– Сын?
Мама входит в комнату как раз в тот момент, когда я в очередной раз застываю у окна, наблюдая за синей полосой моря на горизонте.
– Да? – Откликаюсь я, но не оборачиваюсь.
– Ты даже не посмотришь на меня, когда я с тобой разговариваю? – Вздыхает она.
Мне приходится повернуться, но делаю я это медленно и неохотно.
– Что происходит, Никит?
У меня ком в горле встает. Как ей объяснить, что происходит?
– Ничего.
– Нет. – Мама подходит и замирает напротив меня. – Что с тобой?
«Что со мной? Да я сам не могу понять, в бешенстве я или в унынии, жив или уже не совсем. А как тут сложить слова в предложения, чтобы открыть ей правду? Особенно, если не очень хочется ни с кем делиться».
– Все в порядке.
«Кроме того, что я отключил телефон, сутки не выходил из комнаты, почти не ел и ни с кем не разговаривал».
– Ты извини, что не пришла на ваше выступление в субботу. – Мнется она. – Пришлось задержаться на работе…
– Мам, я не в обиде, честно. – Мотнув головой, говорю я. – Мне не шесть лет, и фестиваль не утренник. Тебе не обязательно посещать каждое мое выступление на сцене.
– Знаю, но я – твоя мама. – Ее рука ложится на мое плечо. – И я хочу, чтобы ты знал, что я всегда рядом и готова тебя поддержать.
– Я сейчас расплачусь. – Произношу я ехидно.
И это вызывает у нее улыбку.
– Ладно. – Говорит мама, погладив меня по плечу. – А теперь расскажи мне, почему ты так дерьмово выглядишь?
– Дерьмово?
– Да. Хуже, чем дерьмово. Ужасно, отвратительно.
– Не может быть. – Я бросаю взгляд в зеркало.
Мои волосы торчат, как попало, футболка вся в жирных пятнах от пиццы, глаза красные – оттого, что я прошлую ночь почти не спал.
– Тебе нужно помыться, переодеться и прибрать в этом бомжатнике. – С серьезным видом произносит она. – Здесь воняет.
– Это моя комната, мам.
– Она будет ею после уборки, а пока это бомжатник, уж прости.
Я вздыхаю, оглядываясь вокруг. На полу повсюду скомканные черновики песен, стол завален коробками, упаковкой и мусором, на стульях и кровати горы грязной одежды. «Ну, да, я немного запустил себя и свою комнату, слегка выпал из жизни – всего на сутки. Но завтра, наверняка, все вернется на круги своя».
– Хорошо, я приберусь. – Обещаю ей.
– У вас сегодня не будет репетиции? – Мама подбирает с пола мои шорты и вешает на стул.
– Нет, ребята решили, что после фестиваля всем нужен, хотя бы, день отдыха. Репетировать будем завтра.
– И ты проводишь вечер воскресенья дома?
– Ну да. – Пожимаю плечами я.
– А как же та девочка? Почему не зовешь ее гулять?
– Какая девочка? – Настораживаюсь я.
– Полина.
– Откуда ты про нее знаешь? Опять подслушивала наши с Лелей разговоры? – Устало выдыхаю я.
– Самую малость. – Смущенно улыбается мама. – И то случайно. Тонкие стены этого дома во всем виноваты, не я!
– Мама!
– Что? – Таращится она на меня.
– Ничего. – Качаю головой я.
– Так что с Полиной? Как ваше свидание?
– Ты и про свидание знаешь?
– Хе-хе. – Она делает виноватое лицо. – Ладно, сознаюсь! Я сегодня видела Алену и немного расспросила ее.
– Убью ее. – Вздыхаю я.
– Не надо! Я обещала ей, что это останется только между нами!
– Вот уж не думал, что Краснова станет сливать тебе информацию о моей личной жизни.
– Этого и не было. – Заверяет мать. – Просто я случайно увидела, что ее привез какой-то мальчик в субботу вечером. И как раз в это же время ты вернулся домой с настроением тухлой помидорины и больше не выходил из своей комнаты. И я решила, что эти два события как-то связаны, ну и… – Она пожимает плечами. – Мне же нужно было удостовериться, что у девочки в отсутствие отца все хорошо? Я пришла навестить ее и заодно расспросила о тебе.
У меня нет слов. Я застываю с открытым ртом. Не знаю, что сказать. Все это как-то слишком, знаете ли.
– Никит, ты только не кипятись. – Поправив прическу, произносит мама. Делает шаг и, заметив мое напряжение, замирает. – Я просто хотела убедиться, что у вас двоих все хорошо.
– У нас. Все. Хорошо. – Отчеканиваю я. – Довольна?
Она смотрит на меня снизу вверх. Шумно выдыхает и поджимает губы.
– А Полина? – Спрашивает через мгновение.
– Прекрасно. – Злобно отвечаю я. – Мы будем идеальной парой.
– О… – Кивает мама. – Все так плохо? Она тебя отвергла?
У меня глаза лезут из орбит. Моя мать – просто королева гениальных умозаключений.
– Нет. – Стараясь сохранять спокойствие, отвечаю я. – Свидание прошло по плану.
– Но… – Помогает она мне.
– Никаких «но», просто я понял, что не хочу быть с этой девушкой. – Вдруг выдаю я.
Надо признать, чередой ухищрений, но моей матери все-таки удалось вытянуть из меня хоть один честный ответ. И она ударяет в ладоши:
– Так я и знала!
– Что ты знала? – Хмурюсь я, сверля ее взглядом.
– Ничего. – Ангельски хлопает ресницами мама.
– О чем ты? Что ты знала? – Приходится повторить мне.
– Это эффект «А вдруг не…»! – Восклицает она, явно довольная собой.
– Что еще за эффект?
– «А вдруг это не то», «А вдруг мне уготовано что-то другое», «А вдруг это не моя судьба, а моя судьба где-то за поворотом»!
– Мам, я никогда не был вундеркиндом, – кашлянув, говорю я, – мой IQ лишь немногим выше среднего. Ты не могла бы пояснить, что значит этот набор слов?
– Знаешь, почему рушится большое количество длительных отношений и браков? Потому что «А вдруг не…»!
– Причем здесь браки? Мне семнадцать.
– Люди, которые находятся вместе долгое время, проходят множество стадий: интерес, влюбленность, ухаживания, притирки. И в какой-то момент их отношения выходят на так называемое «плато спокойствия»: вроде ничего не происходит, и никакого развития нет. И тогда люди начинают сомневаться, «а вдруг рядом совсем не тот, кто мне предназначен? Вдруг где-то их ждет что-то большее и лучшее». В итоге они отправляются на поиски, рушат эти отношения, а когда осознают, что это была любовь всей их жизни, пытаются все вернуть, но оказывается, что уже слишком поздно. Это и есть эффект «а вдруг не…».
– Хорошо. И какое отношение это имеет ко мне? – Спрашиваю я.
У меня от ее болтовни уже голова кругом идет.
– Самое прямое. – Многозначительно дернув бровями, сообщает мама. – Ты должен был попробовать с этой Полиной, чтобы все понять!
– Боже мой, понять что? – Восклицаю я, хотя, уже догадываюсь, куда она ведет.
– Чтобы понять, что это совсем не то. Их ведь даже сравнивать нельзя!
Вид у мамы – победоносный. Она держится так, словно только что решила сложнейшее уравнение или одержала верх в важной битве. А я даже не знаю, стоит ли мне признать ее правоту или дальше продолжать играть дурачка. Все-таки, как-то это немного неловко: и обсуждать свои амурные дела с матерью, и признавать, что облажался по-крупному.
– Мам, все хватит. – Взмахнув руками, прошу я. – Я понял, куда ты ведешь, и мы не станем об этом говорить.
– Ты собираешься встречаться с этой Полиной? – Она воинственно складывает руки на груди.
Я до сих пор не верю, что мы всерьез это обсуждаем. Да мы практически не разговаривали с ней до этого момента! Какого черта?
– Не знаю. – Отворачиваюсь я.
– Так да или нет?! – Почти орет мама.
– Не знаю! – Ору в ответ я.
– Но ты ведь не хочешь? – Вкрадчиво и с надеждой спрашивает она.
Я смотрю в окно на синюю гладь моря.
– Не хочу.
– Так скажи об этом Алене!
У меня сжимается сердце.
– Не буду.
– Почему?
– А зачем?
– Разве она не должна знать, что ты ничего не чувствуешь к этой девочке?
Я усмехаюсь.
– Никита, ты совершаешь ошибку. – Тихо говорит мама.
– Мне плевать. – Отвечаю я.
– Нет, тебе не плевать. И Алена имеет право знать.
– Знать что? – Оборачиваюсь я. – Прекрати, мам! Тебе всегда было фиолетово, а теперь ты лезешь в мои дела?! Серьезно?!
Мама отходит на шаг. В ее глазах испуг, она нервно сглатывает.
– Если я не лезу к тебе с родительскими советами и контролем, Никита, то это не значит, что мне фиолетово. Я просто… – Мама делает судорожный вдох. – Я просто всегда пыталась давать тебе больше свободы и самостоятельности, чтобы ты вырос сильным, хоть и без отца. Я… я могла бы не лезть в твои дела, но вижу, что тебе плохо. А когда тебе плохо, то плохо и мне!
– Мам, пожалуйста. – Я устало трясу головой.
– Скажи ей. – Настойчиво просит она.
– Да о чем?! – Взрываюсь я. Мой голос дрожит. – Ты же сама видела: у нее все хорошо! У Алены есть парень!
– И что?
– Да она вся светится!
– А кто виноват? – Хмурится мама. – Думал, она вечно будет рядом? Будет тебе в рот заглядывать и ждать, пока ты разуешь глаза? У вас, мужчин, всегда так: пока не потеряете, не цените!
Я оседаю на кровать.
– Все, мам, пожалуйста. Хватит.
– И ты так просто сдашься?
– А что я сделаю? Ты бы видела их, Алена буквально очарована этим Кощеевым!
– Да она просто устала ждать, пока ты поймешь, что она для тебя значит! Все вокруг все видели, а до тебя одного доходит, как до жирафа!
– Какая теперь разница?
– Я тебя так не воспитывала, Высоцкий! – Мама больно пинает меня по ноге. Нет, реально – пинает! – А ну, не раскисай!
– Да что я могу теперь сделать, когда уже все просрал?
– Борись за нее! – Она садится рядом и ударяет меня по колену. – Скажи ей, что любишь!
– Ай! Мам, ты чего дерешься? – Я с удивлением смотрю на нее.
– Да потому, что бесишь ты меня! – Восклицает она. – Вы с Аленой созданы друг для друга, и я убеждалась в этом каждый день, когда видела вас вместе. И я люблю эту девочку. И тебя люблю. И не хочу, чтобы вы сейчас наделали глупостей и всю жизнь потом страдали! Она, как минимум, должна знать, что ты чувствуешь. Скажи ей, и пусть она выбирает. Так будет честно.
Мой пульс подскакивает до предела, в ушах начинает шуметь.
– Почему ты думаешь, что у меня есть шанс?
– Не понимаю, откуда это. – Цокает языком мама. – Вроде в детстве не отставал в развитии. – Она встает и идет к моему письменному столу. – Наверное, отсутствие отцовского воспитания сказалось, отсюда и неуверенность в себе. Я-то вроде тебя всегда хвалила и поддерживала… Вот!
У меня перехватывает дыхание, когда мама указывает на гирлянду из фотографий, растянутую над моим столом. Это я позавчера собрал все наши с Лелькой совместные снимки и прищепками прицепил на веревку, получилось красиво, да и любоваться удобно.
– Вот почему у тебя есть шанс. – Мама касается пальцем всех фото по очереди. – Вот, вот и вот! Тут ты ее обнимаешь, здесь – она тебя. Тут вы на карусели, здесь – на линейке в школе, а это я снимала в прошлом году на пляже. И везде у нее светятся глаза, и везде она улыбается, а причина этой улыбки – ты, Никита. Может, перестанешь тупить и попытаешься уже все исправить?
Мама обращает на меня свой взгляд, и я закусываю щеку изнутри.
– Аленка – не дурочка, она знает твои слабые и сильные стороны. Знает, что ты добрый и умный. А еще заботливый, ведь ты с самого детства ставил ее желания на первое место. И защищал нашу Алешку, смешил, развлекал ее, когда ей было грустно, и согревал, если ей было холодно. Дружба это ведь тоже любовь. Вы – одно целое, разделяете общие увлечения, можете говорить на любые темы, а когда вы вместе, у вашей силы нет границ.
Она убирает волосы за уши, смахивает слезы с уголков глаз, подходит и садится передо мной на колени, прямо на пол.
– Нужно быть с тем, кто хочет больше для тебя, а не от тебя. – Тихо произносит мама. – Скажи ей, что любишь, и просто продолжай быть тем, кем привык быть для нее.
– И все?
– И не отступай, тогда Алена сделает правильный выбор. Даже если ей придется ошибиться, как это было с тобой. Мы все ошибаемся в молодости, ведь это лучшее время для ошибок.
Понятия не имею, почему мы раньше так не общались, и когда моя мать успела стать такой мудрой, но сейчас мне очень хочется ее обнять. Что я и делаю.
– Что за фамилия – Кощеев? – Ворчит мама, утыкаясь мне в грудь лицом. – Кто добровольно захочет быть Кощеевой? Наша-то Аленка пока еще в своем уме.
И я тихо смеюсь.
«Доброе утро», – сообщение приходит, когда я уже собираюсь выходить утром из дома.
На моем лице загорается улыбка. Если Стас пожелал мне доброго утра, значит, подумал обо мне, едва проснувшись. Какой же он, все-таки, заботливый и милый!
Отправив ему ответ, я прячу телефон в карман и останавливаюсь в коридоре у зеркала. Быстро поправляю волосы, наношу блеск на губы и, придирчиво осмотрев свое отражение, решаю расстегнуть верхнюю пуговицу на рубашке. Неплохо, но скучновато. Достаю края рубашки, которые были заправлены в юбку, и завязываю их узлом. Так-то лучше. Смотрится игриво и дерзко.
Подмигнув себе, я беру рюкзак и выхожу.
На улице прохладно. Наверное, стоило надеть тренч. Заперев дверь и поежившись, я иду в гараж, откуда уже доносится урчание работающего двигателя: это Никита пришел пораньше и завел папину машину.
По моим рукам и спине бегут мурашки, но не из-за ветра, а потому, что я начинаю волноваться: как мне вести себя со Стасом в школе? После субботнего вечера стало очевидным, что мы теперь пара, и более того – мы целовались. И переписывались вчера весь день. Но, блин, я никогда не была в подобной ситуации! Должна ли я обнять его при всех? Поцелует ли он меня, когда мы случайно встретимся в коридоре? Или просто скажет «привет» и пойдет дальше?
Нормальные люди вообще переживают по поводу таких вещей?
– Мур. – Заметив мое присутствие, бросает Никита.
Он что-то проверяет под капотом, его руки заняты какими-то железяками, и я вижу, как напрягаются его бицепсы. От этого зрелища по моему телу прокатывается странный трепет.
– Мяу. – Отвечаю я, остановившись рядом. – Чего делаешь? У нас проблемы?
– Не-а. – Он выпрямляется и смотрит прямо мне в глаза. – Так, кое-что проверил. Готова ехать?
– Ага.
Никита отводит взгляд, вытирает руки полотенцем и садится за руль. Я медленно обхожу автомобиль и сажусь на пассажирское сиденье. Мне кажется, или от легкости в нашем общении не осталось и следа? Я, конечно, не эксперт по поведению парней после свиданий, но Высоцкий, вроде как, не выглядит особо довольным. С ним явно что-то не так.
Вчера я впервые провела целый день, не истязая себя мыслями о Никите, и поэтому сегодня чувствую себя виноватой. Видеть его после небольшой разлуки – особый род удовольствия, но скучала ли я по нему как по объекту любви или только как по другу? И может ли так быстро один парень вытеснить из мыслей девушки другого?
Я всматриваюсь в лицо Никиты, пытаясь понять, что чувствую, но запутываюсь еще только больше. Я скучала по нему, точно скучала. Но эта дурацкая улыбка, которую никому не под силу сейчас стереть с моего лица, это не его заслуга – ее причина Стас, и такое смешение чувств теперь приводит меня только в еще большую неловкость.
– Ты чего? – Выгоняя машину из гаража, он замечает, что я не свожу с него глаз.
– Да вот пытаюсь понять, доволен ли ты прошедшим свиданием с Полиной или нет. – Отвечаю я ему. – Когда ты счастлив, ты выглядишь… слегка по-другому.
– А ты? – Вместо ответа спрашивает Никита.
– Я вчера весь день провела с гитарой. Плюс делала уборку, уроки и готовила что-то вроде ужина – если картошка фри с наггетсами могут им считаться. Тая с Костей звали меня на пляж, но я не стала обламывать им совместный отдых, так что провела с пользой для себя этот день-тюлень.
– Я про свидание. – Уточняет он. – Ты довольна?
Машина выезжает на дорогу.
– А-а… ты про это. – Кажется, мои щеки вспыхивают, а пульс ускоряется. – Ну… мы хорошо провели время. Стас выиграл для меня в тире котика-русалочку. Он такой… с рыбьим хвостиком. Милашка.
Я улыбаюсь, вспоминая тот день, а мое сердце грохочет в груди, как безумное. Может, от этого я и плету эту бессвязную чушь.
– Он поцеловал тебя. – Не спрашивает, а констатирует Никита.
Я вижу, как его пальцы добела впиваются в руль.
– Да. – Мне приходится облизать пересохшие губы. – Кощей… то есть Стас… он… – Я шумно выдыхаю. – Всегда целует без предупреждения! И что-то в этом есть. Когда ты совсем не готова к поцелую, а он происходит, у тебя колени подкашиваются, и кружится голова! Это…
– Я понял. Понял. – Обрывает меня Никита.
Я искоса гляжу на него. Его грудь ходит ходуном от частого дыхания. Кажется, он очень напряжен, и ему сейчас не до моих романтических переживаний.
Прелесть дружбы заключается в том, что друзья могут разговаривать абсолютно на любые темы, совершенно не стесняясь друг друга. Но также настоящий друг должен тонко чувствовать своего друга, чтобы в какой-то момент понять, что пора перестать говорить о себе и остановиться, чтобы выслушать его о том, что наболело, и попытаться помочь.
– Ты так и не ответил. – Напоминаю я.
– Что именно?
– Как у вас все сложилось? С Матвеевой.
– Разве ты не видела ответ на моей одежде? – Его голос звучит сухо. – Она знала, что ее укачивает, но все равно полезла на чертово колесо.
– Хотела угодить тебе. – Предполагаю я.
– Ей просто нужны были эффектные снимки. А еще она поспорила с подругами, что пересилит себя и сможет сделать это.
– Фотографии действительно замечательные. – Пожав плечами, деликатно замечаю я. – И ты получился очень хорошо. Вы прекрасно смотритесь вместе.
– Увы, но нам даже не о чем было разговаривать. – Выдыхает он. – Это фиаско.
– Вам просто нужно ближе узнать друг друга. – Заверяю я.
– Возможно. – С ухмылкой отвечает Высоцкий.
– Зато Полина красивая. – Брякаю я. – А у фронтмена группы должна быть красивая подружка!
– Да? – Никита бросает на меня недоумевающий взгляд.
– Да. – Отвечаю я неуверенно и закусываю губу.
– Помнится, ты бесилась, когда я сказал, что она мне нравится. А теперь убеждаешь, что Полина не так уж плоха.
– Ты сказал, что влюблен в нее по уши. – Напоминаю я. – И что хочешь лишиться с ней девственности.
– Я так говорил?! – Уставляется он на меня.
– На дорогу смотри.
– По уши?! – Восклицает Высоцкий, отворачиваясь.
– Да, так и сказал. – Усмехаюсь я. – И тогда тебя не беспокоило, что ты ее совсем не знаешь.
– Боже. – Он трясет головой. – Но скажи честно, Полина ведь тебе никогда не нравилась? Почему сейчас ты поменяла мнение?
– А я и не поменяла. Просто ты так бредил ею, что никого вокруг не замечал, и говорил, что добьешься ее, а теперь вдруг раз, и потерял интерес. Похоже, это типичная фишка парней.
– Не понимаю. – Злится он.
– Да я просто хочу, чтобы ты был счастлив, Никита. – Выпаливаю я. – Мы со Стасом круто погуляли в субботу, и меня беспокоит, что ты такой мрачный после свидания с девушкой мечты! Я люблю твою улыбку, люблю, когда ты в настроении, когда шутишь, и мне совсем не нравится видеть, что с тобой происходит что-то странное. Ты даже за меня порадоваться не можешь!
– Я рад. – Никита стискивает челюсти, изображая улыбку. – Видишь, как рад?
Я вижу, как желваки гуляют на его щеках. А еще он в этот момент похож на овчарку, которая скалится на глупца, попытавшегося вырвать у нее кусок мяса.
– Вы что, даже не целовались? – С удивлением спрашиваю я.
– Когда? До рвоты или после? – Почти выкрикивает он.
– А-а, вы просто не успели. – Догадываюсь я.
– Нет, я просто не хотел! – Теперь Высоцкий реально орет.
И ударяет ладонью по рулю.
Я замираю, глядя на его руки. Втягиваю голову в плечи. «Блин, да что я сказала не так? Неужели, так сильно задела его самолюбие?»
– Прости. – Через секунду шумно выдыхает он. – Прости, Лель. У меня… крыша едет!
– Заметно. – Произношу я, уставляясь на дорогу. И через полминуты добавляю. – Ты не переживай, еще наверстаешь. Неудачные свидания – обычное дело у подростков. Второй раз будет лучше.
Он рычит.
Надеюсь, в этом нет моей вины, и он злится только на себя. Больше никаких советов. Все, молчу.
– Отец не звонил? – Внезапно переводит тему Никита.
И у меня начинает щемить в груди.
– Нет. С того раза больше не звонил. Думаешь, уже пора переживать?
– Уверен, у него все хорошо. – Никита кладет руку на мою ладонь, сжимает ее и тут же отпускает. – Если завтра не объявится, вместе позвоним на аэродром.
– Хорошо.
Его слова меня успокаивают. Но дальше до самой школы мы молчим.
– Никита! – Матвеева бросается на него прямо в холле.
От неожиданности он дергается аж всем телом.
– Привет… – Бормочет Высоцкий, вцепляясь в лямки рюкзака, как в спасительные стропы парашюта.
– Привет. – Неохотно здоровается она со мной, затем буквально протискивается между нами, оттесняя меня от Высоцкого своим бедром. – Никит, можно тебя на минутку?
– Д-да… конечно. – В его взгляде, брошенном на меня, мне мерещится мольба о спасении.
Да что такое между ними могло произойти в парке, что Никита теперь шарахается от нее, как от чумной?
– Я в кабинет. – Бросаю ему, решив продолжить движение.
И слышу ее щебет за спиной:
– Ты же сегодня идешь на химию? Хочешь, я тебя возле столовой подожду? Вместе пойдем. Или можем перекусить, там перемена будет целых двадцать минут.
Его ответа уже не слышно, но я переживаю, как бы Высоцкий не дал заднюю. Едва добившись Полины, он сливается – и это очень на него непохоже. Но, зная Никиту, могу предположить, что основания у него должны быть достаточно серьезными. И он не Дрыга, чтобы сначала навешать девчонке лапши на уши, соблазнить, а потом тупо включить игнор и свалить в туман.
Я инстинктивно касаюсь пальцами кулона, который теперь всегда со мной. Это глупо, но мне кажется, что он хранит в себе энергетику Никиты, и через него мы можем устанавливать с ним связь. Мне не дает покоя то, что происходит у него в душе. Как друг, я не могу остаться в стороне и хотела бы помочь ему разобраться в ситуации и найти выход. Мне просто нужно больше исходных данных, а Высоцкий явно что-то скрывает.
– Алена!
И тут я вижу Таю, размахивающую руками и бегущую ко мне.
Ну, вот. Сейчас будет долго и с особым усердием допрашивать меня насчет свидания со Стасом. Я рассказала ей вчера вкратце – сообщениями страницы на три, но Тая обязательно захочет услышать все вживую и попросит меня повторить сказанное еще пару раз, да с деталями: так уж мы, девочки, устроены.
Но тут я замечаю тревогу в ее взгляде и понимаю, что причиной шума с утра пораньше стало явно не любопытство.
– Я… я… – Она не может отдышаться, остановившись рядом и схватившись за мое плечо.
– Да говори ты. – Прошу я.
– Ксеня!
– Что такое?
– Я сгоняла до «В» класса, чтобы проверить, не вышла ли она с больничного, так как вчера не отвечала мне на сообщения. Но ее не было, и я ей позвонила.
– И?
– Ален, ее мама взяла трубку, сказала, что она в больнице.
– Что с ней? – Теперь уже я трясу Таю за плечи.
– Не знаю. – Восклицает подруга. – Говорит, ей стало плохо.
– Уйдем с уроков? До больницы минут десять пешком.
– Ага. – Кивает она.
И, чтобы не нарваться ненароком на Татьяну Алексеевну, мы бросаемся на улицу через черный ход, ведущий через спортзал.