После прочитанного отрывка в моей памяти произошел щелчок, переключивший внимание на события почти сорокалетней давности. Работая в районной газете «Маяк Арктики», я нередко бывал в отдаленных оленеводческих бригадах, близко познакомился с жизнью и бытом пастухов. Буду откровенным: у этих людей я многому научился. И, прежде всего, терпению, с которым они переносили все тяготы своей жизни. Ведь ради дела пастухи нередко удалялись от стойбища на десятки, а то и сотни километров, голодали, испытывали жажду, но не роптали, не ныли, не жаловались на судьбу. Лишь по возвращению на место стоянки, согрев душу крепким горячим чаем, они в спокойном разговоре между собой делились впечатлениями о пережитом.
Как-то я спросил у одного из опытных и уважаемых пастухов, кого можно считать настоящим оленеводом. Ответ был кратким и довольно неожиданным: это человек, который находит в себе силы в холодной юрте, когда постель примерзает к оленьей шкуре, первым подняться утром и растопить печурку».
Эта фраза вспоминается до сих пор, когда ночью или рано утром я поднимаюсь на молитву, которую чаще всего читаю в это, наилучшее, время. Здесь решающую роль играет слово: «Надо!» Чтобы встать из теплой постели, прервать, казалось бы, продолжающийся приятный сон – на это мне требуются немалые усилия. Но если себя преодолеешь, выполнишь намеченное – сразу меняется настроение, и уже наступающий день окрашиваетчя в более светлые тона.
Среди многочисленных поездок к оленеводам мне особенно запомнилась одна. Был предвечерний час. Короткий зимний полярный день постепенно обволакивался дымкой, тускнел. Пошел при легком ветерке снежок. Мы с бригадиром Иваном Гаврильевичем Слепцовым и несколькими пастухами искали оленей-беглецов, которые ушли далеко от стада. В какой-то момент их небольшая группа во главе с белым вожаком пронеслась мимо нас. Откинув головы и положив рога на спину, олени словно летели над землей в какую-то неведомую даль. Поражали легкость, гибкость и быстрота движения властелинов тундры. От увиденного во мне возникло чувство благодарности за подаренную столь короткую, но прекрасную встречу с миром бесконечно холодной Арктики.
Позже беглецов, блуждавших в поисках ягеля, все же удалось соединить с остальными оленями. Тундра уже погрузилась в полумрак, и бригадир решил не тревожить стадо до утра.
Когда Иван Гаврильевич снял с ездовых оленей упряжь и отпустил их на свободный выпас, он подошел к одной из транспортных нарт и стал что-то нащупывать под шкурами. Вытащив мешок с солью и развязав его, Иван Гаврильевич отколол небольшой смерзшийся кусок. Я не удержался и спросил, для чего он это делает – ведь оленей уже поблизости не было. В ответ услышал следующее.
– Старый передовик у меня есть, однажды, в пургу, он спас мне жизнь. Не могу я просто так с ним расстаться, рука не поднимается. Пусть живет, пока совсем не станет плох. Ты стой рядом со мной, но не шуми, олень очень пугливым стал после того, как один пастух ранил его в ногу.
Отойдя в сторону от юрты, пастух начал потихоньку посвистывать. Ждал недолго, пока из темноты не показалось небольшое пятно. По мере приближения оно превратилось в бурого оленя. Прихрамывая, олень осторожно подошел к Ивану Гаврильевичу и, все еще побаиваясь, вытянул к нему свою морду. Вскоре животное уже жадно слизывало лакомство с ладони оленевода.
В лунном свете я успел заметить блеск больших круглых глаз оленя. Даже показалось, что они излучают ответную благодарность.
Покончив с солью, старый олень снова обратил свои глаза к пастуху. Через несколько секунд, продолжая облизываться широким языком, он отвернулся и стал медленно удаляться. Постепенно фигура оленя скрылась за небольшим пригорком. Иван Гаврильевич еще постоял в раздумье, а потом, молча, отправился в юрту. Я последовал за ним.
…Сцену без слов я вспомнил, когда прочитал размышление Николая об оленеводстве – самой древней и самой родной профессии эвенов, живущих в наиболее северных районах Якутии. В словах молодого человека я уловил как бы «измену» традициям предков, среди которых всегда высоко ценились истинно человеческие качества – доброта, любовь к природе, готовность помочь друг другу, взаимоуважение… И в то же время размышления Николая о том, что у него возникла острая потребность достичь в жизни чего-то большего, вызвали желание продолжить знакомство с его повествованием.
«Демобилизовавшись, я прилетел в Тикси, где жил родной дядя. В июле как раз началась короткая арктическая навигация, и он предложил мне несколько месяцев поработать в рейдовой бригаде, занимавшейся сплавлением леса из бухты к стоящим вдалеке морским судам.
Вы, Леонид Владимирович, как журналист, возможно, знакомы со спецификой этого труда. Если нет, то я напомню. По Лене сплавляется в плотах лес и заводится в надежно укрытую бухту Тикси, которая как раз расположена в устье реки. Здесь лес делится на секции, состоящие из множества связанных тросами пучков – они находятся внутри как в кошеле, окруженные бонами из бревен, предохраняющих лес от распускания в открытую воду. На дальнем рейде стоят суда с плавучими кранами, к которым с помощью катеров подводятся секции с лесом под погрузку. Расстояние от берега может достигать до десятка километров. Ближе морские суда подойти не могут – бухта засорена бревнами-топляками.
Рабочие рейдовой бригады, обычно по три человека, закреплены за одним катером. По команде диспетчера катером буксируется одна из секций с лесом в море под погрузку. Там рабочие закрепляют лес к судну и плавкрану, а после погрузки уводят пустые боны обратно в бухту. Вроде все просто, но случаются и очень сложные ситуации – чаще всего, когда море штормит.
Я согласился до октября поработать в навигацию. Мне хотелось сменить солдатскую форму на новую гражданскую одежду, для чего требовались немалые деньги. К тому же, к делам хозяйства можно было пока не приступать – началась летняя напряженная пора, и стада оленей ушли далеко, до пастбищ добраться было трудно.
«Бурун», «Ветер» и «Волна» – так назывались в рейдовой бригаде три катера. Меня определили на «Бурун», где капитаном был Алексей Николаевич Попов. Как мне потом удалось узнать, эта навигация была для Попова не первой. Жил он с семьей в одном из городов на Волге, а на лето устремлялся в Тикси на дополнительные заработки.
Мне повезло с капитаном: ранее таких людей в своей жизни я не встречал. В рубке на катере была абсолютная чистота и ничего лишнего. Вот только в одном месте висели три небольшие иконки. Алексей Николаевич периодически на них молился. А перед выходом в море обязательно читал: «Господи! Даруй мне печать дара Святого Духа на все мои пути и дороги». Однажды сказал, что эта молитва помогает избежать непредвиденных опасностей. Как и молитва Архистратигу Михаилу, которую я, правда, не запомнил.
Попов немало рассказывал нам, рабочим, об Иисусе Христе, о Божией Матери, а особенно удивительными были истории, связанные с Николаем Угодником. Мы, молодые, внимательно слушали Алексея Николаевича, хотя ничего не понимали в существе православной веры. Мне, например, было невдомек, как можно молиться деревянным иконкам?
Поразил меня Попов и тем, что он хорошо знал историю и обычаи северных народов. В памяти осталась рассказанная им легенда. «У Бога было три сына. Одного звали якутом. За его усидчивость Отец определил ему заниматься скотоводством. Другого сына – эвена, проворного и выносливого, Он сделал оленеводом и повелел ему жить в тундре. Третьему сыну, русскому, способному ко всем ремеслам и торговле, Бог-отец предрек главенствовать над другими братьями. Такова легенда о происхождении якутов, русских и северных народностей. Как в ней глубоко схвачено: русский, якут и эвен – родные братья!»
А однажды Алексей Николаевич поставил меня, местного жителя, в тупик. Он попросил определить, что за головка, вырезанная из дерева, расположена на небольшом шесте над «Буруном». Другие капитаны катеров даже посмеивались: «Попов опять что-то выдумал – нашел себе нового покровителя!»
Действительно, в солнечную погоду черты на небольшой скульптурной головке становились резче и отчетливей, таинственный суровый человечек выразительно смотрел вперед, как бы предупреждая команду катера от встречи с неожиданностями. Все мои попытки отгадать, кого же изобразил капитан, были безрезультатными. Однажды я заметил, что это, может быть, какое-нибудь божество племени майя или изображение древнего Будды? Но Алексей Николаевич отверг мои предположения. Когда он назвал имя Эр Соготох, я сразу вспомнил строчки из любимого мною якутского поэта Элляя:
«…Эр Соготох начало положил
Всей жизни в тундре, и по праву он –
Упорный, сильный предок – старожил –
Родоначальник северных племен…»
Попов рассказал, что в одном из сказаний он прочитал об этом богатыре, и затем попытался его представить. Он также обещал подарить головку мне на память после окончания навигации.
Еще много интересного я узнал от капитана о жизни северных народов. Честно говоря, я даже внутренне злился на Попова. И однажды задал ему прямой вопрос:
– Не пойму, Алексей Николаевич, зачем это вам нужно? Вы же моряк, да и в жизни немало другого есть интересного.
Меня задело, что Попов имел о моем родном крае более глубокие познания, чем я. Ответ капитана я запомнил хорошо.
– Мой принцип таков: узнавать о тех местах, где мне приходится жить, как можно больше. Спроси других капитанов, бывали они хотя бы в одном из сел района? Утвердительный ответ вряд ли услышишь. Некоторые жители Тикси за десять-пятнадцать лет ни разу не видели оленей, хотя в районе их давно разводят. Хочешь – смейся, хочешь – нет, но я дважды за свой счет летал в села на праздники, чтобы своими глазами увидеть гонки оленьих упряжек, близко познакомиться с вашими обычаями. Один раз еще до начала навигации опоздал на неделю из-за непогоды – выговор на работе получил. Та неделя дала мне в познании коренных северян больше, чем десятки ранее прочитанных книг.
Этими словами Попов словно положил меня на лопатки. Капитан снова заставил меня всерьез задуматься о том, чем я займусь после навигации. Мысли вихрем носились в моей голове, вызывая все большее беспокойство о неясном будущем.
Однажды нам по рации передали: около «Бодайбо» стоит секция с лесом и срочно нужны еще одни боны, иначе – разобьет лес. А в море штормило, и даже по радиосвязи было объявление о запрете выхода катеров из бухты. Начальник сплавного рейда прямо сказал, что заставить Попова идти на дальний рейд не имеет права, что он может об этом только просить…
Алексей Николаевич посоветовался с нами, рабочими. Мы, хотя и без желания, согласились. И «Бурун» двинулся с бонами напролом в бушующее море.
Около «Бодайбо» стояли два плавкрана с секцией леса. Зацепив один конец бонов за плавкран, мы другой потащили вокруг леса. Когда «Бурун» оказывался поперек волн, казалось, что еще немного, и он мячиком покатится по воде. Из рубки было видно, как внутри секции невидимая глубинная сила дерзко играла с пучками леса, поднимая их наверх и тут же, не давая опомниться, снова затягивала вниз.
Попов первым заметил, что порвалось, не выдержав давления напирающих пучков, внешнее крепление секции. Лопнул толстый трос, и в образовавшееся отверстие с неумолимой быстротой устремились пучки, до этого свободно плававшие внутри секции. Чтобы бонами закрыть место разрыва и предотвратить дальнейшие потери леса, Попов увеличил скорость катера. И тут произошло самое худшее: где-то посередине от резкого напряжения боны разорвались.
– Проклятье! Что за невезение! Такой лес теряем! – с досадой выкрикнул капитан. Было видно, что он растерялся, но быстро пришел в себя. И удивительно спокойно произнес:
– Последний шанс спасти лес – попытаться срастить место разрыва. В такую погоду сделать это очень трудно, решайте, как вам поступить.
Я отчетливо, как и оба других рабочих, понял, что впереди большая опасность. Однако мы не стали отказываться от предложения капитана. Мысль о необходимости спасти огромное количество леса заслонила все остальное.
Чтобы срастить место разрыва, нужно было подтащить два пучка друг к другу и соединить их хотя бы одним борткомплектом. Один конец борткомплекта зацепил рабочий Юрий. Другой оказался в моих руках, которые, мокрые, почти не повиновались. Пришлось сбросить рукавицу, которая сразу была унесена в воду. Тем не менее, хотя проволока дрожала и прыгала перед глазами, мне удалось продеть ее концы в отверстие замка борткомплекта и зашплинтовать его.
Я уже подумал, что все позади. Однако забраться на катер не успел – «Бурун» с Юрием на борту отнесло далеко в сторону. И я остался на пучке один.
Чтобы как-то продержаться, лег на живот вдоль бревен на пучке. Вскоре почувствовал, что совсем промок. Пальцы на ладони, где не было рукавицы, замерзли и стали неметь. На какое-то мгновение я ослабил руки, и тут пучок сильно наклонило, и я оказался сброшенным в клокочущую воду внутри секции. Попытка взобраться по скользким бревнам снова на пучок оказалась неудачной.
Первое время держаться на воде помогал спасательный жилет. Вокруг меня волны расправлялись со свободно плавающими пучками. Ближайший из них рассыпался на отдельные бревна, которые устрашающими торпедами выныривали почти рядом со мной. Я почувствовал, как одно бревно ударило меня по плечу, и я начал тонуть, уходя вниз под воду.
Что произошло в следующее мгновение – сам до сих пор не пойму. Но я вдруг вспомнил рассказ Попова о Николае Угоднике, который выручал людей в самых непредвиденных обстоятельствах. И я, что было сил, крикнул в отчаянии: «Николай Угодник, спаси меня!»
И вдруг почувствовал, что какая-то невидимая сила вытолкнула меня из воды и бросила на пучок. Мне удалось ухватиться за борткомплект. Несколько его стальных нитей впились в правую ладонь. Рука запылала ноющим жаром, однако теперь я решил держаться на пучке несмотря ни на что.
Не помню, как долго, таким образом, я находился на пучке. Когда все же «Бурун» приблизился поближе, и я увидел рядом с собой лицо Юрия, то подняться самостоятельно уже не мог. Меня буквально вытащили наверх с помощью троса сначала на палубу, а затем помогли добраться до рубки.
…Лес в тот день удалось спасти, опоясав его бонами, которые по вызову Попова, привели другим катером. Я этого ничего не видел – переодевшись в одежду капитана, лежал в кубрике на диване, пытаясь согреться. Однако мелкая холодная дрожь долго не покидала меня, и к ней явственно начинало примешиваться чувство пронзительного страха. Если бы Николай Угодник не спас меня, уже не было бы в живых его тезки. Это подтвердил и Юрий, спустившись в кубрик.
– Ты, Коля, в сорочке родился. Через несколько секунд, как подняли тебя из воды, рядом с твоим пучком волны бросили еще один. Он бы убил тебя…Мне страшно представить себя на твоем месте. Ничего, зато теперь ты просто обязан жить до ста лет!
За те два часа, что «Бурун» возвращался в бухту, я многое передумал и перечувствовал, хотя и находился в шоковом состоянии. Все жизненные реалии, которые меня окружали, в одно мгновение потеряли под собой опору. После случившегося спасения я понял, что во многом заблуждался, когда вместе с другими внутренне посмеивался над молящимся перед иконами Поповым. Если бы ни его постоянные напоминания о Николае Угоднике, я бы просто не вспомнил о нем в критический момент. Значит, в нашей обычной жизни есть что-то такое, что может творить чудеса! Мое узкое сознание никак не могло переварить случившееся. Но я уже ощущал поворот к чему-то неизведанному, к которому меня неумолимо повела тропинка от памятного рейда.
Запомнилось, что по возвращению на причал «Бурун» поджидала вторая смена – на других катерах все давно уже сменились. Меня удивила будничность, обычность происходящего: словно не боролись мы за лес, словно не рисковал я жизнью – никто не спросил, что произошло на дальнем рейде, никто не поинтересовался моим самочувствием. В ответ мелькнула обиженная мысль: «Конечно, вот если бы я погиб, тогда бы забегали, засуетились, сразу виновных стали искать!»
Так и шел я в одежде Попова к дяде на квартиру, неся свою, мокрую, в руках. По пути Алексей Николаевич вспоминал штормовые случаи прошлых лет. Их оказалось несколько, и чаще стихия выходила победителем, прожорливо уничтожая тысячи кубометров первосортного леса.
Расставаясь, капитан похлопал меня по плечу и сказал: «Теперь можешь считать себя настоящим моряком!»
… В квартире дяди для меня выделили небольшую комнату. Мне сейчас было это как раз необходимо, чтобы еще раз поразмышлять о случившемся.
«Человек на земле словно песчинка: в любой момент случайные силы могут его стереть и уничтожить. Сегодня меня подстерегало самое худшее! Неужели я больше никогда бы не увидел солнца, звезд, не послушал бы песни дождя, не подышал чистым воздухом милой тундры? … Потерять все раз и навсегда – страшно!!! Я еще так мало жил, так мало знаю, даже не любил по-настоящему! Очень несправедливо – исчезнуть бесследно! Нельзя так! Не могу! Как верно сказано: жизнь – дар, жизнь – счастье! Почему раньше мне это не приходило в голову? Принимаем жизнь как должное, как будничную необходимость… Идем не спеша по ее дорожке, старимся понемногу, пока до конца не размотается отпущенный нам клубок. Может, действительно надо испить чашу горечи, чтобы сильнее полюбить жизнь? Большинство людей живет спокойно, размеренно: работа, дом, приятный отдых, хорошая еда, машина, телевизор, дача – что еще нужно для полного счастья? Но мне-то этого теперь мало! Должна же во всем быть какая-то осмысленная глубина! Особенно теперь, когда я узнал нечто невероятное… А что скрыто за этим чудесным и невероятным? Да, мысль моя потеряла цельность, словно ручейками растеклась по сторонам, а надо бы собрать их вместе. Тут уж, видно, никуда не денешься: без ясного единства мысли не найти мне себя в деле».
Уставший и взвинченный до предела, я не заметил, как убаюканный размышлениями, уснул. Проспал крепко, и чуть не опоздал к началу своей смены.
… Тем временем навигация продолжалась. После пережитого потрясения для меня словно наступила точка равновесия – я успокоился и на «потом» оставил одолевавшие проблемы.
Из объявления по радио случайно узнал, что в Тикси вместе с хором Калужской духовной семинарии на теплоходе прибывает епископ Якутский и Ленский Зосима. У меня как раз был выходной, и я решил пойти на встречу с ним в Дом культуры.
В самом начале встречи прозвучали духовные напевы. Они взволновали меня – ничего столь выразительного и пронзительного я никогда в своей жизни не слышал.
Выйдя к микрофону, владыка внимательно посмотрел на многочисленную публику. Приезд столь важного в республике лица стал событием для жителей арктического поселка. Речь епископа в деталях не помню. Но кое-что успел зафиксировать карандашом в блокноте. А позже, с помощью дяди, мне удалось полностью переписать ее на магнитофонную ленту.
«Братья и сестры! Сегодня я впервые вступил на вашу арктическую землю. И, как ни странно, не почувствовал ее холода. А, наоборот, уловил необыкновенное тепло, идущее от проживающих здесь людей, от тех, кто приехал сюда работать в навигацию. И это тепло возобладало над холодным ветром, дующим с моря, над тяжелыми тучами, закрывшими на замок почти негреющее северное солнце.
Очень суровый здесь климат. Но мне почему-то в вашем поселке стало необыкновенно легко и светло на душе. И вспомнилась мне поездка в один из более южных районов Якутии. Пригласили меня посетить монашеский скит. Практически вдали от всякой цивилизации живут там монахи. Когда я ступил на ту землю, то сердцем почувствовал присутствие Божией благодати. Об этом сказал одному из монахов. Он задумался и произнес в ответ слова, которые я никогда не забуду: «Здесь, владыка, Бог близок к человеку». А там, где Бог близок к человеку, и находится центр мира. Не в задымленных и измученных городах, где ярко горит реклама, где люди совершают дурные поступки и раздуваются, как мыльные пузыри, от своего богатства и тщеславия, где жизнь пролетает, как один миг, ничего после себя не оставляя, – а там, где Бог близок к человеку. И чем ближе к нам Бог, тем ближе к центру наше место в мире и во всей истории.
Так вот, мои дорогие, здесь на самом краешке земли, Бог тоже близок к человеку. В этом я убедился, побывав всего лишь несколько часов в поселке.
Конечно, географическая среда влияет на вашу жизнь. Несколько веков назад французский просветитель Монтескье писал, что холодный климат помогает формированию отважных, сильных и особенных народов. Там, где климат умеренный, народ получает наиболее широкое развитие – ведь человеку не надо тратить много времени на борьбу с природой. Если же природа берет верх над человеком, то это ведет к замедлению развития, даже к застою. Из истории мы обнаружим, что именно климат повлиял на взаимоотношение Руси с кочевниками – половцами и печенегами. И именно засуха погубила древнюю микенскую культурную цивилизацию. История природы и история людей идут неразрывно рядом друг с другом, зависят друг от друга. История природы может принудительно влиять на историю людей, что, в общем, и происходит на Крайнем Севере. Но нельзя природу считать врагом, надо делать себя более совершенным, чем мы созданы такими скудными северными условиями.
Сегодня в Якутии, как и в целом по стране, делается многое для улучшения жизни. Но скажу, что, конечно же, можно развить экономику, повысить управляемость, дать людям большой достаток – и погубить и людей, и страну, потому что человек обретает самого себя, находит смысл жизни не только в удовлетворении своих материальных потребностей, сколько в удовлетворении потребностей души. И когда душа тоскует от скорби и внутреннего разлада – тогда никакие деньги не способны спасти человека.
Именно Церковь ориентирована на то, чтобы вести людей к спасению. А спасение – это понятие, неразрывно связаное с другим, очень близким каждому человеку понятием – с человеческим счастьем.
Давайте присмотримся к сегодняшнему дню. Мы поражаемся росту преступности, причем не только в нашей стране, но и во всем мире. Коррупцию – тоже никак не преодолеть, с криминалом – не справляемся. Собственно говоря, чему удивляться. Если Бога нет, то все дозволено. Пока ты здесь, возьми от жизни все.
Я подвожу разговор к тому, что воспитание людей в вере – это вопрос жизни или смерти, и не только нашего общества – всего рода человеческого. Посмотрите хотя бы на некоторые заповеди Божии: почитай отца своего и мать, да будешь благословен на земле и долголетен; не убий, не прелюбодействуй, не укради, не лжесвидетельствуй, не пожелай ничего чужого. Выполняя только их, можно создать в обществе и в личной жизни здоровую нравственную атмосферу. В то же время, как говорил сам Христос: кто заповеди Мои соблюдает, тот любит Меня. Кроме того, соблюдение заповедей имеет не только нравственный и этический характер. Цель соблюдения заповедей – исцеление. Путь соблюдения заповедей и есть путь исцеления искаженной человеческой природы.
А кто по-настоящему верит в Бога, тот следует пути Церкви. Вспоминая историю России с древних времен, можно видеть, что именно сильная вера в Бога не раз спасала ее от погибели и от порабощения, помогала одерживать победы над более сильными врагами. И эту любовь к Богу Церковь стремилась распространить на всю империю, включая самые северные и крайние восточные народы. Для Якутии таким просветленным стал девятнадцатый век.
В середине этого века в Якутии некоторое время проживал архиепископ Иннокентий, ставший впоследствии митрополитом Московским. Владыка много заботился о переводе священных книг на якутский язык. Велик для якутов был тот день, когда, наконец, была совершена первая литургия на их родном языке. Архиепископ сам служил молебен и читал Евангелие. В этот день якуты в первый раз услышали Божественное слово в храме на своем языке. Так начала возрождаться среди народов Крайнего Севера православная жизнь. Но известные послереволюционные гонения, обрушившиеся на Церковь, практически уничтожили то, что создавалось до 1917 года. На огромных пространствах Якутии церковная жизнь едва теплилась. Так, например, на территории Республики Саха (Якутия) к моменту восстановления Якутской епархии было всего несколько общин православных христиан. На мою долю выпала честь продолжить начатое архиепископом Германом возрождение здесь церковной жизни.
Главная проблема, с которой мне пришлось столкнуться – эта острейшая нехватка церковных кадров, как из числа священнослужителей, так и из активных мирян. Решение этой проблемы было найдено через открытие Якутского духовного училища.
Мне не раз задавали вопрос: «А стоило ли восстанавливать в Республике духовное образование? Не проще ли посылать молодых людей в духовные школы, расположенные в других регионах России?» Я всегда отвечал одно и то же: «Якутская епархия – миссионерская, здесь особый уклад жизни, который нельзя встретить в Центральной России, особый менталитет у людей, особый взгляд на вещи – пристальный, проникающий в человеческую душу. И это все надо учитывать. Как правило, студенты, окончившие семинарии в центре России, не возвращаются назад, а предпочитают оставаться там, где легче жить и трудиться. А на подготовленные собственной Духовной школой кадры можно будет опираться в деле возрождения Святого Православия».
Сегодня духовное училище существует, и в нем учатся первые студенты. По окончании им предстоит разъехаться по всей республике. Я надеюсь, что и в вашем Булунском районе, в его центре – Тикси – в недалеком будущем появится храм, в котором продолжится дело по воцерковлению как местных жителей, так и приезжих из других регионов страны.
Мы пришли к выводу, что в богослужебной практике Якутии нельзя использовать только церковнославянский язык. Потому сейчас идет работа по переводу Священного Писания на якутский язык. Будет на родном языке земли Олонхо издан также акафист любимому населением угоднику Божию – Святителю Николаю Чудотворцу. Принимаются и другие меры по укреплению Церкви и распространению православия в самых отдаленных населенных пунктах региона.
Мне, как предстоятелю, приходится много ездить по республике, встречаться с людьми, которые в тяжелейших климатических и материальных условиях, с огромным воодушевлением осуществляют свое служение. Тем не менее, от себя честно скажу: мы очень нуждаемся в подвижниках, которые бы могли своим служением тронуть сердца не только молодых людей, но и вообще жителей всех возрастов, и привести к сознательной церковной жизни. Я бы хотел обратиться к присутствующим, к руководителям района и предпринимателям по мере сил помочь воссозданию церквей и часовен. Очень важно сегодня хранить веру и быть всегда способным передавать ее людям. Хотя, конечно, каждый вправе сам ответить на вопрос, верить или не верить.
Трудно измерить дистанцию, которая отделяет человека от Бога, и трудно ответить на вопрос, сокращается ли эта дистанция или увеличивается. Но есть один очень важный показатель – это наши отношения с окружающими людьми. Если мы близки к людям, если мы готовы разделить с ними свою жизнь, особенно если мы готовы отдавать себя им, причем отдавать не прагматически «я тебе – ты мне», а отдавать потому, что есть потребность поделиться с человеком, есть внутреннее желание сделать добро, тогда это означает, что мы на пути к Богу. Поэтому, можно жить хоть в тундре, среди оленеводов и охотников, но с помощью Бога, молитв к Нему помогать и всему народу, и каждому отдельному человеку.
Часто говорят: не хлебом единым жив человек. Иногда бывает так, что и работа на селе, самая святая и заветная, труд землепашца или того же оленевода, вдруг уже не приносит радость. Человек перестает видеть красоту окружающего мира. Он погружен в состояние стресса, в свой тяжелый внутренний мир. И некоторые никак не могут найти выход из этого состояния. Вот для того, чтобы на душе был покой, а в голове – ясные цели, чтобы воля к достижению целей не оставляла нас, – нам нужен мощный внутренний стержень. И этим стержнем на Руси всегда была православная вера.
Не знаю, может наша сегодняшняя встреча кому-то что-то поможет понять. Буду благодарить за это Бога. Кто-то скажет: «Да послушали, и ладно». Но чаще всего Бог нас призывает, каждого по-своему. Кого-то в легком дуновении ветра – что-то прикоснулось к тебе, и ты почувствовал, а кого-то – грозой и молнией. Очень важно вам понять, что обращение к Богу – это всегда участие Его в вашей жизни. Это некий сигнал, на который мы, конечно, можем ответить, но можем и не ответить».
После встречи с епископом Зосимой я вышел словно опустошенный. Отвечая на вопросы, поступившие из зала, владыка, среди прочего, подробно рассказал, как можно поступить в духовное училище и какие предметы там изучают. Говорил он на протяжении всего общения с жителями поселка мягко и ненавязчиво, совершенно не наставляя. В его интонации чувствовалось, что каждого из присутствующих он принимает как родного человека. В какие-то моменты, словно обращаясь к самому себе, оправдывая свою веру, он доказывал простыми доступными словами необходимость ее присутствия в нашей жизни. И хотя он мало что сказал собственно о самом Боге, о том, каким образом идти к нему и от каких недостатков надо избавляться, все равно в словах епископа чувствовались сила, убежденность в том, что мы, по сути, представляем некое, Богом созданное единство, и вместе с Ним, как и раньше, идем по жизни.
Я понял, что со мной случилось нечто невероятное. Владыка словно заглянул в тайники моей души, и все мои проблемы и сомнения сразу уничтожил. Наконец-то мне увиделось то, о чем я, возможно, задумывался, но не мог определить точно. Упрощенно найденную главную мысль можно определить таким образом: жить среди людей и для людей, занимать активную общественную позицию, нести свет православия в мой родной северный народ. А толчком к принятию решения послужить Богу стала моя обязанность выполнить свой долг перед Николаем Чудотворцем, спасшим меня от смерти.
…По окончании навигации я решил поступать в Якутское духовное училище. Ко времени вступительных экзаменов я опоздал, но, благодаря хорошей памяти, смог выучить все необходимое по программе и добился, чтобы меня проверили в виде исключения. Это было сделать совсем непросто, потому что бюрократизм и формализм здесь казались непреодолимыми. Пришлось обращаться за помощью к епископу Зосиме, напомнить ему о поездке в Тикси.