Однажды мы всей семьей ели пиццу уже на обед. Мама разогрела себе и мне до нормальной температуры, а вот батька перегрел свой кусок так, что сыр пошел пузырьками. Мама тогда сказала:
– Пицца вкусная и теплой, и холодной. Ну а некоторые ее вообще кипятят.
Так вот, доев не перегретое блюдо, я захотела сока. Слишком резко опрокинула бутылку, и часть напитка пролилась мимо стакана.
– Господи, какая же ты свинья, это просто невозможно! Тебя же в общество будет стыдно вывести! – кричал батька, который все это время сидел напротив меня за столом.
Я опять засмеялась, потом что вспомнила, как пару дней назад отец кашлял с полным ртом салата, плюясь им во все стороны.
– Вот тебе смешно, а мне нет, когда я думаю о том, что твоя мать тебя ничему не научила, никаких манер!
Он взял с моей тарелки недоеденную корочку от пиццы и вцепился в нее зубами, но она оказалась слишком твердой, папа не мог откусить кусок и поэтому ронял слюни на стол, как бульдог, а я потом их за ним подтирала.
Перед сном настроение у отца испортилось, опять же, возможно, из-за перемены погоды, а скорее всего из-за его проблем с головой. Он вбежал ко мне в комнату, швырнул на кровать постиранное и высушенное белье и закричал:
– Как же ты меня задрала своей стиркой, я только и делаю, что стираю твои вещи, я устал, скорей бы ты уже от меня свалила, я так устал, сутками стираю!
– Но я же не могу не стирать. И ты запретил мне самой ставить стиральную машину, вдруг сломаю.
– Ой, заткнись! Вот вернешься к своей матери и стирай там весь день, а у меня такого не будет! Ты что думаешь, это так легко, все время ставить машинку?! На хрена ты опять кинула полотенца в стирку?
– Они грязные.
– Ты их каждые четыре дня стираешь!
– Так так и надо, особенно, когда у тебя прыщи.
– Прыщи у тебя от вашей дурацкой еды на родине, всякие супы и борщи! Я свои полотенца раз в две недели стираю, а она раз в три дня, капец!
Батька ушел к себе в спальню, где еще минут пять обсуждал с Виларом, как ему непросто.
Пасхальные каникулы
Я уже забыла те времена, когда я ждала каникул с нетерпением, потому что в этом селе с отцом моей мечтой было учиться с утра до вечера. Но во Франции любят много отдыхать, а потому последние в учебном году каникулы наступили в начале апреля.
Я понятия не имела, чем мне заниматься эти две недели. Отец последнее время экономил как мог, а потому никуда не выезжал. Но в этот раз я решила уговорить отвезти меня на экскурсию в концлагерь на соседней горе.
– Как ты меня задрала! – закричал папа, едва услышав мою просьбу. – Да там же билет платный!
– Шесть евро на человека.
– Кошмар! Ладно, поедем, но я туда не войду, только за тебя заплачу. Потому что тратить 12 евро я не собираюсь, еще и на какую-то фигню. Я в этом лагере уже сто раз бывал, в детстве, после войны, когда на территории скелеты лежали, – как-то радостно вспомнил отец.
– Отлично, давай завтра.
На следующий день батька был вполне в неплохом настроении, и я даже подумала, что, может, он все-таки пойдет со мной, а то одной скучно бродить. Но, когда после обеда мы сели в машину и тронулись, настроение у отца испортилось.
Стояли теплые деньки, и в машине, нагретой на солнце, была духота. Я немного приоткрыла окно.
– Тебе что, жарко? – закричал папа.
Начинается. Каждый раз в теплую пору года мы с отцом ссоримся из-за того, что я хочу открыть окно, а он против. Потом я хочу его прикрыть, а он снова против.
– Да, тут душно.
– Ты вообще охренела! Закрой немедленно, потому что если ты простудишься, то я сразу тебя домой отправлю, ты мне тут больная не нужна!
Мне пришлось подчиниться.
– Подумать только, по ночам она включает обогреватель, а тут ей жарко!
– Потому что по ночам холодно из-за того, что ты не двигаешься.
– Ерунда, ты опять несешь бред! Это все манеры твоей матери, проветривать.
Спустя пять минут отец приоткрыл окно со своей стороны.
– Тебе жарко? – с насмешкой спросила я.
– Да, но я знаю, почему мне жарко, это не потому что тебе жарко!
Я сдержала смешок, боясь, что иначе он закроет окно.
Приехав в лагерь, мы пошли в центральное здание. Я остановилась посреди холла, не понимая, где тут касса. Оглянулась, надеясь, что батька поможет, но он стоял в трех метрах от меня и кричал:
– Чё стала, вон касса, иди сама за свои деньги покупай, я-то тут причем!
Я бродила по концлагерю два часа. Попыталась присоединиться к экскурсоводу, но он слишком много и занудно говорил об истории Второй Мировой, так что я плюнула и пошла осматривать бараки сама. Это было интересно. Карцер, нары, комната для наказаний и медицинских опытов, крематорий, газовые камеры навевали тоску, хотя и выглядели современно после реставрации. Я прочла все стенды, наделала фотографий, и вернулась к отцу. Он ждал меня у входа.
– Ну наконец-то, что там можно делать столько времени? – пробурчал он.
Я рассказала о своих впечатлениях, которые мало интересовали его, и поинтересовалась, чем же занимался батька, пока я культурно обогащалась.
– Да я спал в машине полтора часа. Потом поговорил с какими-то людьми. Они мне такие говорят, мол с экскурсоводом можно до шести вечера тут торчать. Я как это услышал, сразу им сказал: если она тут зависнет так надолго, то я уеду домой, пусть пешком идет, тут всего-то 15 километров.
Да уж, очень мило. Как будто он меня каждый день так долго где-то ждет.
Тут папа предложил поехать в ресторан выше по горе и съесть мороженное. Я согласилась, кто же откажется.
В помещении мы были одни. Я медленно ела мороженное, отец помешал кофе и вынул свой кошелек, чтобы вернуть мне деньги за билет. Он отсчитал монетки и кинул на стол. Минуту задумчиво на них смотрел, потом взялся пересчитывать.
– Вдруг я тебе лишнее дал, – объяснил он.
Я засунула монетки к остальным деньгам в кошелке.
– Ого, у тебя так много монет, – сказал папа.
– Да, нужно тут потратить, все равно у себя на родине я их не обменяю.
– Что?! – закричал отец на весь ресторан. – Нет, не смей их тратить! Ты должна их беречь и экономить до конца лета, а лучше дольше.
– Зачем?
– Как зачем? А если самолет задержат, на что ты еду в аэропорту купишь? Я не даю тебе бумажные деньги, чтобы ты их своей старухе-матери не отправила. Так что храни эти монеты!
– Так в аэропорту поесть максимум десять евро, а у меня тут сорок, – я не стала комментировать фразу про бумажные деньги.
– Это неважно, ты должна их беречь. Вот зачем тебе их сейчас тратить?
– А вдруг мне что-то понадобится.
– Тебе ничего не нужно, у тебя все есть. Подумать только, она ни копейки сэкономить не может, ей все надо сразу просрать. Точно как мать. Ну и дуры, как так можно жить.
До конца дня отец бубнил, как важно ничего не покупать на эти злосчастные монеты.
Через несколько дней мне написала моя подруга Аня и предложила сходить с ней на бесплатный концерт. Я с радостью согласилась, нашла подходящую электричку и спустилась вниз сообщить все это папе.
– Пап, завтра я еду в город, пойду с Аней на концерт.
Отец кивнул, не отрываясь от газеты.
– Я поеду поездом в 8.24.
– Ну ладно, я тебя отвезу на вокзал, – наконец отреагировал батька. – Это небось платно, концерт?
– Нет, не волнуйся.
– Да мне пох, я бы все равно ни на что денег не дал, – он встал, взял с тумбочки расписание электричек. – Слушай, но ведь этот поезд не ходит в это время.
– Это еще почему?
– Ну вот же, тут, в пометках, указано, он ходит с соседнего поселка только перед Новым годом.
Я взяла расписание.
– Нет, имеется ввиду, что он ездит начиная с этого поселка, а не с города Сен-Дьё перед Новым годом. В остальное время он едет с города.
– Что ты несешь, тут все черным по белому!
– Я считаю, что я права.
– Ну раз ты права, вот завтра и стой как дура, жди его. Вообще, в Сен-Дьё поезда не ходят, там железная дорога сломана, только автобусом.
Пока я задавалась вопросом, что за бред несет отец, ведь конечная поезда, которым я еду с учебы – это Сен-Дьё, батьку взволновал другой вопрос.
– Короче, это расписание бред, я в нем ничего не понимаю. Где будет этот концерт?
– В оранжерее.
– И как ты туда доедешь? Ты же там никогда не была.
– Я по карте посмотрела, от вокзала автобус ходит, L6.
– В жизни про такой автобус не слышал. Ну ладно, делай что хочешь, но если заблудишься, мне не звони, твои проблемы.
Как будто бы я собиралась.
– Ты сегодня будешь мыться?
– Да.
– Как же ты меня достала, тратишь воду литрами, когда же это уже закончится?! – взревел папа.
– Но я же не могу идти с грязной головой.
– Конечно можешь!
– Но ты моешься каждый день, – возмутилась я.
– Нет-нет, то что делаю я, ты не должна делать. Вообще, я что хочу, то и делаю. Господи, когда же ты уже свалишь на родину летом.
На следующий день с утра у папы было ужасное настроение. Как я подозреваю, от того, что он ревнует меня к моим же друзьям, ведь каждый раз, когда я собираюсь гулять с кем-то, он закатывает мне скандал. На этот раз поводом послужило то, что я надела короткие носки с короткими джинсами, оставив щиколотку открытой. Отец разорался, что от открытой щиколотки я точно заболею, и орал все пять минут до вокзала. Там он даже не остановил машину, так что мне пришлось чуть ли не на ходу выпрыгивать из нее. Я пошла к поезду, а батька газанул дальше, крикнув, что вряд ли приедет меня забрать, так что я должна подниматься на гору пешком.
Я прекрасно провела время, как всегда, когда рядом нет отца. Вопреки своим же словам, папа таки забрал меня под вечер. Но настроение его ухудшилось еще сильнее (каждый раз думаю, куда уж сильнее, но нет, таки есть куда). Пока мы ехали в село, он приговаривал:
– Как же ты меня достала, строишь тут из себя королеву, но ничего, даже не мечтай вернуться ко мне после летних каникул, в сентябре будешь жить на вокзале, и если ты там заболеешь, не смей мне звонить, я тебе все равно денег не дам.
Вы, наверное, хотите спросить, к чему он все это нес, а я вам отвечу: сама не знаю. К счастью, мы приехали домой и весь вечер сидели в разных комнатах.
Через пару дней, когда батька немного отошел от своих обидок, мы поехали в торговый центр. По дороге, уже в пригороде Страсбурга, я заметила тот самый автобус, который вез меня в оранжерею, и про который не знал отец. Я решила показать ему, не знаю зачем, ведь он все равно не пользуется общественным транспортом.
– Смотри, вон тот… – начала я, но папа испугался моего голоса и закричал на всю машину.
– А-а-а-а, замолчи, не разговаривай, замолчи!
Своим криком он напугал уже меня, поэтому я не стала продолжать фразу. Через пару минут, когда батька отошел от своего шока, он спросил:
– Ну что ты там мне хотела показать?
– Автобус, которым я ехала в оранжерею. Вон он.
– Все равно такого не знаю. Город так поменялся за последние двадцать лет.
Мы пообедали, и отец пошел что-то смотреть в магазине, а я осталась ждать его на лавочке в холле. Через несколько минут я подняла голову и увидела, как он идет и сам себе что-то нашептывает, улыбается, хихикает. Идущие навстречу люди смотрят на него с подозрением, а батька этого не замечает и продолжает разговаривать сам с собой. Наверное, мой смех от этой сцены был слышен аж до Кольмара.
В селе отец решил пойти гулять со мной, потому что Пасха и работать во дворе нельзя. Нет, он совершенно не религиозен, просто ему лень перепахивать свои грядки, а потом он обвиняет меня, якобы я мешаю ему работать.
Конечно, во время прогулки папа страшно меня утомил. Сначала он плюнул так, что брызги его слюны попали мне на ногу. Потом он по традиции пошел пи́сать. Когда батька повернулся ко мне, я заметила, что на его штанах целое пятно.
– Пап, ты опять штаны описал.
– Господи, как ты меня достала, точно как твоя мать, такая же дура! Она мне вечно какие-то тупые замечания делала, и ты туда же. Подумаешь, пара капель попала, – было ответом отца.
Всю прогулку он нес какую-то хрень. Под конец у папы опять испортилось настроение, и он стал поносить меня, мою маму и весь мир.
– Какие же вы с матерью обе тупые. Но ничего, я вам еще покажу. Не дай бог вы мне летом будете звонить и просить дать денег, я сразу предупреждаю, я сменю номер телефона. И на отдых на море я денег не дам. Я еще подумаю, пускать ли тебя обратно осенью. Может, в сентябре я уже умру, а может и нет, но в любом случае ко мне ты больше не вернешься.
Дома батька внезапно вспомнил, что утром нашел у кресла в гостиной крошки после меня, и наорал, и обиделся (еще вопрос, чьи крошки, ведь целыми днями в этом кресле ест он, а я после себя все убираю).
Перед сном отец обходил владения и обнаружил, что я кинула стирку. Он сразу же закричал на весь дом:
– Опять куча белья, как же она меня задрала своей стиркой, сколько можно, я стираю днями, как я устал, в сентябре она сюда не вернется, это точно!
В кухне папа еще немного побубнил, потом пошел в ванную, посмотрел на грязное белье, и опять начал бубнить.
Больные и здоровые
После весенних каникул у отца возникли проблемы со здоровьем. Виновата в них, конечно, была я, потому что из-за меня у него стресс.
Началось все с того, что на руке у папы была большая, выпуклая родинка. Пару месяцев назад батька ее поцарапал, и с тех пор она причиняла ему страшный дискомфорт. Я, естественно, не надеялась, что отец пойдет к врачу, но все равно поразилась, когда однажды утром он вошел в кухню и показал мне перебинтованную руку.
– Смотри, я эту родинку ножницами отрезал. Теперь у меня там ничего нет, через месяц-другой заживет, и вообще отлично будет.
– Но это же очень опасно, – я была в шоке. – У тебя же может начаться меланома.
– Чё? Это называется, вообще-то, родинка!
– Я знаю, что это, но от родинок, которые отрезаны или оторваны, может быть болезнь – меланома.
– Да я вообще не могу понять, что это такое, – радостно сказал отец, наливая себе кофе.
– Это рак кожи.
– Ааа… Ничего страшного, даже если у меня он будет, мне пофиг.
На самом деле я понимала, что не стоит переживать за отца, ведь на нем все проходит, как на собаке, и проблемы из-за такого варварского удаления родинки точно были бы у меня, мамы, других людей, но никак не у него.
Встретил меня после учебы папа еще и с пластырем на лице из-за пореза во время бритья. Я сказала ему, что он будто с войны вернулся, но отец не оценил моей шутки.
Своей целой рукой батька никак не мог открыть двери в сени. Он засовывал ключ в скважину, вертел им, но замок не поддавался. Мне папа попробовать не давал. Через пять минут бесплодных попыток он глубокомысленно заявил:
– Я уверен, в дом пытались вломиться и сломали замок.
Я выхватила у него из рук ключ и с первой попытки открыла дверь.
Отец уязвился. Наверное поэтому он как всегда был всем недоволен. То я вещи сразу в шкаф не сложила, а оставила проветрить, потому что вспотела в жаркой машине, и он бубнил об этом три часа, то я опять посуду не так помыла.
Перед прогулкой батька решил показать мне свою родинку. Он отклеил пластырь:
– Смотри, какую я сам себе сделал операцию классную.
– Не надо, я не хочу это видеть, – я закрыла глаза рукой, представляя, какое там кровавое мясо от его «операции».
– Боже, ты даже не можешь посмотреть на рану! Ты полный ноль, что ты вообще можешь делать в этой жизни!
Да уж, логика – умри.
Мы пошли на ферму покупать творог. По дороге отец сказал:
– У меня, кстати, еще зуб болел, но я же разорен, а дантисты здесь дорогие, так я взял и сам его выдернул, – и он показал мне дырку между двумя зубами на верхней челюсти.
– Молодец, – я уже не удивлялась.
– Конечно, я же не такой идиот, как вы с матерью, по врачам ходить. Правда, у меня там еще и десна воспалилась, но ничего, недели через три сама пройдет.
– Если бы ты пошел к дантисту, с антибиотиками все прошло бы за три дня.
– Нет, не пойду я никуда. Таблетки это очень вредно и дорого, я против.
– Ну тогда осталось только подорожник приложить, как в Средние века.
– Вот тогда как раз и лечились правильно, – изрек батька.
Я потерла прыщик на лице. Папа глянул на меня и заявил:
– Не понимаю, от чего у тебя прыщи. Они уже должны были пройти.
– Вообще-то у твоих Анри и Мишеля в моем возрасте тоже были прыщи.
Анри и Мишель – папины внуки от старшей дочери. Я знаю, как они выглядят и как их зовут, хотя в жизни их не видела.
– А кто это вообще такие? – спросил отец.
– Это твои внуки.
– Ааа, а я забыл уже про них. Но это все равно не из нашего рода. Я знаю, все проблемы от того, что ты ешь эти ваши борщи на родине, вот у тебя и прыщи теперь.
– Так я борщ уже полгода не ела.
– Это неважно, он уже так глубоко въелся в твой организм, что теперь будет много лет давать последствия, – выдал умную мысль папа.
Раз мы заговорили о здоровье, я решила спросить про степень готовности моей медицинской страховки, карт виталь, как она тут называется. Отец подал на нее документы пару месяцев назад, но сделал все неправильно, и получение этой карты застопорилось.
– Слушай, а что на счет моей карт виталь?
– Карт щиталь? А что это?
– ВИТАЛЬ!
– Боже, как ужасно ты говоришь по-французски. Ну, ты есть в системе, у тебя уже готов номер страховки, так что ты можешь ею пользоваться. А карточку ты, наверное, никогда не получишь, не знаю, там у них что-то пошло не так.
– Так а как же пользоваться этой страховкой?
– Ее нужно пополнять, чтобы активировать, но у меня нет денег, и я этим заниматься не буду. Сама разбирайся, мне страховка нафиг не нужна, я вон всю жизнь сам лечусь, – и отец улыбнулся той частью рта, где не было зуба.
На ферме мы купили творог. Пока папа кормил свиней старым хлебом, я вертела в руках баночки и увидела, что срок годности творога закончился еще вчера.
Отряхивая руки, батька подошел ко мне.
– Смотри, у творога срок годности вчера закончился, такое нельзя продавать и покупать, пойди попроси, чтобы тебе на свежий обменяли.
Но у отца сказанное мной почему-то вызвало взрыв ярости.
– Да ты охренела! – заорал он на всю ферму. – Не хочешь – не ешь, я сам съем! Подумать только, тут один день, а она цирк устраивает!
Женщины, катавшиеся неподалеку на лошадях, остановились и внимательно на нас посмотрели.
– Но это же натуральный продукт, он очень быстро портится, – тихо, чтобы не привлечь еще больше зрителей, сказала я.
– Как ты меня задрала! – продолжал кричать папа. – Я для тебя все, разбиваюсь тут, а ей то не нравится, сё не нравится! Я тебя вообще кормить не буду, раз ты такая! Вообще оборзела!
Всю дорогу до дома отец говорил:
– Господи, как же я устал, как ты меня утомила! Скорей бы ты свалила на лето, и сюда ты больше не вернешься. Я для нее все, а что она для меня?! Вот именно, ничего! Ничего я жизни не получил ни от одной женщины! Такие нагрузки в моем возрасте, а сколько времени и денег за этот год я просрал! Я не для того их зарабатывал! И ей еще что-то не нравится! Но ничего, сюда она не вернется, потому что я не просто устал, моя жизнь превратилась в дерьмо!
Вечером батька много бурчал. Сначала я кинула стирку, и он кричал, как задрался стирать сутками мое белье. Потом он рассказывал, что мой шампунь ужасно пахнет.
– И вообще, от тебя от самой пахнет как от быка! – огорошил отец меня.
– Вообще-то я моюсь и пользуюсь дезодорантом, – это что-то новенькое. Все нормальные люди говорили, что от меня приятно пахнет.
– Дезодорант – это фигня. Нужно много парфюмов и одеколона. Вон как я делаю, пол банки всего этого на себя выливаю, с головы до ног!
Перед сном батька таки сумел отключить обогреватель в моей комнате. Но ничего, я тоже просто так не сдамся.
Утром я завтракала, когда папа радостно влетел в кухню и спросил:
– Ну как тебе спалось, тепло?
– Ужасно холодно, – сказала я и закашлялась. – Кажется, я заболею.
– Как ты меня задрала! Давай собирайся и вали отсюда, бесишь меня!
Однако мои методы подействовали быстрее, чем я ожидала. Когда после учебы я села в машину, отец сказал:
– Я включил твою печку, а то еще умрешь от холода.
Я кивнула.
– В субботу я пойду к этим фермерам на ярмарку и потребую, чтобы они обменяли просроченный творог. А то что это за наглость – такое продавать?! – продолжал он.
– А кто тебе мешал вчера на ферме сразу это сделать?
Папа долго пыхтел над ответом.
– Ты меня взбесила, и я забыл, что нужно пожаловаться! – выдал он наконец.
Чтобы не тянуть кота за хвост, сразу расскажу чем закончилась эта история с творогом. В субботу батька действительно принес новые и не просроченные банки. Но в тот же день я обнаружила, что старые так и стоят в холодильнике за пачкой салата и уже завонялись. Из этого я сделала вывод, что отец не пожаловался и не обменял, а просто купил новый.
Впрочем, так было всегда. Грозность отца только в его словах, а до дела никогда не доходит. Помню, пару месяцев назад его страшно бесила соседская собака, которая гадила прямо в его дворе, забегая через задний двор, который граничил с полем и ни чем не огораживался. Папа ходил и кричал:
– Ничего, я как встречу хозяев этой псины, я им все выскажу, да я им как покажу, они у меня еще узнают, пожалеют, что на свет родились, и их пес тоже!
Однажды, когда собака вновь забежала в наш двор, отец как раз был дома. Я уже представила, как он сейчас начнет ссорится с хозяевами, которые проходили мимо, но он высунулся из окна, посмотрел на пса, повернулся к соседям и вежливо сказал:
– Добрый день.
После этого он ушел обратно в дом и снова начались каждодневные угрозы прибить владельцев собаки при следующей встрече.
Где-то через неделю после истории с родинкой и зубом, когда все болячки батьки уже начали заживать, у него прихватило спину. Он долго ходил и мучился, но потом все же заявил, что посетит врача.
– Да, придется пойти, – объявил батька мне во время прогулки. – Врачи, конечно, те еще идиоты, но я не могу терпеть такие боли.
Несмотря на страшную боль, отец потащил меня куда-то глубоко в лес на поиски несуществующих грибов. Он все время приговаривал, что мы идем совсем недалеко, а тем временем мы обошли уже три горы.
Последнее время у папы при виде меня сразу портилось настроение. Так было и сейчас. Кажется, он уже дошел до лимита и нес хрень без удержу.
– Как же ты меня задрала, – приговаривал он. – Я в жизни столько денег не тратил, как за этот год. Я абсолютно точно уверен, что ты не поступишь в университет, небось все неправильно сделала на том сайте.
– Так ты же это досье со мной оформлял.
– Не надо тут на меня все сбрасывать, это ты тупая, а не я! Вся эта семья тупая, один я умный. Господи, зачем я пошел с тобой гулять, я же тебя весь день видел и уже устал. Я надеюсь, если ты не поступишь, ты останешься на родине?!
– Почему это? Я вернусь и буду работать.
– Нет, ты должна работать на родине в супермаркете или на заводе, но не тут.
– Но ты же вместе с билетом туда взял и обратный?!
– Ничего страшного, я его аннулирую. Точно аннулирую, потому что ты меня достала. Не смей сюда возвращаться!
В этот момент я, уже давно не слушавшая папин бред, улыбнулась, вспомнив смешную историю, случившуюся сегодня на учебе. Отец это заметил и сказал:
– Вот ты ненормальная, улыбаешься непонятно чему!
– А когда ты делаешь вот так, – и я показала, как батька ходит по дому, сам с собой беседует и хихикает.
Он долго смотрел на меня, а потом ответил:
– Ну ты и дура ненормальная! Валила бы ты на родину…
Дома батька опять бубнил, что я сделала себе полную чашку чая. За столом он распинался, какая я свинья, при этом кроша булкой себе на футболку, плюясь во все стороны и проливая чай во время размешивания сахара.
Я помыла посуду и заметила на столе нож, которым отец мазал на хлеб печеночный паштет.
– Дай мне его, – попросила я папу.
– Подожди, я сам, – он встал, взял нож, оторвал бумажную салфетку, протер ею лезвие и дал мне. – Клади в ящик.
– Но его нужно помыть под водой.
– Ты охренела! – закричал папа. – Свои порядки будешь у своей матери устанавливать, а тут я все решаю!
Мне пришлось спрятать нож. Тут батька увидел на паркете капли воды и заорал:
– Опять паркет заляпала, как же ты меня задолбала, нет, с таким отношением к паркету ты ко мне точно не вернешься!
Поорав немного, он сказал:
– На ужин я купил тебе луковый пирог.
– Спасибо.
– Вот видишь, какой я отец, хоть я на тебя ору, но все равно даю тебе поесть, а то еще будешь своей матери рассказывать, что я тебя не кормлю, – гордо заявил папа.
На следующий день батька съездил к врачу, вернулся без диагноза, но с кучей лекарств, и долго приговаривал, какие все врачи идиоты. Потом был цирк с проглатыванием крупной таблетки. Он с трудом ее проглотил, но из-за большого количества выпитой воды у отца начался приступ рефлюкс-эзофагита, поэтому он бегал в ванную отрыгивать, а у меня от такой сцены пропал аппетит, и я не допила свой чай. Тут, к счастью, началось его любимое шоу про выясняющую отношения молодежь, и папа, забыв про спину, таблетки, рефлюкс, ржал как конь перед телевизором.
Отъезд
В этот день папа был возбужден, как никогда. Казалось, это самый важный день в его жизни. День, когда я уезжаю на летние каникулы.
По правде говоря, уезжаю я ночью, так что отцу предстоит провести со мной еще часов двенадцать. Тем не менее он вынул чемодан из шкафа за сутки и положил его посреди моей комнаты.
Утром я спустилась вниз.
– Не хочешь помочь мне сложить вещи?
Батька пулей взлетел по лестнице. Минут пять я слышала возню, потом он вернулся и радостно закричал:
– Все готово, я все сложил и запер чемодан. Кстати, ты там пыталась сама что-то уложить, это все неправильно, Господи, ты даже в путь не умеешь собираться, что ты вообще можешь делать своими кривыми руками, – отец вспомнил, что нужно меня еще немного покритиковать перед отъездом.
После обеда папа спросил:
– Ты что-то там говорила про новую обувь?
– Да, было бы неплохо купить мне босоножки на лето.
– Ладно, в общем, слушай сюда. Я сейчас еду в Мользайм к ревматологу, потому что из-за этих придурков-врачей моя спина так и не прошла, может он мне поможет. Тебя я оставлю в торговом центре, купишь там себе свою обувь. Надеюсь, ты едешь? Потом что я сегодня добрый.
– Конечно, еду, – и я побежала собираться.
– Вот тебе 50 евро, – с отчаянием на лице всучил мне купюру отец перед выходом.
Мы уселись в машину. Всю дорогу до города добрый папа поносил меня.
– Опять ты легко оделась, в футболку. Вот кто так одевается?
– Так жарко же. И ты тоже в футболке под курткой.
– У меня там свитер! – закричал отец.
Вот это поворот! Я не видела, что он надевал перед выходом, но свитер в конце мая в 25 градусов, серьезно?
– Даже если я и заболею, это будет на моей родине, так что можешь не волноваться, – поставила я точку в этом диалоге и воткнула в уши наушники.
Но мне тут же пришлось их снять, потому что папа что-то сказал.
– Прости, что?
– Как же меня бесят люди с наушниками и телефонами, вся эта фигня, лучше бы деньги зарабатывали! А ты меня как бесишь!
Перед торговым центром батька даже не притормозил, так что я опять выпрыгивала из машины на ходу.
Я купила себе босоножки, поела мороженное и осталась ждать отца в кафетерии. Он вернулся через час.
– Представляешь, у меня в спине что-то защемило или сдвинулось, я сам не понял, – рассказывал папа, идя по парковке. – Врач меня дернул и все прошло!
Как сказала потом моя мама, лучше бы ему голову дернули, там с детства защемлено.
– Ну, что ты себе купила?
– Я купила две пары.
– Надеюсь, одна не для твоей матери?
Вообще-то одна действительно была для мамы, но я уверено ответила:
– Конечно нет, стала бы я еще тратить деньги на нее.
Батька удовлетворенно улыбнулся.
– И сколько все это стоило?
– 45 евро.
– Ну ни фига себе!
Рассекая парковку, отец вынимал из карманов купюры и давал их мне. Наконец он посмотрел на 50 евро в моих руках и понял, что пора остановиться. К слову, в машине он снял куртку, и под ней оказалась футболка. А мне тут заливал про свитер.
По дороге домой мы попали в пробку.
– Ты же рада, что уезжаешь, да? – спросил отец
– Вообще-то не очень. У меня уже ностальгия по Франции, – невозмутимо ответила я.
– Что?! – папа чуть не врезался в едущую впереди машину. – Да ты офигела?!
– Но мне так нравится во Франции, тут так хорошо.
– Тебе нравится здесь даже несмотря на то, что я ору на тебя каждый день? – батька был поражен.
– Да, конечно.
– Подумать только, у нее ностальгия по Франции, ну капец, я в шоке, – приговаривал отец.
Весь оставшийся вечер я перекладывала вещи в рюкзаке, а папа смотрел телевизор. Часов в девять я услышала:
– Ну Вилар, пора спать, мне же еще рано вставать, вот дерьмо!
Встать нам нужно было в два часа ночи, чтобы выехать в Страсбург в три. Но поспать отцу не удалось, ведь как только он лег, случилось невероятное – зазвонил его мобильный. Пришлось батьке спуститься вниз, но к тому времени, как он это сделал, звонящий уже положил трубку.
Отец вошел ко мне.
– Слушай, мне звонил этот придурок из городка, где я раньше жил. Общался с ним на свою голову, а теперь он мне названивает. Короче, можешь удалить его номер из контактов?
– Так даже если я это сделаю, он все равно сможет тебе звонить, – я сразу поняла логику папы.
– Да?!
– Ну конечно.
– Вот дерьмо, – и он вышел из комнаты.
Я могла бы занести этот номер в черный список, но копаться в старом отцовском телефоне, который мои подруги называли какашкой дракона, когда я и так волнуюсь перед отъездом, мне не улыбалось, так что я просто попыталась заснуть.
В отличии от отца мне удалось поспать пару часов. Он же так и не уснул, потому что боялся, что не сможет проснуться.
В радостном возбуждении батька закинул мой чемодан в машину, я обошла комнату, проверяя, все ли взяла, и мы тронулись. По дороге он спросил:
– А ты свой проездной оставила?
– Нет, он у меня с собой, в кошельке.
– А на хрена ты его взяла? Потеряешь там на родине, а потом его восстанавливать. Господи, ты вообще ни о чем никогда не думаешь, жесть, ты дура.
– Я хотела, чтобы со мной осталась частичка Франции.
Папа с ужасом посмотрел на меня.
– О Боже! Ну ладно, бери с собой, но не смей потерять! И учти, если ты не поступишь в университет, ты пойдешь работать, иначе я не позволю тебе вернуться!
– Хорошо.
– И тогда со своей зарплаты ты сможешь возвращать мне тот необъятный долг, все деньги, которые я на тебя потратил в этом году, – батька радостно потер руки.
– Может быть, я издам свою книгу и заработаю много денег, – поделилась я своей мечтой.
– В этой жизни ты продашь только две книги. Одну своей матери, а вторую я сам не знаю кому. Потому что все это – хрень полная, – поддержал идею папа.
Мы доехали до центрального вокзала в Страсбурге, где я должна была сесть на автобус до Франкфуртского аэропорта, а оттуда уже на самолет до своего города. Несмотря на ночной рейс, на остановке уже ждало десятка два человек.