– Нельзя! – крикнула Катя. – Сидеть!
Псы послушно сели, высунув языки.
– Лилит, Палач, Нерон! – Катя погрозила собакам пальцем. – Как вы себя ведёте?!
Данила перевернулся на спину и сел. Ребята никуда не побежали. Стас и Валера стояли около псарни и смеялись вместе с девушками. Данила вопросительно посмотрел на Катю.
– Собаки же знают парней, они их кормят вот уже месяц почти, пока меня нет. – Катя присела рядом на корточки. – А ты человек новый, вот они тобой и заинтересовались. – Она ласково отёрла Данилины щёки, вытряхнула солому из его волос.
Запах разогретой солнцем женской кожи, смешанный со свежим ароматом тонких духов, успокоил Данилу. Катино расположение – повод простить насмешников.
– Прости, старик, не удержались, – повинился Стас, когда Данила и Катя вернулись к псарне под эскортом собак, ставших вдруг ручными.
Собак загнали за изгородь. Валера наполнил миски кормом. Под стрёкот кузнечиков, над поляной кружили бабочки. Жужжали мухи. Оводы, возникая из ниоткуда, садились на руки. На ноги они тоже садились, но посадка обнаруживалась только после укуса.
– Ребята! – позвала Марина со спортплощадки. – По-моему, нам пора… потерять девственность.
Марина успела сходить в дом и принести на подносе бутылку водки, тарелку черешни, блюдце с ломтиками сыра и прозрачный соусник с мёдом.
– Ну-у! – Валера развёл руками. – Такой праздник надо сперва отработать.
– Точно, – поддержал Стас, – кто больше подтянется. – Он встал лицом к турнику.
– А лучше так, – Валера щёлкнул пальцами, – хлопаем по маленькой и подход, ещё по одной и ещё подход, м? – он хитро оглядел присутствующих.
– Вещь, – согласился Стас. – Мариш, разливай. Данила, ты в деле?
Марина поставила поднос на скамью и разлила водку по стопкам.
Сердце Данилы заныло. Он отрицательно покачал головой, но перехватил Катин взгляд и согласился.
– А проигравшему что? – Аглая откинула чёрные кудри, обнажая длинную шею.
Стас и Валера переглянулись.
– Да как обычно, наверное, – неуверенно промычал Стас. – Разницу – в задницу.
Он вытащил из кармана бермуд плётку из шнура длиной сантиметров тридцать-сорок. Аглая намотала плётку на ладонь и хлестнула ею по стойке турника. Металлическая труба денькнула и застонала. Данила сглотнул, но рот пересох, и глоток получился болезненным.
Выпили по первой. Хрустальные стопки звякнули о поднос. Стас подпрыгнул и повис на перекладине.
– Раз! Два! – считали девушки. – Три!
Сорок девять. Стас, спрыгивая, оступился на шлёпанце и чуть не упал.
– Прошу вас, сэр! – он слегка поклонился Валере.
– Раз! Два! Три!
Опять сорок девять. Валера спрыгнул с разворотом.
– Опа! – приземляясь, он присел с вытянутыми вперёд руками.
– Какая равная борьба, – комментировала Марина.
– Итак, у снаряда главный претендент на победу, – подключилась Аглая.
– Кажется, мой мобильник, – насторожилась Катя, показывая в сторону дома. – Я сейчас! – Она засеменила по дорожке между баней и бассейном.
Данила тоскливо посмотрел ей вслед. Перекладина казалась парящей в недосягаемой вышине. Прыжок! Пальцы коснулись холодного железа. Данила сжал кулаки и повис.
– Раз!.. Ну?! – разочарованно протянула Марина.
Данила, как ни пыхтел, второй раз так и не дотянулся подбородком до перекладины. Под кроссовками хрустнули мелкие камешки. Данила шумно выдохнул и потряс руками.
– Лидер и правда определился, – покивал Стас, собрав губы в кошачью мордочку.
– Минус сорок восемь после первого захода. – Валера откупорил бутылку и налил по второй. – Катюха-то будет, ей наливать?
– Придёт – нальём. – Марина взяла у него бутылку и поставила на поднос.
Выпили по второй. Стас и Валера подтянулись ещё по сорок раз. Данила уже и раза не вытянул.
– Ладно, поскольку спортсмен под номером один закончил выступление, – Стас потёр руки, – соревнование заканчивается.
– Однако, – выпучил глаза Валера, – общий счёт минус восемьдесят восемь.
Аглая с Мариной прикрыли рты ладошками. Данила хотел было убежать. Он так делал в детстве. Но сейчас он держал за хвост того тигра, каким чувствовал себя в машине рядом с Катей. Ещё можно пережить этот позор. Стойкостью показать мужество. Пусть и его остатки.
– Давайте так, – Стас примирительно поднял руки ладонями вперёд, – ввиду победы с явным преимуществом, ограничимся одним ударом за каждую попытку. Как раз по одному – я ударю и Валет. Согласны?
Девушки зааплодировали. Даниле хотелось выразить согласие шумно и празднично, но он сдержался. Стас предложил ему лечь на скамью под штангой. Данила взялся за пояс шортов, но замешкался, глядя то на девушек, то на Стаса. Тот пощупал бок Данилы и разрешил:
– Просто футболку приподними.
Плётка молниеносно и неотвратимо рассекла воздух. От звонкого шлепка по тучной складке на спине Данила выгнулся, протянул букву «у» и ткнулся лбом в шершавый кожимит скамьи.
– Сэр, исполните ваш долг, – Стас передал плётку Валере.
Свист плётки снова завершился жгучей болью на коже. Данила айкнул, сильнее вжимаясь в мякоть эшафота.
– Ой, бедненький пупсик, – встревожилась Марина и провела пальцами по месту уязвления на спине Данилы.
– Что там такое?! – испугался Данила, изловчился и нащупал бугорки, повторяющие рисунок плетения плётки. – Кровь?!
– Нет, но надо помазать мёдом. – Марина почерпнула двумя пальцами янтарную жижицу из соусника. – Снимай футболку.
Данила послушно подчинился. Марина нанесла мёд и втёрла его несколькими круговыми движениями.
– Скоро пройдёт, походи так пока.
Валера налил по полстопки. Водка животворным бальзамом разлилась по сосудам Данилы. От сердца отлегла тоска, паника отступила. «Сейчас придёт Катя, – думал он, – я ещё не всё проиграл». По кругу ходила тарелка с черешней. С сыром и мёдом вкус её удивлял оттенками и радовал новизной. Парни рассказывали анекдоты, девушки делились обрывками сплетен. Смех изгладил в душе Данилы остатки тревожной досады.
– Что такое?! – Аглая отмахнулась от пчелы. – Уже не первая.
– И на меня чуть не села, – Марина отшагнула в сторону, теребя парео.
По соуснику деловито разгуливали три пчелы. В воздухе барражировали ещё по меньшей мере пятеро. Данила, смеясь уже по инерции, почувствовал на спине шевеление. Хотел достать рукой, но сразу не дотянулся. Стас и Валера обошли его с двух сторон.
– Ого! – изумился Валера. – Только не двигайся!
– Сейчас мы их! – Стас снял шлёпанец, Валера последовал его примеру.
Ребята синхронно придавили насекомых на спине Данилы.
Дюжина раскалённых свёрл, бешено вращаясь, вонзились в кожу. Данила кричал и извивался, пытаясь сбросить с себя невидимую дрель. Стас чертыхнулся и убрал шлёпанец.
– Фигасе! – то ли недоумевал, то ли восхищался Валера.
На землю упали несколько пчелиных трупиков. Данила выл и дубасил кулаком по скамейке. Девушки запричитали.
– Давай его в баню! – скомандовал Стас, и они с Валерой подхватили Данилу под мышки – хотели поднять, да ни тут-то было.
Данила встал и, кряхтя, сам потрусил к бане.
В просторной комнате отдыха пахло влажным розмарином. Данила стягивал шорты и чувствовал взгляды парней. Незащищённость перед ними жалила пуще пчёл. Парни тоже разделись – покидали бермуды и трусы на широкий кожаный диван и обмотали бёдра полотенцами. Стас налил воды из высокого самовара на дощатом столе и напился.
– Стасян! – позвал Валера из душевой. – Что, сыграем?
– О, давай, – воодушевился Стас, – сейчас поднимем до ста сорока… – Он покрутил регулятор температуры. – Кто первый?
– Давай я, – Валера задорно отбросил полотенце, заперся в сауне и показал в окошко поднятый большой палец, глядя на термометр.
– Кто дольше просидит, – пояснил Стас недоумевающему Даниле.
– Но это же опасно, – смутился Данила, понимая, что ребята услышали: «Мне слабо…»
– Не дрейфь, Даня, – Стас сымитировал связку боксёрских ударов по корпусу Данилы, – сейчас Валет даст мастер-класс. Ты пока смой мёд.
В окошке показался Валера. Искривлённый рот открывался и закрывался, но слова не пробивались сквозь толстое стекло.
– Открываем! – крикнул Стас и дёрнул ручку двери.
– Жарко! – Валера вывалился из парной, упёрся руками в колени и стоял, тяжело дыша. Пот струился по разогретой коже, и даже с волос падали капли.
– Красава, Валет! – поаплодировал Стас. – А ну, давай я. – Он угрожающе расставил локти, исчезая в парилке.
Валера неожиданно быстро пришёл в себя и бросился плотнее закрывать дверь за товарищем. Не прошло и двух минут, как разбухшая дверь отворилась. Стас, качаясь, шагнул раз-другой и упал на четвереньки.
– Мутэто да, – промямлил он. – Твоя очередь, Данила.
Данила помедлил у двери и шагнул внутрь. Мгновенно выступил пот. Разогретый воздух обжигал ноздри. Сзади басовито простонала дверь, притираясь к косяку. Внутри оказалось не так уж и страшно. Данила взгромоздился на полок. Часов не было, но по ощущениям времени прошло больше, чем у Стаса и Валеры вместе взятых. Данила почувствовал себя увереннее. Постепенно кровь прилила к следам от плётки и за пульсировала в них. Перед глазами проплыли мониторы на его рабочем столе, мама с блинами на кухне, Катины кавказцы. Данила, борясь со сном, пошёл к выходу. Маленькая парная превратилась в длинный коридор. Наконец, перед лицом возникло окошко. Данила толкнул дверь, но она не шелохнулась. Стас и Валера стояли по ту сторону вплотную к двери, поднимая большие пальцы, они смеялись и кричали. Данила расслышал: «Идёшь на рекорд» и провалился в темноту.
Данила пришёл в себя на диване в банной комнате отдыха. Вокруг никого. Из дома доносилась музыка и смех. Данила оделся и пошёл по дороге прочь от дома. Он миновал ворота, прошёл мимо пруда и остановился напротив первой деревенской избы. Наклонился и посмотрел на ноги. Его только что чуть не убили. Сунул руки в карманы и подставил лицо полуденному солнцу. Идти дальше бессмысленно – ни вещей, ни денег. Он стоял и беззвучно глотал слёзы.
Со стороны дома послышался рокот моторов. Данила свернул к избе. Трава доходила до груди и мешала двигаться – хватала за ноги, цеплялась к одежде. В сумраке комнат повсюду маячили отголоски прежней жизни – осколки оконных стёкол, сломанные рамки для фотографий, обрывки обоев на стенах, отметки роста детей на косяке. На кухне угадывался запах тухлятины. Данила хотел было уйти, но остановился. Мусор лежал ровным слоем повсюду, кроме люка в полу. Данила вышел в сени и прислушался. Моторы у дома стихли. Он вернулся в кухню. Латунное кольцо удобно легло в руку. Сильно тянуть не пришлось – крышка люка легко откинулась, даже петли не скрипнули. Из подпола пахнуло гнилостным смрадом. Затхлая вонь прилипала к коже, забиралась в нос и щипала глаза. Данила, зажав рукой нос и рот, кинулся закрывать люк и уже поднял крышку, когда заметил блестящий предмет на лестнице, ведущей в подпол. Наручники. Мозг отказывался признавать торчащие из наручников палки за кости. Данила отпрянул, но любопытство превозмогло оцепенение. Он медленно наклонился, заглядывая внутрь погреба. Скелет в обрывках одежды лежал с вытянутыми вдоль лестницы руками. Вокруг валялись оторванные кости. На черепе темнело пятно. Данила пригляделся и понял, что это дыра. Глаза постепенно привыкали к темноте. На полу погреба проступили нечёткие очертания скелетов и тел. Они лежали внавал один на другом. На одном из трупов зашевелилась рубашка. Из-под неё высунулась крысиная голова. Данила резко вскочил. Дверца люка захлопнулась, взметнув с пола облако пыли. Звякнуло кольцо. Данила выбежал из дома, утирая слёзы подолом футболки.
– Сволочи! Убийцы! – губы сводило судорогой. «Забрать вещи и бежать», – мысли смешивались с видением убиенных из погреба.
От крыльца вдоль избы шла тропинка. За углом раскинулась просторная лужайка. Вытоптанная трава на ней пожухла, а на песчаных прогалинах и вовсе не росла. Песок, иссечённый следами мотоциклетных шин, местами пропитался машинным маслом. Повсюду валялись ржавые детали мотоциклов – рамы, ободья колёс, фрагменты моторов. За избой, у леса, отсвечивал трещинами одинокого мутного окна сарай с плоской крышей. Широкая дверь, сбитая из вертикально пригнанных друг к другу оструганных досок, выглядела белой заплатой на траурном костюме. Данила как наяву увидел картины кровавой расправы над беззащитными мотоциклистами. Ласковые сети, приглашения, издевательства, жалкая и мучительная смерть. Негодование упёрлось в виски изнутри, губы сжались. Катя! Как она могла?! Но она не такая, не жестокая, как эти. Она и уходила, и пряталась. «Значит, – Данила сжал кулаки, – я ей не так уж безразличен». Ей приходится. Наверняка она задолжала этим мерзким самцам – гадким паразитам Стасу и Валере, и они пользуются положением. Среди железяк Данила нашёл обрезок арматуры. Увесистый и кривой он пачкал руки ржавчиной, но с ним окончательно созрела решимость. Данила зашагал к дому, держа арматурину, как саблю.
Обеденную знойную тишину колыхали гадания кукушки в глубине леса и стрёкот кузнечиков. Не так представлял Данила сегодняшний полдень. Погода и природа вокруг противились войне. Под ложечкой засосало от голода. От водки, сладкой черешни и мёда хотелось пить. Данила сбавил шаг. Он не мог вспомнить, где именно по дороге сюда на глаза попадалась автобусная остановка – то ли ещё на шоссе, то ли уже на просёлке. Без денег в автобус не сядешь. Попутка? Никто не повезёт в перепачканных шортах и вымазанной травяной зеленью футболке. И про деньги придётся сказать, мол, дома отдам. Да и где они – попутки? Дорога наезжена, но ни одной машины – ни навстречу, ни следом.
Данила бросил металлический прут и потрусил обратно. Первый раз, что ли?! Зачем ввязываться, когда можно уйти. Что он потеряет? Просто жить дальше. Для унижений в душе отведено обширное кладбище. Места хватит. Просто надо привыкнуть к похоронам и никому могилы не показывать. Правда, чем больше их становится, тем чаще они открываются. Сами собой, вдруг, без причины, как хлопушки. Хлоп! И вся мерзость гнилых воспоминаний – в мозг. Даже первые могилки – детские ещё, поросшие плесенью и мхом. В их останках не разобрать уже, где правда, а где выдумка.
Маленький Данила бежит по двору с большой грязно-белой кошкой наперевес. —Кисуля! Кисулю поймал, смотрите! – кричит он своре мальчишек. Они его презирают. Они сильные – футболисты, их отцы – милиционеры. Сопляки ещё, но смотрят всегда с прищуром – боятся оскверниться. – Тьфу! Девчонка! – шикают. Отбирают кошку. Данила убегает. Знает, что будут её мучить. Больше он эту кошку не видел. Убили её пацаны или нет – для её смерти у Данилы отдельный холмик.
Бумажные пульки под отдельным надгробием. Охотились на Данилу в школе. Как перемена – натянут резинку между пальцев и пуляют. Ему их не догнать, вот и веселятся, бьют сзади, в упор.
Данила шёл и шёл через лес. Неужели они с Катей так долго ехали? Асфальт так и не начался. Ельник расступился, и показался сарай позади почерневшей избы. Данила обрадовался возможности спросить дорогу и прибавил шагу. Как только угол сарая остался позади, узнавание кольнуло сердце – боковое зрение выхватило знакомые штрихи, и ледяное предчувствие заставило обернуться. Перед Данилой белела свежими досками широкая дверь на чёрной стене. Данила огляделся и узнал россыпь запчастей. Он сел на корточки, обхватив голову руками. Где он сбился с пути, как заложил крюк и вернулся к злополучной избе? Данила бросился назад в лес, но посреди разлапистых елей дорогу не нашёл, а наткнулся на муравейник высотой до пояса. Светло-коричневый холм из хвои, веток и другого лесного мусора кишел красновато-бурыми насекомыми. У основания рыхлого склона торчал красный носок женской туфли.
– Да сколько можно! – взвизгнул Данила и побежал к избе.
У крыльца он остановился, не решаясь открыть дверь. В окнах на фасаде, как в слепых глазах, отражались деревья и облака. Данила два раза глубоко вдохнул-выдохнул и уткнул нос в плечо. Дверь не успела даже скрипнуть, только ойкнула и распахнулась настежь. Сени, комната, кухня, люк подпола. Данила дёрнул за кольцо. Пришлось вдохнуть. Данила замычал – его передёрнуло от омерзения. Снимая наручники, он коснулся костей и закричал. Повсюду запищали и закопошились напуганные крысы. Подпол так и остался открытым. Данила выбежал на крыльцо, бросил наручники на землю и заревел медведем. Он вдыхал и сглатывал слюну, унимая рвотный позыв. Придя в себя, Данила подцепил наручники палкой и отнёс их к пруду. Добродушный толстяк отразился в воде со всеми подробностями, вплоть до испуга на лице. Данила обтёр выполосканные железные браслеты о траву, обернул их шершавым листом лопуха и сунул зелёный свёрток в карман. Арматурина лежала на прежнем месте. Данила подхватил её по пути и решительно направился в сторону Катиного поместья.
На первом этаже стояла непривычная тишина. На массивном столе прибавилось пустых бутылок – две из-под шампанского и одна водочная, которую открыли утром на спортплощадке. Часы показывали начало третьего. Данила, поднимаясь на второй этаж, старался наступать на ступени как можно ближе к перилам, но трижды доски под ногами громко скрипнули. В Катиной комнате ничего не изменилось. Брюки по-прежнему лежали на полу, поло – на кровати. Толстяки в зеркалах трюмо не стали переодеваться, покидали вещи в чемодан и застегнули молнию. Взяли по ржавому пруту и крадучись подошли к двери.
Данила прислушался и медленно отворил дверь. Не успел он сделать и шага, как ручка выскользнула из руки – дверь кто-то потянул. Отпущенный чемодан хлопнулся об пол. Данила шагнул в коридор, левой рукой поймал край двери, рванул на себя и не раздумывая ударил железякой сверху вниз. Кровь брызнула на стены и Даниле в глаза. На лице обнажённой Аглаи застыло болезненное недоумение. Она зажмурилась, инстинктивно подняла руки, но потеряла сознание, не успев схватиться за голову. Деревянный пол заглушил звук падения, только голова гулко стукнулась о крашеные доски. Данила оторопел, но страх разоблачения вернул ему подвижность. Он затащил Аглаю в комнату. Хотел поднять на кровать, но увидел на трюмо в плетёной корзинке среди катушек с нитками, тесёмок и прочей поделочной чепухи моток скотча и пренебрежительно хмыкнул. Наматывая липкую плёнку на стройные голени над лодыжками и тонкие запястья, Данила испытал прилив нежности – даже голова заболела от столкновения страсти и стыда. Он задвинул тело под кровать, как чемодан, поднял окровавленную арматурину и сунул скотч в карман.
Тишина в коридоре по-прежнему успокаивала и настораживала одновременно. «Откуда взялась Аглая?» – Данила нашёл дальше по коридору ещё одну комнату. Он повернул ручку двери и заглянул в щель. На широченной кровати спал ничком голый Стас. На полу скукожились два использованных презерватива.
«Зачем мне этот лось? Просто взять вещи и бежать», – Данила посмотрел вдоль коридора, тут же вспомнил Аглаю под кроватью и, ступая на носок, шагнул внутрь. Скрип половицы оглушил, как раскат близкого грома. Данила мгновенно вспотел. От слабости в коленях он отпустил ручку двери и опёрся о стену. Стас не шелохнулся, даже не вздрогнул. Голод снова заворочался под ложечкой, но страх немного отступил. Данила отпустил стену и сделал ещё шаг. Сквозняк. За спиной захлопнулась с фанерным дребезгом дверь. Стас засопел, перевернулся на спину и открыл глаза. Данила непроизвольно спрятал прут за спину.
– Даник? – Стас щурился спросонья. – Ты чего тут?
– А, там… – Данила кивнул в сторону коридора. – Аглае плохо.
– Да ты чё… – Стас соскочил с кровати. – Где?
Он покрутился на месте, нашёл в ногах постели трусы и на ходу принялся натягивать их. Данила в растерянности попятился к двери.
– Идём скорее! – Стас вставил одну ногу и поскользнулся на презервативе.
Стас, падая навзничь, даже не успел позвать заблудшую женщину. Голова с упругим оттягом ударилась о спинку кровати, и тело брякнулось об пол, как связка поленьев.
Данила бросился связывать Стаса. От волнения дрожали руки. Скотч ложился неровно – топорщился и пузырился. Прихватив ноги Стаса над коленями, Данила перевёл дух и принялся за руки. Сводить предплечья и одновременно наматывать на них скотч получилось не сразу, но в конце концов Стас со сложенными впереди руками выглядел заснувшим во время молитвы праведником. Только торчащие изо рта трусы приземляли образ.
– Свингер-клуб устроили, – презрение в голосе Данилы смешалось с яростью.
Он решительно вышел в коридор и уже не крался, не озирался, не прислушивался, а стремительно направился в противоположное крыло дома.
Одна дверь в этой части второго этажа отличалась от двух других простотой отделки и открывалась наружу. Данила потянул ручку. Не заперто. На стеллажах поперёк кладовки лежала аккуратно сложенная хозяйственная утварь, на крючках по стенам висели тряпки и верёвки, в углу стояли удочки. На толстом гвозде висели санки, из деревянной подставки торчали лыжи. Данила осмотрел верёвки, молоток, фомку. Фантазия рисовала картины мести средневековой жестокости. На полке нашлись новые мотки скотча.
– Ну держитесь! – Данила сунул по одному в карманы по обе стороны шорт, швырнув старый на пол.
Вторая дверь оказалась заперта. Данила два раза для верности толкнул её, нажимая на ручку. Простая догадка вдруг обожгла мозг. В следующей комнате с Валерой может быть Катя. У Данилы свело живот и увлажнились глаза. Что ему делать, если она там? Хотелось уйти, он даже повернулся, но неясная фантазия – невесомая, как нитка сахарной ваты, остановила вдруг сладким возбуждением. Не больше ли других Катя заслуживает возмездия?! Ясности сознания ещё хватало понимать, что это только оправдание, договорная мораль. Но власть! Власть над Катей, над такой женщиной, как она, насилие над запретной красотой, низвержение её силы.
Язык скользнул по горячим губам, пальцы погладили медный блик на ручке. Данила достал из кармана наручники. Наждачный лист лопуха упал на пол. Блестящие дужки задорно застрекотали, делая полный оборот.
Данила нарочито медленно, продлевая наслаждение, подошёл к двери спальни, решительно толкнул дверь и нырнул внутрь, как парашютист в небо за бортом самолёта. Мозг, распалённый воображением, впитывал картинку, как сухарь воду. На кровати, такой же большой, как у Стаса, лежала голая девушка, привязанная за руки и за ноги к металлическим прутьям спинки кровати. Данила сначала не хотел признавать в ней Марину. Обманутые ожидания его даже расстроили. Замешательство прервал Валера – его Данила сразу не заметил.
– О, Данич! Хочешь присоединиться? – Лёжа на животе, Валера приподнялся на локтях и повернул голову.
– Нет, присоединить! – Данила в мгновение ока оказался у кровати.
Дважды стрекотнули наручники, застёгиваясь на Валериной щиколотке и на толстой стойке спинки.
– Даня, да ты шалун? – Валера всё ещё принимал происходящее за игру.
Марина сначала инстинктивно пыталась прикрыть грудь и прочее, дёргала коленями и локтями, но шёлковые ленты не отвязывались. Растерянность на её лице сменилась смущённой улыбкой, Марина, видимо, смирилась с перспективой любви втроём.
– Только повернись! – крикнул Данила и ткнул Валеру арматурной под ухо.
Марина завизжала, Валера заматерился и повернулся на спину. Данила ударил его свободной рукой в промежность. Валера завопил, дёрнулся и свалился на пол. У Данилы в глазах потемнело от остервенения.
– На! – Данила по-волчьи ощерился и саданул Валере ногой в подбородок.
Валера крякнул, вскинул голову и размяк, как выключенный. Марина верещала и билась, сильнее затягивая узлы на путах. Стопы её посинели.
– Придурок жирный! – брызгала слюной Марина. – Козёл! Откуда Катька тебя только выкопала?! Что ты наделал? Сейчас придёт Стас – шкуру с тебя спустит!
– Никто не придёт, не ори.
Данила скотчем спеленал Валеру, несколькими слоями запечатав ему рот.
– Ты что, убил его? – сиплый шёпот Марины выдавал боязнь утвердительного ответа.
– Кого? – Данила посмотрел на неё.
– Стаса…
– Не знаю, – пожал плечами Даниила. – Надеюсь, что…
– А Валеру? – Маринин голос звучал уже спокойнее.
– Да хрен его знает, чего пристала?! – огрызнулся Данила. – Посмотрим.
Ему казалось, что он сдаёт позиции, занимая место ответчика. Марина прикусила губу, будто вспомнила важную подробность.
– Где Аглая и Катя? Катю ты хоть пощадил?
– Аглая – под кроватью. Полиэтиленовая мумия.
Данила засмеялся, и по его спине пробежала холодная волна: «Неужели это я?! Вот она – жестокость… Но как же сладко она мучилась!»
– Скотина! – опять заголосила Марина. – Она же… – Марина подавилась слезами и закашлялась.
Данила выудил из кучи одежды парео. Тут же на туалетном столике лежал распечатанный пакет ватных дисков. Данила скомкал несколько и завернул их в тонкую синтетическую ткань.
– Открыла рот! – скомандовал он Марине.
Марина презрительно отвернула голову. Данила подошёл к кровати и навалился коленом на Маринины рёбра. Марина вскрикнула, повернула голову и с ненавистью зыркнула на Данилу. Тут же набитая ватой синтетика оказалась у неё во рту. Данила расправил ткань по телу Марины и посмотрел на низ её живота. Марина взревела разбуженной медведицей.
– Да ладно, – снисходительно протянул Данила, – не сейчас уж точно.
Он огляделся и вышел в коридор.
– Катя! – крикнул Данила, подойдя к лестнице на первый этаж, и прислушался.
Тишина. Он спустился и снова громко позвал Катю. Безответно. Только часы отщёлкивали секунды, подбираясь к трём часам.
Данила вернулся и выволок Валеру. Он только-только стал приходить в себя и, вяло сопротивляясь, мычал. У кладовки Данила шмякнул хрустящее скотчем тело об пол и зашёл внутрь. Повесил себе на шею верёвку, нашёл мятый полиэтиленовый пакет и положил в него два флакона жидкости для розжига и спички. Тащить тело оказалось удобнее за ноги – между щиколоток полоски скотча удобно ложились в руку.
Около турника Валера пришёл в себя и силился разорвать путы, бросая на Данилу злобные взгляды. Верёвки хватило как раз на две высоты перекладины и ещё остался хвост для узлов. Данила накинул петлю Валере на шею и освободил ему руки.
– Ну что, Валет, поехали? – Данила потянул за свободный конец верёвки.
Валера, поднимаясь, испуганно задёргался, но быстро сообразил ухватиться за перекладину.
– Подтягивайся, начинай, – Данила хлопнул по скотчевому глянцу на ягодице Валеры. – Ты же себя тузом возомнил. Сейчас сделаем из тебя шестёрку. – Он обмотал верёвку вокруг стойки турника и завязал узел.
Валера сморщил переносицу и гневно загудел.
– А, помочь? Понял, ща!
Данила принёс из бани несколько поленьев и топор. Выбрал ровный чурбачок без сучков и обтесал его. Дерево сходило с лезвия ровной щепой. Тонкая изгибалась по всей длине, толстая только по концам скручивалась поросячьими хвостиками. Данила увлёкся и настрогал добрую кучу. Уложил её под ногами Валеры и спрыснул горючей жидкостью. Расколол несколько поленьев вдоль и сложил дрова друг на друга вперехлёст поверх щепок.
Валера загудел громче, переходя на высокие ноты. Данила чиркнул спичкой. Горючие пары в рыхлой растопке ухнули и загорелись будто по щелчку тумблера, жадно пожирая сухую древесину.
– Ра-аз! – тянул счёт Данила, глубоко кивая головой.
Валера скулил и дёргался на турнике – поджимал подкопчённые дымом ноги, подтягивался, силился сделать выход силой, но мешал скотч: сковывал движения и скользил. Костёр разгорался. Потянуло жжёной резиной. Валера зажмурился и выл по-ослиному, извиваясь над огнём. Ступни и голени покраснели и покрылись волдырями, кожа на стопах местами почернела. Полоски скотча скукожились и лопнули. Данила ногой разметал костровище. С узлом пришлось повозиться. Валера изламывал ноги, пытаясь разглядеть ступни. Наконец верёвка соскользнула со столба, и Данила ухватился за неё двумя руками, затягивая узел на шее своей обожжённой жертвы:
– Отпустил руки!
Валера замотал головой. Данила свободным концом верёвки хлестнул его по кровоточащим голеням. Валера заметался, подтянул ноги и разжал пальцы. Как только его ноги коснулись земли, он взвыл, упал на четвереньки и тут же перекатился на спину, прижимая колени к груди.
– Вставай! – сквозь зубы процедил Данила и, не дожидаясь реакции, потащил Валеру на псарню.
Оставив его метрах в десяти от ограды, Данила подошёл к калитке, сюсюкая с псами. Знакомая щеколда звякнула и поставила подпись на Валерином приговоре. Лилит, Палач и Нерон выскочили из загона, завозились, обнюхали Данилу и, поскуливая, уставились на Валеру.
– Беги! – задорно крикнул Данила и взмахнул рукой.
Валера опирался на руки и подтягивал ноги. Но стоило ступням встать на землю, он вскидывал голову и падал. Собаки в мгновение ока настигли его, сначала лизали волдыри и раны, а после рыча друг на друга и толкаясь принялись грызть израненное тело.
Данила закрыл уши руками и вернулся в комнату Марины. Стоило ему войти, она замычала, выпучила глаза и замотала головой. Данила с немым вопросом показал на кляп. Марина лихорадочно закивала, как будто боялась, что Данила её не поймёт. Он выдернул тряпку из Марининого рта.
– Даник, миленький, – запричитала Марина, – возьми меня. Ты же хочешь, я знаю. Возьми и отпусти потом, а? Хорошо?
– Плохо, – Данила вернул кляп на прежнее место.
Пока стягивал скотчем Маринины лодыжки, колени и за спиной запястья, она норовила вырваться, но, видимо, много сил потратила, пытаясь освободится от верёвок, а потому сдалась и только плакала, хрюкая распухшим носом. Данила выволок Марину за волосы из дома и потащил было по дороге, но посмотрел на автомобили и остановился. Катина «Хонда-Аккорд» поблёскивала блок-фарами под красным капотом, как роскошная кокетка глазами из-под приопущенных ресниц, словно говоря: «Вся моя мощь под красной юбкой – твоя!»
– Полежи пока, – Данила бросил Марину, подошёл к машине и открыл водительскую дверцу.
В замке зажигания торчал ключ с пультом в брелоке. Данила сглотнул слюну. Он вытащил ключ, аккуратно хлопнул дверцей, будто любимую поцеловал на прощание, и вернулся в дом.
В Катиной комнате по-прежнему умиротворяюще тикал мордастый будильник на комоде. Данила на секунду затаился, прислушался, резко откинул покрывало и вытащил из-под кровати скотчевый кокон. Аглая окоченела. Она лежала на полу жёсткая, как чурбан, – ни шевеления, ни признаков дыхания. В Катиных безделушках на столике трюмо Данила отыскал маленькое прямоугольное зеркальце. Потёр его о шорты, встал на колени у изголовья Аглаи и поднёс стекляшку к её носу. Подождал. Протёр зеркало ещё раз и снова приблизил его к ноздрям Аглаи. Стекло осталось чистым. Данила сам дыхнул на него. Пятно конденсата медленно испарилось с гладкой поверхности. Даниле показалось, будто перед ним отверзлась бездна и притягивает его чёрной пустотой. Он отшатнулся и «крабом» отполз от тела. Он сидел и прислушивался к себе, ощущая, как слёзный ком и тошнотворное головокружением сменяют друг друга.