Никакой интриги – Мартин был в дикой злости. Ведь никто не смел с ним так разговаривать, и такое невнятное поведение ломало его систему ожиданий, а также план естественного воздействия. Это было стыдно – почему его чары так бездарно прошли сквозь, ни разу не задев? Помимо злости это было недоумение, которое по неясной для него причине закручивало кульбит скомканного эмоционального отклика, который не делал с ним ничего хорошего.

Ещё и при всех – благо, мало кто реально слышал их разговор, но внимание их соприсутствие уже привлекло. При сторонней трактовке вся эта сцена была унижением навязчивого внимания Мартина – а Мартин слишком хорошо знал цену одному негативному контуру восприятия для социума, чтобы это игнорировать.

Социум – вирусологическое образование. И твоё место в нём определяется сетью фоновой поддержки способа описываться другими. Если кому-то недалёкому придёт в голову обратить внимание на это слишком пристально, то вся многогодовая подготовка уйдет в никуда – да, вот так просто.

Что ж, стоит успокоиться. Возможно, другой культурный код повлиял на её тормознутую грубость. Чёрт, неужели для простого моментного обезвреживания стоит уделять столько внимания какому-то чудищу?

Справедливости ради, Мартина никогда не привлекали люди по-настоящему. Он видел то, что всегда сообщалось их красотой. Например, послание «я могу тебя защитить или убить» Здоровяка, «со мной ты забудешь обо всём» соратника. Мужчины в целом красивее женщин – в них больше чистых форм.

Женская красота другая – она про то, что ты можешь у неё забрать. Как витрина. Когда он смотрит на лица, сообщающие внутреннее согласие на слабость, он не может видеть в этом что-то по-настоящему важное.

Другое дело эта чудачка – её лицо не сообщало ничего подобного, да и вообще оно не изображало ничего контактного. Или сообщало всё, да так, что транслятор социальных сообщений трещал и трескался из-за перегруза. Чудовище – не иначе.

Он мельком повернул голову, и внезапно для себя увидел героиню своих мыслей – сердце забилось чаще. От неожиданности. Кстати, то, что он тратит свои мысли на что-то кроме Реального Дела Миссии, ему уже не нравилось.

Однако чудачку он не увидел – это было зеркало в коридоре.

Мартин выругался, отмахиваясь от мысли об очевидном – чудачка была неожиданно красивым мужчиной, будучи женщиной. Мартин заключил, что это неправильное положение дел в мире, и потому отныне она для него Чудовище.

Он наконец дошёл до аудитории. На входе он увидел знакомый затылок. Девушка шла одна и Мартина за спиной не видела. Смех – он услышал тот же смех, что вчера, его расширенную версию. Может она ненормальная просто?

План обезвреживания и вербовки, а значит неизбежного очарования, невыполненным пунктом всё ещё висел над его головой, нарастив усложнения. Ладно, некритично: надо попробовать вчерашний заход, но через прямую демонстрацию превосходства. Где-где, а в магии уж точно ему равных никогда не было и не будет. Пусть узнает своё место. А дальше всё вернется на круги своя. Конечно, теперь обозначить расстановку сил стоит без ложной скромности – и для этого не стоит жалеть ресурсов.

***

Её социальная популярность росла по незримым факультетским законам – внешнее внимание окружающих приносили ей молчаливость и предположительный статус: всё, что могло на это указывать.

На пути в аудиторию к Тэ И уже подбегала стайка слизеринок, желая по-девичьи расспросить «про них с Мартином». Их восторженные голоса и говорливые рты поведали немало о недоступности и невероятной мужественности объекта их вопрошаний. Интересно.

Видимо, она переборщила вчера. Но вчера произошло не только это.

До того, как она в каком-то очень Друг-1-овском азарте ушла из гостиной, Тэ И стихийно обнаружила искомую ей форму силы ГлавГада. Да – она правда поняла формулу книги. И кто бы мог подумать, что она увидит Мартина Сью в таком спектре столь быстро. Возможно, дело было в хроно-магии и его де-реализующем воздействии, но Тэ И на удивление легко осязала игровой формат всего контекста, где она находилась.

Это было очень ей на руку – так она не увязнет в страхе в силу всей несдвигаемой глыбы серьёзности, которая на деле ни на секунду не смещалась с её плеч. Короче, ей удивительно не было стыдно за тот искромётный экспромт, что из неё выходил. За выдуманного деда и фразу про виски.

Потому что она увидела желания Сью – его поведение было соткано так, чтобы привести собеседника в определённую точку. Каждый жест был намеренным, а это значит, всему сказанному нельзя было доверять до обилия фильтров «почему». Как она быстро рассудила, нарушение шаблона действия способно в разрезе показать корень. И она не ошиблась.

Видимо, объект – нарцисс. Об этом можно сказать по его окружению – тому флёру, что ему важен, а также увиденной стратегии завлечения в свои сети. Причём инструментом видит собственное сияние – сексуально заряженное сияние, а то к чему был этот откровенный фейерверк искр в тонально очевидном призыве раздвинуть ноги.

А, ещё он сексист со всеми вытекающими – это уже лично непростительно.

Да, в нормальной жизни она задохнулась бы от самообращённого стыда. Но она не жила нормальную жизнь, а это означало несколько вещей.

В первую очередь, она может творить, что хочет.

А во вторую – она разгадала ядро самого Мартина Сью!

Нарциссизм. Это власть – стремление быть для людей в строго определённом статусе. Инструментом выразительности была собственная персона. Да, это сходилось с тем, что она давным-давно знала про главного врага человечества.

А все идеи лучшего будущего – так, прикрытие, растущее из того или иного чувственного заряда. Вообще-то даже на его фото в том самом альбоме всё кричало об этом. Даже завидно немного…

Но это всё было более-менее понятно. Шокировало Тэ И совершенно другое – то, что возникло в исключительно глупом режиме несоответствия скрипту социального движения между ними, что было сделано ей как случайность.

Имя этому – стихийное превосходство в несомненно самой важной для Сью категории символического места в связи. Её поведение, само выбранное место сверху, за пару минут раскрыло типаж объекта, и сломало его линию несения себя. Тэ И полагала логичным предположить, что экстраполяция этого принципа изменения микро-веток ситуаций ровно соответствует цели её курорта здесь.

Продвигаясь в рассуждениях, Тэ И прямо перед самым входом в аудиторию громко рассмеялась – какое-то интуитивное адаптирование под психопатическое поведение. Ведь всё гениальное вновь оказалось простым, как старые сказки – любой потенциал имеет два направления.

Чтобы не допустить апофеоз доминантности Мартина Сью, в котором так комфортно чувствует себя вирус мирового зла будущего, ей нужно изменить его вектор. Если Мартин Сью – доминант, которому поклоняются, надо перевернуть это в обратную сторону.

Задоминировать Мартина Сью ей надо.

Да – похождения космической проститутки уже не кажутся какой-то шуткой.

Подавить волю Сью, альтернативно направить его самую суть.

Это будет весёлое время…

В аудиторию вошел профессор Милстроу – занятие по боевой магии началось.

***

Мартин закатывал глаза. Медлительный Милстроу густо и вкрадчиво объяснял очевидное по теме магических щитов и атак с ним. Все в аудитории будто бы воспринимали темп событий как само собой разумеющееся. Боже, зачем тратить время на пустое заполнение голов какой-то шелухой в сказочной форме. И кто его поставил во главу такого важного предмета, как теории и практики магии? Мартин поглядывал на часы, ожидая долгожданного момента практики.

Момент настал. Ну всё, думал Мартин, я как обычно великолепно проявлю себя в турах сражений и, конечно же, сделаю и Чудовище.

Но цыганские фокусы непредсказуемы – Мартин наблюдал, как Чудовище ловко разделывается с очередным магом с нездоровым блеском в глазах. Милстроу рукоплещет новенькой, а студенты сгущаются тучами почтительного внимания.

Новенькая… Чудовище улыбается в ответ, при этом совершенно естественно не обращая на него, старосту, внимания. Вероятно, в этой её школе только грубым месивом и занимались, потому она так блистает. Может без этого вовсе никак и женщинам – от медведей обороняться, или кто там живёт в её глуши. Пора сбить с Чудовища спесь.

На импровизированной арене дуэли мысленно Мартин уже заносил палочку в знак будущего успеха.

…а по правде жизни был откинут ответно сильным заклятием, аналогично боевой стратегии Мартина, перенимавшим энергию его щита.

Чудовище грациозно двигалось почти без усилий, тогда как гнев Мартина уже начинал мешать его концентрации.

Его надвигавшееся поражение прервал восторженный сигнал дряхлого Милстроу:

– Стоп! Молодые люди, это было великолепно! Мистер Сью, Ми…

–…сс Тэ И, сэр.

– Даже так… Мисс Тэ И и Мистер Сью, вы подарили нам незабываемое зрелище. Ничья, и наше коллективное восхищение мастерством!

Милстроу жестом призвал класс к аплодисментам, будто все отмечали огромное радостное событие.

А Мартин пытался не потерять лицо и не уничтожить Тэ И убивающим заклятием прямо сейчас.

Глава 14. Никто

– …Вы не очень-то боитесь.

– Вы не очень-то пугаете.

Мартин не мог остановиться. Днём это было ещё терпимо, но в ночи становилось невыносимо. Что-то новое из забытой части совершенно примитивного опыта человеческой импульсивности беспокоило его, но он не мог сопротивляться этому слишком долго. В течение дня он пересекался с ней всего лишь взглядами, и её свинцового взгляда было достаточно, чтобы его тело унизительно отзывалось самым примитивным образом. Когда они случайно касались рукавами мантий в классе, заряд проклятия прожигал его, и он чаще отдёргивал руку – и не всегда получалось это сделать совершенно незаметно, судя по её пронзительному выражению лица и волне дополнительного внимания со стороны зевак однокурсников.

Физические импульсы были прямой дорогой в простые способы быть подвластным иному, но даже с этим в варианте властной мужской доминантности он готов был смириться.

Освоение территории сексуального направления своих властных импульсов подтверждало бы его истинную природу, которая просто требовала новой площади.

Но то, что испытывал он, совершенно не было на это похоже. Он слышал её интонации, наблюдал движение её шеи и рельефных плеч, которые виднелись под мантией, и ощущал что-то совсем чужеродное и глубоко тянувшееся по всему его существу, что он не мог опознать. Будто это была змея, которая так долго спала, что теперь поднимала голову, обжигая вены, по которым ползла. И в этом он не узнавал себя.

В течение дня в голове мерцали картинки её взгляда, поворота головы, злости на её лице, улыбки. Она излучала особую ауру.

Днём он тщательно на относительном расстоянии коллекционировал её в своей памяти, испытывая жгучую ярость. По ночам он регулярно трогал обнажённый член, вымещая свой гнев от этих картинок и её самодовольства в такой форме сублимации, чтобы не убить человека посреди учебного года, как объяснял он себе сам.

Катастрофа началась тогда, когда он периодически стал пропадать во время уроков за дрочкой в школьном туалете, чтобы как-то унять напряжение, когда оно настигало особенно невыносимо.

По началу это были картинки его наблюдений и воспоминаний о ней, собранных в течение дня. Они и всегда были направлены только на него, и это сродни заклинанию увеличивало член в размерах.

Постепенно они превращались в более страшные картины того, как она стоит на нём и делает то, что создает мотивацию научиться магии скрытия мыслей.

Ей не приходится угрожать ему палочкой – она констатирует. Лениво, самодовольно указывает – и это и есть приказ.

В этих фантазиях она держала Мартина у своих ног и погружала свой палец в его рот, постепенно ускоряясь.

– Смотри на меня, – снисходительно, с полной уверенностью, что он сам не захочет уйти. Что он сам этого хочет: чувствовать холод мрамора в школьном туалете и слышать своё разъедающее, унизительное поскуливание от окатывающей с головой и сносящей привычный подконтрольный мир волны позора, прямо как у Паркинсон тогда.

И Тэ И его за это презирает.

Под её холодным взглядом и безумством серьёзности всего желание становится неумолимым, безудержным. Настолько, что огромная магическая сила Мартина целиком вымещала себя в темп быстрого движения руки с резкими выдохами, в тотальной отдаче всей своей досадной ярости.

В пиковых точках Мартин слышал её слова, когда она ухмылялась и говорила, что он всего лишь обиженный сиротка, не стоящий ничего за пределами своих фантазий о себе. Тогда в ходе перепалки внешне Мартин сдержался, но подсаженная болезнь её слов нашла корень, через который разрывала плоть.

И он интенсивно кончал, содрогаясь в кабинке, злясь и чувствуя глубокое отвращение к самому себе.

Он, великий ГлавГад, хотел Тэ И. Причём хотел её власти. Так же сильно, как когда-то хотел убивать.

***

– Признайся: ты пытаешься казаться тем, кем не являешься

Её редкие едкие фразы были бы нейтральны, не будь Мартин – Мартином.

Но это резало то, чего давно в нём, казалось бы, не было.

Мартин не сомкнул глаз в эту ночь. Сегодня был новый эпизод.

Впервые за долгое время он чувствовал себя полным дерьмом от того, как близко приблизился к себе. И обеспечила это именно она.

Она окунала его в его же части, которые он давно отринул и предпочёл бы забыть или всегда в исключительно выбранном им качестве помнить.

Месть, злость – это было лучшее топливо его движения до сих пор. Но она, девушка с саркастичной улыбкой, будто не боялась дотронуться со всем жаром жизни до того, что он годами ограждал стеной и умнейшими стратегиями обхождения, что было предметом его гордости и основой того знания, что несло его вперёд.

В начале жизни он поплатился в ход будущего великолепия – и его полностью устраивала эта мёртвая зона в точке начала. А этот человек трогал его так просто и ярко за те места внутри, что давно стали неодушевлёнными, и этими прикосновениями из них вырывались языки неведомых взрывов, отблески, которые он всегда презирал в своих сверстниках.

Его недвижимые эмоции и давние зарытые вглубь переживания, которые занимали стабильные места и роли, вновь задвигались, присвоились, и поменяли своё направление. Из них не складывалась такая плотная картинка знания себя и будущего, какой он так гордился все это время ранее. Основы в нём меняли вектора, больно сталкиваясь лбами, и наслаждение, которое искрой высекалось на периферии этой боли, унижало его.

Он вынужденно варился сам с собой через её легкое наставничество.

И это ужасало.

***

Она была в чёртовой эйфории. Очередной день успешной игры в босса на мгновение заставил её поверить, что всё это было правдой.

Давайте начистоту – Тэ И девственница. Тем более в сфере даже дилетантской любовной (как сказал Горячий Парень, корневой) магии. На её стороне всегда только книги и собственная оголтелость.

Крайне смешно, что именно она взялась за миссию по спасению мира через перенаправленное переприсвоение властных сил будущего ГлавГада. И это усугубляется точностью её расчётов: в стратегии ёмкого увиливания.

Люди, подобные Сью, не доверяют другим, на что у них определённо есть бесспорные основания. Их базовая настройка – гипернаправленность на предмет, гарантирующая успех почти в любом выбранном деле, потому как это – побег. И у Мартина Сью причин бежать из себя было больше любого студента Школы.

Тэ И рассудила, что для слома исторически разрушительного способа Мартина Сью «бежать из себя» нужно немногое – не мешать.

Разум Сью достроит картинку по основным параметрам первичной замеченности, а дальше стоит слегка подливать масло в огонь. Фактурные точечные, накалённые пересечения с пронзительными фразами в нужную ей сторону.

Дело в том, что при недостаточности прямых воздействий от Тэ И к Сью, у последнего сформируется рефлекторное срастание себя и фигуры Тэ И, ввиду не-объектного типа поведения: это критерии слома шаблонов, заявляемое превосходство в зоне ценности объекта и, конечно, не-активный контакт по направлению к нему (чем грешат все остальные).

А Сью был хорош, что греха таить – Тэ И в течение всей своей незаметной миссии стратегического молчания не могла понять, куда всё идёт? И идёт ли куда-то.

Работает ли план так, как она увидела?

Хорошо, что бонусами случайно заработанного статуса на акультете Гавнюков было монетизированное алкоголем уважение.

Так можно почти забыть, что она по сути грамотно спланированное, закрытое пародийными манерами выученной силы никто.

После очередного глотка огневиски она всё про себя знала.

Слова путались, логические картины осознания будущего шлейфа последствий алкоголя в хроно-периоде были просто кирпичиками собственного превосходства.

Тэ И была на вершине мира, и отсюда могла делать с кем и чем ей хотелось всё, что она хотела. Чистый нектар кайфа.

Гостиная и новая свита остались в прошлом – она шла по тусклому коридору. Вроде тусклому, а коридор-то был весёлым центром мира, стены отлетали от неё, и её право на внимание было абсолютным.

Неужели так себя базово ощущает любой слизеринец? Огневиски пока не осязался как что-то лишнее, скорее был помощником раскрытия того напряжённого собирания себя как законного предмета личной гордости. Будто появился внешний повод раскрыть в себе то, что билось об остатки границ.

А нахуя? Она могла сделать себя, кем хотела – женщиной, мужчиной, богом, чёртом. И никто её никогда не мог остановить. Она всем этим была – не уверена, в разные ли времена. Она просто голое величие, и позволяет себе всё, что величие требует вместить. На её лице была ухмылка, шаг был драматично маскулинным – каково парням видеть, что она больше мужчина, чем они все, не будучи мужчиной.

По мановению внутреннего напряжения, в странной интриге она шла к стихийно возникшей в её воображении цели – ванне старост. Если не ошибалась интуиция и откуда-то всплывшее знание, Мартин был сейчас там.

Глава 15. Шаг

Тэ И была в мраморной комнате забытия – фонтаны плотными потоками воды вздымались к небесам, обрушиваясь в бассейн цветами факультетов. Спасибо болтливой натуре Аристократки за пароль от легендарной вотчины старост.

Холодный пол, шум воды и незнакомого состояния борьбы. Но боролась не Тэ И – боролось что-то, что не хотело быть ей.

И это что-то намерено уронило бутылку виски и сделало шаг.

Белая сильная спина в поле зрения Тэ И сменилась торсом.

Шаг – глаза Тэ И встретились с чужими, зелёными. Длинные мокрые ресницы по идее должны защищать органы зрения, но сейчас они предательски для их владельца показывали чёткое опознавание будущего в паре секунд от них. Показывали, насколько досконально знают путь той нити, что невидимыми усиленными процессами была натянута между Мартином и Тэ И и превратилась в грязный жёсткий канат, подобно тем, на которых заставляют взбираться немагических детей в школах.

Да – он это чувствует.

Это значит, Тэ И должна сделать ещё шаг.

Если честно, Тэ И совсем не знала, как нужно себя вести. Она не была с мужчиной, тем более в той экстравагантной роли, что была её сверхзадачей во имя спасения человечества. Ради этого ли?

Всё время здесь, на островке этой другой жизни, она неслась в непредсказуемом направлении в салоне скоростного авто, и уже не была уверена, кто был за рулём.

В этой комнате жалобный писк её самой издавал последние потуги достучаться до мозгового центра и сообщить что-то важное.

Внутри неё давно кричала она сама, но язык, на котором это «я» вопило, становился всё непонятнее. Но слышать крики под водой – плохой знак. И она сделала шаг.

Она будто уже была здесь, в этой петле неясного источника чувств и ситуации, и чужой, слишком жёсткий голос сказал её губами:

– На колени.

Беззлобно. С леденящим знанием неизбежности.

Мгновение – и чужие зелёные глаза смотрели на неё снизу.

***

Мартин так устал. Он слишком много был в постоянной стойке, на постоянной основе работающий перед невидимой толпой зрителей, для которой он был безупречным, строгим и властным.

Не считая секунд восстановительной слабости его болезни, которые полностью брали своё в навсегда потерянном им балансе.

Либо ты настоящий и убогий, либо в вечной игре и стойке.

Он давно выбрал второе. Первое удел слабаков. Кто вообще создал культ настоящего? Кто-то умный для контроля. Такой, кто не побоялся требовать и нападать первым. И он не боится. Хорошо, что остальные достаточно связаны социальными узами, чтобы добровольно это пропускать.

Он давно не задавался вопросом, от чего он бежит и насколько ему тяжело. Иначе попросту остановишься.

Но сейчас невидимая нить тянула его в другую сторону.

И выход в свои стремления был совсем не там.

Как только стекло разбилось за его спиной, он узнал призыв неизбежного.

***

В другой жизни она бы его пожалела – увидела в этих глазах страх и память насилия, и даже если позволила себе ошибку заиграться, она бы моментально отступила от того, кто испытывал бы ступор от потери и препятствия своей воле. Но сейчас она была абсолютно наверху, держа во власти все основания Мартина Сью, будущего ГлавГада, ломала его собственными же силами, позоря и сексуально истязая, и это не имело никакого отношения к её миссии – и её это не волновало.