрашиваю, кому ты их отдал. Этот человек, похоже, стал здесь частым гостем и таскает отсюда золото мешками, что, согласись, мягко говоря, не очень хорошо.

– Разве что-то пропало из ваших вещей?

Махсум перевел взгляд на стушевавшегося Шавката.

– Нет. Пока нет, – вынужден был признать разбойник.

– Вот когда пропадет, тогда и будешь выступать, а пока оставь меня в покое, смертный. Я устал от пустой болтовни и беспочвенных претензий на некачественное исполнение мной служебных обязанностей. Хау, я все сказал!

В пещере воцарилась гнетущая тишина. Лишь гудело пламя в стенных горелках, еле слышно журчала вода, сбегая по стенам в каменные желоба, да жужжали зеленые мухи, кружившие над свежими кучами конского навоза.

– Что он сказал? – переспросил Ахмед у Махсума. – Я не понял ни слова. Особенно в конце.

– Сказал, что он хороший охранник и обсуждать с нами свои мешки не намерен.

– Мда-а, – почесал в затылке Ахмед. – Но мы просто обязаны узнать, кто сюда повадился ходить!

– Вот ты и узнавай. – Махсум вернулся на «трон», взял в руки табакерку и принялся вертеть ее в пальцах. – А мне и без того проблем хватает. Нужно ехать к фраеру с докладом, а что я ему скажу?

– Вы что-нибудь обязательно придумаете, шеф!

Ахмед даже не сомневался, что Махсуму в очередной раз удастся успешно выкрутиться.

– Ты так считаешь?

– Уверен! У вас ведь не голова, а…

– Да знаю, знаю, – отмахнулся Махсум, но в душе остался за себя очень горд. Кто ему раньше, в прошлой жизни, мог сказать такое? Да вот в чем проблема: важно ли оно на самом-то деле?