Утром Витторио организовал заключительную примерку свадебного платья Алёнки. Они с женой работали над ним всё это время каждую свободную минутку, что-то заменяя, что-то исправляя, что-то переделывая. И вот, она, настоящая принцесса, в белоснежном платье (цвет даже не обсуждался, только белый), в изящных лодочках, с высоко взбитыми волосами предстала пред их очи. Алиция защёлкала фотоаппаратом, а все работники студии заохали, заахали при виде этой красоты.
– Ой, не сглазьте меня. Хорошо ещё, что жених не увидит меня до свадьбы. Можно переодеваться?
Зазвонили сразу два телефона. Алиция и Витторио одновременно схватили трубки. Алёнка удивилась такой синхронности и прошла в раздевалку.
Очень хотелось пить. И выйдя в зал, она налила стакан воды и только потом обратила внимание, что в зале стоит гробовая тишина. Алиция с полными слёз глазами и Вит с телефоном, совершенно растерянный. Девушка выронила стакан, сразу поняв, что произошло что-то ужасное, причём касаемо её. Она попыталась сесть, но рядом не оказалось стула. Опершись на стол, кое-как устояла.
– Что?
Алиция подскочила, обняла, разрыдалась. Она явно не могла говорить.
– Да что случилось? – Заорала Алёнка. – Не молчите!!!
– Девочка моя, случилось несчастье. Твой… твой…
– Господи, да пожалейте вы меня! Кто мой? Да говорите же!
– Твой Вадим погиб. Там у них что-то взорвалось, на море. Мама уже вылетает в Москву, а мы с тобой. Вернее, я с тобой. Ты не отвечаешь на звонки, поэтому Лена позвонила нам. Алёночка, ну держись, девочка моя. Нам надо ехать.
Он что-то ещё говорил, она не слышала, не понимала, не видела и не замечала никого и ничего. Сегодня ночью ей приснился странный сон. Она так думала, что странный. А получается… Ей привиделся Вадим в белой, наполовину расстёгнутой рубашке. Он смотрел на неё такими глазами, как там, в аэропорту, когда она видела его в последний раз. Он с ней прощался… А она-то думала, проснувшись, что он тоже, как и она, не может дождаться встречи и очень печалится по этому поводу… Почему-то Алёна сразу поверила словам Витторио, нет никакой надежды. Его, Вадима, нет.
Всё дальнейшее заволокло туманом. Её куда-то тащили, куда-то сажали, лили воду в рот, пытались дать какие-то таблетки, капали капли, даже коньяк наливали. Очнулась Алёнка, когда увидела перед собой маму. Они не плакали, просто стояли, обнявшись, посреди того же зала ожидания, откуда самый замечательный во всей Вселенной капитан улетал во Владивосток, а теперь это предстояло им.
– Доченька моя любимая, – первая отмерла Елена, – ничего нет страшнее того, что произошло. И даже если мы призовём все силы небесные, помощь всего мира и вселенной, ничего не сможем изменить. Нам надо лететь. А там Люсьена, представляешь, каково ей сейчас? Папа Гриша в больнице, что-то с сердцем. Давай, моя хорошая, найдём в себе силы отдать дань уважения всем этим людям и ему, твоему Вадиму. Мы обязаны это сделать. Папа принесёт билеты, и мы полетим. А сейчас проводим Витторио, он туда и обратно. Спасибо тебе, мой старый друг. – И она обняла Вита, у которого ручьями текли слёзы.
– Да, громадное вам спасибо, Витторио. И Алиции передайте, и Софи. Поцелуйте их от меня. Я приготовила подарки, но не успела преподнести. Они в моём столе, в студии. Вы найдёте. – И тоже обняла смешного лохматого итальянца.
В самолёте девочки-стюардессы, узнавшие о страшном происшествии в их городе и поняв, что Алёна – жена одного из героев, опекали их, чем могли. И когда Алёнка краем уха услышала слово «вдова», сказанное одной из них, она чуть не задохнулась, поняв, что это о ней.
– Мамочка, я – вдова? Я не успела ей стать на бумаге, но, по сути-то, это так?
– Алёнка, не смей даже запускать всякую бредятину в голову. Ты – молодая, красивая девушка. Да, с тобой случилась беда, но надо же жить дальше. Другого выхода у тебя нет.
– А ты знаешь, что это я виновата в том, что мой ребёнок остался без отца? Я хотела сообщить Вадику это, глядя в глаза. Ну как же, я же героиня, забеременела, меня нужно на руках носить, холить и лелеять. А если бы сказала… – она задохнулась, – если бы сказала, он бы не полез напролом, поберегся бы. Разве нет, мама? Ну почему я такая дура?
– Тихо, тихо, моя девочка. Ты беременна? Тем более успокойся и не городи ерунду. Я тебе сейчас расскажу, как там всё было. Тебе всё равно доложат. Так пусть уж это буду я. Чем раньше, тем лучше. Вадим не должен был быть на этом корабле. Он закончил свои инспекторские дела, и ему оставалась только бумажная работа. В последнюю минуту его попросили поприсутствовать на испытаниях чего-то там. Взрыв был такой силы, что не спасся никто. Никто. Тринадцать офицеров высшего состава, мичманы и матросы. Так случилось. Ты, внучка генерала и дочь разведчика, должна знать, что, присягая родине любой военный отдаёт себе отчёт в риске и опасности его профессии. А твой Вадим ещё и порядочный до глубины души человек. Ты узнаешь о нём много хорошего и расскажешь вашей дочери, каким был её отец. – Елена сама не понимала, что говорит, и нужно ли это Алёнке сейчас, какие-то дежурные фразы… – Ты у врача была?
Алёнка аж вздрогнула от последнего вопроса.
– Нет. Хотела уже дома. А почему дочке?
Елена промолчала, ком в горле перекрыл возможность говорить…
В аэропорту их встречал Борисов.
– Ты извини, может ты не хотела меня видеть. Но там такой уровень горя, что я сам вызвался вас встретить. Не могу уже. Извини.
– Игорь, не до извинений сейчас. Нам нужна клиника, где делают УЗИ. Вези туда сначала.
Он не стал ничего спрашивать, повёз. И всю дорогу рассматривал в зеркале заднего вида этих, так похожих между собой, женщин. Алёнка – вылитая Леночка двадцать лет назад. Только сейчас, подавленная горем, выглядела как ровесница её мамы.
Исследование подтвердило беременность Алёнки. Всё было хорошо. Не было только Вадима. И не будет уже никогда. Как это так? Зачем? Почему? И вечный вопрос: «За что?»
Когда они вошли в дом Вересовых, полный народа, их сначала и не заметили. Большая фотография Вадима Григорьевича Вересова, капитана второго ранга, перевязанная чёрной ленточкой и утопающая в море красных гвоздик, «встретила» их первая. Алёна подошла и стала гладить. Влад, брат Вадима, подскочил к ней, обнял. Алёна подняла глаза и…
Очнулась она уже в комнате. Рядом мама.
– Ты вообще ничего не соображаешь? Она же приняла тебя за Вадима. Бедная девочка никогда не видела вас вместе. Уйди отсюда, и постарайся не лезть ей на глаза, хотя бы сегодня.
Влетел Игорь Николаевич с подносом фруктов и водой. Налил в стакан, подал Алёне.
– Не надо никого выгонять, я просто очень устала. Если можно, оставьте меня одну.
– Алёночка, родная моя! Конечно, отдыхай. Ещё всё впереди, – выдохнула Люсьена и вылетела из комнаты, чтобы уже разрыдаться на всю, не беспокоя девушку.
– Отдыхай, моя любимая. Тебе нужно думать о маленькой жизни, которая уже растёт в тебе, на всё реагирует и тоже горюет о папе. Что тебе приготовить? Я не спрашиваю, хочешь или нет. Что ты будешь есть?
– Всё, что угодно. Привезут самое свежее, только скажите что.
Елена вздрогнула. За спиной всё это время стоял Борисов. И все следующие дни он следовал за ними, как тень. И очень кстати. Алёнка в конце дня просто висела у него на руке от изнеможения. Сил ей, явно, не хватало.
Вечером, перед вылетом, Алёнка призналась Люсьене, что у неё будет ребёнок. Она сначала не хотела, считала преждевременным. Но чем больше общалась с матерью Вадима, чем больше узнавала о нём самом из рассказов его друзей, родственников, тем больше ей хотелось остаться здесь, в этом доме, в комнате её любимого человека. Тем более, что с работой здесь было решено давно. И её ждали.
– Господи, ты услышал меня. Больше всего на свете я хотела этого. Мой дорогой, мой замечательный мальчик теперь не ушёл, он продолжится в своём чаде. И самое главное, что именно наша Алёнушка будет его матерью. Я век буду благодарить тебя за то счастье, которое ты успела подарить моему сыну. Последние месяцы он просто летал, сиял от радости, жил, весь устремлённый в будущее. Ведь у него была ты.
И первый раз за все эти страшные дни Алёна плакала навзрыд с Люсьеной и мамой Леной.
– Мамочка, можно мне остаться здесь? Если мама Люся разрешит. Ну что мне делать там, в нашем городе?
Женщины замолчали, осмысливая сказанное.
– Но тебе же рожать, – выдохнула мама.
– Да, конечно, конечно. Я даже и не мечтала об этом, – обрадовалась Люсьена.
Они ещё долго обсуждали что да как, и было решено оставить Алёну с Вересовыми, её новыми родственниками.
Уезжала Елена Ивановна Столетова с тяжёлым сердцем. Ей всё время хотелось плакать. Она не позволяла при Алёнке сильно расслабляться и, видимо, накопилось. Провожать её никому не позволила. В аэропорт приехала с Борисовым. Они устроились в кафешке, время ещё было. Молчали. С Игорем всё время здоровались, это стало раздражать.
– Ты езжай уже. Я сама себя посажу. У меня только ручная кладь.
– Я понял тебя. Пойдём-ка.
Он привёл Елену в вип-зал, где они были одни. Им тут же подали горячий кофе, шоколад и вкусно пахнущие булочки. Нарисовалась картинка из прошлого: они с Алицией ещё в постели, только вчера прилетевшие в Италию. И Витторио, в проёме между комнатами со столиком на колёсиках и тоже с кофе, с шоколадом и булочками…
Слёзы потекли рекой. У неё всегда так, если уж плачет, так с водопадом. Борисов не бросился успокаивать, он понял всем сердцем – ей нужно прореветься. Игорь и сам еле держался. И чтобы не опозориться, начал говорить.
– Леночка, ты не волнуйся. С твоей дочерью ничего плохого не случится. Я тебе ручаюсь. И клянусь, если нужно будет твоё присутствие, сообщу первым. Ей хочется побыть в обстановке, в которой жил Вадим. Это же так понятно. И с работой помогу. Я уже стал неплохим специалистом в области дизайна.
Мама Лена даже улыбнулась сквозь слёзы, вспомнив рассказы своих восточных девочек о реальной помощи Борисова и его компании. Сколько лет прошло с того злополучного дня, когда она убегала от него, бросив всё? Почти четверть века… И всё давно забыто, быльём поросло…
– Я очень благодарна тебе за поддержку. И не сомневаюсь, что Алёнка попала под твоё надёжное плечо. Проводи меня.
Она чмокнула его, вытерла след от губной помады на его щеке, надела очки, чтобы не видно было слёз и пошла на посадку.
Когда дома поняли, что Елена оставила свою беременную дочь на другом краю света, она получила такой нагоняй от своих домашних, что икать пришлось несколько месяцев. Даже младшие дети показали своё фи, отказавшись рассказать ей, как они без неё тут жили. Но Алёнка звонила почти каждый день, рассказывала, как хорошо её устроили Вересовы, что у неё очень интересная работа, хорошие девочки, помогают во всём. Чувствует она себя преотлично, лопает всё подряд, особенно морепродукты. Много гуляет с Ларисой, женой Влада. Та тоже ждёт ребёнка, второго. Владислав в море, папа Гриша прошёл курс реабилитации, уже работает. А Люсьена готовит, убирает, занимается старшим внуком и берёт у Алёнки уроки вязания. Вот уж чего от неё никто не ожидал. И по секрету маме Лене: Игорь Николаевич присутствует в её жизни везде и всегда. Её пропускают на пирс в его порту, где Алёнка часами простаивает, глядя в сторону того места, где произошла страшная авария, унёсшая жизнь её Вадима. Для неё там даже соорудили небольшую лавочку. И если Алёна уж очень задерживается на этом пирсе, то Борисов приносит ей тёплое молоко или чай со всякими вкусностями. Иногда сидит с ней, молча, глядя на море. И очень помогает с работой. Вообще, никаких проблем. И постепенно, жизнь и в Озерках вошла в норму. Папа Серёжа раз сто извинился перед своей женой, баба Зина и дед раз тысячу сделали это. Но волнение и переживания за Алёнку это не уменьшило. И в середине декабря Елена собралась на Дальний восток, как раз к родам.
Всё благополучно разрешилось. Алёнка приехала домой. В комнате Вадима появилась кроватка, детский столик, аккуратно сложенные пелёнки-распашонки на полочках в шкафу, всякие присыпки, масла и салфеточки. Рядом Япония, товары хорошего качества, а тем более для моряков. Леночка Вадимовна Вересова и была дочерью моряка. И удивительно на него похожа. Когда Алёнка увидела её первый раз, не поверила своим глазам. За младенческой голубизной явно просматривались карие глаза её папы. А пухлые губки и овал лица довершали это сходство. То же самое почувствовала и Люсьена, сердце которой попало на веки вечные в ручки этой девчушки. Сколько ей осталось, столько она и будет в этом плену. Обещание Алёны, которая сама вывела свою вторую мать на этот разговор, придало совершенно новый смысл её жизни. Молодая мама уверила, что никогда, ни при каких обстоятельствах не поменяет фамилию своей дочери, внучки Вересовых. Ну уж до её свадьбы точно. И не будет скрывать, кем был её отец. А наоборот, всё расскажет, когда та немножко подрастёт. И фотография Вадима всегда будет висеть в комнате Леночки.
Все разошлись на отдых, день выписки из роддома получился долгий и суматошный. Алёнка открыла шкаф, где висел парадный мундир Вадима. Когда ей было ну очень уж плохо, она зарывалась в него и вдыхала любимый запах. И разговаривала. Вот и сейчас захотелось поделиться, рассказать о дочери. Но в шкафу висели только вещи Алёнки. Она выскочила в холл и позвала Люсьену. Та ничего не поняла, заверила, что никуда не лазила, готовила только детские вещички. И Елена оказалась не в курсе. Две мамы поняли, что Алёне позарез нужны вещи Вадима. Для чего и зачем? Но нужны. И где их искать? В доме никто, кроме них не живёт. Только Влад с Ларисой приходят и, иногда, ночуют. Позвонив им, только что уехавшим к себе домой, выяснилось, что военную форму забрал Владик. Он был уверен, что Алёнке она ни к чему. А у них перед Новым годом будет офицерский балл, и все договорились прийти туда именно в парадной форме, которая у Влада в плачевном состоянии. Алёнка разревелась, женщины растерялись.
– Спросите, одевал он его уже? Если да, то пусть подавится, а если нет – везёт назад, быстро.
– Не одевал. Сейчас привезу! – Прокричал он в трубку, услышав захлёбывающийся голос Алёнки, от которой не слышал даже повышенных тонов, не то, что грубость.
Когда все успокоились, за чаем, Люсьена завела который уже раз разговор о квартире, полученной Вадимом. Ведь теперь доказать, что Алёнка является матерью дочери капитана Вересова, пара пустяков. И она может смело переезжать туда. Вадик так хотел, чтобы именно его будущая жена устроила уют и удобство в этой квартире. И который раз Алёна объясняла ей, что без Вадима никакого уюта ей не надо. И жить в этой громадной квартире она не будет. И что давно предложила Владу с Ларисой переехать из их двушки в эти хоромы. Тем более, что скоро у них будет прибавление.
Они приехали и привезли мундир Вадима. Алёнка схватила его и унеслась к себе в комнату.
– Владислав! Ты меня поражаешь! За каким чёртом взял форму брата без спроса? Запёрся в комнату, никому не сказал. Это её вещи. Всё, что там находится, принадлежит ей. Неужели ты не понимаешь?
– Мама, ну он и мой брат. И никогда бы не отказал.
– Я огорчу тебя, мой теперь единственный сын. Выбирая между Алёной и тобой, Вадим принял бы сторону своей жены. Я думаю, что ты тоже считаешь её настоящей женой своего брата. И ещё. Если я услышу, что ты называешь Алёнку молодой вдовой…
– Так, а ну брейк! – Голос Григория Вересова врезался в тяжёлую атмосферу, повисшую в доме. – Вы что, сдурели? Обнюхайтесь, родные. Игорь, проходи. Может, у тебя хватит сил их рассудить. Я не могу, пойду чай заварю, зелёненький.
Борисов виновато хлопал глазами. Он только вернулся откуда-то, даже чемоданчик был с ним. И примчался поздравить Алёнку, с большой коробкой и … белыми розами.
– Молодая мать уже отдыхает? Завтра поздравлю. А у вас что за война?
– Присядь, Игорь, – попросила Елена. – Помнишь, как лет двадцать пять назад мы водили детей, родители которых работали у тебя в порту, на «Снежную королеву», столичный спектакль. С нами были и мальчишки Вересовы. Помнишь? А из-за чего они тогда поссорились, чуть ли не до драки? Мы ещё их растащить не могли, а потом ржали до упаду.
– Там были какие-то разногласия по вопросу красоты. Влад считал, что такая красивая тётя, Снежная королева, не может быть злой. Что-то такое…
– Да! Но она не могла быть злой сама по себе. Её кто-то обидел, и никто не любил. А Вадик был уверен, что она сама кого хочешь обидит и нечего её жалеть. Эта королева на детях отыгрывается, сердца холодит, бабушек обижает. Он так и сказал –«отыгрывается». И никакая она не красивая. У неё даже губы синие, потому что она никого не целует и не любит. А вот, если бы она хотела любить, то и её бы полюбили. А Влад всё равно стоял на своём: надо найти того, кто её «захолодил», заставить «расхолодить» и научить целоваться. Вот с этого момента мы и обхохатывались. Рассуждения о любви и поцелуях были очень даже живенькими. Сошлись на том, что Влад перепутал Снежную королеву со Спящей. А Вадик остался при своём мнении. Может, со временем он его поменял… Я к чему это. Конечно, Алёнка нагрубила. Но отнесись к ней, как тогда к снежной королеве. Моя красавица-дочь обижена на жизнь, сама того не понимая, и в её жизни нет любви. А есть только воспоминания. И расхолодить её некому. Во всяком случае, сейчас. И с этим мундиром что-то связано, иначе Алёнка не отреагировала бы так эмоционально. И хватит уже. Давайте чай попьём. Гриша, ты заварил?
Проходя мимо комнаты новоиспечённой мамочки, Елена заглянула, и сердце её сжалось. Алёнка сидела перед кроваткой Леночки в накинутом на плечи морском кителе и рассказывала ей что-то, периодически целуя край воротника…
Через два месяца, перед родами Ларисы, Елена решила посмотреть на эту злополучную квартиру. Может, ей придёт в голову какая-нибудь хорошая идея дизайна, и она подскажет детям оригинальное решение. Пока на эту громадную квартиру желающих не было. Но ключ, который ей дали, к замку не подошёл. Прилетела Люсьена со своим, но он тоже не подошёл. Позвонили соседям, и они доложили, что в квартире живёт женщина с ребёнком. Утром уходят, вечером приходят. Как все. Решили приехать позже. Дверь открыла неопрятно одетая дама, лет тридцати. Сзади стоял мальчик.
– Это квартира Вересова Вадима. Он – мой сын. А вы кто? На каком основании вы здесь наводите свои порядки? – Возмутилась Люсьена.
– А, припёрлись. Я вас раньше ждала. Пока ваш сын был жив, он нам помогал. А теперь мне приходится тащить его отпрыска самой. Да и жить нам негде, платить за квартиру нечем.
– Какого сына тащить? Куда?
– В счастливое детство, куда же ещё.
– Так, девушка. Объясните вы нам всё по порядку. – Это уже Елена вклинилась в разговор. – Кто отец вашего ребёнка?
– Вадим Вересов, кто же ещё. У меня и ДНК есть. И договор о материальной помощи. Но теперь он не имеет никакого веса. Так что, мамаши, если не поможете материально, валите отсюда. Олежка, кушать. – И захлопнула перед ними дверь.
Вышла соседка.
– Мы сами ничего не поняли. Вадима знали хорошо, очень радовались за него. Наконец-то у нас будут замечательные соседи. Но когда появилась эта мадам, где-то с месяц назад, мы были ошарашены. Где Вадим, и где она? Но у неё есть какие-то бумаги, и она ждёт решения суда. А вы не в курсе?
– В курсе, в курсе, – быстро ответила Люсьена. – Скорее к Борисову, – уже шёпотом Елене на ушко. – Он разберётся. Только никому, пока сами не проясним ситуацию. Это очень непохоже на Вадима. Да и зачем скрывать? Он был свободный мужчина. Но случилось, и случилось. Тем более, помогал. Ничего не понимаю.
– А мальчик и правда похож.
– Я обратила внимание.
Отъезд пришлось отложить. Елена третий раз звонила домой, клятвенно обещая приехать, как только, так сразу. На Люсьену нельзя было смотреть без слёз: ещё один внук, пять лет жил неизвестно как и где, а она не знала. И как сказать Алёнке? И почему Вадим скрывал?
На некоторые вопросы они получили ответы. Ребёнок, правда не стопроцентно, имел прямое отношение к Вадиму. Они узнали день его рождения, видели нотариально заверенное обязательство выплаты алиментов. Ну что было делать? Решили всё рассказать молодой мамочке. В конце концов, это было задолго до их встречи. И потом, этот мальчик, Олежка, брат Леночки.
Дочь Столетовых приняла новость на удивление спокойно. Взяла бумажку, отсчитала от дня рождения мальчика девять месяцев и ушла в свою комнату. Всё это она проделала молча. Две мамаши переглянулись, хотели уже пойти за ней следом, но Алёнка нарисовалась с такой довольной улыбкой, что женщины усомнились в её психическом здоровье.
– Отцом мальчика не может быть Вадим. Он в это время был в походе, причём в Индийском океане. – Она показала расчерченный лист, но котором рукой капитана было зафиксировано время его походов от и до. – Значит Влад. Это подтверждает и не стопроцентное ДНК Вадима. Я сразу об этом подумала. Он бы не стал скрывать от меня своего сына. Зачем? Видимо, Владик прикрылся именем брата, чтобы не дошло до Ларисы. Что будем делать?
– Сделаем анализ ДНК Владислава. И если это правда, то пусть выруливает сам! – Зло отчеканила Люсьена.
– Подожди, не горячись. Этот мальчик, по любому, твой внук. С этим нужно переспать.
Ситуация прояснилась окончательно, как только Влада прижали к стенке результатами по определению отцовства. Связь с мамашей его будущего ребёнка была мимолётной, а последствия оказались вполне ощутимыми. Что было делать? Он платил ей приличную сумму за молчание, просил уехать из города, обещал решить вопрос с проживанием. Всё тщетно. Ну а когда Вадима не стало, она обнаглела, требуя квартиру. Поэтому-то он и не мог принять от Алёнки щедрый дар в виде жилья брата. Разумная Елена предложила единственный, на её счёт, выход. Лариса, естественно, ничего не узнает. Алёна отдаст квартиру Владу, взамен их двушки, которую, якобы, продаст. Деньги нужно будет отдать матери Олежки, с обязательством уехать из города. И поручить это всё они могут только Борисову. Однозначно!
И он всё сделал в лучшем виде. Мало того, Люсьена имела право, как бабушка, забирать мальчика в определённые дни. И в конечном итоге, он у неё и остался, не очень-то оказался нужен своей матери. Настоящую правду знали только четверо; Люсьена, Елена, Алёнка и Влад. Они квартетом съездили в монастырь, отстояли службу, повинились перед Вадимом. И каждый день мать своих сыновей, таких разных несмотря на то, что близнецы, начинала день со все прощённой молитвы. «Вадим, мальчик мой, прости меня…»
Елена уезжала домой. Она который раз просила дочь подумать и поехать с ней. Или отдать ей Леночку, в Озерках столько нянек.
– Нет, мамочка. Я не могу, пока. И девочек подведу, и Игоря Николаевича. А без Леночки совсем пропаду. Приеду летом в отпуск. Почти два месяца буду у вас.
– Ну вот, уже «у вас». Твой дом рядом с нами. Ты ещё такая молоденькая. Неужели ты хочешь прожить всю жизнь около моря-океана? Я думаю, Вадим-бы не одобрил. Решай сама, конечно. Но помни, какая уйма народа по тебе скучает…
Почти сразу после годовщины гибели моряков и очень тяжёлых дней памяти, Борисов по просьбе Елены отправил Алёнку с Леночкой домой. Иначе бы она опять что-нибудь придумала, чтобы ходить на пирс, теперь уже с дочкой, и просиживать там часами, глядя на море.
Её встречали все. Никто не захотел остаться дома. Арендовали для этого автобус. И вся дружная компания, утопая в цветах, шариках и ленточках, добралась до Озерков без происшествий. Леночка, привыкшая к тишине, сначала решила поплакать от такого количества внимания, но увидев среди всех Елену, потянулась к ней и заулыбалась. Неужели, вспомнила? Не может быть. Скорее, зов крови. Елена и Леночка, названная в честь бабушки. Какое счастье!!!
Алёнка первые два дня спала. Она настолько расслабилась, доверив доченьку своей семье, что, пружинка, постоянно заводящаяся в её душе, отпустила. И стало так хорошо, так спокойно. Она даже укорила себя, вспомнив, что прошёл всего год, как нет её Вадима, а ей уже хорошо… Ночью ей приснился сон. Она лезла через какие-то болота, грязь и буреломы, ехала на разбитой теплушке, как во время войны, в полном одиночестве, через ветра и ливни, и вдруг оказалась на сказочной лужайке, перед пряничным домиком, утопающем в зелени и цветах. Прямо на траве, скрестив ноги, сидел Вадик и улыбался. Он всем своим видом показывал ей, что у него всё прекрасно. Рядом с ним веселились какие-то люди. «Не волнуйся за меня…» – говорили его глаза… Проснулась Алёна с дурацкой улыбочкой родом из сна, где Вадиму хорошо. А ей? А ей стало чуть-чуть легче, совсем чуть-чуть… Но всё-таки…
Её все берегли, ничего не давали делать, пытались веселить и радовать.
– Ну вот что, мои родные. Я не больная и не беспомощная. И мне не нравится, что вы делаете из меня какую-то мимозу. Живём, как жили. Сегодня, например, у нас будет дальневосточный стол. Причём на пристани. Мы с мамой и бабушкой займёмся едой, а остальные получат конкретные задачи.
И началось. Всё задвигалось, завертелось. К приезду Сергея Андреевича пир на весь мир был готов. Этот чудесный летний вечер в кругу своих любимых и родных людей совсем примирил Алёну с самой собой. Надо жить, воспитывать Леночку, работать, и, конечно, возвращаться в Озерки. Её дом здесь.
Уже перед самым отъездом, Алёнка вернулась из города, от своей тётечки Олечки, которой захотелось проверить на предмет здоровья свою внучатую племянницу. Они намучались в этой больнице. Ольга решила провести все возможные исследования, и эта процедура затянулась. Девочка даже успела поспать в кабинете у бабки.
За маленьким столом в холле сидел белобрысый мальчик и рисовал. Алёнка сразу признала в нём Егора.
– Здравствуй, Егорка. Как ты вырос. Совсем большой. Уже в школу ходишь? Или сразу в институт?
– Здравствуйте, – чётко произнёс мальчик. – В институт ходят дяди и тёти, а мальчики в детский сад. А ты Алёна? А эта девочка – Леночка?
– Да, а ты откуда знаешь? Я тебя последний раз видела, когда ты был совсем малыш.
– Мне папа рассказывал. И у нас дома есть ваша фотография. Её тётя Вика убирает, а папа опять ставит. И про Леночку он мне рассказал. Что она ваша дочка. Ведь так?
– Как ты хорошо разговариваешь. Как взрослый.
– Так мы с ним занимаемся. Это летом расслабились. С сентября опять начнём, – проявилась баба Зина. – Да, Егорка? Мы его, иногда, забираем, когда родители заняты. Вика выполняет роль штурмана на индивидуальных гонках. Им приходится тренироваться вместе, ну и гонять тоже.
– Артём женился? Вика – его жена?
– Гражданская, как сейчас говорят. Ты есть будешь? Или будешь всех ждать?
– Подожду.
Егорка вылез из-за стола, подошёл к Леночке и стал показывать его рисунки, что-то объясняя, помогая себе жестами и гримасами. Девочка смеялась, но бумажки не мяла и не рвала. Это было такое умильное зрелище, что внучка с бабушкой засмотрелись и не заметили прихода Артёма.
– Добрый вечер!
– Папа, смотри, Леночка. Какая она хорошенькая, да?
– Замечательная. Надеюсь, ты её не обижаешь?
– Папа, ты что? Она же девочка, и такая маленькая. Её защищать надо. И всё рассказывать и показывать. Она даже рисовать ещё не умеет.
– Ну, извини, мой дорогой, что я в тебе засомневался, больше не буду. Собирайся, малыш. Нас Вика ждёт.
Он не смотрел в сторону Алёны. Боялся. Все последние дни, зная, что она приехала, жил, как робот. Конечно, Артём всё про неё знал. Сергей Андреевич делился с ним. И бабушка Зина, которая взяла шефство над Егоркой, кое-что рассказывала. Как он её жалел… Когда произошло это ужасное несчастье, он готов был переплыть океан, штурмовать космос, да даже жизнью бы рискнул, если бы это помогло. Ведь она была так счастлива с этим моряком, его Алёнка. А что ему, Артёму, надо было? Чтобы всё у неё было хорошо. А тут такое… И ничего не изменишь, и ничем не поможешь…
И вот сейчас. Она рядом. Как посмотреть ей в глаза, не выдав себя. Ему казалось, что удары его сердца разносятся по всему дому, а от лица хоть прикуривай.
– Ты его уже забираешь? Как жаль. Они, по-моему, нашли общий язык. – Голос Алёны прозвучал, как музыка, любимая музыка, которую слушал бы и слушал.
А тем более, когда не слышал целую вечность.
Артём повернул голову. Она улыбалась ему. Как радовался папа Серёжа, когда рассказывал, что его дочь, наконец-то, стала оживать. И как он не хочет отпускать её. А вдруг Алёнка не вернётся, останется там жить. Как тогда? И то, что она очень изменилась, говорил. И нет в её глазах ничего, кроме печали. И как ему, папе Серёже, с этим смириться. Его маленькая, хрупкая и такая сильная дочь отправилась в свободное плавание, только парус потерялся…
Да не изменилась она. Стала чуть старше, и глаза ещё больше позеленели. Точно, как у мамы Лены. И похудела, совсем тростиночка. И руки тоненькие, как веточки, и длинные ножки… Боже, как хороша. Как никогда раньше. Что-то чисто женское, завлекающее и притягивающее, появилось в ней. А эта улыбка… «Артёмушка, свет мой, держишь!» – сам себе приказал он.
– Надо домой.
– Да оставь ты его, пусть поиграются. Вы же теперь недалеко живёте, заберёшь попозже, – предложила баба Зина.
– Да, папочка. Можно? Немножко.
От двери послышалось движение. На порог вошла высокая, с Артёма ростом, черноволосая голубоглазая девушка, затянутая в кожу. Очень симпатичная. Прямо даже очень. Красавица.
– Здравствуйте. Ну вы где? Я жду-жду. Поехали уже, ещё ужин готовить, – и уставилась на Алёну своими холодными глазами. – А вы Алёна? Очень приятно познакомиться. Много слышала о дочери Сергея Андреевича.
Как же иногда меняется человек, когда открывает рот. От первого впечатления не осталось и следа. Гримаса на лице, видимо улыбка в исполнении этой дамы, уничтожающий всё живое в радиусе километра взгляд и низкий голос, почти бас. Какая неприятная особа. И Егорка даже не посмотрел в её сторону, а наоборот, попытался спрятаться за кресло.
– Познакомься, это Вика. Мы живём и работаем вместе. – Это он Алёнке. – Ну, хорошо, оставайся, Егор. Я приеду попозже.
Бабушка смотрела вслед удаляющейся паре. Как-то грустно.
– Ну вот скажи, откуда он их берёт? Биологическая мать вообще отказалась от сына, а эта даже «а» не говорит с мальчиком. Присосалась к Артёму, как пиявка. А тому, лишь бы машины под ж…, да Егорка в порядке. Ему бы девочку хорошую, добрую, работящую, он бы в доску ради неё расшибся. А так живёт сам, как машина.
– Бабулечка! Любовь зла, полюбишь… Ну ты сама знаешь.
– Да не пахнет там любовью, поверь мне.
– Не наше дело. Он мальчик взрослый, разберётся.
Но осадок от посещения остался. Алёнка забрала детей и пошла на свой любимый берег, прихватив с собой всяких вкусняшек. Они уютненько расположились на досках. Егорка с Леночкой складывали кубики, потом большой конструктор. Мальчик показывал на кукле, где глазки, где носик, где ротик. А Леночка хихикала, хитро строила свои карие глазёнки, и, специально тыкала пальчиком не туда, куда надо. Она эту науку уже прошла и просто веселилась, глядя как Егорка вылупливает глаза от удивления. За этим занятием их и застал Греков. Сел на верхнюю ступеньку и стал наблюдать. Но очень скоро понял, что смотрит только на Алёну. И она повернулась.