Вообще-то у меня не было желания называть своего кота Полем, но теперь уже, видимо, не отвертеться, ведь папа так горд. Я поскорее ушла к себе в комнату, пока не сказала что-то еще, о чем потом пожалею.

Немыслимый стресс

За обедом в кухне папа не замолкал ни на минуту, распространяясь о том, насколько ужасен снег, идущий уже неделю, поездка по снегу вредит его великолепной машине, но он вынужден ездить из-за моей учебы, как же я его достала. За всей этой болтовней я вдруг услышала знакомую мелодию.

– Папа, твой телефон.

– А? Что? – он застыл с вилкой во рту, не понимая, что происходит. – Черт!

Отец бросился в комнату, схватил телефон, но к тому времени трубку уже положили. Папа принес его в кухню и попытался перезвонить.

– Это Жан-Жак, мне нужно с ним поговорить.

Батька жал на все кнопки, но перезвонить никак не получалось.

– Дерьмо, не могу, дурацкие телефоны, зачем они вообще созданы! Короче, сам позвонит, – и он сел за стол.

Звонок от Жан-Жака не заставил себя долго ждать, и на этот раз папа сразу схватил трубку. Жан-Жак – давний его друг, живущий в Кольмаре – другом крупном городе где-то в часе езды от нас. Видится с папой он раз в несколько месяцев, и это очень важно для них обоих, потому что папа последние годы зарабатывает нелегальной перевозкой сигарет из моей родины во Францию и продает их тут своим знакомым, включая Жак-Жака. Вся эта схема основана на том, что во Франции сигареты очень дорогие, потому, покупая их в другой стране и перепродавая тут можно немного заработать. Папа очень гордится своим бизнесом, и часто говорит мне, что я на такое не способна.

Поэтому, конечно, встреча с Жан-Жаком была назначена на ближайшую субботу.

Мы выехали ни свет ни зоря за три часа до встречи, хотя ехать всего час. По дороге отец заявил, что купит мне карточку, чтобы пополнить счет в телефоне. Тут-то мне и пришлось раскрыть все карты.

– Папа, дело в том, что мой телефон сломался, – это была правда, там повредились какие-то настройки, и теперь он ни принимал звонки, ни вызывал. Поэтому и смысла пополнять счет не было.

– Что? Как это? – батька чуть не вылетел на встречную полосу от ужаса.

Я попыталась объяснить суть поломки.

– Слушай, я ничего не понимаю, какие-то настройки, вызовы, все это бред. Мне пофиг. Запомни главное: я не куплю тебе новый! Да я разорен! – уже кричал он. – Как ты смеешь даже думать, что я куплю тебе новый, когда у меня ни копейки, все уходит на тебя! Забудь об этом!

– Вообще-то я и не просила у тебя новый.

– Правильно, потому что я не куплю, не куплю! – кричал он, размахивая руками. – У меня теперь стресс! Я знаю сколько стоят телефоны, тысячу евро.

– А я видела недорогие айфоны за 250.

– Да ты вообще офигела, сначала куртка, теперь телефон! Не смей даже думать, забудь об этом!

Мы въехали на заправку и пристроились в очередь за пожилой женщиной. Отец нервно стучал по рулю. А женщина не спеша заправилась, потом вытерла салфетками руки, оторвала еще парочку, и стала протирать ими машину.

– Долбаная бабка, – и папа посигналил.

– Подождите, мсье, – закричала женщина.

Отец вылез из машины.

– Чего ждать? Вы задолбали! Протереть машину можно и в другом месте! Валите отсюда, я уже сорок минут жду! – орал он.

Но бабка оказалась не пальцем деланная.

– Ты что, вообще ненормальный? Раскричался тут! Подождите пять минут, ничего с вами не случится!

– Старая кастрюля, вали уже!

– Козел, я имею право стоять здесь сколько хочу!

– Ненормальная, я вам еще покажу!

Тем временем люди на заправке собрались кругом вокруг папы и женщины. Все с интересом наблюдали за их ссорой, кто-то пытался заступиться за бабку, кто-то смеялся, одна женщина вышла вперед и сказала:

– Мсье, успокойтесь уже.

– Да она меня достала, стою сорок минут из-за какой-то бабки, жду непонятно чего!

Защитница бабки повернула голову и увидела меня в машине. Тут меня заметили уже все присутствующие. Они смотрели с таким осуждением, словно я могла как-то повлиять на своего отца. Я опустила голову и уткнулась в телефон, включив музыку в наушниках.

Наконец мы уехали с этой ужасной заправки, хотя, выезжая, папа продолжал кричать, как он прав и оскорблен.

– Как вы меня все достали, и ты, и бабка, – нашептывал он до конца поездки.

Наконец мы доехали до торгового центра, в кафетерии которого должны были встретиться с Жан-Жаком. Я вылезла из машины и увидела в багажнике мусорные пакеты. Ну конечно, куда же без цирка шапито с мусором.

Дело в том, что у папы есть еще один признак социопатии. Он никогда не выбрасывает мусор в положенном месте. Если точнее, у него, как и всех в поселке, есть мусорный бак, куда он должен кидать мусорные пакеты. Это бак раз в неделю опустошает проезжающий по поселку мусоровоз. Но мой папа почему-то противится такому образу жизни как может. Поэтому мусор он выбрасывает весьма своеобразно.

На парковке возле каждого торгового центра есть что-то вроде гаражей с тележками для продуктов. А у каждого гаража по мусорнику, предназначенному, естественно, не для пакетов, а для мелочи, типа бумажек, огрызков и платков. Вот туда-то батька и запихивает пакеты, получая при этом удовольствие, что делает что-то не по правилам.

Отец вынул из багажника большой пакет.

– Давай скорее, я в туалет хочу, – сказала я.

– Подожди, главное – мой мусор.

Папа стоял у машины, не решаясь подойти к мусорнику, потому что неподалеку как раз прохаживался работник торгового центра. Тут работник отвернулся. Папа рванул к мусорнику, начал пихать туда пакет, он не пролазил, а работник начал поворачиваться в нашу сторону.

– Черт!

Папа со всей силы стукнул кулаком по пакету, он ухнул на дно мусорки, в этот момент работник окончательно повернулся к нам, но отец уже как ни в чем не бывало шел к главному входу. На его лице светилась ни с чем не сравнимая гордость.

Жан-Жак уже ждал нас у кафетерии. Мы все поздоровались, пожали друг другу руки и двинулись обедать.

За столом разговор от сигарет перешел ко мне.

– Ну как, твоей дочке нравится тут? – спросил Жан-Жак.

– Да, – папа изо всех сил старался есть прилично, не сметая все с тарелки за секунду, поэтому был очень напряжен. – Представляешь, она даже не хочет вернуться назад. Я ей предлагаю, а она ни в какую.

– Но это же хорошо, – сказал Жан-Жак и улыбнулся мне.

– Ну да, – неуверенно ответил папа. – А еще у нее сломался телефон, но я разорен, я не могу купить ей новый.

– А какой ты хочешь? – спросил у меня Жан-Жак.

– Айфон.

– Но айфоны есть недорогие. А главное, это хорошая модель, долго прослужит. Обязательно купи ей.

– Слушай, Жан-Жак, иди к черту. Я столько для нее делаю, телефон – это лишнее.

– Но всегда можно сделать больше, например, подарить телефон на Новый год.

Батька делано рассмеялся.

– Ой, замолчи, пожалуйста, – и он пошел за кофе.

– Не волнуйся, сейчас я папу за две минуты уговорю, – радостно заявил Жан-Жак.

Папа вернулся с двумя кофе, к которым прилагалась конфетка. Жан— Жак отдал мне свою, папа посмотрел на него и поскорее засунул конфету в рот, будто боялся, что я ее отберу.

– В общем, смотри, – Жан-Жак вынул свой айфон и открыл на нем какой-то сайт. – Тут можно купить поддержаные айфоны. Они дешевле, но работают так же хорошо. Если хотите, я могу все заказать.

– А как происходит заказ? – спросил папа, хотя его лицо не выражало никакой заинтересованности.

Жан-Жак принялся учить его покупкам в интернете, но это с самого начала была плохая затея. Отец ничего не понимал, с ужасом смотрел на экран, и явно скучал. Жан-Жак подмигнул мне, я захихикала, папа оторвался от своей спячки и с ужасом на нас посмотрел.

– Подожди, я ничего не понял, давай сначала, – сказал он через десять минут.

Жан-Жак терпеливо объяснил заново. В конце концов папа промолвил:

– Значит так, я подумаю, и вообще, займусь всем этим после того, как она вернется с каникул, в середине января, потому что я очень устал, и я разорен.

На этом встреча закончилась. Жан-Жак поехал домой, а мы сходили за покупками. Проходя мимо большого оленя, выставленного к Рождеству в холле супермаркета, я попросила папу сфотографировать меня. Поскольку попытки освоить камеру на смартфоне у отца заканчивались какой-то ерундой, которая была либо размытая, либо мои ноги вместо лица, я поставила камеру на режим автоматической съемки через десять секунд и сказала папе, что его задача – просто держать телефон. Взяв его, он чуть не выронил, потому куда-то ткнул пальцем, сбив мне все. Со второй попытки я таки получила свои фотки, изрядно устав.

Назад мы ехали молча. Правда, один раз сквозь наушники мне послышалось, будто отец что-то говорит. Я сняла их, и поняла, что папа просто шепотом разговаривает сам с собой, видимо, обсуждая свою бедность.

Когда мы входили в дом, я громко зевнула. Отец резко повернулся ко мне.

– Не смей зевать!

– Почему?

– Потому что зевать имеют право только те, кто много работают и устают. А ты ни черта не делаешь, не устаешь, а потому не смей зевать.

Я хотела было сказать многое, например, что зевают люди еще и от того, что мозгу не хватает кислорода, или что он вообще-то уже давно на пенсии и тоже не работает, но промолчала.

Сам папа зевал бесконечно, утром, днем, вечером, уставшим, выспавшимся, по любому поводу. Зевал он долго и протяжно, как-то так:

– А-а-а-а-у-и-у-и!

Однажды он рассказал нам такую историю. Встав как-то утром несколько лет назад, батька открыл в спальне окно и зевнул. Через пару секунд во входную дверь постучали. На пороге стоял незнакомый мужчина.

– У вас все хорошо? – обеспокоенно спросил он.

– Да, а что? – не понял отец.

– Просто я проходил мимо и слышал, как вы кричали, – удивленно ответил незнакомец.

Кажется, папа так и не сказал ему, что на самом деле это был его привычный зевок.

Пока я вспоминала этот случай и еле сдерживала смех, батька спросил:

– Что вы там проходили на французском вчера? Вы учите хоть что-то полезное? – не успокаивался папа.

– Мы проходили фютюр сампль.

– Фигур? Какой фигур?

– Фютюр сампль.

– Какая фигура?

– ФЮТЮР! – заорала я ему прямо в ухо.

– Ах, фютюр. А что это?

– Будущее время.

– Да? Странно, а я такого не знаю.

Я попыталась объяснить ему, как строится это время, что выглядело весьма странно: человек, изучающий язык меньше года, объясняет коренному французу грамматику. В итоге отец все равно ничего не понял.

– Еще мы проходили субжонктиф.

– А это что?

– Ну, это состояние глагола.

– Знаешь, я ничего не понимаю. Принеси мне свой учебник.

Я поднялась к себе, взяла учебник и дала папе. Он с умным видом просмотрел страницы, посвященные грамматике.

– А, ну да, субжонктиф и фютюр сампль. Конечно, я знаю, что это, – сказал он с весьма напряженным лицом.

Через несколько часов отец вошел ко мне в комнату.

– Включи свой компьютер, мне нужно посмотреть прогноз погоды.

– Интернет не работает, – сказала я.

– Что? Как? Почему?

– Откуда я знаю.

Папа забегал туда-сюда по комнате.

– Дерьмо, долбаные современные технологии, ненавижу их, это наверняка из-за снега!

Даже со второго этажа я слышала, как он ходил в ванной и приговаривал:

– Ненавижу технологии, столько проблем от них.

Цена семьи

С трудом покинув утром кровать, проклиная отца, из-за мании которого рано вставать даже в выходные и будить всех, невозможно спать до полудня, я вышла из комнаты. В своей спальне отец что-то бурно нашептывал сам себе, потом раздалось хихиканье.

Через пять минут папа тоже спустился в кухню.

– Сегодня мы поедем на кладбище. Нужно проверить, как там починили могилу, прежде чем я все оплачу. А то еще выкину 400 евро на ветер.

Несмотря на большую цену за могилу, настроение у отца было вполне неплохое. Мы заехали в торговый центр, пообедали, а потом пошли за покупками. Первым делом батька зашел в отдел с искусственными цветами.

– Куплю новые, поставлю на могилу.

Однако выбрать букет оказалось непросто, и не потому, что все были некрасивыми, как раз наоборот. Просто отец искал самые дешевые, но никак не мог найти.

Наконец он взял букет за пять евро. Долго его рассматривал, потом поставил назад.

– Все-таки это слишком дешево, – расстроенно сказал отец.

Неужели у него есть совесть? Наверное, какая-то капелька осталась. Тем временем папа метался между полками, хватая то дешевый, то дорогой букет. Он мучился, спрашивал у меня, что лучше, и в конце концов взял букет подороже, за двенадцать евро. Отец старался делать вид, что уверен в правильности своего поступка, но его тяжелые вздохи при виде ценника выдавали все отчаяние.

Дальше мы закупили все необходимое согласно списку, и батька уже повернулся к кассам, но тут я заявила:

– Хочу рождественские печеньки.

Отец запретил брать мне дорогое печенье, взяв подешевле и не особо вкусное. Вслед за этим в корзину полетели шоколадки и конфетки. Проходя мимо канцелярии, папа взял себе настенный календарь на следующий год, и я сразу попросила такой же. Потом мне вдруг стукнула в голову идея, которую я озвучила не подумав:

– Может купим маленький календарик и маме? Она их любит.

Папа повернулся ко мне с таким возмущенным лицом, что я пожалела о своих словах.

– Ты что, совсем офигела? Да я разорен из-за тебя, как ты смеешь еще просить что-то для своей матери? Подумать только, это неслыханная наглость. Быстро пошли платить, больше я тебя с собой в магазин брать не буду.

Пока мы шли к кассам, батька шепотом приговаривал:

– Подумать только, она еще попросила что-то для матери. У меня нету ни копеечки, а она тут такое говорит.

Настроение у отца упало до нуля. Выходя из магазина, он объявил:

– Как ты меня достала, у меня нет денег, когда ты вернешься с каникул, будешь жрать одни спагетти, а лучше вообще не возвращайся, я еще подумаю, пустить тебя или нет.

В машине папа мудро промолвил:

– И запомни, пока у тебя нет денег, ты не имеешь права говорить «я хочу». Ты обязана говорить «могу ли я взять вот это». Говорить «я хочу» вульгарно, это все вина твоей матери, но ничего, я научу тебя хорошим манерам.

Тут я засмеялась, представив, как он учит меня хорошим манерам.

– Чего ты смеешься? Я прав!

– Конечно, ты всегда прав, – сказала я сквозь смех.

В раздумьях мы доехали до кладбища. Могилу, к счастью, починили, и отец сказал, что теперь может спокойно платить 400 евро. Я держала в руках букет, ожидая какого-то торжественного возложения. Но папа был озабочен не тем, как бы почтить память близких, а тем, как бы скорее попи́сать.

– Мне нужно срочно в туалет, кинь уже где-то там цветы и пошли отсюда, – приказал он мне и развернулся.

Я осторожно положила букет на могилу, и едва догнала отца, который мчался к туалетам на другом конце кладбища, на ходу расстегивая куртку, штаны, хватаясь за трусы и крича:

– Если туалет будет закрыт, мне пофиг, я буду писать под сосной у могил!

К счастью, туалет был открыт, и на этом наши приключения завершились. Хотя, конечно, спокойно доехать до дома отец не мог. Пол обратной дороги он приговаривал:

– Как ты меня задрала, я разорен из-за тебя! Господи, хоть бы ты не вернулась с каникул, я так устал!

– Пап, ты меня утомляешь, – не выдержала я.

Но отец вместо «фатиге» – утомлять, услышал «ще» – дерьмо, и закричал:

– Что? Ты сравниваешь меня с дерьмом? Поверить не могу, как ты разговариваешь!

– Я сказала Ф-А-Т-И-Г-Е!

– А, правда? А я услышал дерьмо, вот это да, – невозмутимо ответил батька.

Но разговор на этом не закончился.

– Слушай, а что ты будешь делать, если вернешься, а я умер?

– Пойду к твоим друзьям за помощью, – точнее, к его оставшимся друзьям. С несколькими он уже поссорился, и теперь по всему селу рассказывал, какие же они стервы, придурки и многое другое. Но у папы был один неплохой друг, который его очень уважал, а потому обещал помощь и мне.

– Знаешь, все эти люди много говорят, но никогда ничего не делают, – философски сказал отец.

– Да, я даже знаю такого человека, – я подмигнула ему. Ну действительно, как он всем рассказывал, что после моего переезда во Францию он сделает все: и жилье найдет, и в университет поможет поступить, а теперь его главная цель – чтобы я не вернулась от мамы с каникул.

Но отец моего сарказма не понял.

– Да, никто тебе не поможет, если я умру, – радостно ответил он. Вообще, последнее время папа много говорит о смерти, мне кажется, что он мечтает умереть, лишь бы не возиться со мной. Или я довела его до грани самоубийства, не знаю.

Подъезжая к дому, я сказала:

– Я хочу пойти прогуляться.

Отец опять не услышал начало фразы – «же вё».

– Вё? А что это?

– Я хочу прогуляться! – закричала я.

– А, хочу. Конечно, ты говоришь по-французски, как корова по-испански. Да, иди погуляй, ты меня достала, вали уже скорее.

Но через пять минут, когда я уже собирала идти в лес, радуясь, что отдохну от батьки, он внезапно объявил:

– Я тоже пойду с тобой. Нужно подвигаться, а то набираю килограммы с этой дерьмовой едой.

К моему ужасу, в лесу он все равно нес свою чушь про то, что он не для того деньги зарабатывал, чтобы на меня их тратить, что он поговорит с моей матерью, чтобы она не пустила меня назад, он двадцать лет меня содержать не собирается, от меня столько проблем.

Замолчать его заставила только приближающаяся машина, в которой ехал наш сосед, в селе известный не только тем, что он гей, но и тем, что он единственный сосед, с которым папа еще не поссорился и поддерживал хорошие отношения, из-за чего мама часто шутила, что папе, наверное, следовало бы сменить ориентацию.

Сосед остановился рядом с нами и открыл окно. Сначала они с папой говорили о кошмарных завалах снега, неожиданно случившихся на прошлой неделе, при том, что еще и декабрь не начался, потом сосед кивнул на меня и спросил:

– Как твоя дочка? Ей тут все нравится?

– Да.

– Ну это же прекрасно.

– Да, после Нового года пойду узнавать про университет.

– Это так хорошо, что ты даешь ей прекрасное будущее, – искренне сказал сосед.

– Да, – вяло ответил отец, а потом таки не выдержал и добавил: – Но это все стоит так много денег.

Сосед непонимающе посмотрел на него, и папа срочно перевел разговор на тему недавно сваренного им варенья из каштанов.

– Я могу вас подвезти, – предложил сосед в конце беседы.

Я уже собиралась лезть в машину, но батька меня удержал.

– Нет, мы прогуляемся.

Я разочарованно вздохнула, но выбора не было, пришлось идти и дальше разговаривать с отцом.

– Знаешь, узнавать про поступление ты пойдешь сама, потом что я устал и больше ничего для тебя не сделаю.

Я согласно кивнула.

– Кстати, видел тут недавно твой выпускной альбом. А чего это ты мне его не показывала?

– Ну, я думала тебе не интересно.

– А-а-а, – протянул папа, не особо и скрывая того, что я была права. – И чем сейчас занимаются все эти дети из альбома?

– Они поступили в городе.

– То есть все остались в вашей стране.

– Да.

– Ну вот почему ты не могла поступить так же? – воздел отец руки к небу.

– Ну, одна моя подруга уехала учиться в другую страну, я с ней недавно разговаривала, с Катей.

– Ага, и как там твой Каша? Чем он занимается?

– Катя, и это девочка, – прокричала я.

– Ах, Катя, а мне послышалось Каша.

Я так и не рассказала, чем занимается моя подруга, потому что оставшиеся полчаса прогулки смеялась на весь лес.

Папа и румын

За несколько недель до каникул я все же умудрилась заболеть. Сначала у меня першило горло, потом начался насморк и поднялась температура.

Папа бегал по дому в панике. Он все время грозился отправить меня к матери, если я заболею, но воплотить этот план в жизнь было легко только на словах, а потому ему пришлось смириться с больной дочерью.

– Дерьмо, у тебя иммунитета никакого, раз кто-то рядом чихнул, и ты уже заболела.

– Вообще-то сейчас все болеют, – напомнила я.

– И что теперь? Как ты меня задолбала, Господи!

Но самый страшный удар ждал отца впереди. Я заявила, что у меня нет лекарств от простуды, и мне нужно к врачу, потому что с моими слабыми ушами, которые всегда принимают на себя удар после начала простуды, лучше не шутить. Поскольку медицинская страховка еще не была готова, с папой почти случилась истерика.

– Ты знаешь, что прием у врача стоит 25 евро? Я разорен!

Но я так требовала от него, что в конце концов отец согласился повезти меня к доктору.

Пока я кое-как от слабости из-за температуры одевалась, папа внизу разговаривал сам с собой.

– Ну что Вилар, тяжело? Правда, это дерьмо? А? Конечно, это дерьмо.

Мы приехали в поликлинику в соседнем городке, которая называлась «Дом здоровья». Папа решительным шагом подошел к регистратуре.

– Здравствуйте! Мне нужен врач.

– Добрый день, – улыбнулась сидящая за стойкой девушка-подросток. – Какой вам нужен?

– Любой, но я тут у вас уже однажды был, и мне попался какой-то румын. Не смейте давать мне его, это ужасный врач!

Девушка выдавила новую улыбку и позвала кого-то. Из-за угла появилась женщин постарше.

– Добрый день, что за проблемы?

– Мне нужен нормальный врач, а не тот румын, он мне ничем не помог! – почти кричал папа.

– Хорошо, хорошо, вот есть один доктор, к нему в очереди уже три человека.

– А можно кого-то, у кого в очереди поменьше людей?

Женщина посмотрела в компьютер.

– Да, есть один врач, он начнет прием через двадцать минут, но вы будете к нему первые.

Папа подозрительно смотрел на нее.

– Это очень хороший врач, – почти перепугано заверила его женщина.

– Ну ладно, давайте нам его, – сказал батька с полным недоверием и к женщине, и к врачу.

– Идите вон туда, – женщина показала на коридорчик с цифрой один на стене, справа от нас.

– Куда? Туда? – отец свернул налево и уверенно пошел.

– Нет, вон туда, – закричали обе работницы.

Мы прождали двадцать минут, и нас пригласил к себе симпатичный врач. В кабинете мы сели за стол, врач начал спрашивать мои данные и забивать их в компьютер.

– Понимаете, у нее еще нет страховки… – тут последовал длинный рассказ о моих путешествиях во Францию, который папа пихал повсюду, как я подозреваю, с целью похвастаться тем, насколько он крутой и мужественный: собственную дочь к себе перевез.

– Ничего страшного. Я возьму с вас плату за прием, но могу выписать лекарства на ваше имя, чтобы вам сэкономить, по вашей страховой карте вы получите их почти бесплатно.

– Это очень мило с вашей стороны, – ответил папа без всякой благодарности на лице. – Но я надеюсь, вы нам поможете, потому что я тут недавно был у одного румына, он просто отвратительный врач. Он сказал мне, чтобы я подождал, может, само пройдет, когда у меня нога уже две недели болела! Я так возмущен!

Отец наконец замолчал, и врач воспользовался этой паузой, повернулся ко мне и спросил:

– Так что у вас случилось?

Я открыла рот, но тут вклинился батька.

– Нет, вы представляете, как этот румын меня оскорбил! И за прием я еще и должен был заплатить! Это просто неподобающе! – стукнул он кулаком по столу.

– Так что же случилось? – предпринял вторую попытку врач.

– Да я же говорю, нога две недели болела…

– Я про вашу дочь.

– А, – отец глянул на меня так, словно только что вспомнил о моем присутствии. – Она простудилась.

Сказав последнюю фразу, он отвернулся, будто не верил, что я действительно больна.

Врач тщательно меня осмотрел, собирался проверить горло, засунув мне шпатель в рот, от чего в панику впала уже я. Что-то, что лезет мне в рот, кроме еды конечно, – мой самый большой страх. На родине я договорилась со всеми врачами, и они смотрели мне горло просто так, без посторонних предметов, но как я попрошу доктора тут?

Он подошел ко мне со своим орудием пыток, я не могла раскрыть рта, и отчаянно замотала головой. К счастью, врач все понял без слов, и смог осмотреть меня и так. Хотя, я подозреваю, убедился, что у нас семья сумасшедших.

После этого он выписал мне лекарства на папино имя, отец с отчаянием достал из кошелька двадцать пять евро, и поскорее утащил меня из кабинета.

– Этот врач такой же, как и тот румын, – заключил батька в машине. – Не так уж ты и больна, он просто несет ерунду.

Однако лекарства отец мне все же купил. По возвращении домой я легла в кровать, а папа стоял надо мной и приговаривал:

– Давай пей свои таблетки, а то я тебя знаю, по врачам ходить хороша, а потом ничего не будешь лечить. Тебе принести еду сюда?

– Ну если можешь.

– Конечно, могу.

Следующие пятнадцать минут папа готовил еду в своем стиле: все грохотало, он матерился, кричал, ругался на всех языках, которые знал. Потом я услышала, как он поднимается по лестнице с тарелкой и шепчет:

– Как же меня все это утомило, за что же мне такое наказание?!

А меня впервые в жизни утомило болеть, потому, едва спала температура, я убежала на учебу и не пожалела.

День рождения

Дни рождения отец никогда не отмечал как-то необычно. Точнее сказать, он вообще никогда их не отмечал. Вот и на этот раз нас ждал обычный выходной.

С утра я вручила папе подписанную открытку. Он внимательно ее прочел, сообщил о нескольких ошибках, но признал, что в целом я неплохо пишу по-французски. Потом он объявил, что мы поедем в магазин, и он позволит мне там немного побродить.

– Что ты хочешь себе купить?

– Джинсы.

– Гриль? Какой еще гриль?

В истерике от смеха я закричала:

– ДЖИНСЫ!

– Стримфы? А что это?

Вместо ответа я набрала это слово в гугл-переводчике.

– Джинсы! Может, пишешь ты и неплохо, но говоришь как корова по-испански.

Пообедав в кафетерии, я пошла по магазинам и купила новые джинсы. После этого нас ждало крайне увлекательное дело: отец нашел вариант квартиры в поселке в 7 километрах от города за дешевую цену, которую можно было бы мне купить. И теперь мы собирались туда ехать и смотреть.

Пока мы шли к машине, папа отрыгивал и приговаривал:

– У меня заброс содержимого желудка в пищевод. Вот дерьмо. А это все ты виновата.

– Да ну? – я уже ничему не удивлялась.

– Ну конечно, ты ешь быстро, и чтобы поспеть за тобой, я тоже ем в спешке. А потом у меня вот такое, – и он снова отрыгнул. – У меня аэрофагия.

Насколько я знала, это явление называлось рефлюкс-эзофагит, но сейчас меня возмутило другое.

– Вообще-то, это ты ешь быстро, а я тороплюсь, чтобы за тобой поспеть, потому что когда ты за пять минут все съедаешь, то потом сидишь и смотришь на меня, а меня это бесит.

– Нет, ты несешь бред, это все твоя вина, – сказал отец, подавив отрыжку.

– У меня есть таблетка от расстройств пищеварения.

– Нет, эти ваши ужасные таблетки, от них еще хуже станет.

Но когда мы уже ехали за городом в поисках поселка, батька таки съел таблетку, от чего ему сразу полегчало.

Найти село оказалось задачей не простых, особенно когда выяснилось, что я на дороге ориентируюсь по указателям лучше отца, но права слова у меня нет, потому мы наворачивали круги, пока папа все же не поехал так, как я сказала, и – чудо – мы въехали в поселок. Забавно, как облегчилась бы жизнь, будь папа хай-теком и имея навигатор.

В селе мы на удивление быстро нашли тот дом. Оказалось, что там и смотреть не на что. Дом только строился, стояла лишь бетонная коробка. Да и в целом нам не понравилось все: село слишком тесное, много подозрительных личностей, автобус в город приходит далеко от центра. Наше мнение впервые совпало, и мы собирались уходить, как вдруг из соседнего дома выглянула старушка и стала расспрашивать, что мы тут ищем. Папа объяснил ей, и старушка принялась рассказывать про жизнь в этом селе и про то, что молодежи тут скучно. Постепенно она увлеклась и стала пересказывать свою жизнь.

Папа послушал ее какое-то время и сказал:

– Ну, это очень интересно, но нам, пожалуй, пора.

– Да, конечно, а вы знаете, я недавно перенесла грипп…

От такого известия папа еще сильнее захотел уйти, так как страдал болезненным страхом чем-то от кого-то заразиться. Спустя пять минут отец, переминаясь с ноги на ногу, бодро начал:

– Ну что же, мы пойдем…

– Представляете, моя дочь со мной не разговаривает и не дает общаться с внучкой…

Еще через десять минут папа почти с мольбой сказал:

– Ну, нам пора, до свидания!

– Конечно, конечно, до свидания!

Мы уселись в машину и батька включил обогреватель на полную мощность.

– Долбаная бабка, будь она проклята, у меня ноги как ледышки, а она все трындит! Да мне пофиг на ее дочку и внучку, на хрен они мне сдались!

Я чихнула, папа подскочил.

– Надеюсь, ты не заразилась гриппом от этой козы?

– Я тоже надеюсь.

Мы поехали домой через город, наверное, не стоит говорить, что папа не замолкал всю дорогу.

– Как же ты меня утомляешь своими квартирами, ну почему ты не хочешь жить в селе на горе как я, впрочем, неважно, все равно я тебе ничего не куплю, ты сама не знаешь, чего хочешь, когда же уже каникулы, поедешь к своей матери, может, не вернешься. Слушай, я тебе свою машину отдам, только останься в селе.

Я покачала головой, и отец принялся повторять все сказанное.

– Из-за тебя я до сих пор не попи́сал на улице, а это очень плохо для меня, – сообщил папа, а потом принялся нести какую-то чушь то ли про то, в каких местах он недавно писал, или где он в городе недавно писал, я ничего не поняла и изо всех сил старалась удержаться, чтобы не спросить: «Чё ты несешь вообще, ёпта?»

Через некоторое время оказалось, что папа заблудился в городе. Мы проехали мимо всех тех мест, где я уже была со своей подругой Аней, а он все никак не мог найти выезд, но при этом говорил:

– Ты здесь ничего не знаешь, ты вообще в городе не ориентируешься, ты же тупая.

Я попыталась объяснить правильное направление, но отец меня не понял, и я махнула рукой.

– Да, лучше молчи, ты все равно говоришь как корова по-испански.

Мы таки смогли выехать из города и направились домой. По дороге у нас произошел только один разговор.

– Завтра обещают дождь, – сказал папа.

– А в моем метео в компьютере стоит, что будет снег.

– В твоем метро?!

– МЕТЕО!

– Знаешь, тебе нужно говорить как-то нормально. Подумать только, я услышал «метро».

Когда мы въехали в городок рядом с нашим поселком, отец заявил, что у него еще одно дело: нужно заехать в банк, чтобы я подписала бумагу о том, что он имеет право брать деньги с моего счета, который открыт только для меня с восемнадцати лет.

В банке не было очереди, чему папа несказанно обрадовался. Мы зашли в кабинет к первой попавшейся банкирше, приятной девушке, такой же высокой, как и я.

– Значит, вам нужно подписать разрешение? Конечно, без проблем, – она начала сканировать мой паспорт и распечатывать бумаги. – Так ваша дочь тут недавно?

– Да, я перевез ее сюда, потому что на ее родине ужас. Тут, конечно, не лучше, может, даже хуже, все эти страны дурацкие, но я ее перевез, – отец гордо выпятил грудь.

– И чем же она теперь занимается?

– Изучает французский на курсах. Я ее записал, – папа еще сильнее выпятил грудь.